Содержание
- Содержание -
Chapter 2
Визуалы героев
— Ну вот, просто замечательно! — выдохнула Аня, вжимаясь в холодный камень и пытаясь вцепиться в скалу кончиками онемевших пальцев. — Аффтар жжот. Написано же: «маршрут для опытных альпинистов». Видимо, я сегодня не очень опытная.
Внизу под ногами клубилась молочно-белая пелена облаков, наглядно демонстрируя, насколько глубоко она облажалась. Где-то там шумела река, но ее рокот тонул в оглушительной тишине высоты и в бешеном стуке ее собственного сердца.
Она сорвалась. Нелепо, по-дурацки, из-за крошечного камушка и неловкого движения. И теперь висела между небом и землей, как забытое божеством подаяние, отчаянно цепляясь за жизнь.
И знаете, что было самым паршивым? Не страх. Даже близко не страх.
Ее накрыло волной такого щемящего, идиотского и до коликов острого сожаления, что перехватило дыхание куда сильнее, чем разреженный воздух.
— Двадцать пять лет, Карл! — мысленно прошипела она, обращаясь к вселенной, Богу и всем, кто стоял в очереди на раздачу жизненного смысла. — Двадцать пять лет, а я что? Я — ходячее, пыхтящее, сверхуспешное недоразумение!
Она успела получить красный диплом, встроиться в систему, купить квартиру в ипотеку и даже собрать коллекцию медалей с соревнований по фехтованию. Она была сильной, независимой, чертовски самодостаточной Аней. Ее жизнь была расписана по пунктам в ежедневнике и выглядела как эталонный план по захвату мира.
А на деле оказалась просто идеально отлаженной консервной банкой. С красивой этикеткой «Превосходно» и полной пустотой внутри.
Она так и не узнала, что значит — потерять голову от какого-то придурка. Чтобы сердце колотилось, как сумасшедшее, не от адреналина перед стартом, а от одного взгляда. Чтобы мурашки бежали не от холода в горах, а от случайного прикосновения его руки.
Нет. Ее близостью были строгие правила поединка на рапирах. Ее страстью — покорение немых и абсолютно безучастных к ее подвигам вершин. Ее любовью — тихий вечер наедине с книгой, где у героев, черт побери, было куда больше страсти и чувств, чем у нее за все двадцать пять лет.
— Эпик фэйл, — хрипло прошептала она, и ее голос сорвал ветер. Слезы, мгновенно леденевшие на щеках, текли не от страха, а от осознания чудовищной, просто анекдотической ошибки. Она отчаянно цеплялась за жизнь, которую на самом деле так и не прожила. Потратила ее на достижения, которые сейчас показались ей пылью.
Ее пальцы онемели. Силы покидали ее. Каждый мускул кричал от невыносимого напряжения.
— Ладно, Вселенная, — мысленно бросила она вызов, собрав остатки своего сарказма как щит. — Шутка зашла слишком далеко. Давай договоримся. Я признаю, что была круглой дурой. Ты дашь мне второй шанс? Хотя бы один раз почувствовать, что это вообще такое? А? Сделку?
Но камень под ее пальцами дрогнул. Крошечный кусочек сланца с предательским треском откололся и полетел вниз, исчезая в белой пустоте.
Больше не за что было держаться.
— А вот и нет, сволочи! — ее крик разорвал тишину. Это был не крик ужаса. Это был крик самой чистой, самой ядреной обиды на несправедливость.
И тогда время остановилось.
Ее падение замедлилось, превратившись в подозрительно плавное парение. Вихрь из сверкающих льдинок и осенних листьев, которых тут, на вершине, быть не могло в принципе, мягко подхватил ее. Воздух вокруг загудел низким, могущественным аккордом, словно кто-то ткнул пальцем в саму ткань реальности.
— Серьезно? — удивилась Аня уже вслух. — Галлюцинации из-за нехватки кислорода? Ну что ж, хоть какое-то развлечение.
Она не упала. Она парила в центре зародившейся бури, и ветер, уже не колющий и злой, а нежный и до чертиков любопытный, обвивал ее, словно изучая. Он касался ее лица, спутанных волос, окровавленных пальцев — и боль утихла, сменившись странным покалыванием.
Перед ней материализовалось Нечто. Нет, не так. Перед ней материализовалась сама идея движения. Бесконечный, пульсирующий вихрь из сияющего воздуха и чистого света. Формы не было, только мощь. И дикое, неподдельное любопытство.
«Ты так громко звала. Мешаешь круговороту воздушных масс…»
Голос прозвучал прямо в голове. Он был похож на то, как если бы ураган вдруг научился говорить, вплетая в свою речь шелест листвы и завывание вьюги.
— Звала? — мысленно огрызнулась Аня, напуганная до усрачки, но не подавая вида. — Я, вообще-то, тут помирать собралась. По-тихому. Без свидетелей.
Существо — Дух — склонилось над ней, и ее тоска, ее щемящее сожаление, ее невыплаканные слезы и неиспытанные желания хлынули наружу, как из прорванной плотины. Он видел ее насквозь. Видел ту самую пустоту, которую она так мастерски прятала под броней сарказма и показной силы.
«Какая занятная… Хрупкая скорлупа. А внутри… шум и тишина. И голод. Такой чистый, наивный голод.»
В его «голосе» прозвучала нота, похожая на удивление и восхищение.
«Твой мир кормил тебя камнями. А ты хотела огня. Как несправедливо.»
Дух Ветра — ибо это был он — будто задумался. Он был древним, он видел миры, и эта маленькая, разбитая, но такая яростная человеческая душа с ее простым и огромным желанием показалась ему бесконечно любопытной.
«Твой зов слишком искренен для такого конца. Слишком… громок. Я его слышу.»
Он принял решение.
Вихрь света и воздуха сгустился вокруг Ани, подхватывая ее, унося прочь от холодной скалы, от серого неба, от мира, который так и не стал для нее домом.
«Подарю тебе новый мир. Там тоже хватает идиотов и камней. Но там есть место и для огня. Найди его. Раздуй его. И тогда… тогда посмотрим, какой шум ты сможешь поднять.»
Он вдохнул в нее часть себя. Искру своей бесконечной, необузданной свободы. Дар, который был и благословением, и проклятием, и самым большим приключением в ее жизни.
Последнее, что успела подумать Аня, прежде чем сознание отключилось насовсем, было:
— Ну, я же просила всего один раз… Ладно, хоть не скучно будет.
А потом — мягкий удар о влажный мох. И запах. Сладковатый, пьянящий, незнакомый запах цветов, земли и чего-то такого, чего в ее старом мире точно не было. Что-то вроде… магии.
Тишина. Только шелест листьев где-то высоко-высоко.
А где-то в другом мире, на дне ущелья, спасатели так и не нашли ее тела. Консервная банка была вскрыта, и ее содержимое наконец-то отправилось на свободу.
Анна
Первое, что я почувствовала — это адскую боль в висках. Такое ощущение, будто внутри моей черепной коробки лихие гномы устроили боулинг, используя мои же мозги в качестве шаров.
Второе — мягкость под спиной. Не мох, не земля. Что-то вроде перины. Очень настораживающе.
Третье — тихий, прерывистый плач где-то рядом.
Я рискнула приоткрыть один глаз. Потом второй. Взгляд сфокусировался на деревянных балках высокого потолка. Резные, темные. Ничего не напоминает. Я медленно повернула голову — мир поплыл волной тошнотворной каши — и увидела ее.
Девочку. Лет шестнадцати. Бледную, как простыня, с огромными глазами цвета незабудок, полными слез. Она сидела на краю моей кровати и смотрела на меня с таким облегчением, что я почувствовала себя последней дрянью просто за то, что лежу тут, а не бегу марафон во имя добра и справедливости.
— Ты… ты жива! — выдохнула она, и ее голосок задрожал. — Я так испугалась! Я думала, ты…
— Умерла? — хрипло закончила я. Горло было сухим, как воронье гнездо. — Нет, пока нет. Но есть планы на вечер. Что случилось? И, что более важно, где я, и кто вы?
В голове гудел только белый шум. Полная пустота. Кроме одного-единственного якоря.
— Меня... меня зовут Анна, — вдруг выдохнула я, поймав на лета обрывок самого себя. Больше — ничего.
Девочка всплеснула руками, тонкими, как прутики.
— Анна! Какое красивое имя! Я Мила. А это наш дом. Замок моего отца, князя Барагоса. Ты упала с неба прямо в наш сад! Прямо на розовый куст! Отец сказал, что это знак!
Замок. Князь. «Упала с неба». Гномы в голове сменили боулинг на отбивную из моего здравомыслия. Информации было слишком много, а опорных точек — одна-единственная. Собственное имя.
— Знак, говорите? — я медленно приподнялась на локтях, и мир снова заплясал джигу. — Знак чего? Того, что небесам надоело мое лицо и они решили сплавить меня с рук? Или что у местного розового куста отличная страховка?
Мила смотрела на меня с искренним недоумением. Сарказм, видимо, не долетел до ее ушей, застряв где-то в стратосфере ее наивности.
— Знак судьбы! — прошептала она с придыханием. — Отец сказал, что ты теперь моя сестра. Я всегда хотела сестру!
Вот как. С неба свалилась — получи сестру в подарок. Логика железная. Я огляделась. Комната была огромной. Гобелены, толстые свечи, дубовая мебель. Пахло медом, воском и чем-то чуждым, непривычным. Пахло… другим миром. Таким же чужим, как и я сама для себя.
И тут мой взгляд упал на руки. Вернее, на то, что на них было надето.
Два широких браслета. Идеально отполированный черный металл, холодный на ощупь. На поверхность были нанесены какие-то замысловатые серебристые узоры. Они были красивыми, если бы не одно «но»: они были намертво припаяны к запястьям. Ни застежки, ни щели. Как будто их отлили прямо на мне, пока я была в отключке.
— Э-э-э… это что за новомодный аксессуар? — поинтересовалась я, потянув за один из них. Не сдвинулся ни на миллиметр. — Браслеты — это, конечно, мило, но я, кажется, предпочитала более… съемные варианты.
Лицо Милы стало серьезным, почти печальным.
— Отец сказал, это для твоего же блага. Когда ты упала, с тобой творилось что-то… странное. Воздух дрожал. Ты была вся такая горячая. Мудрец сказал, что твое тело может быть опасно для тебя самой. Эти артефакты… они помогут тебе восстановить силы. Уравновесят твою природу.
«Мудрец». «Уравновесят твою природу». Звучало как развод лохов на деньги. Я посмотрела на ее искреннее, полное беспокойства лицо и проглотила язвительное замечание о том, что меня бы лучше «уравновесили» аспирин и крепкий кофе.
Она верила в эту сказку. Искренне и безоговорочно. Верила, что ее отец — благодетель.
А я… а я чувствовала подвох. Огромный, как этот дубовый шкаф. Никто просто так не подбирает незнакомок с улицы и не объявляет их дочерьми, и не одевает на них непонятные магические наручники.
Но смотреть на ее большие, полные надежды глаза и рушить ее веру не было сил. Да и какая от этого польза? Я в этом мире одна. Абсолютно одна. Без прошлого, без имени. А тут — крыша над головой, еда и девочка, которая смотрит на тебя, как на чудо. Пусть и с сомнительными дополнениями в виде колец на руки.
— Ладно, — сдалась я, снова падая на подушки. — Значит, я теперь твоя сестра. Предупреждаю, я, наверное, не умею заплетать косы и делиться игрушками.
Мила просияла, как будто я подарила ей целое королевство, а не выдала очередную порцию сарказма.
— Ничего! Я научу тебя всему! Мы будем вместе гулять, читать сказки… Ой! — она вдруг всплеснула руками. — Я же забыла! Тебе нужно отдыхать! Я позову служанку, она принесет тебе бульон и хлеб!
Она выпорхнула из комнаты, оставив меня наедине с гнетущей тишиной, дурацкими браслетами и треском дров в камине.
Я подняла руки перед лицом, разглядывая эти черные, холодные обручи. Они были тяжелыми. Не физически — я быстро к этому привыкла. Тяжелыми была та тишина, немой укор, который они воплощали. «С тобой что-то не так. Тебя нужно держать в узде. Ты — опасность».
— Ну что, Анна, — пробормотала я своему единственному воспоминанию. — Поздравляю. Ты упала с неба, тебя приютили и заковали в наручники. Старт, я считаю, просто замечательный. Жду продолжения.
Ветер за окном что-то завыл. Или это просто сквозняк в старой крепости. Но на мгновение мне показалось, что он звучал насмешливо. Или… знакомо.
Анна
Два года. Два года моей новой, стыдно удобной жизни в позолоченной клетке. Два года ношения этих чертовых браслетов, которые за это время не нагрелись ни на градус. Два года тоски по чему-то, чего я не могла вспомнить, но чье отсутствие сверлило меня изнутри, как зубная боль.
Я освоилась. Если можно так назвать умение есть еду вилкой, а не руками, и не смеяться вслух над чопорными придворными, чьи лица всегда были затянуты так туго, будто они проглотили удила.
Мой главный анклав в этом цирке — комната Милы. Она была моим щитом, моим оправданием и моей единственной отдушиной. Когда ее болезнь отступала, мы гуляли по саду, и я учила ее «странным играм»: простым гимнастическим упражнениям, чтобы укрепить хоть какие-то мышцы, и дыхательным техникам, которые сама откуда-то знала. Она смеялась, запрокидывая голову, и на ее щеках появлялся слабый румянец.
Но чаще она была прикована к постели. Тогда я садилась у ее изголовья, и начиналось наше главное таинство.
— Анна, расскажи еще одну сказку! Про тот… аэропорт! — просила она, укутавшись в одеяло.
Мой мозг услужливо подкидывал обрывки. Картинки огромных залов, людей с чемоданами, голоса из динамиков.
— Ну, смотри, — начинала я, чувствуя легкое покалывание в браслетах. — Представь огромную-огромную пещеру, такую большую, что наш весь замок туда поместится. И в ней живут… железные птицы. Огромные, блестящие. А люди приходят к ним, садятся им на спину, и птицы уносят их в другие страны, высоко-высоко, над облаками.
— Выше облаков? — Мила замирала, ее глаза становились круглыми. — И они не падают?
— Почти никогда, — уверенно врала я. — А чтобы птица поняла, куда лететь, ей дают специальную бумажку… билет. Без него не пустят.
— Как в королевскую библиотеку! — восклицала она, находя знакомую аналогию.
— Да, точно, — улыбалась я. И продолжала. Про машины — «повозки без лошадей, которые рычат и ездят сами». Про компьютеры — «волшебные зеркала, в которых можно узнать всё на свете и даже поговорить с человеком на другом конце света».
Это были наши сказки. Мои обрывки памяти, которые я сама не понимала, облеченные в привычные для нее образы.
- Содержание -
Глава 1. Пролог. Для кого-то последний день, для меня — первый.
Chapter 2
Глава 2. Проснуться принцессой. Ну почти.
Глава 3. Сказки для больной девочки и прочие прелести жизни при дворе.
Глава 4. Выбор без выбора.
Глава 5. Бегство в никуда, или Идиотский план «Б»
Глава 6. Зов ветра. Зов крови.
Визуалы героев
Глава 7. Незваный гость на моем берегу.
Глава 8. Предложение, от которого нельзя отказаться.
Глава 9. Ночь страсти и магии.
Глава 10. Утро после бури.
Глава 11. Возвращение в клетку.
Глава 12. Новая тюрьма.
Глава 13. Исповедь вождя.
Глава 14. Бремя скалы.
Глава 15. Увядание.
Глава 16. Последний выдох.
Глава 17. Прах и воля.
Глава 18. В лапах у тишины.
Глава 19. Нежданный привет из-за угла.
Глава 20. Эхо у озера.
Глава 21. Каменное сердце гор.
Глава 22. Вспышка в камне.
Глава 23. Нити судьбы и железные обручи.
Глава 24. Осколки зеркала.
Глава 25. Личина покорности.
Глава 26. В ярости и страхе.
Глава 27. Из огня да в полымя.
Глава 28: Визит Тёмного Принца.
Глава 29: У стен логова льва.
Глава 30: Рёв твоей скалы.
Глава 31: Рождение бури.
Глава 32: Имя твоей скалы.
Глава 33: Путь к правде.
Глава 34: Суд в белых стенах.
Глава 35: Голос бури.
Глава 36: Дом там, где твой ветер.
Глава 37 (Эпилог): Клятва на скалах.
Глава 1. Пролог. Для кого-то последний день, для меня — первый.
— Ну вот, просто замечательно! — выдохнула Аня, вжимаясь в холодный камень и пытаясь вцепиться в скалу кончиками онемевших пальцев. — Аффтар жжот. Написано же: «маршрут для опытных альпинистов». Видимо, я сегодня не очень опытная.
Внизу под ногами клубилась молочно-белая пелена облаков, наглядно демонстрируя, насколько глубоко она облажалась. Где-то там шумела река, но ее рокот тонул в оглушительной тишине высоты и в бешеном стуке ее собственного сердца.
Она сорвалась. Нелепо, по-дурацки, из-за крошечного камушка и неловкого движения. И теперь висела между небом и землей, как забытое божеством подаяние, отчаянно цепляясь за жизнь.
И знаете, что было самым паршивым? Не страх. Даже близко не страх.
Ее накрыло волной такого щемящего, идиотского и до коликов острого сожаления, что перехватило дыхание куда сильнее, чем разреженный воздух.
— Двадцать пять лет, Карл! — мысленно прошипела она, обращаясь к вселенной, Богу и всем, кто стоял в очереди на раздачу жизненного смысла. — Двадцать пять лет, а я что? Я — ходячее, пыхтящее, сверхуспешное недоразумение!
Она успела получить красный диплом, встроиться в систему, купить квартиру в ипотеку и даже собрать коллекцию медалей с соревнований по фехтованию. Она была сильной, независимой, чертовски самодостаточной Аней. Ее жизнь была расписана по пунктам в ежедневнике и выглядела как эталонный план по захвату мира.
А на деле оказалась просто идеально отлаженной консервной банкой. С красивой этикеткой «Превосходно» и полной пустотой внутри.
Она так и не узнала, что значит — потерять голову от какого-то придурка. Чтобы сердце колотилось, как сумасшедшее, не от адреналина перед стартом, а от одного взгляда. Чтобы мурашки бежали не от холода в горах, а от случайного прикосновения его руки.
Нет. Ее близостью были строгие правила поединка на рапирах. Ее страстью — покорение немых и абсолютно безучастных к ее подвигам вершин. Ее любовью — тихий вечер наедине с книгой, где у героев, черт побери, было куда больше страсти и чувств, чем у нее за все двадцать пять лет.
— Эпик фэйл, — хрипло прошептала она, и ее голос сорвал ветер. Слезы, мгновенно леденевшие на щеках, текли не от страха, а от осознания чудовищной, просто анекдотической ошибки. Она отчаянно цеплялась за жизнь, которую на самом деле так и не прожила. Потратила ее на достижения, которые сейчас показались ей пылью.
Ее пальцы онемели. Силы покидали ее. Каждый мускул кричал от невыносимого напряжения.
— Ладно, Вселенная, — мысленно бросила она вызов, собрав остатки своего сарказма как щит. — Шутка зашла слишком далеко. Давай договоримся. Я признаю, что была круглой дурой. Ты дашь мне второй шанс? Хотя бы один раз почувствовать, что это вообще такое? А? Сделку?
Но камень под ее пальцами дрогнул. Крошечный кусочек сланца с предательским треском откололся и полетел вниз, исчезая в белой пустоте.
Больше не за что было держаться.
— А вот и нет, сволочи! — ее крик разорвал тишину. Это был не крик ужаса. Это был крик самой чистой, самой ядреной обиды на несправедливость.
И тогда время остановилось.
Ее падение замедлилось, превратившись в подозрительно плавное парение. Вихрь из сверкающих льдинок и осенних листьев, которых тут, на вершине, быть не могло в принципе, мягко подхватил ее. Воздух вокруг загудел низким, могущественным аккордом, словно кто-то ткнул пальцем в саму ткань реальности.
— Серьезно? — удивилась Аня уже вслух. — Галлюцинации из-за нехватки кислорода? Ну что ж, хоть какое-то развлечение.
Она не упала. Она парила в центре зародившейся бури, и ветер, уже не колющий и злой, а нежный и до чертиков любопытный, обвивал ее, словно изучая. Он касался ее лица, спутанных волос, окровавленных пальцев — и боль утихла, сменившись странным покалыванием.
Перед ней материализовалось Нечто. Нет, не так. Перед ней материализовалась сама идея движения. Бесконечный, пульсирующий вихрь из сияющего воздуха и чистого света. Формы не было, только мощь. И дикое, неподдельное любопытство.
«Ты так громко звала. Мешаешь круговороту воздушных масс…»
Голос прозвучал прямо в голове. Он был похож на то, как если бы ураган вдруг научился говорить, вплетая в свою речь шелест листвы и завывание вьюги.
— Звала? — мысленно огрызнулась Аня, напуганная до усрачки, но не подавая вида. — Я, вообще-то, тут помирать собралась. По-тихому. Без свидетелей.
Существо — Дух — склонилось над ней, и ее тоска, ее щемящее сожаление, ее невыплаканные слезы и неиспытанные желания хлынули наружу, как из прорванной плотины. Он видел ее насквозь. Видел ту самую пустоту, которую она так мастерски прятала под броней сарказма и показной силы.
«Какая занятная… Хрупкая скорлупа. А внутри… шум и тишина. И голод. Такой чистый, наивный голод.»
В его «голосе» прозвучала нота, похожая на удивление и восхищение.
«Твой мир кормил тебя камнями. А ты хотела огня. Как несправедливо.»
Дух Ветра — ибо это был он — будто задумался. Он был древним, он видел миры, и эта маленькая, разбитая, но такая яростная человеческая душа с ее простым и огромным желанием показалась ему бесконечно любопытной.
«Твой зов слишком искренен для такого конца. Слишком… громок. Я его слышу.»
Он принял решение.
Вихрь света и воздуха сгустился вокруг Ани, подхватывая ее, унося прочь от холодной скалы, от серого неба, от мира, который так и не стал для нее домом.
«Подарю тебе новый мир. Там тоже хватает идиотов и камней. Но там есть место и для огня. Найди его. Раздуй его. И тогда… тогда посмотрим, какой шум ты сможешь поднять.»
Он вдохнул в нее часть себя. Искру своей бесконечной, необузданной свободы. Дар, который был и благословением, и проклятием, и самым большим приключением в ее жизни.
Последнее, что успела подумать Аня, прежде чем сознание отключилось насовсем, было:
— Ну, я же просила всего один раз… Ладно, хоть не скучно будет.
А потом — мягкий удар о влажный мох. И запах. Сладковатый, пьянящий, незнакомый запах цветов, земли и чего-то такого, чего в ее старом мире точно не было. Что-то вроде… магии.
Тишина. Только шелест листьев где-то высоко-высоко.
А где-то в другом мире, на дне ущелья, спасатели так и не нашли ее тела. Консервная банка была вскрыта, и ее содержимое наконец-то отправилось на свободу.
Глава 2. Проснуться принцессой. Ну почти.
Анна
Первое, что я почувствовала — это адскую боль в висках. Такое ощущение, будто внутри моей черепной коробки лихие гномы устроили боулинг, используя мои же мозги в качестве шаров.
Второе — мягкость под спиной. Не мох, не земля. Что-то вроде перины. Очень настораживающе.
Третье — тихий, прерывистый плач где-то рядом.
Я рискнула приоткрыть один глаз. Потом второй. Взгляд сфокусировался на деревянных балках высокого потолка. Резные, темные. Ничего не напоминает. Я медленно повернула голову — мир поплыл волной тошнотворной каши — и увидела ее.
Девочку. Лет шестнадцати. Бледную, как простыня, с огромными глазами цвета незабудок, полными слез. Она сидела на краю моей кровати и смотрела на меня с таким облегчением, что я почувствовала себя последней дрянью просто за то, что лежу тут, а не бегу марафон во имя добра и справедливости.
— Ты… ты жива! — выдохнула она, и ее голосок задрожал. — Я так испугалась! Я думала, ты…
— Умерла? — хрипло закончила я. Горло было сухим, как воронье гнездо. — Нет, пока нет. Но есть планы на вечер. Что случилось? И, что более важно, где я, и кто вы?
В голове гудел только белый шум. Полная пустота. Кроме одного-единственного якоря.
— Меня... меня зовут Анна, — вдруг выдохнула я, поймав на лета обрывок самого себя. Больше — ничего.
Девочка всплеснула руками, тонкими, как прутики.
— Анна! Какое красивое имя! Я Мила. А это наш дом. Замок моего отца, князя Барагоса. Ты упала с неба прямо в наш сад! Прямо на розовый куст! Отец сказал, что это знак!
Замок. Князь. «Упала с неба». Гномы в голове сменили боулинг на отбивную из моего здравомыслия. Информации было слишком много, а опорных точек — одна-единственная. Собственное имя.
— Знак, говорите? — я медленно приподнялась на локтях, и мир снова заплясал джигу. — Знак чего? Того, что небесам надоело мое лицо и они решили сплавить меня с рук? Или что у местного розового куста отличная страховка?
Мила смотрела на меня с искренним недоумением. Сарказм, видимо, не долетел до ее ушей, застряв где-то в стратосфере ее наивности.
— Знак судьбы! — прошептала она с придыханием. — Отец сказал, что ты теперь моя сестра. Я всегда хотела сестру!
Вот как. С неба свалилась — получи сестру в подарок. Логика железная. Я огляделась. Комната была огромной. Гобелены, толстые свечи, дубовая мебель. Пахло медом, воском и чем-то чуждым, непривычным. Пахло… другим миром. Таким же чужим, как и я сама для себя.
И тут мой взгляд упал на руки. Вернее, на то, что на них было надето.
Два широких браслета. Идеально отполированный черный металл, холодный на ощупь. На поверхность были нанесены какие-то замысловатые серебристые узоры. Они были красивыми, если бы не одно «но»: они были намертво припаяны к запястьям. Ни застежки, ни щели. Как будто их отлили прямо на мне, пока я была в отключке.
— Э-э-э… это что за новомодный аксессуар? — поинтересовалась я, потянув за один из них. Не сдвинулся ни на миллиметр. — Браслеты — это, конечно, мило, но я, кажется, предпочитала более… съемные варианты.
Лицо Милы стало серьезным, почти печальным.
— Отец сказал, это для твоего же блага. Когда ты упала, с тобой творилось что-то… странное. Воздух дрожал. Ты была вся такая горячая. Мудрец сказал, что твое тело может быть опасно для тебя самой. Эти артефакты… они помогут тебе восстановить силы. Уравновесят твою природу.
«Мудрец». «Уравновесят твою природу». Звучало как развод лохов на деньги. Я посмотрела на ее искреннее, полное беспокойства лицо и проглотила язвительное замечание о том, что меня бы лучше «уравновесили» аспирин и крепкий кофе.
Она верила в эту сказку. Искренне и безоговорочно. Верила, что ее отец — благодетель.
А я… а я чувствовала подвох. Огромный, как этот дубовый шкаф. Никто просто так не подбирает незнакомок с улицы и не объявляет их дочерьми, и не одевает на них непонятные магические наручники.
Но смотреть на ее большие, полные надежды глаза и рушить ее веру не было сил. Да и какая от этого польза? Я в этом мире одна. Абсолютно одна. Без прошлого, без имени. А тут — крыша над головой, еда и девочка, которая смотрит на тебя, как на чудо. Пусть и с сомнительными дополнениями в виде колец на руки.
— Ладно, — сдалась я, снова падая на подушки. — Значит, я теперь твоя сестра. Предупреждаю, я, наверное, не умею заплетать косы и делиться игрушками.
Мила просияла, как будто я подарила ей целое королевство, а не выдала очередную порцию сарказма.
— Ничего! Я научу тебя всему! Мы будем вместе гулять, читать сказки… Ой! — она вдруг всплеснула руками. — Я же забыла! Тебе нужно отдыхать! Я позову служанку, она принесет тебе бульон и хлеб!
Она выпорхнула из комнаты, оставив меня наедине с гнетущей тишиной, дурацкими браслетами и треском дров в камине.
Я подняла руки перед лицом, разглядывая эти черные, холодные обручи. Они были тяжелыми. Не физически — я быстро к этому привыкла. Тяжелыми была та тишина, немой укор, который они воплощали. «С тобой что-то не так. Тебя нужно держать в узде. Ты — опасность».
— Ну что, Анна, — пробормотала я своему единственному воспоминанию. — Поздравляю. Ты упала с неба, тебя приютили и заковали в наручники. Старт, я считаю, просто замечательный. Жду продолжения.
Ветер за окном что-то завыл. Или это просто сквозняк в старой крепости. Но на мгновение мне показалось, что он звучал насмешливо. Или… знакомо.
Глава 3. Сказки для больной девочки и прочие прелести жизни при дворе.
Анна
Два года. Два года моей новой, стыдно удобной жизни в позолоченной клетке. Два года ношения этих чертовых браслетов, которые за это время не нагрелись ни на градус. Два года тоски по чему-то, чего я не могла вспомнить, но чье отсутствие сверлило меня изнутри, как зубная боль.
Я освоилась. Если можно так назвать умение есть еду вилкой, а не руками, и не смеяться вслух над чопорными придворными, чьи лица всегда были затянуты так туго, будто они проглотили удила.
Мой главный анклав в этом цирке — комната Милы. Она была моим щитом, моим оправданием и моей единственной отдушиной. Когда ее болезнь отступала, мы гуляли по саду, и я учила ее «странным играм»: простым гимнастическим упражнениям, чтобы укрепить хоть какие-то мышцы, и дыхательным техникам, которые сама откуда-то знала. Она смеялась, запрокидывая голову, и на ее щеках появлялся слабый румянец.
Но чаще она была прикована к постели. Тогда я садилась у ее изголовья, и начиналось наше главное таинство.
— Анна, расскажи еще одну сказку! Про тот… аэропорт! — просила она, укутавшись в одеяло.
Мой мозг услужливо подкидывал обрывки. Картинки огромных залов, людей с чемоданами, голоса из динамиков.
— Ну, смотри, — начинала я, чувствуя легкое покалывание в браслетах. — Представь огромную-огромную пещеру, такую большую, что наш весь замок туда поместится. И в ней живут… железные птицы. Огромные, блестящие. А люди приходят к ним, садятся им на спину, и птицы уносят их в другие страны, высоко-высоко, над облаками.
— Выше облаков? — Мила замирала, ее глаза становились круглыми. — И они не падают?
— Почти никогда, — уверенно врала я. — А чтобы птица поняла, куда лететь, ей дают специальную бумажку… билет. Без него не пустят.
— Как в королевскую библиотеку! — восклицала она, находя знакомую аналогию.
— Да, точно, — улыбалась я. И продолжала. Про машины — «повозки без лошадей, которые рычат и ездят сами». Про компьютеры — «волшебные зеркала, в которых можно узнать всё на свете и даже поговорить с человеком на другом конце света».
Это были наши сказки. Мои обрывки памяти, которые я сама не понимала, облеченные в привычные для нее образы.
