равенство без стимула, требуемая рождаемость, смертность и война… А у нас люди не воюют, только техника! Семья никому не нужна! Ты сам строишь свой индивидуальный мир для себя… Ну скажите, что это рай?!
Слушая его минут десять, я отвернулся, посмотрел на звёзды за иллюминатором, вздохнул и промолвил:
— Мой рай был на Оазисе, здесь же… здесь всё стерильно, бездушно. Это не рай, а… золотая клетка.
Били резко повернулся ко мне. Его глаза сверкали.
— Золотая клетка?! — прошипел он. — Вы называете это клеткой? Это свобода, понимаете? Свобода от забот, от голода, от болезней! Вы можете посвятить свою жизнь самосовершенствованию, творчеству, самореализации! Ничто не ограничивает вас!
— А что ограничивало меня на Оазисе? — спросил я, — забота о ближнем, любовь, счастье в мелочах, мы были как семья — это ли ограничения?
— Чушь! — рявкнул Били. — Это пережитки прошлого, неэффективные эмоции, которые только мешают прогрессу! Мы создали идеальное общество, основанное на рациональности и результативности! И вы, вместо того чтобы радоваться этому, цепляетесь за какие-то сентиментальные воспоминания!
Его голос был полон презрения, но я не сдавался. Я начал рассказывать о конкретных моментах жизни на Оазисе — о смехе друзей на недельных собраниях, о помощи соседям во время трудностей, о простоте и искренности человеческих отношений. Я говорил не о романтизированном прошлом, а о реальной жизни, со своими недостатками, но и с неповторимой, непередаваемой теплотой. Каждая моя фраза была вызовом, бунтом против холодной логики Глизе. Спор продолжался, и я чувствовал, что разделяю не только космическое пространство, но и пропасть между двумя совершенно разными мировоззрениями.
— Да что вы вообще знаете про мою прошлую жизнь?! — практически на повышенных тонах высказывался я. Мой тон переходил в агрессию, я чувствовал, как накатывает волна гнева. И в этот момент, словно удар током, меня резко дернуло, и я неожиданно успокоился. Тело пронзила странная слабость, мысли притупились.
— Вы так не вскипайте, уважаемый, — улыбаясь, сказал Били. — Ну зачем себе же вредите эмоционально? Нервные клетки вам ещё пригодятся.
— Ваши вспышки гнева, Берислав, могут привести вас к нежелательным последствиям, — добавил Били, его улыбка оставалась натянутой, почти неестественной, — Вы же не хотите оказаться в рядах Нукров?
— В рядах кого? — переспросил я, искренне не понимая.
— Войско Смирной Угоды, у нас так их называют, — ответил Били, откидываясь в кресле. — Это тот контингент людей, которые проявляют отрицательный баланс в нашей системе. Пленные, не принявшие наши нормы, социально неподготовленные, психически отчуждённые… так скажем, «жёлтые пижамники». Они проникают в подземный союз под видом своих и устраивают разведывательные и диверсионные подрывы.
— Но как такое возможно? — я был поражён. — Многие из этих людей были сами из Союза? Кто возьмётся управлять таким войском?
Били пожал плечами, его улыбка стала ещё шире, обнажая идеально ровные зубы. Она казалась теперь почти зловещей.
— Специально усиленные масс-медийные чипы способны парализовать любое сознание, — пояснил он, словно это было само собой разумеющееся. — А управлять ими может любой, от простого человека до комедианта из юмористический программы. Главное — внушить в сознание, что всё во благо мирового порядка и защиты системы в целом.
— Простите еще за вопрос, про жёлтые пижамы… но я в такой очнулся у вас в системе, — встревожился я, наконец осознав всю жуткость ситуации.
— О, не переживайте, — сказал Били, отмахиваясь от моих слов, как от назойливой мухи. — Это не та пижама. На их пижамах ещё присутствует эмблема синего цвета в виде трезубца, символ внутренней борьбы. И к стати, ваш знакомый Зяма сейчас присоединился к их Войску, в ряды Добровольческого Отряда.
— Постойте-ка, но… — я не успел договорить. Меня прервал голос пилотируемой системы, извещающий о посадке.
— Мы уже прилетели, — по-прежнему улыбаясь, сказал Били. — Видите, хорошее общение с приятными людьми, и время быстро пролетает.
Мы приземлились. Я оказался в огромном ангаре, заполненном разнообразными летательными аппаратами. Воздух был чистым, прохладным, пахло озоном и чем-то сладковатым, искусственным. Из ангара мы вышли в просторный холл, весь сверкающий хромированным металлом и панорамными окнами, за которыми простирался вид на гигантскую космическую станцию. Она представляла собой сложную систему взаимосвязанных модулей, вращающихся вокруг центрального ядра — огромного, прозрачного сферического купола, внутри которого, казалось, просто висела в невесомости пышная, яркая зелень. В модулях просматривались жилые зоны, лаборатории, парки, что-то похожее на торговые центры. Всё это было соединено между собой бесконечной сетью коридоров, мостов и переходов, переливающихся разноцветными огнями. В воздухе носились бесшумные транспортные капсулы, доставляя людей от одного модуля к другому. Вся станция излучала ощущение гигантской, безупречно работающей машины, созданной для комфорта и совершенства, но в то же время холодной, отстранённой и немного пугающей своей идеальностью. Не чувствовалось ни хаоса, ни случайности, только строго спланированная и выверенная гармония, словно в идеально созданном компьютерном симуляторе.
Выйдя из транспортной капсулы на центральную площадь, я оказался в самом сердце мегаполиса. Это был настоящий колоссальный город, кипящий жизнью и энергией. Всё вокруг шумело, летело, бежало — ритм здешней системы был просто бешеный, не сравнимый ни с чем, что я видел раньше. Здания взмывали в небо, блестящими стеклянными пирамидами, хромированными небоскребами и изящными, закруглёнными башнями, будто сошедшими с глянцевой картинки будущего. Воздух, несмотря на огромное количество транспорта, был чистым, прохладным, насыщенным искусственным кислородом с едва уловимым ароматом цветов, которые, как я заметил, росли прямо внутри некоторых зданий в специально созданных вертикальных садах.
Летающие автомобили, бесшумные и изящные, скользили между высотками, оставляя за собой лишь лёгкое мерцание. На улицах, по многоуровневым эстакадам, двигались потоки людей — одетые в яркую, но при этом безукоризненно функциональную одежду, они перемещались с невероятной скоростью, поглощённые своими делами. Гигантские голографические экраны, встроенные в здания, транслировали потоки информации, рекламу и новости, создавая неповторимую атмосферу динамичной городской жизни. На центральной площади, среди сверкающих фонтанов и скульптур из светящегося металла, люди отдыхали, общались, занимаясь чем-то своим, создавая ощущение гармоничного единства и одновременно абсолютного индивидуализма. Даже мусорных баков я не видел — всё было безупречно чисто, словно каждый объект, каждый сантиметр города существовал только для того, чтобы подчеркнуть его идеальную функциональность и безупречный порядок. И всё же, несмотря на всё великолепную организацию, город казался мне немного… пустым. Не хватало какого-то человеческого тепла, непредсказуемости, того самого хаоса, который, как ни странно, делает жизнь такой интересной и живой.
Но самое интересное, на что я обратил особое внимание, — практически все люди, не считая роботов-помощников, которые двигались по своим маршрутам, смотрели в какие-то маленькие телевизоры, держа их в руках. Эти устройства были плоскими, тонкими, как пластинки, и излучали мягкий свет.
— Куда они все смотрят? — спросил я, указывая на толпу погружённых в свои экраны людей.
— Мы называем это «гаджетами», — ответил Били, его улыбка стала немного самодовольной. — На них управляется вся система жизни нашего общества: информационная, политическая, экономическая и так далее. Они были ещё до ядерной зимы, просто мы продолжили совершенствоваться, а подземный союз запретил любое использование гаджетов и какого-либо информационного фона, кроме вещания пропаганды Союза. Предлагаю пройтись пешком, чтобы вы оценили, так сказать, масштабы нашей системы.
Я был только за. Мы начали движение. Били шёл легко и непринуждённо, словно парил. Я же старался идти в ногу с ним, но чувствовал себя немного неуклюже. И действительно, всё происходило так, словно мы парили над городом. Многоуровневые магистрали, пешеходные дорожки, летали прямо под нашими ногами. Мы словно двигались по невидимому потоку, проплывая между небоскрёбами и транспортными потоками. Город не просто существовал вокруг нас, он как бы обтекал, огибал нас. Это ощущение невесомости и плавного скольжения было одновременно захватывающим и немного странным. Ощущение, что город был создан не для людей, а люди в нем — лишь часть сложной, прекрасно отлаженной системы. Чувство некой иллюзии усилилось, когда я заметил, как изящные здания меняются в зависимости от нашего ракурса — словно изменяя свою форму, они создавали ощущение бесконечности и динамики. Наше продвижение по городу больше походило на путешествие по невероятному, ослепительному лабиринту, завораживающему и одновременно пугающему своей искусственностью.
— Может, желаете выпить чего-нибудь освежающего? — поинтересовался Били, заметив, что я немного устал от прогулки по невероятному мегаполису.
— Да, но я бы хотел присесть, — ответил я, указывая на ближайшую к нам парящую платформу, с которой открывался захватывающий вид на город. — Тут прекрасные виды.
— Да, тут недалеко чудесный сквер, — сказал Били. — Там у нас зоны отдыха со встроенными гаджетами, чтобы можно было и отдохнуть, и в курсе событий оставаться. А я пока пойду, возьму нам парочку освежающих напитков.
— Хорошо, — согласился я, устраиваясь поудобнее на платформе. — Но куда мы направляемся? — уточнил я, всё ещё испытывая лёгкое чувство тревоги. Несмотря на всю красоту и совершенство окружающего мира, я не мог избавиться от ощущения, что меня ведут куда-то в неизвестность.
— Пока наслаждайтесь видами нашей системы и не думайте ни о чём, — улыбнулся Били, исчезая в потоке людей. Его улыбка, казалось, несла в себе какой-то скрытый смысл, который я пока не мог разгадать.
Я остался один, погружённый в созерцание панорамы города. Под ногами, словно бесконечная река, текли потоки транспорта. Небоскрёбы, похожие на сверкающие кристаллические цветы, вздымались к небу, переливаясь всеми цветами радуги под воздействием искусственного освещения. Вдалеке виднелись огромные, похожие на космические корабли, купола — вероятно, это были жилые модули, целые города в городе. Вся эта картина была великолепной, но в то же время казалась слишком идеальной, слишком выверенной, словно виртуальная голограмма, лишённая живого, непредсказуемого дыхания настоящей жизни. И всё это окутывало меня ощущением какого-то скрытого контроля, неизбежной предопределённости. И я не мог понять, хорошо это или плохо.
Оказавшись в сквере, я был поражен его чистотой и красотой линий. В центре находился небольшой, идеально круглый бассейн, из которого бил высокий, изящный фонтан. Вокруг пруда был облагорожен пляж с белоснежным песком, идеально ровным, как будто вычерченным по линейке. Но больше всего меня удивили полуобнаженные люди, отдыхающие на пляже. А особенно девушки — на них была только нижняя часть купальника, и они даже не думали прикрывать свою наготу. Они спокойно загорали, общались, купались в бассейне, и их поведение казалось абсолютно естественным. На какое-то время я, кажется, просто застыл, открыв рот от удивления.
Внезапно меня одернул мимо проходящий парень.
— Дружок, ты чего так залип на этих «сосок»? — сказал незнакомец, используя какой-то странный жаргонный термин. — Пару-тройку сотен байтов, и ближайшая к нам сделает тебе приятное в пляжной комнате.
Я резко пришёл в себя.
— Простите, — добродушно ответил я. — Я никого не хотел обидеть, я просто не местный. Но… как же моральная сторона? Что девушка готова так легко, за байты, сделать мне приятно? — искренне удивлялся я.
Незнакомец посмотрел на меня с непониманием.
— А кому ты интересен, дружок, если у тебя нет байтов? — удивился он. — Нет, ты, конечно, можешь найти подружку по интересам и проводить с ней своё и так бесценное время, но это выйдет намного дороже — и финансово, и психологически. Зачем такие трудности?
— Ну а как же любовь, чувства и… — я не успел договорить, как незнакомец перебил меня. — Ты ещё детей заведи, сумасшедший! У тебя даже часового кошелька нет на руке! — Он махнул рукой и пошёл дальше, оставляя меня в полном недоумении.
Я присел в стеклянном автопавильоне, похожем на небольшую кабинку. Внутри находились шесть квадратных экранов, и любой желающий мог ввести свой системный логин и пароль, чтобы войти в режим информационного обеспечения.
Рядом со мной стоял парень и смотрел спортивную трансляцию. Он постоянно что-то выкрикивал: «Ну давай, давай! Обгоняй, обгоняй, давай!» Его лицо было напряжённым, глаза горели азартом.
Сбоку сидела девушка и смотрела в свой гаджет. Через несколько минут она выругалась и пробурчала себе под нос: «Вообще в шоке! Спать сразу с двумя, при этом не поднимать свой «хай» на максимум, а потом удивляется, почему её не взяли в следующий сезон программы «Дура»! Её слова прозвучали как обычный комментарий к увиденному в сети, обыденность жизни в этой системе.
В этот момент парень резко крикнул: «Сволочь, не обогнал! Я слил последние байты!» — Он резко ударил кулаком по экрану монитора. Экран треснул, и парень резко упал в конвульсиях, его тело начало биться в судорогах. Я в ужасе наблюдал за происходящим, не понимая, что случилось. Возможно, перегрузка системы, или что-то ещё…
Девушка просто фыркнула и равнодушно продолжила смотреть в свой гаджет. Её реакция на рядом лежащего человека была настолько холодной и безразличной, что леденящий ужас пронзил меня. Она, казалось, даже не заметила ничего необычного. Для неё это была просто ещё одна случайность в потоке информации, ещё одно событие, которое не заслуживало внимания.
Парень примерно минуту корчился от боли, его тело билось в судорогах. Я, не раздумывая, дернулся к нему на помощь, подхватил его голову, стараясь удержать от ударов о пол. Я всё время спрашивал, как он себя чувствует, но он не отвечал, лишь стонал от боли. Когда конвульсии наконец прекратились, он лежал неподвижно, тяжело дыша. Когда он открыл глаза, взгляд его был пустым, потерянным. Он посмотрел прямо мне в глаза, поблагодарил за помощь хриплым голосом и промолвил, глядя в потолок:
— За мной придут наверное? На что я буду существовать? Мне восьмой кредит не дадут, а работать я больше не могу… Остаётся только самоуничтожение…
Его слова прозвучали как приговор, как окончательное признание поражения в этой идеальной, но жестокой системе. В них не было ни надежды, ни протеста, только смирение перед неизбежным.
Я помог ему подняться и, стараясь поддержать, решил завести с ним беседу:
— О чём ты говоришь? О каком самоуничтожении?
— Я… я… да что я… — пробормотал он, опустив голову. — Тут все так… Тут все на байтах. Нет байтов — ты никто. Все в большом потоке по добыванию байтов, тайминг временных показателей и симуляция свободы… Я устал… — промолвил парень, голос его был полон отчаяния.
— Может, тебе надо отдохнуть? Взять пару недель на отдых? — предложил я, надеясь хоть как-то помочь ему.
Слушая его минут десять, я отвернулся, посмотрел на звёзды за иллюминатором, вздохнул и промолвил:
— Мой рай был на Оазисе, здесь же… здесь всё стерильно, бездушно. Это не рай, а… золотая клетка.
Били резко повернулся ко мне. Его глаза сверкали.
— Золотая клетка?! — прошипел он. — Вы называете это клеткой? Это свобода, понимаете? Свобода от забот, от голода, от болезней! Вы можете посвятить свою жизнь самосовершенствованию, творчеству, самореализации! Ничто не ограничивает вас!
— А что ограничивало меня на Оазисе? — спросил я, — забота о ближнем, любовь, счастье в мелочах, мы были как семья — это ли ограничения?
— Чушь! — рявкнул Били. — Это пережитки прошлого, неэффективные эмоции, которые только мешают прогрессу! Мы создали идеальное общество, основанное на рациональности и результативности! И вы, вместо того чтобы радоваться этому, цепляетесь за какие-то сентиментальные воспоминания!
Его голос был полон презрения, но я не сдавался. Я начал рассказывать о конкретных моментах жизни на Оазисе — о смехе друзей на недельных собраниях, о помощи соседям во время трудностей, о простоте и искренности человеческих отношений. Я говорил не о романтизированном прошлом, а о реальной жизни, со своими недостатками, но и с неповторимой, непередаваемой теплотой. Каждая моя фраза была вызовом, бунтом против холодной логики Глизе. Спор продолжался, и я чувствовал, что разделяю не только космическое пространство, но и пропасть между двумя совершенно разными мировоззрениями.
— Да что вы вообще знаете про мою прошлую жизнь?! — практически на повышенных тонах высказывался я. Мой тон переходил в агрессию, я чувствовал, как накатывает волна гнева. И в этот момент, словно удар током, меня резко дернуло, и я неожиданно успокоился. Тело пронзила странная слабость, мысли притупились.
— Вы так не вскипайте, уважаемый, — улыбаясь, сказал Били. — Ну зачем себе же вредите эмоционально? Нервные клетки вам ещё пригодятся.
— Ваши вспышки гнева, Берислав, могут привести вас к нежелательным последствиям, — добавил Били, его улыбка оставалась натянутой, почти неестественной, — Вы же не хотите оказаться в рядах Нукров?
— В рядах кого? — переспросил я, искренне не понимая.
— Войско Смирной Угоды, у нас так их называют, — ответил Били, откидываясь в кресле. — Это тот контингент людей, которые проявляют отрицательный баланс в нашей системе. Пленные, не принявшие наши нормы, социально неподготовленные, психически отчуждённые… так скажем, «жёлтые пижамники». Они проникают в подземный союз под видом своих и устраивают разведывательные и диверсионные подрывы.
— Но как такое возможно? — я был поражён. — Многие из этих людей были сами из Союза? Кто возьмётся управлять таким войском?
Били пожал плечами, его улыбка стала ещё шире, обнажая идеально ровные зубы. Она казалась теперь почти зловещей.
— Специально усиленные масс-медийные чипы способны парализовать любое сознание, — пояснил он, словно это было само собой разумеющееся. — А управлять ими может любой, от простого человека до комедианта из юмористический программы. Главное — внушить в сознание, что всё во благо мирового порядка и защиты системы в целом.
— Простите еще за вопрос, про жёлтые пижамы… но я в такой очнулся у вас в системе, — встревожился я, наконец осознав всю жуткость ситуации.
— О, не переживайте, — сказал Били, отмахиваясь от моих слов, как от назойливой мухи. — Это не та пижама. На их пижамах ещё присутствует эмблема синего цвета в виде трезубца, символ внутренней борьбы. И к стати, ваш знакомый Зяма сейчас присоединился к их Войску, в ряды Добровольческого Отряда.
— Постойте-ка, но… — я не успел договорить. Меня прервал голос пилотируемой системы, извещающий о посадке.
— Мы уже прилетели, — по-прежнему улыбаясь, сказал Били. — Видите, хорошее общение с приятными людьми, и время быстро пролетает.
Мы приземлились. Я оказался в огромном ангаре, заполненном разнообразными летательными аппаратами. Воздух был чистым, прохладным, пахло озоном и чем-то сладковатым, искусственным. Из ангара мы вышли в просторный холл, весь сверкающий хромированным металлом и панорамными окнами, за которыми простирался вид на гигантскую космическую станцию. Она представляла собой сложную систему взаимосвязанных модулей, вращающихся вокруг центрального ядра — огромного, прозрачного сферического купола, внутри которого, казалось, просто висела в невесомости пышная, яркая зелень. В модулях просматривались жилые зоны, лаборатории, парки, что-то похожее на торговые центры. Всё это было соединено между собой бесконечной сетью коридоров, мостов и переходов, переливающихся разноцветными огнями. В воздухе носились бесшумные транспортные капсулы, доставляя людей от одного модуля к другому. Вся станция излучала ощущение гигантской, безупречно работающей машины, созданной для комфорта и совершенства, но в то же время холодной, отстранённой и немного пугающей своей идеальностью. Не чувствовалось ни хаоса, ни случайности, только строго спланированная и выверенная гармония, словно в идеально созданном компьютерном симуляторе.
Выйдя из транспортной капсулы на центральную площадь, я оказался в самом сердце мегаполиса. Это был настоящий колоссальный город, кипящий жизнью и энергией. Всё вокруг шумело, летело, бежало — ритм здешней системы был просто бешеный, не сравнимый ни с чем, что я видел раньше. Здания взмывали в небо, блестящими стеклянными пирамидами, хромированными небоскребами и изящными, закруглёнными башнями, будто сошедшими с глянцевой картинки будущего. Воздух, несмотря на огромное количество транспорта, был чистым, прохладным, насыщенным искусственным кислородом с едва уловимым ароматом цветов, которые, как я заметил, росли прямо внутри некоторых зданий в специально созданных вертикальных садах.
Летающие автомобили, бесшумные и изящные, скользили между высотками, оставляя за собой лишь лёгкое мерцание. На улицах, по многоуровневым эстакадам, двигались потоки людей — одетые в яркую, но при этом безукоризненно функциональную одежду, они перемещались с невероятной скоростью, поглощённые своими делами. Гигантские голографические экраны, встроенные в здания, транслировали потоки информации, рекламу и новости, создавая неповторимую атмосферу динамичной городской жизни. На центральной площади, среди сверкающих фонтанов и скульптур из светящегося металла, люди отдыхали, общались, занимаясь чем-то своим, создавая ощущение гармоничного единства и одновременно абсолютного индивидуализма. Даже мусорных баков я не видел — всё было безупречно чисто, словно каждый объект, каждый сантиметр города существовал только для того, чтобы подчеркнуть его идеальную функциональность и безупречный порядок. И всё же, несмотря на всё великолепную организацию, город казался мне немного… пустым. Не хватало какого-то человеческого тепла, непредсказуемости, того самого хаоса, который, как ни странно, делает жизнь такой интересной и живой.
Но самое интересное, на что я обратил особое внимание, — практически все люди, не считая роботов-помощников, которые двигались по своим маршрутам, смотрели в какие-то маленькие телевизоры, держа их в руках. Эти устройства были плоскими, тонкими, как пластинки, и излучали мягкий свет.
— Куда они все смотрят? — спросил я, указывая на толпу погружённых в свои экраны людей.
— Мы называем это «гаджетами», — ответил Били, его улыбка стала немного самодовольной. — На них управляется вся система жизни нашего общества: информационная, политическая, экономическая и так далее. Они были ещё до ядерной зимы, просто мы продолжили совершенствоваться, а подземный союз запретил любое использование гаджетов и какого-либо информационного фона, кроме вещания пропаганды Союза. Предлагаю пройтись пешком, чтобы вы оценили, так сказать, масштабы нашей системы.
Я был только за. Мы начали движение. Били шёл легко и непринуждённо, словно парил. Я же старался идти в ногу с ним, но чувствовал себя немного неуклюже. И действительно, всё происходило так, словно мы парили над городом. Многоуровневые магистрали, пешеходные дорожки, летали прямо под нашими ногами. Мы словно двигались по невидимому потоку, проплывая между небоскрёбами и транспортными потоками. Город не просто существовал вокруг нас, он как бы обтекал, огибал нас. Это ощущение невесомости и плавного скольжения было одновременно захватывающим и немного странным. Ощущение, что город был создан не для людей, а люди в нем — лишь часть сложной, прекрасно отлаженной системы. Чувство некой иллюзии усилилось, когда я заметил, как изящные здания меняются в зависимости от нашего ракурса — словно изменяя свою форму, они создавали ощущение бесконечности и динамики. Наше продвижение по городу больше походило на путешествие по невероятному, ослепительному лабиринту, завораживающему и одновременно пугающему своей искусственностью.
— Может, желаете выпить чего-нибудь освежающего? — поинтересовался Били, заметив, что я немного устал от прогулки по невероятному мегаполису.
— Да, но я бы хотел присесть, — ответил я, указывая на ближайшую к нам парящую платформу, с которой открывался захватывающий вид на город. — Тут прекрасные виды.
— Да, тут недалеко чудесный сквер, — сказал Били. — Там у нас зоны отдыха со встроенными гаджетами, чтобы можно было и отдохнуть, и в курсе событий оставаться. А я пока пойду, возьму нам парочку освежающих напитков.
— Хорошо, — согласился я, устраиваясь поудобнее на платформе. — Но куда мы направляемся? — уточнил я, всё ещё испытывая лёгкое чувство тревоги. Несмотря на всю красоту и совершенство окружающего мира, я не мог избавиться от ощущения, что меня ведут куда-то в неизвестность.
— Пока наслаждайтесь видами нашей системы и не думайте ни о чём, — улыбнулся Били, исчезая в потоке людей. Его улыбка, казалось, несла в себе какой-то скрытый смысл, который я пока не мог разгадать.
Я остался один, погружённый в созерцание панорамы города. Под ногами, словно бесконечная река, текли потоки транспорта. Небоскрёбы, похожие на сверкающие кристаллические цветы, вздымались к небу, переливаясь всеми цветами радуги под воздействием искусственного освещения. Вдалеке виднелись огромные, похожие на космические корабли, купола — вероятно, это были жилые модули, целые города в городе. Вся эта картина была великолепной, но в то же время казалась слишком идеальной, слишком выверенной, словно виртуальная голограмма, лишённая живого, непредсказуемого дыхания настоящей жизни. И всё это окутывало меня ощущением какого-то скрытого контроля, неизбежной предопределённости. И я не мог понять, хорошо это или плохо.
Оказавшись в сквере, я был поражен его чистотой и красотой линий. В центре находился небольшой, идеально круглый бассейн, из которого бил высокий, изящный фонтан. Вокруг пруда был облагорожен пляж с белоснежным песком, идеально ровным, как будто вычерченным по линейке. Но больше всего меня удивили полуобнаженные люди, отдыхающие на пляже. А особенно девушки — на них была только нижняя часть купальника, и они даже не думали прикрывать свою наготу. Они спокойно загорали, общались, купались в бассейне, и их поведение казалось абсолютно естественным. На какое-то время я, кажется, просто застыл, открыв рот от удивления.
Внезапно меня одернул мимо проходящий парень.
— Дружок, ты чего так залип на этих «сосок»? — сказал незнакомец, используя какой-то странный жаргонный термин. — Пару-тройку сотен байтов, и ближайшая к нам сделает тебе приятное в пляжной комнате.
Я резко пришёл в себя.
— Простите, — добродушно ответил я. — Я никого не хотел обидеть, я просто не местный. Но… как же моральная сторона? Что девушка готова так легко, за байты, сделать мне приятно? — искренне удивлялся я.
Незнакомец посмотрел на меня с непониманием.
— А кому ты интересен, дружок, если у тебя нет байтов? — удивился он. — Нет, ты, конечно, можешь найти подружку по интересам и проводить с ней своё и так бесценное время, но это выйдет намного дороже — и финансово, и психологически. Зачем такие трудности?
— Ну а как же любовь, чувства и… — я не успел договорить, как незнакомец перебил меня. — Ты ещё детей заведи, сумасшедший! У тебя даже часового кошелька нет на руке! — Он махнул рукой и пошёл дальше, оставляя меня в полном недоумении.
Я присел в стеклянном автопавильоне, похожем на небольшую кабинку. Внутри находились шесть квадратных экранов, и любой желающий мог ввести свой системный логин и пароль, чтобы войти в режим информационного обеспечения.
Рядом со мной стоял парень и смотрел спортивную трансляцию. Он постоянно что-то выкрикивал: «Ну давай, давай! Обгоняй, обгоняй, давай!» Его лицо было напряжённым, глаза горели азартом.
Сбоку сидела девушка и смотрела в свой гаджет. Через несколько минут она выругалась и пробурчала себе под нос: «Вообще в шоке! Спать сразу с двумя, при этом не поднимать свой «хай» на максимум, а потом удивляется, почему её не взяли в следующий сезон программы «Дура»! Её слова прозвучали как обычный комментарий к увиденному в сети, обыденность жизни в этой системе.
В этот момент парень резко крикнул: «Сволочь, не обогнал! Я слил последние байты!» — Он резко ударил кулаком по экрану монитора. Экран треснул, и парень резко упал в конвульсиях, его тело начало биться в судорогах. Я в ужасе наблюдал за происходящим, не понимая, что случилось. Возможно, перегрузка системы, или что-то ещё…
Девушка просто фыркнула и равнодушно продолжила смотреть в свой гаджет. Её реакция на рядом лежащего человека была настолько холодной и безразличной, что леденящий ужас пронзил меня. Она, казалось, даже не заметила ничего необычного. Для неё это была просто ещё одна случайность в потоке информации, ещё одно событие, которое не заслуживало внимания.
Парень примерно минуту корчился от боли, его тело билось в судорогах. Я, не раздумывая, дернулся к нему на помощь, подхватил его голову, стараясь удержать от ударов о пол. Я всё время спрашивал, как он себя чувствует, но он не отвечал, лишь стонал от боли. Когда конвульсии наконец прекратились, он лежал неподвижно, тяжело дыша. Когда он открыл глаза, взгляд его был пустым, потерянным. Он посмотрел прямо мне в глаза, поблагодарил за помощь хриплым голосом и промолвил, глядя в потолок:
— За мной придут наверное? На что я буду существовать? Мне восьмой кредит не дадут, а работать я больше не могу… Остаётся только самоуничтожение…
Его слова прозвучали как приговор, как окончательное признание поражения в этой идеальной, но жестокой системе. В них не было ни надежды, ни протеста, только смирение перед неизбежным.
Я помог ему подняться и, стараясь поддержать, решил завести с ним беседу:
— О чём ты говоришь? О каком самоуничтожении?
— Я… я… да что я… — пробормотал он, опустив голову. — Тут все так… Тут все на байтах. Нет байтов — ты никто. Все в большом потоке по добыванию байтов, тайминг временных показателей и симуляция свободы… Я устал… — промолвил парень, голос его был полон отчаяния.
— Может, тебе надо отдохнуть? Взять пару недель на отдых? — предложил я, надеясь хоть как-то помочь ему.
