Анастасия Вернер, «Артефаки», 2 часть (нет, в названии нет ошибки).
В его жизни было много неприятных дней, но этот оказался худшим за очень долгое время. Корни раздражённо стиснул зубы, с ненавистью наблюдая за новым артефактником.
Николас Юргес. Зализанная скотина заняла священное место и теперь щупала идеальные плетения третьей степени.
— Не думал, что сильный маг может создать такие выхлопные газики, — насмешливо проговорил блондин, убирая руки с рисунка и откидываясь на спинку стула.
— Что ты сказал? — Корни хищно подался вперёд.
— Ой, я тебя обидел? — сделал вид, что расстроился Юргес. — Прости, пожалуйста. Ты такой душечка в этих колечках и браслетиках. Кто же мог знать, что тебя так легко обидеть, если говорить правду.
— Заткнись, выродок.
— А вот грубить мне не надо. — Ник показательно скрестил руки на груди. — Ты тут ничего не значишь. Всё, что ты можешь, — это создавать волшебные комки. Если бы ни я, так бы и игрался ими в песочнице.
— Ты сейчас нарвёшься. Мне пофигу, кто твой руководитель, — прошипел Корни. — Я наваляю тебе так, что придётся новые зубы покупать.
— Ой, только посмотрите, какие мы грозные. Интересно, как ты запоёшь, если я дам тебе приглашение в «Нейрон»? Слышал про этот клуб? Туда просто так не пройдёшь. Не благодари.
Ник ленивым движением вытащил смятое приглашение из кармана и кинул его в Корни. Никто уже давно не печатал приглашения. Своим поступком блондин пытался показать, что разбрасывается подобными вещами, как обыкновенными бумажками.
— Мне ничего от тебя не надо. — Маг презрительно стряхнул с себя бумажку.
— М-да? — протянул Юргес. — В конце стажировки я буду выставлять баллы каждому своему магу. Заметь. Маги не оценивают артефактников. Только мы оцениваем вас. Уверен, что тебе ничего от меня не надо?
— Пошёл ты, — выплюнул Корни с ненавистью, — у меня уже есть баллы от Эрин. Не трать силы на шантаж.
— Берлингер? — рассмеялся Ник. — Она слилась, идиот. Уж не знаю, кто это устроил. Почти уверен, что никто, она сама тупица — напутала в плетении. На стажировку она больше не вернётся.
— Закрой свой вонючий рот. Если бы на тебе не было этого сраного артефакта, я бы вычислил тебя по мыслям. И оторвал бы тебе яйца, — членораздельно проговорил Корни.
— Ух, как дерзко. Увы, я тебя разочарую. Я ничего не делал твоей Берлингер.
Корни медленно поднялся на ноги и подошёл к Нику. Блондин высоко задрал бровь, глядя на мага снизу вверх, но при этом сохраняя железную выдержку.
— Ты можешь говорить, что угодно. Я знаю, что это ты. И ты за это поплатишься, обещаю.
— Ух ты, каким ты оказался преданным щенком, — саркастично отозвался Юргес.
Корни разъярённо схватил Ника за воротник рубашки и дёрнул вверх. Парень знал, что блондин занимается боксом — выцепил у кого-то в мыслях, — но отступать не собирался. Пусть его даже поколотят. Пусть отделают так, что ему придётся лечь в больницу — вслед за Эрин. Что угодно, только не совместное существование.
Ник быстро вывернулся. Вскочил, размахнулся и зарядил Корни по лицу. Маг отшатнулся, напоролся на чужой стол. Заколки, которые в скором времени должны были стать артефактами, посыпались на пол. Девушки закричали.
Юргес насмешливо сплюнул. Корни поднялся и, пошатываясь, бросился на артефака. Тот шустро принял удар, обхватил мага за талию и навалился всем весом. Они грохнулись на пол. Оба шандарахнулись об угол стола.
— А ну расцепились, с-с-собаки! — провыл Хуан Хи-хи.
Он схватил одного из парней за шиворот и ловко поднял на ноги. Со вторым помог Эван Дэппер, тоже оказавшийся рядом.
Корни и Ник тяжело дышали, буравя друг друга ненавистными взглядами.
— Это что такое?! Вы что тут устроили?! Это вам не ринг! Хотите выяснять отношения — добро пожаловать на улицу!
— Я не собираюсь с ним работать, — буркнул Корни, вытирая кровь с лица.
— А тебя никто не спрашивает! — Хуан Хи-хи эмоционально взмахнул руками.
— Нужен мне больно психованный маг, — сплюнул Юргес. — Хоть смотрите, кого берёте. Он же неадекватный, ему в дурку надо.
— Ник, выбирай выражения, — вступился Эван Дэппер. — Если я назначил тебе мага, значит, ты должен с ним работать. И это не обсуждается. Крутись, как хочешь, но такое больше не должно повториться. Иначе ты закончишь стажировку на два месяца раньше.
Юргес злобно взглянул на младшего партнёра. Во взгляде блондина так и читалось нечто вроде: «С фига ли я хотел, чтобы ты был моим руководителем?» Но вслух он не сказал ни слова. Только кивнул.
Эван развернулся и направился обратно в сторону лифта. Мужчина не прошёл и двух метров, как его нагнал Корни. Без лишних слов младший партнёр протянул ему платок, который всегда носил в кармане пиджака.
— Когда вернётся Эрин? — гнусаво спросил маг, затыкая тканью кровоточащий нос.
— У неё тяжёлый период.
— Спасибо большое, я знаю, — огрызнулся маг и тут же устыдился. — Извини. Я не могу работать с Юргесом, он хуже всех, кого только можно было ко мне посадить.
— Сейчас всё сложно. Как только станет понятно, что с Шэйном, будем что-то решать. Пока так.
— А… Эрин?
— Она не вернётся.
Младший партнёр нажал на вирт-окне нужный этаж. Рядом с ним пикнул лифт. Железные двери распахнулись.
— Ну, пока да, но ведь скоро она восстановится, и тогда… — заговорил Корни, но Эван задушил его простыми словами:
— Она не вернётся. Никогда. Смирись с этим и постарайся найти способ ужиться с Юргесом.
Эван зашёл в металлическую кабину. От холодных ламп его кожа стала ещё бледнее, окрасившись фиолетовым оттенком, под глазами отчётливо проступили синяки недосыпа. Мужчина дождался, пока двери лифта закроются, и только после этого позволил себе устало потереть виски, запустить пятёрню в волосы и до боли стянуть их в кулаке.
Больница жила собственной жизнью. Это была отрезанная от цивилизации маленькая экосистема. Совсем как «Берлингер» — со своими тайнами, интригами, проблемами, надеждами и трагедиями.
Я лежала тут уже неделю. Раньше у меня была мечта — стать великим артефактником, пойти по стопам отца и доказать всему миру, что я не хуже.
Теперь эта мечта разбилась…
… но я верила, что осколки ещё можно собрать и склеить.
Сейчас, правда, у меня есть лишь больничная койка, перебинтованное горло и неподвижная рука. Однажды я упала с поезда, заработала себе сотрясение мозга и оправилась за четыре дня. Хотелось, чтобы быстрое восстановление стало моей визитной карточкой. Я уже могла дышать самостоятельно, но, увы, не разговаривать.
Почти всю неделю я провела в палате, но это не помешало мне разузнать о больнице и её обитателях.
Мистер Мечта, он же Марк Дэппер, отец моего руководителя на нынешней стажировке. Мужчина за пятьдесят, с сединами, кричащими о богатом жизненном опыте — как на работе, так и в личных отношениях. Медсёстры в тайне его любили, но друг перед другом поливали грязью: козёл, мразь, бабник. Переспал он с каждой из них, а они, делясь подробностями бурных ночей, случайно поняли, что хвастаются одним и тем же мужчиной.
Его репутация «как человека» была бессовестно втоптана в разбившиеся надежды девушек, а вот репутация «как хирурга» приобрела высоченные масштабы, за что он, собственно, и стал заведующим хирургическим отделением. Поговаривали, метил он ещё выше — к руководству больницы.
Клементина Бламп, она же Клим — старшая медсестра. Несмотря на вполне себе милое имечко, она была местным старожилой. Никто и ничто не проходило мимо неё незамеченным. Она гоняла медсестёр, гоняла непослушных пациентов, гоняла интернов, гоняла ординаторов, гоняла докторов. В общем, по-моему, это она заведовала больницей.
Джорджина. Её фамилию я не узнала, да и не сказать, что очень-то хотела узнать. Моя рыженькая медсестра, собирала сплетни и разбрасывала их в этой палате. Она была как впитывающая губка, которая от минимального давления изливалась морем слов.
Иногда вместе с Джорджиной заходила Лидия. Тоже медсестра. Вместе они любили поболтать, а я вымученно улыбалась, если обращались ко мне. Девушки пытались меня расшевелить, выдернуть из пучины забвения.
Но я ни с кем не разговаривала.
Ни с кем, кроме Эвана.
Мама говорила, что это, во-первых, юношеский максимализм; во-вторых, упрямство, доставшееся мне от отца; в-третьих, обычная вредность. Каждый раз версии менялись.
Вела ли я себя по-детски? Осознавала ли, что придумала не самый разумный план? Да, чёрт возьми. Да! Но только так я могу держать Эвана рядом. Нет, вовсе не потому, что я дышать не могу без руководителя. Пока он тут — он про меня не забыл.
Уйдёт и всё. С концами. Найдёт мне замену, начнёт обучать кого-то другого. А про меня забудет. И я потеряю своё место навсегда.
Поэтому каждый день я отправляла ему одно и то же сообщение: «Не блокируй мой пропуск».
Он ни разу не ответил.
Со стороны могло показаться, что старшая медсестра Клим — именно та, кого в больнице не любят и побаиваются. Маленькая, как шарик, шустрая, как граната, и такая же взрывная.
Но не её полненькая фигурка вызывала ненависть любого, кто побывал в ЦАБ — Центральной Акамарской больнице.
Женщину, которую невозможно было любить, звали Линда Карильо.
Она выглядела, как ветка иссохшего и покосившегося от сырости дерева. Ей было лет семьдесят, а может, и больше. У неё была тощая фигурка, которая, хоть и исказилась от времени, но не утратила изящность прошлой жизни. Когда-то Линда Карильо завоевала титул Мисс Мира и была известнейшей балериной в Эль-Нате. Сейчас это злобная старуха с переломанными ногами, передвигающаяся на инвалидной гравиколяске.
Её ненавидел даже бывший муж, лежащий в соседней палате (у них обоих было какое-то сердечнососудистое заболевание).
Мы с этой семейной четой прозябали на третьем этаже больницы. Джордан Сандерс — известный (кому-то) миллиардер. Линда Карильо — известная балерина. Эрин Шэдли — дочь известного артефактника, а в целом, никто.
Так мы все вместе оказались в VIP-крыле.
Они постоянно ссорились. Никогда прежде я не сталкивалась с настолько обозлёнными друг на друга бывшими супругами — стены дребезжали от их словесных зловоний.
— Опять тебя на анализы повезли?! Зачем они тебе?! Я и без анализов скажу, что ты латентный импотент!
— Закрой пасть, мразь! Зубы-то повыпадают!
— Что ты мямлишь, как щенок! Купи себе протезы!
— Это на мои деньги ты себе золотые зубы сделала! Захочу и верну! Пасть твою себе оставлю!
— Вы только посмотрите, какой щедрый и благородный! Не только меня ты озолотил! Я каждую юбку видела!
— Да, милая, моя постель повидала больше юбок, чем твой шкаф!!!
Они орали друг на друга в любой удобный момент. А удобным он считался, когда кого-то из них увозили на процедуры и привозили с них. Стены в больнице были толстые, поэтому браниться каждую ночь у бывших супругов не получалось. Зато, если один из них появлялся в коридоре… а ещё страшнее, если они оба… начиналась местечковая ядерная война. Даже Клим не могла их заткнуть.
Я всегда всё слышала. И думала о том, что вернулась домой — в постоянную ругань.
Становилось тошно от тоненького жужжащего звука, означающего приближение адской колесницы… в смысле гравиколяски Линды Карильо.
Эта старушка… нет, язык не поворачивался так её называть. Эта женщина преклонных лет доставала любого, даже если он не попадался ей на пути.
Она приблизилась к моей палате, датчики на двери тут же распознали человека и благосклонно раскрыли «врата». Линда вплыла как ни в чём не бывало.
— Ых-хе-е-е! — в отчаянии захрипела я. Мне нельзя было разговаривать.
— Что у нас тут?
Она пожевала пересохшие губы, её глаза лихорадочно пробежались по моей палате. Веки семидесятилетней женщины напоминали половинки яблок. Глубокие впадины глаз с морщинистой кожей добавляли ей возраста и совсем не красили. Но против времени не попрёшь, даже артефакты не могут вечно поддерживать молодость изнашивающегося тела. Хотя Линда носила артефакт: амулет на тоненькой цепочке, она старательно прятала его под одеждой, но от меня-то такое не спрятать.
— О, ты совсем не ешь, — прошелестела она старушечьим голосом.
Я злобно затыкала в кнопку срочного вызова медсестры.
Линда взяла себе еды с моего подноса, что стоял на прикроватной тумбочке. Я дёрнулась было, но тут же откинулась на подушку. Нет. Руку нельзя напрягать.
— А чё это за мужик заходит к тебе постоянно? — задумчиво приговаривала она себе под нос, открыв шкаф, где лежали мои вещи. — Красивый. Они все красивые, пока мы красивые. А потом начинают… по бабам туда-сюда.
— Ых-хы-хы! — хрипела я и ожесточённо била здоровой рукой по дурацкому пульту.
— Ну, ты не нервничай. Он всё равно тебя бросит. Найдёт помоложе… хотя куда уж моложе, думаешь ты? Поверь, деточка, эти извращенцы любят помоложе. Ещё моложе… и ещё… и ещё…
Она развернула гравиколяску и выплыла из палаты, спрятав под больничной рубахой еду с подноса и какую-то вещь из шкафа.
Джорджина вбежала слишком поздно и застала лишь мои хрипящие всхлипы. Слёзы градом лились по лицу.
— Прости! — жалостливо выдавила медсестра. — Прости, Эрин! Опять она заходила? Ну, чего ты… ну не плачь, пожалуйста…
Она подошла и мягко обняла за плечи, положив подбородок на мои тёмные, уже пару дней как не мытые волосы. Я плакала и плакала.
Эти слёзы были из-за Линды Карильо, которая постоянно наведывалась сюда и, пользуясь моей беспомощностью, воровала вещи, наговаривая при этом всякой режущей по свежим ранам чуши. И вместе с тем слёзы были вовсе не из-за неё.
— Эрин! — Мама агрессивно кинула пакет с фруктами в мягкое кресло. — Прекрати паясничать! Поговори со мной нормально!
Я отрешённо смотрела в потолок и не реагировала.
— Что за детский сад! — кипятилась она. — Кто тебе эти люди?! Почему ты общаешься только с каким-то непонятным мужиком?! Я! Я твоя мать! Я тебя воспитывала!
Мама нервно начала складывать в сумку вещи, которые нужно было постирать.
— Ты думаешь, мне приятно приходить сюда?! Знаешь, у меня-то тоже дел по горло! С какой стати я должна тратить время, если ты даже не смотришь на меня!
Я посмотрела. Пару секунд разглядывала её крупные щёки, вздёрнутый нос и поджатые губы, превратившиеся в одну полоску. После чего взяла левой рукой планшет и напечатала в заметках: «Так уходи. В чем проблема?»
— Невыносимая девчонка! — яростно воскликнула мать. — Кто о тебе позаботится, если меня не будет?! Отец?! Опять к нему побежишь? Он к тебе даже не зашёл ни разу! А я тут днями трусь! Надоело! Надоело тратить время на такого неблагодарного ребёнка!
Я отвернулась — насколько позволяла подушка — и уставилась на стену.
— Прекрасно! Давай! Игнорируй меня!
На данный момент мама была последним человеком, которого мне хотелось бы видеть в палате.
Часы посещения нормировались: с 11:00 до 13:00. Не раньше. Не позже.
В этой больнице только одному человеку позволялось приходить в другое время — у него были неплохие связи, чтобы ему сделали исключение.
Просто из-за работы он по-другому не мог.
На прошлой неделе он приходил во вторник и четверг, сегодня был понедельник, и я его не ждала.
Сумерки сгустили свет за окном, прикрытым тонировочной плёнкой, окутав нас тёмным плащом приближающейся ночи. Я раньше особо не вглядывалась в россыпь звёзд на небе — для этого приходилось искать проём во втором ярусе, а я была слишком ленива. Теперь жалела.
ЧАСТЬ 1. БОЛЬНИЧНАЯ ЖИЗНЬ
Глава 1
В его жизни было много неприятных дней, но этот оказался худшим за очень долгое время. Корни раздражённо стиснул зубы, с ненавистью наблюдая за новым артефактником.
Николас Юргес. Зализанная скотина заняла священное место и теперь щупала идеальные плетения третьей степени.
— Не думал, что сильный маг может создать такие выхлопные газики, — насмешливо проговорил блондин, убирая руки с рисунка и откидываясь на спинку стула.
— Что ты сказал? — Корни хищно подался вперёд.
— Ой, я тебя обидел? — сделал вид, что расстроился Юргес. — Прости, пожалуйста. Ты такой душечка в этих колечках и браслетиках. Кто же мог знать, что тебя так легко обидеть, если говорить правду.
— Заткнись, выродок.
— А вот грубить мне не надо. — Ник показательно скрестил руки на груди. — Ты тут ничего не значишь. Всё, что ты можешь, — это создавать волшебные комки. Если бы ни я, так бы и игрался ими в песочнице.
— Ты сейчас нарвёшься. Мне пофигу, кто твой руководитель, — прошипел Корни. — Я наваляю тебе так, что придётся новые зубы покупать.
— Ой, только посмотрите, какие мы грозные. Интересно, как ты запоёшь, если я дам тебе приглашение в «Нейрон»? Слышал про этот клуб? Туда просто так не пройдёшь. Не благодари.
Ник ленивым движением вытащил смятое приглашение из кармана и кинул его в Корни. Никто уже давно не печатал приглашения. Своим поступком блондин пытался показать, что разбрасывается подобными вещами, как обыкновенными бумажками.
— Мне ничего от тебя не надо. — Маг презрительно стряхнул с себя бумажку.
— М-да? — протянул Юргес. — В конце стажировки я буду выставлять баллы каждому своему магу. Заметь. Маги не оценивают артефактников. Только мы оцениваем вас. Уверен, что тебе ничего от меня не надо?
— Пошёл ты, — выплюнул Корни с ненавистью, — у меня уже есть баллы от Эрин. Не трать силы на шантаж.
— Берлингер? — рассмеялся Ник. — Она слилась, идиот. Уж не знаю, кто это устроил. Почти уверен, что никто, она сама тупица — напутала в плетении. На стажировку она больше не вернётся.
— Закрой свой вонючий рот. Если бы на тебе не было этого сраного артефакта, я бы вычислил тебя по мыслям. И оторвал бы тебе яйца, — членораздельно проговорил Корни.
— Ух, как дерзко. Увы, я тебя разочарую. Я ничего не делал твоей Берлингер.
Корни медленно поднялся на ноги и подошёл к Нику. Блондин высоко задрал бровь, глядя на мага снизу вверх, но при этом сохраняя железную выдержку.
— Ты можешь говорить, что угодно. Я знаю, что это ты. И ты за это поплатишься, обещаю.
— Ух ты, каким ты оказался преданным щенком, — саркастично отозвался Юргес.
Корни разъярённо схватил Ника за воротник рубашки и дёрнул вверх. Парень знал, что блондин занимается боксом — выцепил у кого-то в мыслях, — но отступать не собирался. Пусть его даже поколотят. Пусть отделают так, что ему придётся лечь в больницу — вслед за Эрин. Что угодно, только не совместное существование.
Ник быстро вывернулся. Вскочил, размахнулся и зарядил Корни по лицу. Маг отшатнулся, напоролся на чужой стол. Заколки, которые в скором времени должны были стать артефактами, посыпались на пол. Девушки закричали.
Юргес насмешливо сплюнул. Корни поднялся и, пошатываясь, бросился на артефака. Тот шустро принял удар, обхватил мага за талию и навалился всем весом. Они грохнулись на пол. Оба шандарахнулись об угол стола.
— А ну расцепились, с-с-собаки! — провыл Хуан Хи-хи.
Он схватил одного из парней за шиворот и ловко поднял на ноги. Со вторым помог Эван Дэппер, тоже оказавшийся рядом.
Корни и Ник тяжело дышали, буравя друг друга ненавистными взглядами.
— Это что такое?! Вы что тут устроили?! Это вам не ринг! Хотите выяснять отношения — добро пожаловать на улицу!
— Я не собираюсь с ним работать, — буркнул Корни, вытирая кровь с лица.
— А тебя никто не спрашивает! — Хуан Хи-хи эмоционально взмахнул руками.
— Нужен мне больно психованный маг, — сплюнул Юргес. — Хоть смотрите, кого берёте. Он же неадекватный, ему в дурку надо.
— Ник, выбирай выражения, — вступился Эван Дэппер. — Если я назначил тебе мага, значит, ты должен с ним работать. И это не обсуждается. Крутись, как хочешь, но такое больше не должно повториться. Иначе ты закончишь стажировку на два месяца раньше.
Юргес злобно взглянул на младшего партнёра. Во взгляде блондина так и читалось нечто вроде: «С фига ли я хотел, чтобы ты был моим руководителем?» Но вслух он не сказал ни слова. Только кивнул.
Эван развернулся и направился обратно в сторону лифта. Мужчина не прошёл и двух метров, как его нагнал Корни. Без лишних слов младший партнёр протянул ему платок, который всегда носил в кармане пиджака.
— Когда вернётся Эрин? — гнусаво спросил маг, затыкая тканью кровоточащий нос.
— У неё тяжёлый период.
— Спасибо большое, я знаю, — огрызнулся маг и тут же устыдился. — Извини. Я не могу работать с Юргесом, он хуже всех, кого только можно было ко мне посадить.
— Сейчас всё сложно. Как только станет понятно, что с Шэйном, будем что-то решать. Пока так.
— А… Эрин?
— Она не вернётся.
Младший партнёр нажал на вирт-окне нужный этаж. Рядом с ним пикнул лифт. Железные двери распахнулись.
— Ну, пока да, но ведь скоро она восстановится, и тогда… — заговорил Корни, но Эван задушил его простыми словами:
— Она не вернётся. Никогда. Смирись с этим и постарайся найти способ ужиться с Юргесом.
Эван зашёл в металлическую кабину. От холодных ламп его кожа стала ещё бледнее, окрасившись фиолетовым оттенком, под глазами отчётливо проступили синяки недосыпа. Мужчина дождался, пока двери лифта закроются, и только после этого позволил себе устало потереть виски, запустить пятёрню в волосы и до боли стянуть их в кулаке.
Глава 2
Больница жила собственной жизнью. Это была отрезанная от цивилизации маленькая экосистема. Совсем как «Берлингер» — со своими тайнами, интригами, проблемами, надеждами и трагедиями.
Я лежала тут уже неделю. Раньше у меня была мечта — стать великим артефактником, пойти по стопам отца и доказать всему миру, что я не хуже.
Теперь эта мечта разбилась…
… но я верила, что осколки ещё можно собрать и склеить.
Сейчас, правда, у меня есть лишь больничная койка, перебинтованное горло и неподвижная рука. Однажды я упала с поезда, заработала себе сотрясение мозга и оправилась за четыре дня. Хотелось, чтобы быстрое восстановление стало моей визитной карточкой. Я уже могла дышать самостоятельно, но, увы, не разговаривать.
Почти всю неделю я провела в палате, но это не помешало мне разузнать о больнице и её обитателях.
Мистер Мечта, он же Марк Дэппер, отец моего руководителя на нынешней стажировке. Мужчина за пятьдесят, с сединами, кричащими о богатом жизненном опыте — как на работе, так и в личных отношениях. Медсёстры в тайне его любили, но друг перед другом поливали грязью: козёл, мразь, бабник. Переспал он с каждой из них, а они, делясь подробностями бурных ночей, случайно поняли, что хвастаются одним и тем же мужчиной.
Его репутация «как человека» была бессовестно втоптана в разбившиеся надежды девушек, а вот репутация «как хирурга» приобрела высоченные масштабы, за что он, собственно, и стал заведующим хирургическим отделением. Поговаривали, метил он ещё выше — к руководству больницы.
Клементина Бламп, она же Клим — старшая медсестра. Несмотря на вполне себе милое имечко, она была местным старожилой. Никто и ничто не проходило мимо неё незамеченным. Она гоняла медсестёр, гоняла непослушных пациентов, гоняла интернов, гоняла ординаторов, гоняла докторов. В общем, по-моему, это она заведовала больницей.
Джорджина. Её фамилию я не узнала, да и не сказать, что очень-то хотела узнать. Моя рыженькая медсестра, собирала сплетни и разбрасывала их в этой палате. Она была как впитывающая губка, которая от минимального давления изливалась морем слов.
Иногда вместе с Джорджиной заходила Лидия. Тоже медсестра. Вместе они любили поболтать, а я вымученно улыбалась, если обращались ко мне. Девушки пытались меня расшевелить, выдернуть из пучины забвения.
Но я ни с кем не разговаривала.
Ни с кем, кроме Эвана.
Мама говорила, что это, во-первых, юношеский максимализм; во-вторых, упрямство, доставшееся мне от отца; в-третьих, обычная вредность. Каждый раз версии менялись.
Вела ли я себя по-детски? Осознавала ли, что придумала не самый разумный план? Да, чёрт возьми. Да! Но только так я могу держать Эвана рядом. Нет, вовсе не потому, что я дышать не могу без руководителя. Пока он тут — он про меня не забыл.
Уйдёт и всё. С концами. Найдёт мне замену, начнёт обучать кого-то другого. А про меня забудет. И я потеряю своё место навсегда.
Поэтому каждый день я отправляла ему одно и то же сообщение: «Не блокируй мой пропуск».
Он ни разу не ответил.
Глава 3
Со стороны могло показаться, что старшая медсестра Клим — именно та, кого в больнице не любят и побаиваются. Маленькая, как шарик, шустрая, как граната, и такая же взрывная.
Но не её полненькая фигурка вызывала ненависть любого, кто побывал в ЦАБ — Центральной Акамарской больнице.
Женщину, которую невозможно было любить, звали Линда Карильо.
Она выглядела, как ветка иссохшего и покосившегося от сырости дерева. Ей было лет семьдесят, а может, и больше. У неё была тощая фигурка, которая, хоть и исказилась от времени, но не утратила изящность прошлой жизни. Когда-то Линда Карильо завоевала титул Мисс Мира и была известнейшей балериной в Эль-Нате. Сейчас это злобная старуха с переломанными ногами, передвигающаяся на инвалидной гравиколяске.
Её ненавидел даже бывший муж, лежащий в соседней палате (у них обоих было какое-то сердечнососудистое заболевание).
Мы с этой семейной четой прозябали на третьем этаже больницы. Джордан Сандерс — известный (кому-то) миллиардер. Линда Карильо — известная балерина. Эрин Шэдли — дочь известного артефактника, а в целом, никто.
Так мы все вместе оказались в VIP-крыле.
Они постоянно ссорились. Никогда прежде я не сталкивалась с настолько обозлёнными друг на друга бывшими супругами — стены дребезжали от их словесных зловоний.
— Опять тебя на анализы повезли?! Зачем они тебе?! Я и без анализов скажу, что ты латентный импотент!
— Закрой пасть, мразь! Зубы-то повыпадают!
— Что ты мямлишь, как щенок! Купи себе протезы!
— Это на мои деньги ты себе золотые зубы сделала! Захочу и верну! Пасть твою себе оставлю!
— Вы только посмотрите, какой щедрый и благородный! Не только меня ты озолотил! Я каждую юбку видела!
— Да, милая, моя постель повидала больше юбок, чем твой шкаф!!!
Они орали друг на друга в любой удобный момент. А удобным он считался, когда кого-то из них увозили на процедуры и привозили с них. Стены в больнице были толстые, поэтому браниться каждую ночь у бывших супругов не получалось. Зато, если один из них появлялся в коридоре… а ещё страшнее, если они оба… начиналась местечковая ядерная война. Даже Клим не могла их заткнуть.
Я всегда всё слышала. И думала о том, что вернулась домой — в постоянную ругань.
Становилось тошно от тоненького жужжащего звука, означающего приближение адской колесницы… в смысле гравиколяски Линды Карильо.
Эта старушка… нет, язык не поворачивался так её называть. Эта женщина преклонных лет доставала любого, даже если он не попадался ей на пути.
Она приблизилась к моей палате, датчики на двери тут же распознали человека и благосклонно раскрыли «врата». Линда вплыла как ни в чём не бывало.
— Ых-хе-е-е! — в отчаянии захрипела я. Мне нельзя было разговаривать.
— Что у нас тут?
Она пожевала пересохшие губы, её глаза лихорадочно пробежались по моей палате. Веки семидесятилетней женщины напоминали половинки яблок. Глубокие впадины глаз с морщинистой кожей добавляли ей возраста и совсем не красили. Но против времени не попрёшь, даже артефакты не могут вечно поддерживать молодость изнашивающегося тела. Хотя Линда носила артефакт: амулет на тоненькой цепочке, она старательно прятала его под одеждой, но от меня-то такое не спрятать.
— О, ты совсем не ешь, — прошелестела она старушечьим голосом.
Я злобно затыкала в кнопку срочного вызова медсестры.
Линда взяла себе еды с моего подноса, что стоял на прикроватной тумбочке. Я дёрнулась было, но тут же откинулась на подушку. Нет. Руку нельзя напрягать.
— А чё это за мужик заходит к тебе постоянно? — задумчиво приговаривала она себе под нос, открыв шкаф, где лежали мои вещи. — Красивый. Они все красивые, пока мы красивые. А потом начинают… по бабам туда-сюда.
— Ых-хы-хы! — хрипела я и ожесточённо била здоровой рукой по дурацкому пульту.
— Ну, ты не нервничай. Он всё равно тебя бросит. Найдёт помоложе… хотя куда уж моложе, думаешь ты? Поверь, деточка, эти извращенцы любят помоложе. Ещё моложе… и ещё… и ещё…
Она развернула гравиколяску и выплыла из палаты, спрятав под больничной рубахой еду с подноса и какую-то вещь из шкафа.
Джорджина вбежала слишком поздно и застала лишь мои хрипящие всхлипы. Слёзы градом лились по лицу.
— Прости! — жалостливо выдавила медсестра. — Прости, Эрин! Опять она заходила? Ну, чего ты… ну не плачь, пожалуйста…
Она подошла и мягко обняла за плечи, положив подбородок на мои тёмные, уже пару дней как не мытые волосы. Я плакала и плакала.
Эти слёзы были из-за Линды Карильо, которая постоянно наведывалась сюда и, пользуясь моей беспомощностью, воровала вещи, наговаривая при этом всякой режущей по свежим ранам чуши. И вместе с тем слёзы были вовсе не из-за неё.
Глава 4
— Эрин! — Мама агрессивно кинула пакет с фруктами в мягкое кресло. — Прекрати паясничать! Поговори со мной нормально!
Я отрешённо смотрела в потолок и не реагировала.
— Что за детский сад! — кипятилась она. — Кто тебе эти люди?! Почему ты общаешься только с каким-то непонятным мужиком?! Я! Я твоя мать! Я тебя воспитывала!
Мама нервно начала складывать в сумку вещи, которые нужно было постирать.
— Ты думаешь, мне приятно приходить сюда?! Знаешь, у меня-то тоже дел по горло! С какой стати я должна тратить время, если ты даже не смотришь на меня!
Я посмотрела. Пару секунд разглядывала её крупные щёки, вздёрнутый нос и поджатые губы, превратившиеся в одну полоску. После чего взяла левой рукой планшет и напечатала в заметках: «Так уходи. В чем проблема?»
— Невыносимая девчонка! — яростно воскликнула мать. — Кто о тебе позаботится, если меня не будет?! Отец?! Опять к нему побежишь? Он к тебе даже не зашёл ни разу! А я тут днями трусь! Надоело! Надоело тратить время на такого неблагодарного ребёнка!
Я отвернулась — насколько позволяла подушка — и уставилась на стену.
— Прекрасно! Давай! Игнорируй меня!
На данный момент мама была последним человеком, которого мне хотелось бы видеть в палате.
Часы посещения нормировались: с 11:00 до 13:00. Не раньше. Не позже.
В этой больнице только одному человеку позволялось приходить в другое время — у него были неплохие связи, чтобы ему сделали исключение.
Просто из-за работы он по-другому не мог.
На прошлой неделе он приходил во вторник и четверг, сегодня был понедельник, и я его не ждала.
Сумерки сгустили свет за окном, прикрытым тонировочной плёнкой, окутав нас тёмным плащом приближающейся ночи. Я раньше особо не вглядывалась в россыпь звёзд на небе — для этого приходилось искать проём во втором ярусе, а я была слишком ленива. Теперь жалела.
