Какой-то придворный в вышитой одежде, бледный как полотно, выступил вперед.
— Вождь Торд! — его голос дрожал. — Король… король Луторгин не ожидал такого визита. Мы не можем впустить вооруженный отряд орков в сердце королевства!
— Мы пришли не с войной, — прорычал я, и мои воины, стоявшие сзади, замерли еще неподвижнее. — Мы пришли с правдой.
— Правда не требует сопровождения из десятка варваров, — раздался холодный, знакомый голос. Из-за стражей вышел Лидрих. Он с насмешливой улыбкой окинул взглядом Анну, облаченную в простые штаны и рубаху, и меня. — Если ваши намерения чисты, войдите вдвоем. Без оружия. Без… свиты.
Оставить своих воинов снаружи, одних, в окружении враждебной стражи… Гарт поймал мой взгляд и едва заметно кивнул. «Мы выстоим». Он был старой, мудрой скалой. Я мог положиться на него.
Я повернулся к Анне. Она стояла, выпрямившись, ее поза и взгляд кричали о силе громче любых доспехов. В ее практичной одежде, с волосами, стянутыми в простой хвост, она выглядела чужеродно и опасно среди всей этой позолоты.
— Готова? — спросил я тихо.
— О, я ждала этого момента два года, — ее губы тронула холодная усмешка. — Готова посмотреть, как они будут выкручиваться. Идем, вождь. Покажем им, что правде не нужна охрана.
Я снял с пояса топор и молча протянул его Гарту. Затем кивнул Лидриху.
— Веди.
Нас повели по широким, залитым светом коридорам. Придворные замирали и шарахались в стороны, заслышав тяжелый топот моих сапог и легкие шаги Анны. Шептались. Кто-то крестился. Я чувствовал, как по спине Анны бегут мурашки, но ее лицо оставалось спокойным и насмешливым.
Великий зал был еще ослепительнее. Мраморный пол, высокий потолок, трон из светлого дерева и серебра. И на нем — Луторгин.
Он выглядел именно так, как о нем говорили: седовласый, со спокойным лицом и усталыми, добрыми глазами. Но в них читалась мудрость, а не слабость. Рядом с троном, в резном кресле, развалился Лидрих. Он смотрел на нас с томной, скучающей улыбкой, будто мы были мухами, залетевшими на его любимый пир. Барагоса не было видно, но я чувствовал его крысиное присутствие где-то в толпе.
Мы остановились в центре зала. Тишина стала гнетущей.
— Вождь Торд, — голос Луторгина был тихим, но он заполнил весь зал, не требуя повышать тон. — Мне сообщили, что ты явился не с войной. Объясни, что привело тебя в мой город.
Я сделал шаг вперед.
— Я привел свидетельницу. Свидетельницу предательства и заговора против твоей короны.
Лидрих мягко рассмеялся.
— Милый брат, о чем он? Какие заговоры? Это же дикарь со своей… что это у него там? Охотницей? Конюхом?
Но прежде чем я успел ответить, из толпы выступил Барагос. Он выглядел бледным, изможденным, на нем были поношенные одежды, а на лице — маска искренней скорби.
— Ваше Величество! — его голос дрожал от подобранного ужаса. — Простите мое вторжение… Но я должен сказать! Эта девушка… Она моя названая дочь! Я приютил ее, сжалившись над бедной сиротой! А она… — он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание собравшихся. — Она вступила в сговор с орками! Открыла им ворота моего замка! Они все разграбили, перебили моих верных людей! А ее… — он «с болью» посмотрел на Анну, — ее, видимо, пощадили за молодость и красоту. И теперь используют, чтобы приблизиться к вам!
Ложь лилась из него так же легко, как дыхание. Я видел, как Анна замерла, как сжались ее кулаки. Но она молчала, давая ему договорить.
— Да, братец, — подхватил Лидрих, играя яблоком, которое кто-то подал ему. — Я же говорил, что Барагос — верный вассал. А эту девицу я, признаться, прочил себе в жены, о чем уже говорил тебе. Видимо, ее сердце оказалось столь же ветреным, сколь и легкомысленным. Предпочла… грубую силу, — он бросил на меня пренебрежительный взгляд.
Луторгин смотрел на Барагоса, и на его лице читалась борьба. Он хотел верить в добро. В верность.
— Князь Барагос, твои слова… тяжелы. У тебя есть доказательства? — спросил король.
— Разрушенный замок и тела моих людей — не доказательство ли? — голос Барагоса сорвался на фальшивую слезу. — Она воспользовалась моим доверием! Я любил ее как дочь!
В зале прошел возмущенный ропот. Взгляды, устремленные на Анну, стали откровенно враждебными.
Тогда она сделала шаг вперед. Ее голос, чистый и звонкий, разрезал шепот как нож.
— О, закончен же прекрасный спектакль? — она окинула Барагоса и Лидриха взглядом, полным ледяного презения. — Теперь можно и правду сказать? Или вам, ваше величество, достаточно слез крокодила и сказок развратного принца?
Тишина в зале стала абсолютной. Даже Лидрих перестал играть с яблоком. Луторгин удивленно поднял брови. Никто не ожидал от «пленницы» такой дерзости.
Игра начиналась. И моя пантера выпускала когти.
Анна
Тишина в тронном зале была густой, как сливки. Все эти разодетые придворные, эти солдафоны в сияющих латах — они замерли, пораженные не фактами, а моей наглостью. Сметь говорить таким тоном в присутствии короля! Вот что их волновало. Не ложь, которую только что полили на их уши, а нарушение этикета.
Луторгин смотрел на меня не с гневом, а с любопытством. Как ученый на редкий экземпляр жука.
— Ты позволяешь себе слишком много, дитя, — мягко сказал он. Но в его мягкости таилась сталь.
— Я позволяю себе правду, Ваше Величество, — парировала я, не опуская глаз. — А вот эти двое позволяют себе гораздо большее. Предательство. Порабощение. И планирование убийства.
Лидрих фыркнул, но его глаза стали холодными, как лед.
— Слышишь, братец? Бредни испуганной девицы, которая пытается выгородить себя и своего… дикого покровителя.
— Испуганная? — я рассмеялась, и звук вышел резким, как удар хлыста. — О, милый принц, ты еще не видел меня испуганной. Ты видел, как я играю по твоим правилам в твоей позолоченной клетке. Правила изменились.
Я повернулась к королю, к этому доброму, слепому мужчине на троне.
— Вы хотите доказательств против слов «верного вассала» и «любящего брата»? Извольте.
Я подняла руки, демонстрируя тонкие, все еще красные полосы на запястьях.
— Князь Барагос не «приютил» меня. Он нашел меня без сознания, надел на меня эти кандалы, подавив мою магию, и держал в плену два года, соврав, что это для моего же блага! Он назвал меня дочерью лишь для того, чтобы выдать замуж за вашего брата, Ваше Величество. Чтобы Лидрих мог забрать мою силу и использовать ее для свержения вас.
В зале прошел шопот. Луторгин нахмурился.
— Магия? Какая магия? И почему я должен верить в столь фантастические обвинения?
— Потому что это правда, — голос Торда прорвался низкий, как грохот камнепада, бас. Он сделал шаг вперед, и вся его мощь, вся дикая сила, казалось, наполнила зал, заставив придворных невольно отпрянуть. — Я нашел ее не в замке. Я нашел ее в Поющих Лесах, куда она сбежала от его, — он кивнул на Барагоса, — «опеки». Она была в отчаянии. И она не «открыла» мне ворота. Она сокрушила часть его замка, когда ее сила вырвалась на свободу, сломав эти оковы. Сила, которую Барагос и твой брат хотели украсть.
— Сказки для детей! — выкрикнул Барагос, но его лицо было мокрым от пота. — Они сговорились!
— Молчи, — бросил ему Торд, и князь действительно на мгновение заткнулся, сраженный чистым авторитетом в его голосе. — Ты говорил о телах своих людей? Это тела тех, кто пытался помешать мне спасти то, что ты украл.
— А почему, собственно, тебя это так волнует, вождь? — вступил Лидрих, его голос сладок, как яд. — Почему предводитель орков так яростно защищает одну-единственную человеческую девушку? Неужели твои интересы… личные?
Он хотел выставить это животной страстью. Оправдать мое «предательство» расовой неверностью.
Торд повернулся к нему, и его ледяной взгляд мог бы заморозить ад.
— Я защищаю то, что честно, — прогремел он. — Ее свободу. Ее право быть той, кем она рождена быть. То, что ты и твой шакал, — он кивнул на Барагоса, — пытались у нее украсть. И я пришел сюда, потому что честный правитель, — он посмотрел прямо на Луторгина, — должен знать правду о змеях, которые ползают у его трона.
Настал мой черед. Я вышла вперед, рядом с Тордом, чувствуя, как моя сила, все еще новая и дикая, трепещет в крови, отзываясь на его непоколебимую твердость.
— Они не просто лгут вам, Ваше Величество, — сказала я, и мой голос зазвучал громче, подпитываемый ветром, который начал кружить по залу, шевеля волосы и плащи придворных. — Они считают вас глупцом. Слабым. Слепым. Они планировали ваше убийство, уверенные, что их ложь пройдет. Потому что кто поверит слову орка и какой-то безумной девчонки против слова князя и принца крови?
Я посмотрела прямо на Лидриха.
— Ты хотел мою силу, Лидрих? — я подняла руку, и на ладони закрутился маленький вихрь из пыли и лепестков, сорванных с чьего-то платья. — Она здесь. Приди и возьми.
Он отшатнулся, и в его глазах впервые мелькнул настоящий страх. Не перед королем. Передо мной.
Луторгин наблюдал за всем этим. Его доброе лицо стало строгим, усталые глаза затвердели. Он смотрел на потного, дрожащего Барагоса. На своего брата, который пытался сохранить маску презрения, но уже проиграл. Он смотрел на нас — на огромного орка и девушку с ветром в руках, стоящих плечом к плечу против всего его двора.
Молчание затягивалось. А потом король поднялся с трона.
— Князь Барагос, — его голос прозвучал громоносно. — Ты обвиняешься в государственной измене, порабощении и лжесвидетельстве. Ты будешь заключен в темницу, пока не будет проведено полное расследование.
Барагос вскрикнул, но стража уже взяла его под руки.
— Брат… — начал Лидрих, но Луторгин повернулся к нему.
— Ты, Лидрих, будешь находиться под домашним арестом в своих покоях до выяснения твоей роли в этом… заговоре.
Это был не самый суровый приговор, но он был публичным. Это было падением.
Луторгин затем посмотрел на нас.
— Вождь Торд. Леди Анна. Ваши обвинения… оказались не беспочвенны. Королевство в долгу перед вами. — Он сделал паузу, его взгляд перешел с меня на Торда и обратно. — Я вижу, что старые раны еще свежи. И старые предрассудки сильны. Но, возможно, именно такие, как вы, — те, кто способен увидеть правду поверх границ и рас, — смогут помочь нам построить мир, который не будет держаться на лжи.
Он предлагал нам союз. Не как вассалу и подданному, а как равным. Как силе, с которой нужно считаться.
Торд склонил голову, что для него было высшей степенью уважения.
— Мои люди всегда чтили силу и честь. Мы примем вашу руку, если она будет искренней.
Все взгляды устремились на меня. На диковинку. На оружие. На женщину, которая стояла между двумя мирами.
Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как ветер успокаивается внутри меня, уступая место новому, странному чувству — принадлежности.
— Я готова говорить, — сказала я. — Но только если это будет разговор на равных. Без цепей. Без секретов.
Я посмотрела на Торда, и в его глазах я увидела не только страсть, но и гордость. За меня. За нас.
Буря утихла. Но ее эхо навсегда изменило очертания этого мира. И мы стояли в самом его центре.
Анна
Дорога из Серебряного Престола казалась сном. Не кошмаром, а тем странным, светлым сном, после которого просыпаешься с улыбкой. Стража короля проводила нас до границ его владений, и теперь мы снова были одни — я, Торд и его воины, которые смотрели на меня уже не с подозрением, а с глубочайшим, почти мистическим почтением. Я была для них не пленницей и не чужой. Я была Бурей, которую их вождь сумел поймать и приручить. Только я не была приручена. Я была… понята.
Мы остановились на ночлег в старой крепости на нейтральных землях. Орки разбили лагерь во внутреннем дворе, а Торд молча взял меня за руку и повел в полуразрушенную башню, что возвышалась над руинами.
— Здесь будет тише, — только и сказал он, его голос грубый и нежный одновременно.
Комната под самой крышей была пуста, если не считать охапки свежего сена в углу и старого камина, в котором уже потрескивал огонь — кто-то из его орков успел все подготовить. Луна заглядывала в огромные бойницы, роняя на каменные плиты серебристые блики.
Я стояла посреди комнаты, вдыхая воздух, пахнущий дымом, старым камнем и им. Все было кончено. Барагос в темнице. Лидрих в немилости. Я была свободна. Но что теперь?
— Куда я поеду? — спросила я вслух, не обращаясь конкретно к нему. — У меня нет дома.
Торд подошел ко мне сзади, его огромные руки легли на мои плечи, согревая сквозь тонкую ткань рубахи.
— У тебя есть я, — произнес он просто, как о чем-то само собой разумеющемся. — И мой дом. Он суровый. Каменный. Но он будет твоим, если ты захочешь. Ты будешь не пленницей. Ты будешь… моей равной. Моей грозой.
Я обернулась к нему. В его ледяных глазах не было и тени сомнения. Была только уверенность и та самая, еще не высказанная до конца любовь, которая грела меня куда лучше любого огня.
— Твой дом, — прошептала я, пробуя это звучание. Логово Рока. Не позолоченная клетка, а крепость. Его крепость. — Да, — я кивнула, и на душе стало на удивление спокойно. — Я поеду с тобой домой.
Он не сказал ничего. Он просто притянул меня к себе и прижал свои губы к моим. Этот поцелуй был не как предыдущие — яростный или нежный. Он был… обетом. Клятвой. В нем была вся та дикая, необузданная сила, что бушевала в нем, и вся та нежность, которую он берег для меня одной.
Торд
Она сказала «да». Это слово, такое простое и такое вечное, отозвалось в моей груди глухим, ликующим ударом. Мой дом. Наши скалы. Они будут ее убежищем, ее крепостью. Я сделаю их такими для нее.
Я притянул ее к себе, и наши губы встретились. В этот раз не было спешки, не было отчаяния, что владело нами у озера. Было лишь медленное, глубокое познание. Ее губы были мягкими и сладкими, они отзывались на каждое движение моих с такой же неторопливой страстью.
Я водил руками по ее спине, чувствуя под тонкой тканью рубахи напряжение мышц, гибкость стана. Я чувствовал, как она трепещет под моими пальцами, но не от страха, а от ожидания. Я медленно, давая ей время остановить меня, стал расстегивать застежки на ее рубахе. Кожа под тканью оказалась нежной, горячей. Она вздохнула, когда мои пальцы коснулись ее обнаженной спины, и прижалась ко мне ближе.
Анна
Его пальцы были шершавыми, покрытыми следами бесчисленных битв, но их прикосновение было бесконечно нежным. Он снимал с меня одежду, как будто разворачивал самый драгоценный дар, который ему когда-либо доводилось получать. Рубаха мягко соскользнула на пол, затем — штаны. Я стояла перед ним в лунном свете, чувствуя на своей коже его взгляд — горячий, почти физически ощутимый.
— Ты так прекрасна, — прошептал он, и его голос звучал сдавленно, будто ему не хватало воздуха. — Как дух гор, явившийся мне.
Он не бросился на меня. Он подошел ближе и снова поцеловал, пока его руки скользили по моим плечам, рукам, талии. Каждое прикосновение было вопросом и утверждением одновременно. Каждое прикосновение говорило: «Ты здесь. Ты в безопасности. Ты желанна».
Мои руки потянулись к нему. Мне тоже хотелось чувствовать его. Я стянула с него кожаную куртку, затем — простую льняную рубаху, которая скрывала его торс. Под тканью открылась кожа, покрытая шрамами и мощными рельефами мышц.
— Вождь Торд! — его голос дрожал. — Король… король Луторгин не ожидал такого визита. Мы не можем впустить вооруженный отряд орков в сердце королевства!
— Мы пришли не с войной, — прорычал я, и мои воины, стоявшие сзади, замерли еще неподвижнее. — Мы пришли с правдой.
— Правда не требует сопровождения из десятка варваров, — раздался холодный, знакомый голос. Из-за стражей вышел Лидрих. Он с насмешливой улыбкой окинул взглядом Анну, облаченную в простые штаны и рубаху, и меня. — Если ваши намерения чисты, войдите вдвоем. Без оружия. Без… свиты.
Оставить своих воинов снаружи, одних, в окружении враждебной стражи… Гарт поймал мой взгляд и едва заметно кивнул. «Мы выстоим». Он был старой, мудрой скалой. Я мог положиться на него.
Я повернулся к Анне. Она стояла, выпрямившись, ее поза и взгляд кричали о силе громче любых доспехов. В ее практичной одежде, с волосами, стянутыми в простой хвост, она выглядела чужеродно и опасно среди всей этой позолоты.
— Готова? — спросил я тихо.
— О, я ждала этого момента два года, — ее губы тронула холодная усмешка. — Готова посмотреть, как они будут выкручиваться. Идем, вождь. Покажем им, что правде не нужна охрана.
Я снял с пояса топор и молча протянул его Гарту. Затем кивнул Лидриху.
— Веди.
Нас повели по широким, залитым светом коридорам. Придворные замирали и шарахались в стороны, заслышав тяжелый топот моих сапог и легкие шаги Анны. Шептались. Кто-то крестился. Я чувствовал, как по спине Анны бегут мурашки, но ее лицо оставалось спокойным и насмешливым.
Великий зал был еще ослепительнее. Мраморный пол, высокий потолок, трон из светлого дерева и серебра. И на нем — Луторгин.
Он выглядел именно так, как о нем говорили: седовласый, со спокойным лицом и усталыми, добрыми глазами. Но в них читалась мудрость, а не слабость. Рядом с троном, в резном кресле, развалился Лидрих. Он смотрел на нас с томной, скучающей улыбкой, будто мы были мухами, залетевшими на его любимый пир. Барагоса не было видно, но я чувствовал его крысиное присутствие где-то в толпе.
Мы остановились в центре зала. Тишина стала гнетущей.
— Вождь Торд, — голос Луторгина был тихим, но он заполнил весь зал, не требуя повышать тон. — Мне сообщили, что ты явился не с войной. Объясни, что привело тебя в мой город.
Я сделал шаг вперед.
— Я привел свидетельницу. Свидетельницу предательства и заговора против твоей короны.
Лидрих мягко рассмеялся.
— Милый брат, о чем он? Какие заговоры? Это же дикарь со своей… что это у него там? Охотницей? Конюхом?
Но прежде чем я успел ответить, из толпы выступил Барагос. Он выглядел бледным, изможденным, на нем были поношенные одежды, а на лице — маска искренней скорби.
— Ваше Величество! — его голос дрожал от подобранного ужаса. — Простите мое вторжение… Но я должен сказать! Эта девушка… Она моя названая дочь! Я приютил ее, сжалившись над бедной сиротой! А она… — он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание собравшихся. — Она вступила в сговор с орками! Открыла им ворота моего замка! Они все разграбили, перебили моих верных людей! А ее… — он «с болью» посмотрел на Анну, — ее, видимо, пощадили за молодость и красоту. И теперь используют, чтобы приблизиться к вам!
Ложь лилась из него так же легко, как дыхание. Я видел, как Анна замерла, как сжались ее кулаки. Но она молчала, давая ему договорить.
— Да, братец, — подхватил Лидрих, играя яблоком, которое кто-то подал ему. — Я же говорил, что Барагос — верный вассал. А эту девицу я, признаться, прочил себе в жены, о чем уже говорил тебе. Видимо, ее сердце оказалось столь же ветреным, сколь и легкомысленным. Предпочла… грубую силу, — он бросил на меня пренебрежительный взгляд.
Луторгин смотрел на Барагоса, и на его лице читалась борьба. Он хотел верить в добро. В верность.
— Князь Барагос, твои слова… тяжелы. У тебя есть доказательства? — спросил король.
— Разрушенный замок и тела моих людей — не доказательство ли? — голос Барагоса сорвался на фальшивую слезу. — Она воспользовалась моим доверием! Я любил ее как дочь!
В зале прошел возмущенный ропот. Взгляды, устремленные на Анну, стали откровенно враждебными.
Тогда она сделала шаг вперед. Ее голос, чистый и звонкий, разрезал шепот как нож.
— О, закончен же прекрасный спектакль? — она окинула Барагоса и Лидриха взглядом, полным ледяного презения. — Теперь можно и правду сказать? Или вам, ваше величество, достаточно слез крокодила и сказок развратного принца?
Тишина в зале стала абсолютной. Даже Лидрих перестал играть с яблоком. Луторгин удивленно поднял брови. Никто не ожидал от «пленницы» такой дерзости.
Игра начиналась. И моя пантера выпускала когти.
Глава 35: Голос бури.
Анна
Тишина в тронном зале была густой, как сливки. Все эти разодетые придворные, эти солдафоны в сияющих латах — они замерли, пораженные не фактами, а моей наглостью. Сметь говорить таким тоном в присутствии короля! Вот что их волновало. Не ложь, которую только что полили на их уши, а нарушение этикета.
Луторгин смотрел на меня не с гневом, а с любопытством. Как ученый на редкий экземпляр жука.
— Ты позволяешь себе слишком много, дитя, — мягко сказал он. Но в его мягкости таилась сталь.
— Я позволяю себе правду, Ваше Величество, — парировала я, не опуская глаз. — А вот эти двое позволяют себе гораздо большее. Предательство. Порабощение. И планирование убийства.
Лидрих фыркнул, но его глаза стали холодными, как лед.
— Слышишь, братец? Бредни испуганной девицы, которая пытается выгородить себя и своего… дикого покровителя.
— Испуганная? — я рассмеялась, и звук вышел резким, как удар хлыста. — О, милый принц, ты еще не видел меня испуганной. Ты видел, как я играю по твоим правилам в твоей позолоченной клетке. Правила изменились.
Я повернулась к королю, к этому доброму, слепому мужчине на троне.
— Вы хотите доказательств против слов «верного вассала» и «любящего брата»? Извольте.
Я подняла руки, демонстрируя тонкие, все еще красные полосы на запястьях.
— Князь Барагос не «приютил» меня. Он нашел меня без сознания, надел на меня эти кандалы, подавив мою магию, и держал в плену два года, соврав, что это для моего же блага! Он назвал меня дочерью лишь для того, чтобы выдать замуж за вашего брата, Ваше Величество. Чтобы Лидрих мог забрать мою силу и использовать ее для свержения вас.
В зале прошел шопот. Луторгин нахмурился.
— Магия? Какая магия? И почему я должен верить в столь фантастические обвинения?
— Потому что это правда, — голос Торда прорвался низкий, как грохот камнепада, бас. Он сделал шаг вперед, и вся его мощь, вся дикая сила, казалось, наполнила зал, заставив придворных невольно отпрянуть. — Я нашел ее не в замке. Я нашел ее в Поющих Лесах, куда она сбежала от его, — он кивнул на Барагоса, — «опеки». Она была в отчаянии. И она не «открыла» мне ворота. Она сокрушила часть его замка, когда ее сила вырвалась на свободу, сломав эти оковы. Сила, которую Барагос и твой брат хотели украсть.
— Сказки для детей! — выкрикнул Барагос, но его лицо было мокрым от пота. — Они сговорились!
— Молчи, — бросил ему Торд, и князь действительно на мгновение заткнулся, сраженный чистым авторитетом в его голосе. — Ты говорил о телах своих людей? Это тела тех, кто пытался помешать мне спасти то, что ты украл.
— А почему, собственно, тебя это так волнует, вождь? — вступил Лидрих, его голос сладок, как яд. — Почему предводитель орков так яростно защищает одну-единственную человеческую девушку? Неужели твои интересы… личные?
Он хотел выставить это животной страстью. Оправдать мое «предательство» расовой неверностью.
Торд повернулся к нему, и его ледяной взгляд мог бы заморозить ад.
— Я защищаю то, что честно, — прогремел он. — Ее свободу. Ее право быть той, кем она рождена быть. То, что ты и твой шакал, — он кивнул на Барагоса, — пытались у нее украсть. И я пришел сюда, потому что честный правитель, — он посмотрел прямо на Луторгина, — должен знать правду о змеях, которые ползают у его трона.
Настал мой черед. Я вышла вперед, рядом с Тордом, чувствуя, как моя сила, все еще новая и дикая, трепещет в крови, отзываясь на его непоколебимую твердость.
— Они не просто лгут вам, Ваше Величество, — сказала я, и мой голос зазвучал громче, подпитываемый ветром, который начал кружить по залу, шевеля волосы и плащи придворных. — Они считают вас глупцом. Слабым. Слепым. Они планировали ваше убийство, уверенные, что их ложь пройдет. Потому что кто поверит слову орка и какой-то безумной девчонки против слова князя и принца крови?
Я посмотрела прямо на Лидриха.
— Ты хотел мою силу, Лидрих? — я подняла руку, и на ладони закрутился маленький вихрь из пыли и лепестков, сорванных с чьего-то платья. — Она здесь. Приди и возьми.
Он отшатнулся, и в его глазах впервые мелькнул настоящий страх. Не перед королем. Передо мной.
Луторгин наблюдал за всем этим. Его доброе лицо стало строгим, усталые глаза затвердели. Он смотрел на потного, дрожащего Барагоса. На своего брата, который пытался сохранить маску презрения, но уже проиграл. Он смотрел на нас — на огромного орка и девушку с ветром в руках, стоящих плечом к плечу против всего его двора.
Молчание затягивалось. А потом король поднялся с трона.
— Князь Барагос, — его голос прозвучал громоносно. — Ты обвиняешься в государственной измене, порабощении и лжесвидетельстве. Ты будешь заключен в темницу, пока не будет проведено полное расследование.
Барагос вскрикнул, но стража уже взяла его под руки.
— Брат… — начал Лидрих, но Луторгин повернулся к нему.
— Ты, Лидрих, будешь находиться под домашним арестом в своих покоях до выяснения твоей роли в этом… заговоре.
Это был не самый суровый приговор, но он был публичным. Это было падением.
Луторгин затем посмотрел на нас.
— Вождь Торд. Леди Анна. Ваши обвинения… оказались не беспочвенны. Королевство в долгу перед вами. — Он сделал паузу, его взгляд перешел с меня на Торда и обратно. — Я вижу, что старые раны еще свежи. И старые предрассудки сильны. Но, возможно, именно такие, как вы, — те, кто способен увидеть правду поверх границ и рас, — смогут помочь нам построить мир, который не будет держаться на лжи.
Он предлагал нам союз. Не как вассалу и подданному, а как равным. Как силе, с которой нужно считаться.
Торд склонил голову, что для него было высшей степенью уважения.
— Мои люди всегда чтили силу и честь. Мы примем вашу руку, если она будет искренней.
Все взгляды устремились на меня. На диковинку. На оружие. На женщину, которая стояла между двумя мирами.
Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как ветер успокаивается внутри меня, уступая место новому, странному чувству — принадлежности.
— Я готова говорить, — сказала я. — Но только если это будет разговор на равных. Без цепей. Без секретов.
Я посмотрела на Торда, и в его глазах я увидела не только страсть, но и гордость. За меня. За нас.
Буря утихла. Но ее эхо навсегда изменило очертания этого мира. И мы стояли в самом его центре.
Глава 36: Дом там, где твой ветер.
Анна
Дорога из Серебряного Престола казалась сном. Не кошмаром, а тем странным, светлым сном, после которого просыпаешься с улыбкой. Стража короля проводила нас до границ его владений, и теперь мы снова были одни — я, Торд и его воины, которые смотрели на меня уже не с подозрением, а с глубочайшим, почти мистическим почтением. Я была для них не пленницей и не чужой. Я была Бурей, которую их вождь сумел поймать и приручить. Только я не была приручена. Я была… понята.
Мы остановились на ночлег в старой крепости на нейтральных землях. Орки разбили лагерь во внутреннем дворе, а Торд молча взял меня за руку и повел в полуразрушенную башню, что возвышалась над руинами.
— Здесь будет тише, — только и сказал он, его голос грубый и нежный одновременно.
Комната под самой крышей была пуста, если не считать охапки свежего сена в углу и старого камина, в котором уже потрескивал огонь — кто-то из его орков успел все подготовить. Луна заглядывала в огромные бойницы, роняя на каменные плиты серебристые блики.
Я стояла посреди комнаты, вдыхая воздух, пахнущий дымом, старым камнем и им. Все было кончено. Барагос в темнице. Лидрих в немилости. Я была свободна. Но что теперь?
— Куда я поеду? — спросила я вслух, не обращаясь конкретно к нему. — У меня нет дома.
Торд подошел ко мне сзади, его огромные руки легли на мои плечи, согревая сквозь тонкую ткань рубахи.
— У тебя есть я, — произнес он просто, как о чем-то само собой разумеющемся. — И мой дом. Он суровый. Каменный. Но он будет твоим, если ты захочешь. Ты будешь не пленницей. Ты будешь… моей равной. Моей грозой.
Я обернулась к нему. В его ледяных глазах не было и тени сомнения. Была только уверенность и та самая, еще не высказанная до конца любовь, которая грела меня куда лучше любого огня.
— Твой дом, — прошептала я, пробуя это звучание. Логово Рока. Не позолоченная клетка, а крепость. Его крепость. — Да, — я кивнула, и на душе стало на удивление спокойно. — Я поеду с тобой домой.
Он не сказал ничего. Он просто притянул меня к себе и прижал свои губы к моим. Этот поцелуй был не как предыдущие — яростный или нежный. Он был… обетом. Клятвой. В нем была вся та дикая, необузданная сила, что бушевала в нем, и вся та нежность, которую он берег для меня одной.
Торд
Она сказала «да». Это слово, такое простое и такое вечное, отозвалось в моей груди глухим, ликующим ударом. Мой дом. Наши скалы. Они будут ее убежищем, ее крепостью. Я сделаю их такими для нее.
Я притянул ее к себе, и наши губы встретились. В этот раз не было спешки, не было отчаяния, что владело нами у озера. Было лишь медленное, глубокое познание. Ее губы были мягкими и сладкими, они отзывались на каждое движение моих с такой же неторопливой страстью.
Я водил руками по ее спине, чувствуя под тонкой тканью рубахи напряжение мышц, гибкость стана. Я чувствовал, как она трепещет под моими пальцами, но не от страха, а от ожидания. Я медленно, давая ей время остановить меня, стал расстегивать застежки на ее рубахе. Кожа под тканью оказалась нежной, горячей. Она вздохнула, когда мои пальцы коснулись ее обнаженной спины, и прижалась ко мне ближе.
Анна
Его пальцы были шершавыми, покрытыми следами бесчисленных битв, но их прикосновение было бесконечно нежным. Он снимал с меня одежду, как будто разворачивал самый драгоценный дар, который ему когда-либо доводилось получать. Рубаха мягко соскользнула на пол, затем — штаны. Я стояла перед ним в лунном свете, чувствуя на своей коже его взгляд — горячий, почти физически ощутимый.
— Ты так прекрасна, — прошептал он, и его голос звучал сдавленно, будто ему не хватало воздуха. — Как дух гор, явившийся мне.
Он не бросился на меня. Он подошел ближе и снова поцеловал, пока его руки скользили по моим плечам, рукам, талии. Каждое прикосновение было вопросом и утверждением одновременно. Каждое прикосновение говорило: «Ты здесь. Ты в безопасности. Ты желанна».
Мои руки потянулись к нему. Мне тоже хотелось чувствовать его. Я стянула с него кожаную куртку, затем — простую льняную рубаху, которая скрывала его торс. Под тканью открылась кожа, покрытая шрамами и мощными рельефами мышц.
