– Не думаю, что вашей бабушке придется по душе мой визит, – усмехнулся он. – Так что лучше не стоит. Да и не хочется мне никого видеть, кроме вас.
Александра отвернулась, пряча глуповато-довольную улыбку, которая помимо воли просилась на лицо.
– Хорошо, тогда будем просто кататься.
– Кстати, – заговорил Сурин, когда они выбрались на дорогу. – Александра, а ведь это опасно – вот так разъезжать в одиночестве. Мало ли какой негодяй повстречается, как тот Черепанов, или дикие звери…
– Диких зверей в нашей округе не водится, – возразила девушка. – На той стороне Днепра они есть, но туда я как раз и не езжу. А что до негодяев… Не было их тут никогда, вот я и не боялась.
– У вас есть какое-нибудь оружие? Хоть дамский пистолет?
– Да. И стрелять я немного умею, меня научил муж нашей соседки, отставной офицер. Да, вы правы! Надо хоть пистолет брать с собой.
Сурин покачал головой.
– Лучше кого-то из слуг – так будет гораздо надежней. Но что это я взялся давать вам непрошеные советы? – спохватился он. – Когда хочешь, рассердитесь, и на том наша прогулка закончится.
– Не рассержусь, – улыбнулась Саша. – Ведь ваши советы разумные. Только не повторяйте их в присутствии маменьки! Она и так неохотно отпускает меня кататься одну, а тогда наверняка не отпустит.
Она рассмеялась, потом посмотрела на Сурина с задорным вызовом.
– Дорогу на Староселье можно срезать через этот луг. Хотите поскачем наперегонки?
– Нет, – возразил он с озорной улыбкой. – Я заранее уверен, что проиграю. Я неважный наездник, Александра. В юности меня никто не учил кататься верхом, а в зрелом возрасте мне было недосуг этому учиться.
Александра на мгновение опешила.
– Как это странно – слышать от вас такие признания! Мне казалось, что вы должны все уметь делать лучше других.
Сурин неловко откашлялся:
– Милая Александра, вы слишком лестного мнения обо мне. Я умею лишь наживать деньги лучше других, а во многих остальных вещах я полный профан. Например, я так и не выучил французского языка и, когда светские дамы заговаривают со мной по-французски, чувствую себя полным дураком.
– Это, конечно, плохо, – иронично отозвалась она. – Но не думаю, что утонченные дамы осудят вас. Будь вы небогат – другое дело, но богачам все прощается. У богатых женихов не бывает серьезных недостатков, лишь «маленькие извинительные слабости».
Сурин посмотрел на нее с восхищением:
– Александра, вы прелесть! Да, вы попали в точку. И, пожалуй, вы – единственная светская дама, которая не желает быть ко мне снисходительной. Но, раз уж вы сегодня настроены дружелюбно… Можно мне набраться нахальства и попросить мазурку вдобавок к кадрили и вальсу? Ей-богу, как представлю, что придется танцевать ее с кем-то другим, так не хочется ехать на этот дурацкий бал.
Александра напустила на себя строгий вид:
– Сергей Николаевич! Но вы же сами должны понимать, что просите невозможного.
– Значит, нет? – огорченно промолвил он.
– Значит… да! – ответила Александра и с задорным смехом пустила лошадь в галоп.
Когда, два часа спустя, она вернулась домой, бабушка встретила ее укоризненным взглядом.
– Ты совсем потеряла счет времени, – проворчала она. – Мы тебя ждали-ждали, потом не выдержали и сели одни завтракать. Что ты так задержалась? Встретила кого из знакомых?
– Нет, – ответила Саша. – Просто… я замечталась и заехала далеко, а лошадь устала, пришлось возвращаться домой шагом.
– О чем же ты замечталась?
– О том, что буду делать, когда приеду с дядюшкой в Петербург.
Софья Аркадьевна неодобрительно поджала губы, но ничего не сказала и только распорядилась подавать внучке завтрак. Переодевшись в домашнее платье, Александра в одиночестве уселась за стол.
«Сказать или не сказать маменьке о том, что сейчас случилось?» – думала она. И решила, что лучше не говорить. Маменька пристанет с расспросами, захочет вызнать подробности ее свидания с Суриным…
«Свидания», – повторила про себя Александра, удивившись, как это неуместное слово пришло ей на ум. Никакого свидания у них с Суриным не было. Свидание – это когда люди встречаются, заранее договорившись, а они встретились совершенно случайно.
Или не так уж случайно?
«Интересно, ты теперь до ночи не успокоишься? – рассердилась на себя Александра. – Подумать, какое событие – поехала кататься и повстречала Сурина!»
Повстречала Сурина. И провела наедине с ним больше двух часов, да еще и отдала ему мазурку вдобавок к двум обещанным танцам. Можно вообразить, как теперь зачешут языки местные сплетники! Впрочем, пусть их болтают. И пытаются «открыть Сурину глаза». Ей нечего бояться – она не играет с ним, не притворяется, не пытается завлечь его в сети. Поэтому никакие наветы и интриги злобных завистников ей не страшны.
Получив от сестры приглашение погостить в Дубровицах, Роман Данилович Новосельский очень обрадовался. Решив не терять времени, он быстро послал телеграмму, чтобы уточнить сроки приезда, и начал собираться в дорогу. И тут-то, в разгар приятных хлопот, князь вдруг обнаружил, что все обстоит хуже некуда.
На дорогу в Смоленск еще можно было наскрести денег. И даже – на подарки Бахметьевым. Но ведь в намерения князя входило не просто «поехать погостить», а привезти Александру в Петербург. А это означало, что ее нужно достойно принять. Устроить в своем доме с комфортом, нанять камеристку, приготовиться объезжать модные магазины и разные интересные места. Все это требовало немалых расходов, а денег на них не имелось. Занять же приличную сумму было не у кого.
Поразмыслив, Новосельский решился ехать к знакомому ростовщику, Савелию Кузьмичу Голубкину. Этот ростовщик был изрядная шельма, и рассчитывать, что он одолжит денег просто так, не приходилось. Поэтому Роман Данилович предварительно собрал целую шкатулку разных ценных вещиц: золотые часы, булавку для галстука с крупным рубином, старинную табакерку, пару серег и браслетов, оставшихся от покойной супруги, и прочую драгоценную мелочь. Осмотрев наполненную шкатулку, князь рассудил, что все это никак не потянет на необходимые ему пятнадцать тысяч рублей, и велел слугам упаковать в коробки несколько фарфоровых ваз, малахитовый письменный прибор и часть столового серебра.
После этого князь оделся и распорядился закладывать коляску. Но тут выяснилось, что кучер, которому давно не платили жалование, ушел. Пришлось Новосельскому посылать камердинера за извозчиком и тащиться со всем своим скарбом в наемном экипаже.
Савелий Кузьмич Голубкин жил в собственном небольшом доме, стоявшем в пустынном переулке близ Крюкова канала. Прежде чем открыть дверь на звонок Новосельского, он выглянул в зарешеченное окно. Роману Даниловичу показалось, что лицо ростовщика не очень довольное, и он сразу приготовился к настойчивым убеждениям.
– Жди меня тут и никуда не уезжай, я скоро, – сказал он извозчику, доставая из экипажа коробки.
Голубкин встретил его приветливо, хотя и довольно сдержанно. Он долго рассматривал вещицы из шкатулки, вертел перед собой фарфор и серебро и, наконец, с тяжким вздохом посмотрел на князя:
– Даю шесть тысяч рублей, и то лишь из уважения к нашей старой дружбе.
Новосельский едва не выругался от огорчения и злости.
– Помилуйте, Савелий Кузьмич, как шесть тысяч? За все это?!
– Но, дорогой князь, я ведь рискую не только не получить прибыли, но еще и остаться в накладе, – развел руками Голубкин. – Ежели вы не сможете отдать мне долг, мне придется хорошо постараться, чтобы продать эти вещи и выручить шесть тысяч. О моей же выгоде тут даже и речи не идет.
Новосельский сердито засопел:
– Савелий Кузьмич, да побойтесь Бога! Тут одни серьги должны потянуть тысячи на три!
– Пожалуй… если бы они продавались в магазине. А какой ювелир возьмет их у меня за полную цену? Да и фасон устарел, нынче такое носят только немолодые дамы. И с остальными вещами такая же петрушка. Одна лишь табакерка ценная, потому что по нашим временам считается антикваром.
– Ну, хоть десять тысяч! Меньше никак нельзя!
Голубкин сочувственно улыбнулся и снова развел руками.
– Увы, князь, не вытанцовывается!
Новосельский взволнованно прошелся по комнате.
– Эх, Савелий Кузьмич! Запамятовали вы, как в былые времена я вытаскивал вас из разных неприятностей! Если б не мои связи, вам бы уже давно пришлось свернуть свои дела да, пожалуй, уехать из столицы. Ведь выручал же я вас, правда? А вы теперь меня выручить не желаете!
На круглом, чисто выбритом лице Голубкина отразилось душевное страдание.
– Батюшка Роман Данилович, да ведь и я вас не раз выручал из денежных затруднений! То, что долг платежом красен, я всегда хорошо понимал. Но сейчас… Ведь, признайтесь, не вернете же вы мне этих десяти тысяч! – Пронзительные глаза ростовщика впились в лицо Новосельского. – Прошлый раз не вернули, пришлось мне покрутиться со сбытом ваших вещей, чтобы не остаться в убытках. А теперь как бы хуже не вышло.
Новосельский глубоко вздохнул и с мольбой посмотрел на Голубкина.
– Савелий Кузьмич, поверьте, мне понятны все ваши опасения. Но… эти десять тысяч мне нужны просто позарез! Еду в Смоленскую губернию за своей племянницей, надеюсь привезти ее сюда и извлечь из этого выгоду. Однако же, сами понимаете, что для этого сперва нужно потратиться… – Он замолчал, заметив, что ростовщик слушает его с растущей досадой, и в отчаянии воскликнул: – Ну давайте, я вам заложу еще мебельный гарнитур из моей парадной гостиной!
– Нет, мебель – это дело хлопотное, – покачал головой Голубкин. – Тогда уж лучше… карету! Я как-то видел вас в ней, она, кажется, еще в неплохом состоянии.
– Идет, – согласился князь.
Получив вожделенные десять тысяч рублей, Роман Данилович вышел на улицу. И громко чертыхнулся, не обнаружив на месте извозчика.
– Вот подлец, уехал! И зачем я только заплатил ему за дорогу сюда? Надо было ничего не давать, да он же, гад этакий, везти не соглашался, не получив вперед денег…
Закутавшись поплотнее в плащ, Новосельский двинулся в направлении людной Садовой улицы, где можно было поймать извозчика. Внезапно позади него раздались шаги и, не успел он обернуться, как двое молодцев обступили его с обеих сторон и крепко взяли под руки.
– Тихо, князь, не кричи, а не то прибьем! – послышалось грозное предостережение, и перед Новосельским возникла высокая фигура с бородатым лицом и надвинутым на глаза картузом.
Из груди Романа Даниловича вырвался глухой стон. Перед ним стоял Павел Верзилин, купец третьей гильдии и его бывший приятель.
– Что, Роман, струхнул? – усмехнулся Верзилин. – Да, знает кошка, чье мясо съела… Ладно, некогда мне с тобой долгие беседы вести. Говори лучше: когда десять тысяч думаешь отдавать?
– Послушайте, господин Верзилин, – с достоинством заговорил опомнившийся Новосельский. – Во-первых, прикажите своим людям отпустить меня. А во-вторых…
– Десять тысяч… где? – перебил Верзилин. – Ты ведь обещался мне их еще полгода назад отдать. А сам не отдал, да еще и прячешься от меня, велишь слугам врать, что тебя дома нет, когда я прихожу. Нехорошо, князь, так между порядочными людьми не делается. Или ты думаешь, что, ежели я расписки с тебя не взял, то можно не отдавать? – по лицу Верзилина скользнула недобрая ухмылка.
«О боже, неужели он следил за мною и знает, что я от ростовщика? – в ужасе подумал Роман Данилович. – Не может такого быть! Скорее, эта встреча случайна»…
– Помилуйте, Павел Степаныч, что за нелепые предположения? – он напустил на себя оскорбленный вид. – Разумеется, я собираюсь отдавать, просто у меня были денежные затруднения… Да хоть сейчас давайте поедем ко мне, и я тысячу рублей вам отдам! А там и остальные мало-помалу…
– К тебе? – переспросил Верзилин. – А сейчас ты без денег разве? Ты ведь от Голубкина вышел… – Верзилин огляделся и, убедившись, что на улице никого нет, кроме двух старушек, снова обернулся к Новосельскому. – Ну-ка брат, показывай карманы!
Роман Данилович побледнел.
– Да что вы себе позволяете, милостивый государь! – громко воскликнул он в надежде, что кто-нибудь услышит и поспешит на помощь. – Это же вопиющее безобразие! Отойдите с дороги и дайте мне пройти!
Вместо ответа Верзилин начал деловито обшаривать его карманы.
– Караул! – истошно завопил Новосельский. – На помощь! Убивают!!!
Подручные Верзилина растерялись и ослабили хватку. Рванувшись изо всех сил, Новосельский высвободился, оттолкнул Верзилина и стремглав понесся по улице. Его плащ остался в руках у верзилинских молодцев, шляпа слетела, но князь даже не заметил таких мелочей. Он уже понял, что здесь, в этом злополучном переулке, ему никто не придет на выручку, и вся надежда на спасение состоит в том, чтобы добежать до оживленной улицы.
– Держи вора! – громко кричал Верзилин, несясь со своими подручными за Новосельским. И, к возмущению князя, редкие прохожие оборачивались на этот крик и смотрели на него так, будто он и впрямь был каким-то ворюгой, а не невинно пострадавшим лицом.
Наконец, выбежав на соседнюю улицу, Роман Данилович увидел богатую карету. Закричав: «Помогите!», он бросил наперерез экипажу, и тот остановился. Дверь распахнулась, и Новосельский запрыгнул внутрь, после чего кучер подстегнул лошадей, и карета понеслась по улице.
– Ворюга! Подлец! Мошенник! – кричал вслед карете Верзилин. – Погоди, я еще с тобой посчитаюсь!
Но вот экипаж свернул за угол, и Верзилин исчез из виду Новосельского. Лишь теперь князь почувствовал, до какой степени он выдохся, а также осознал весь ужас происшедшего. Милосердное небо, ведь у него только что чуть не отобрали деньги! Те самые десять тысяч, которые он с таким трудом вытянул у ростовщика.
Теперь было ясно, что Верзилин следил за ним от самого дома. Должно быть, он пришел к нему, чтобы в очередной раз потребовать долг, а ему сказали, что «князь де не принимает». И тогда Верзилин решил ждать на улице. Он увидел, как Роман Данилович садился в наемную карету, поехал следом и оказался возле дома ростовщика, где тотчас прогнал извозчика и стал караулить, когда князь выйдет на улицу.
«И как это меня угораздило связаться с Верзилиным да еще и денег у него занять? – в ужасе думал Новосельский. – Ведь у этого бандита на роже написано, что он за деньги убьет! А самое досадное, что на него даже пожаловаться нельзя. Во-первых, свидетелей нападения наверняка не сыщется, а во-вторых, начни жаловаться, так, пожалуй, и сам погоришь: начнут ворошить дела, выяснять мое положение»…
Раздавшийся рядом смех выдернул Новосельского из раздумий и напомнил, что он едет в чужом экипаже. Смутившись от своей забывчивости, князь повернулся к своему спасителю, и его лицо изумленно вытянулось. Перед ним находился граф Борис Анатольевич Валуев, бывший сослуживец князя по гвардейскому полку.
– Борис… Неужто это и в самом деле ты? – растерянно пробормотал Новосельский.
– Я, – весело отвечал тот. – А что, так сильно постарел, что ты меня сразу не признал? А я вот тебя с первого взгляда узнал, – продолжал Валуев, не дожидаясь ответа. – Еду себе в карете, вдруг слышу шум. Выглядываю в окно, а там – боже правый, несется Роман Новосельский, а за ним трое громил, ха-ха-ха! Кто это тебя, брат, так преследовал, что ты даже шляпу на бегу потерял?
– Э… да вот, привязались в темном переулке какие-то бандиты да хотели ограбить, – ответил Роман Данилович.
Александра отвернулась, пряча глуповато-довольную улыбку, которая помимо воли просилась на лицо.
– Хорошо, тогда будем просто кататься.
– Кстати, – заговорил Сурин, когда они выбрались на дорогу. – Александра, а ведь это опасно – вот так разъезжать в одиночестве. Мало ли какой негодяй повстречается, как тот Черепанов, или дикие звери…
– Диких зверей в нашей округе не водится, – возразила девушка. – На той стороне Днепра они есть, но туда я как раз и не езжу. А что до негодяев… Не было их тут никогда, вот я и не боялась.
– У вас есть какое-нибудь оружие? Хоть дамский пистолет?
– Да. И стрелять я немного умею, меня научил муж нашей соседки, отставной офицер. Да, вы правы! Надо хоть пистолет брать с собой.
Сурин покачал головой.
– Лучше кого-то из слуг – так будет гораздо надежней. Но что это я взялся давать вам непрошеные советы? – спохватился он. – Когда хочешь, рассердитесь, и на том наша прогулка закончится.
– Не рассержусь, – улыбнулась Саша. – Ведь ваши советы разумные. Только не повторяйте их в присутствии маменьки! Она и так неохотно отпускает меня кататься одну, а тогда наверняка не отпустит.
Она рассмеялась, потом посмотрела на Сурина с задорным вызовом.
– Дорогу на Староселье можно срезать через этот луг. Хотите поскачем наперегонки?
– Нет, – возразил он с озорной улыбкой. – Я заранее уверен, что проиграю. Я неважный наездник, Александра. В юности меня никто не учил кататься верхом, а в зрелом возрасте мне было недосуг этому учиться.
Александра на мгновение опешила.
– Как это странно – слышать от вас такие признания! Мне казалось, что вы должны все уметь делать лучше других.
Сурин неловко откашлялся:
– Милая Александра, вы слишком лестного мнения обо мне. Я умею лишь наживать деньги лучше других, а во многих остальных вещах я полный профан. Например, я так и не выучил французского языка и, когда светские дамы заговаривают со мной по-французски, чувствую себя полным дураком.
– Это, конечно, плохо, – иронично отозвалась она. – Но не думаю, что утонченные дамы осудят вас. Будь вы небогат – другое дело, но богачам все прощается. У богатых женихов не бывает серьезных недостатков, лишь «маленькие извинительные слабости».
Сурин посмотрел на нее с восхищением:
– Александра, вы прелесть! Да, вы попали в точку. И, пожалуй, вы – единственная светская дама, которая не желает быть ко мне снисходительной. Но, раз уж вы сегодня настроены дружелюбно… Можно мне набраться нахальства и попросить мазурку вдобавок к кадрили и вальсу? Ей-богу, как представлю, что придется танцевать ее с кем-то другим, так не хочется ехать на этот дурацкий бал.
Александра напустила на себя строгий вид:
– Сергей Николаевич! Но вы же сами должны понимать, что просите невозможного.
– Значит, нет? – огорченно промолвил он.
– Значит… да! – ответила Александра и с задорным смехом пустила лошадь в галоп.
Когда, два часа спустя, она вернулась домой, бабушка встретила ее укоризненным взглядом.
– Ты совсем потеряла счет времени, – проворчала она. – Мы тебя ждали-ждали, потом не выдержали и сели одни завтракать. Что ты так задержалась? Встретила кого из знакомых?
– Нет, – ответила Саша. – Просто… я замечталась и заехала далеко, а лошадь устала, пришлось возвращаться домой шагом.
– О чем же ты замечталась?
– О том, что буду делать, когда приеду с дядюшкой в Петербург.
Софья Аркадьевна неодобрительно поджала губы, но ничего не сказала и только распорядилась подавать внучке завтрак. Переодевшись в домашнее платье, Александра в одиночестве уселась за стол.
«Сказать или не сказать маменьке о том, что сейчас случилось?» – думала она. И решила, что лучше не говорить. Маменька пристанет с расспросами, захочет вызнать подробности ее свидания с Суриным…
«Свидания», – повторила про себя Александра, удивившись, как это неуместное слово пришло ей на ум. Никакого свидания у них с Суриным не было. Свидание – это когда люди встречаются, заранее договорившись, а они встретились совершенно случайно.
Или не так уж случайно?
«Интересно, ты теперь до ночи не успокоишься? – рассердилась на себя Александра. – Подумать, какое событие – поехала кататься и повстречала Сурина!»
Повстречала Сурина. И провела наедине с ним больше двух часов, да еще и отдала ему мазурку вдобавок к двум обещанным танцам. Можно вообразить, как теперь зачешут языки местные сплетники! Впрочем, пусть их болтают. И пытаются «открыть Сурину глаза». Ей нечего бояться – она не играет с ним, не притворяется, не пытается завлечь его в сети. Поэтому никакие наветы и интриги злобных завистников ей не страшны.
ГЛАВА 11
Получив от сестры приглашение погостить в Дубровицах, Роман Данилович Новосельский очень обрадовался. Решив не терять времени, он быстро послал телеграмму, чтобы уточнить сроки приезда, и начал собираться в дорогу. И тут-то, в разгар приятных хлопот, князь вдруг обнаружил, что все обстоит хуже некуда.
На дорогу в Смоленск еще можно было наскрести денег. И даже – на подарки Бахметьевым. Но ведь в намерения князя входило не просто «поехать погостить», а привезти Александру в Петербург. А это означало, что ее нужно достойно принять. Устроить в своем доме с комфортом, нанять камеристку, приготовиться объезжать модные магазины и разные интересные места. Все это требовало немалых расходов, а денег на них не имелось. Занять же приличную сумму было не у кого.
Поразмыслив, Новосельский решился ехать к знакомому ростовщику, Савелию Кузьмичу Голубкину. Этот ростовщик был изрядная шельма, и рассчитывать, что он одолжит денег просто так, не приходилось. Поэтому Роман Данилович предварительно собрал целую шкатулку разных ценных вещиц: золотые часы, булавку для галстука с крупным рубином, старинную табакерку, пару серег и браслетов, оставшихся от покойной супруги, и прочую драгоценную мелочь. Осмотрев наполненную шкатулку, князь рассудил, что все это никак не потянет на необходимые ему пятнадцать тысяч рублей, и велел слугам упаковать в коробки несколько фарфоровых ваз, малахитовый письменный прибор и часть столового серебра.
После этого князь оделся и распорядился закладывать коляску. Но тут выяснилось, что кучер, которому давно не платили жалование, ушел. Пришлось Новосельскому посылать камердинера за извозчиком и тащиться со всем своим скарбом в наемном экипаже.
Савелий Кузьмич Голубкин жил в собственном небольшом доме, стоявшем в пустынном переулке близ Крюкова канала. Прежде чем открыть дверь на звонок Новосельского, он выглянул в зарешеченное окно. Роману Даниловичу показалось, что лицо ростовщика не очень довольное, и он сразу приготовился к настойчивым убеждениям.
– Жди меня тут и никуда не уезжай, я скоро, – сказал он извозчику, доставая из экипажа коробки.
Голубкин встретил его приветливо, хотя и довольно сдержанно. Он долго рассматривал вещицы из шкатулки, вертел перед собой фарфор и серебро и, наконец, с тяжким вздохом посмотрел на князя:
– Даю шесть тысяч рублей, и то лишь из уважения к нашей старой дружбе.
Новосельский едва не выругался от огорчения и злости.
– Помилуйте, Савелий Кузьмич, как шесть тысяч? За все это?!
– Но, дорогой князь, я ведь рискую не только не получить прибыли, но еще и остаться в накладе, – развел руками Голубкин. – Ежели вы не сможете отдать мне долг, мне придется хорошо постараться, чтобы продать эти вещи и выручить шесть тысяч. О моей же выгоде тут даже и речи не идет.
Новосельский сердито засопел:
– Савелий Кузьмич, да побойтесь Бога! Тут одни серьги должны потянуть тысячи на три!
– Пожалуй… если бы они продавались в магазине. А какой ювелир возьмет их у меня за полную цену? Да и фасон устарел, нынче такое носят только немолодые дамы. И с остальными вещами такая же петрушка. Одна лишь табакерка ценная, потому что по нашим временам считается антикваром.
– Ну, хоть десять тысяч! Меньше никак нельзя!
Голубкин сочувственно улыбнулся и снова развел руками.
– Увы, князь, не вытанцовывается!
Новосельский взволнованно прошелся по комнате.
– Эх, Савелий Кузьмич! Запамятовали вы, как в былые времена я вытаскивал вас из разных неприятностей! Если б не мои связи, вам бы уже давно пришлось свернуть свои дела да, пожалуй, уехать из столицы. Ведь выручал же я вас, правда? А вы теперь меня выручить не желаете!
На круглом, чисто выбритом лице Голубкина отразилось душевное страдание.
– Батюшка Роман Данилович, да ведь и я вас не раз выручал из денежных затруднений! То, что долг платежом красен, я всегда хорошо понимал. Но сейчас… Ведь, признайтесь, не вернете же вы мне этих десяти тысяч! – Пронзительные глаза ростовщика впились в лицо Новосельского. – Прошлый раз не вернули, пришлось мне покрутиться со сбытом ваших вещей, чтобы не остаться в убытках. А теперь как бы хуже не вышло.
Новосельский глубоко вздохнул и с мольбой посмотрел на Голубкина.
– Савелий Кузьмич, поверьте, мне понятны все ваши опасения. Но… эти десять тысяч мне нужны просто позарез! Еду в Смоленскую губернию за своей племянницей, надеюсь привезти ее сюда и извлечь из этого выгоду. Однако же, сами понимаете, что для этого сперва нужно потратиться… – Он замолчал, заметив, что ростовщик слушает его с растущей досадой, и в отчаянии воскликнул: – Ну давайте, я вам заложу еще мебельный гарнитур из моей парадной гостиной!
– Нет, мебель – это дело хлопотное, – покачал головой Голубкин. – Тогда уж лучше… карету! Я как-то видел вас в ней, она, кажется, еще в неплохом состоянии.
– Идет, – согласился князь.
Получив вожделенные десять тысяч рублей, Роман Данилович вышел на улицу. И громко чертыхнулся, не обнаружив на месте извозчика.
– Вот подлец, уехал! И зачем я только заплатил ему за дорогу сюда? Надо было ничего не давать, да он же, гад этакий, везти не соглашался, не получив вперед денег…
Закутавшись поплотнее в плащ, Новосельский двинулся в направлении людной Садовой улицы, где можно было поймать извозчика. Внезапно позади него раздались шаги и, не успел он обернуться, как двое молодцев обступили его с обеих сторон и крепко взяли под руки.
– Тихо, князь, не кричи, а не то прибьем! – послышалось грозное предостережение, и перед Новосельским возникла высокая фигура с бородатым лицом и надвинутым на глаза картузом.
Из груди Романа Даниловича вырвался глухой стон. Перед ним стоял Павел Верзилин, купец третьей гильдии и его бывший приятель.
– Что, Роман, струхнул? – усмехнулся Верзилин. – Да, знает кошка, чье мясо съела… Ладно, некогда мне с тобой долгие беседы вести. Говори лучше: когда десять тысяч думаешь отдавать?
– Послушайте, господин Верзилин, – с достоинством заговорил опомнившийся Новосельский. – Во-первых, прикажите своим людям отпустить меня. А во-вторых…
– Десять тысяч… где? – перебил Верзилин. – Ты ведь обещался мне их еще полгода назад отдать. А сам не отдал, да еще и прячешься от меня, велишь слугам врать, что тебя дома нет, когда я прихожу. Нехорошо, князь, так между порядочными людьми не делается. Или ты думаешь, что, ежели я расписки с тебя не взял, то можно не отдавать? – по лицу Верзилина скользнула недобрая ухмылка.
«О боже, неужели он следил за мною и знает, что я от ростовщика? – в ужасе подумал Роман Данилович. – Не может такого быть! Скорее, эта встреча случайна»…
– Помилуйте, Павел Степаныч, что за нелепые предположения? – он напустил на себя оскорбленный вид. – Разумеется, я собираюсь отдавать, просто у меня были денежные затруднения… Да хоть сейчас давайте поедем ко мне, и я тысячу рублей вам отдам! А там и остальные мало-помалу…
– К тебе? – переспросил Верзилин. – А сейчас ты без денег разве? Ты ведь от Голубкина вышел… – Верзилин огляделся и, убедившись, что на улице никого нет, кроме двух старушек, снова обернулся к Новосельскому. – Ну-ка брат, показывай карманы!
Роман Данилович побледнел.
– Да что вы себе позволяете, милостивый государь! – громко воскликнул он в надежде, что кто-нибудь услышит и поспешит на помощь. – Это же вопиющее безобразие! Отойдите с дороги и дайте мне пройти!
Вместо ответа Верзилин начал деловито обшаривать его карманы.
– Караул! – истошно завопил Новосельский. – На помощь! Убивают!!!
Подручные Верзилина растерялись и ослабили хватку. Рванувшись изо всех сил, Новосельский высвободился, оттолкнул Верзилина и стремглав понесся по улице. Его плащ остался в руках у верзилинских молодцев, шляпа слетела, но князь даже не заметил таких мелочей. Он уже понял, что здесь, в этом злополучном переулке, ему никто не придет на выручку, и вся надежда на спасение состоит в том, чтобы добежать до оживленной улицы.
– Держи вора! – громко кричал Верзилин, несясь со своими подручными за Новосельским. И, к возмущению князя, редкие прохожие оборачивались на этот крик и смотрели на него так, будто он и впрямь был каким-то ворюгой, а не невинно пострадавшим лицом.
Наконец, выбежав на соседнюю улицу, Роман Данилович увидел богатую карету. Закричав: «Помогите!», он бросил наперерез экипажу, и тот остановился. Дверь распахнулась, и Новосельский запрыгнул внутрь, после чего кучер подстегнул лошадей, и карета понеслась по улице.
– Ворюга! Подлец! Мошенник! – кричал вслед карете Верзилин. – Погоди, я еще с тобой посчитаюсь!
Но вот экипаж свернул за угол, и Верзилин исчез из виду Новосельского. Лишь теперь князь почувствовал, до какой степени он выдохся, а также осознал весь ужас происшедшего. Милосердное небо, ведь у него только что чуть не отобрали деньги! Те самые десять тысяч, которые он с таким трудом вытянул у ростовщика.
Теперь было ясно, что Верзилин следил за ним от самого дома. Должно быть, он пришел к нему, чтобы в очередной раз потребовать долг, а ему сказали, что «князь де не принимает». И тогда Верзилин решил ждать на улице. Он увидел, как Роман Данилович садился в наемную карету, поехал следом и оказался возле дома ростовщика, где тотчас прогнал извозчика и стал караулить, когда князь выйдет на улицу.
«И как это меня угораздило связаться с Верзилиным да еще и денег у него занять? – в ужасе думал Новосельский. – Ведь у этого бандита на роже написано, что он за деньги убьет! А самое досадное, что на него даже пожаловаться нельзя. Во-первых, свидетелей нападения наверняка не сыщется, а во-вторых, начни жаловаться, так, пожалуй, и сам погоришь: начнут ворошить дела, выяснять мое положение»…
Раздавшийся рядом смех выдернул Новосельского из раздумий и напомнил, что он едет в чужом экипаже. Смутившись от своей забывчивости, князь повернулся к своему спасителю, и его лицо изумленно вытянулось. Перед ним находился граф Борис Анатольевич Валуев, бывший сослуживец князя по гвардейскому полку.
– Борис… Неужто это и в самом деле ты? – растерянно пробормотал Новосельский.
– Я, – весело отвечал тот. – А что, так сильно постарел, что ты меня сразу не признал? А я вот тебя с первого взгляда узнал, – продолжал Валуев, не дожидаясь ответа. – Еду себе в карете, вдруг слышу шум. Выглядываю в окно, а там – боже правый, несется Роман Новосельский, а за ним трое громил, ха-ха-ха! Кто это тебя, брат, так преследовал, что ты даже шляпу на бегу потерял?
– Э… да вот, привязались в темном переулке какие-то бандиты да хотели ограбить, – ответил Роман Данилович.
