--Моя прекрасная шпионка и знойная соблазнительница!—увлёк на мягкие подушки просторной постели, не переставая, с жаром целовать и отважно ласкать её. Ему снова хотелось полностью раствориться в их запретной, но такой головокружительной любви, заставляющей, забыть обо всём на свете. Ольга не могла, да и не хотела ни в чём отказывать возлюбленному, и, вся трепеща от сладостных ощущений, позволяла ему, делать с ней всё, что захочется его душе, но в пределах разумного. Ведь содомские забавы ими даже не рассматривались из-за того, что были неприемлемыми. Они просто любили и безвозмездно отдавали друг другу всю свою нежность, на какую только способны.
Только ни всем хорошо и спокойно было в эту тихую безоблачную звёздную ночь. К таким ночным мытарям относился и жестокий барон Джон Браэртон. После того, как его немного, но хорошенько припугнули родственники ирландской герцогини Корделы, входящие в состав обслуживающего персонала лайнера, он, уверенный в том, что распоряжение шло от Великой княжны, явился к капитанским апартаментам, не сомневаясь в том, что венценосная падчерица находится именно в них.
Браэртон был вне себя от гнева и жаждал немедленного отмщения, готовый собственноручно и беспощадно убить её. Только он сначала решил жестоко отыметь девушку на глазах влиятельного любовника, которого никогда не считал авторитетом, но, к его глубокому разочарованию, путь в каюту главного офицера ему преградили, надёжно охраняющие вход в неё, морские русские офицеры, весьма высокого звания, и две преданные молоденькие фрейлины Великой княжны. Они не обращали внимания на, царящий в белоснежном коридоре, полумрак, о чём-то тихо между собой беседуя и не чувствуя никакой усталости и сонливости из-за того, что предварительно выпили тонизирующего зелья, которое им дал личный секретарь Российского Государя, приготовленный самой Ольгой Фёдоровной, ещё за две недели до отправления в триумфальное путешествие.
В эту самую минуту, к ним подошёл барон Браэртон, и, воспользовавшись их увлечённым разговором, попытался прорваться вовнутрь каюты, но был остановлен, вовремя спохватившимися, офицерами. Они мгновенно оттеснили его от дверей, вежливо попросив, вернуться на свою, то есть на территорию для пассажиров 2-го класса, где ему самое место.
--Контр-адмирал всё равно вас сегодня не примет! Он отдыхает!—тоном, полного безразличия и непоколебимости, произнёс один из охранников. Барон злобно рассмеялся и ядовито заметил, чем и вызвал у, находящихся на своём посту, юных барышень смущение, но неподдельное возмущение у офицеров:
--Я уже представляю себе то, с кем и каким образом он отдыхает! Он услаждается порочными ласками и восточными танцами своей царской шлюхи, то есть моей падчерицы, принцессы Ореолы! С такой породистой девкой и я бы с удовольствием покувыркался, но поимел бы её жёстко и во все отверстия без всяких церемоний и предварительных сюсюканий! Ведь принцесска эта обычная…
Такого оскорбления в адрес главного офицера «Титаника» с его прекрасной юной возлюбленной, офицеры не смогли, молча, стерпеть. Ведь здесь были задеты не только их честь, но и интересы Российского Государя. Такое можно было смыть только кровопролитием, а именно дуэльным поединком. Хотя, по их усмотрению, барон казался им слишком недостойным для этого человеком, хотя и был дворянином. Только для защиты чести главного офицера и его прекрасной юной возлюбленной, они решили снизойти до драки с бароном. Осталось решить, кто станет защитником и секундантами, хотя проблемы с этим вопросом ни у кого из них не было. Ведь каждый из присутствующих здесь офицеров согласился бы на это.
Тем временем в капитанской каюте, возлюбленным пришлось насторожиться из-за того, что они отчётливо услышали шорох за дверью и возмущения. Охранники с кем-то спорили из-за чего-то. Удобно лежащие в постели и прижавшись друг к другу, возлюбленные внимательно к ним прислушивались, и едва не потеряли дара речи от, испытываемого ими, ужаса. Деспотичный барон настиг их и здесь на офицерской территории. Они потрясённо смотрели друг на друга, прекрасно понимая одно, что как бы ни старались всеми силами избежать, война с бароном Браэртоном всё равно настигла их. Им осталось лишь принять её и бороться за себя, любовь, своего ещё не рождённого ребёнка и благополучие корабля с пассажирами.
--Мы находимся словно на, готовом в любую минуту, взорваться взбесившемся вулкане, который готов был уже вот-вот накрыть всё вокруг на своём пути облаком смертоносного пепла. Только мой отчим не учёл одного, что я и есть та самая огненная лава, которая погребёт под собой всех своих врагов!—воинственно произнесла Великая княжна Ольга Фёдоровна, пристально смотря в добрые, но полные невыносимой усталости и страха за их жизни, льдисто-голубые глаза любимого мужчины. Она с тихим вздохом снова легла к нему на мужественную грудь своей шелковистой златокудрой головой, легонько щекоча ему гладкую кожу, и заботливо обняла.
Капитан Эдвард Смит тяжело вздохнул и крайне бережно накрыл изящную руку своей сильной рукой, чувствуя то, как его всего переполняет приятным теплом.
--Ольга, если хотите, я могу пойти и успокоить их.—наконец, любезно предложил он возлюбленной, периодически посматривая на свой бархатный тёмно-зелёный халат, свисающий со спинки его любимого кресла, стоявшего возле кровати и на расстоянии вытянутой руки, которой он с огромной нежностью обнимал любимую девушку. Она, же, всё это время не переставала гладить его по груди, чувствуя спокойный тихий стук отзывчивого доброго сердца. Он весь дрожал от приятного волнения, вызванного её очень бережным прикосновением, из-за чего его дыхание стало прерывистым, не говоря уже о том, что голова шла кругом. Он судорожно вздохнул и, на мгновение, закрыл глаза, пытаясь, тем самым, успокоиться и привести мысли в порядок.
--Нет, любовь моя! Думаю, не стоит дразнить моего отчима. Пусть он немного остынет, а то мы для него, как для быка красная тряпка. Не зачем лезть на рожон.—услышал почтенный капитан, откуда-то, словно из вне, донёсшиеся до него, разумные слова юной возлюбленной. Он мысленно признал, что не может их проигнорировать, и, прислушавшись к ним, остался рядом с любимой девушкой. Тем-более, что сон уже начал постепенно одолевать его, как и её. Они так и уснули в нежных объятиях друг друга.
Так незаметно прошла яркая на события ночь, и наступил рассвет тринадцатого апреля, то есть четвёртого дня приятного морского путешествия, окрасивший все помещения великолепного «Титаника» в яркие цвета, не говоря уже о солнечных лучах, дерзко вырывающих пассажиров из ласковых объятий Морфея и заставляющих их, пробуждаться. Что касается офицеров? Они находились на посту и в ожидании появления своего командира подводили итог прошлой ночи, прекрасно понимая, что он придёт к ним ещё не скоро.
Офицеры не ошиблись в своих догадках. Их капитан действительно задерживался из-за того, что до сих пор находился в своих просторных апартаментах и в уютной постели, скрытый в газовых вуалях балдахина, хотя уже и не спал. Он тихо беседовал с юной возлюбленной, удобно устроившейся на его мужественной груди. При этом возлюбленные смотрели друг на друга с огромной нежностью и ласково улыбались.
--Мы с нашим сыночком уже проголодались. Думаю вы тоже, мой адмирал.—всё с той же душевной весёлостью, сменив тему их общего разговора, заметила юная девушка, в ожидании его позволения на то, чтобы выйти из каюты и послать кого-нибудь из охранников в «итальянский ресторан» с целью распоряжения на счёт завтрака для самого главного офицера. Капитан Смит понял чаяния любимой девушки, и, не желая, её задерживать, одобрительно кивнул и заворожённо проследил за тем, как она плавно, осторожно, но при этом очень грациозно выбралась из его нежных объятий, и, надев поверх шёлковой полупрозрачной комбинации тёмно-зелёный бархатный халат избранника, мягкой поступью кошки, бесшумно вышла в коридор, провожаемая его ласковым взглядом. При этом из мужественной груди почтенного капитана вырвался трепетный вздох, после которого он дождался момента, когда за юной девушкой бесшумно закрылась дверь, что позволило ему, завернувшись в покрывало, выбраться из постели и уйти в ванную-комнату.
Тем временем, юная Великая княжна, уже отправившая одного из охранников в «итальянский ресторан» на поиски личного официанта своего возлюбленного с распоряжением, принести в капитанскую каюту лёгкий завтрак, рассчитанный на две персоны, и сейчас, в терпеливом ожидании возвращения охранника с официантом, тихо беседовала с одной из охранниц. Они стояли посреди белоснежного и, украшенного гипсовой лепниной, офицерского коридора на пёстрой ковровой дорожке, залитые мягким светом от, включенных хрустальных ламп бра. Они были выполнены из серебра и прикреплены к стенам.
В своём душевном разговоре с охранницами, юная девушка пыталась выяснить о том, как офицерам дяди Ники удалось угомонить барона Браэртона. В эту самую минуту к ним и подошёл личный официант почтенного морского капитана с серебряным подносом, на котором в фарфоровых тарелках и чашках дымился ароматный завтрак, в сильных руках. Юная девушка встретила молодого человека доброжелательной улыбкой, и, обменявшись с ним парой любезных фраз, приняла из его рук поднос, встревоженно задав один вопрос:
--А дегустатор пробовал? Надеюсь, никто не осмелился подлить яд в еду? Я, конечно, не хочу никого из вас обижать, уважаемые господа, своим недоверием. Только мы обязаны предусмотреть все нюансы, когда на борту «Титаника» плывёт такой коварный и скользкий тип, как барон Джон Браэртон с его людьми, а от них можно ожидать любого коварства.
Девушка напрасно беспокоилась. Молодой официант даже и не думал обижаться на её предосторожность. Он хорошо понимал её, и, почтительно поклонившись, любезно успокоил:
--Можете не беспокоиться, достопочтенная госпожа. Я уже не первый год обслуживаю капитана и, понимая то, что может возникнуть любая опасная для его жизни ситуация, ведь на борту плывут разные люди, от которых можно ожидать всё, что угодно, сначала пробую всё сам, а уж потом несу к нему.
Девушка поверила ему, хотя и после ухода того, сама всё попробовала, и, выждав немного, убедилась в том, что их с Эдвардом завтрак, действительно не отравлен, вернулась в каюту, провожаемая потрясёнными взглядами охранников, понимающих то, что их госпожой движут на столько сильные светлые нежные чувства к командиру лайнера, что ради его безопасности и благополучия она готова даже сама стать его дегустатором, совсем не заботясь о том, что подвергает жизнь огромному риску.
В эту самую минуту, уже полностью одевшись, капитан Смит активно освобождал рабочий стол от, хаотично разложенных на нём, навигационных карт и папок с планами и отчётами, аккуратно складывая их в сейф и не понимая одного, почему возлюбленная так долго не возвращается к нему. Он даже успел по ней соскучиться, но вот, наконец, она вернулась с искренними извинениями о вынужденной задержке.
--Я должна была убедиться в том, что нас с тобой ни попытаются в очередной раз отравить сами, наверное, знаете какие недоброжелатели.—с чарующей и очень пленительной улыбкой объяснила возлюбленному юная девушка, крайне бережно расставляя тарелки с едой и разливая чай по чашкам. Каждое её действие и движение было наполнено природными грацией, мягкостью, изяществом и пластичностью. Они излучали тепло. Точнее, юная девушка была сама, как солнечный луч, согревающий трепетную душу, стоявшего в молчаливой задумчивости и рядом с ней, капитана Смита. Наконец, он умилённо вздохнул, и, бесшумно подойдя к девушке сзади, заключил её стройный стан в крепкие объятия и с упоением зарылся лицом в золотистый шёлк роскошных длинных густых волос любимой, с огромным наслаждением вдыхая их приятный ягодный аромат. Он кружил ему голову, заставляя, учащённо биться сердце.
--Эдвард, что ты делаешь?—млея от нежности, пробормотала юная девушка, чувствуя, как его горячее ровное дыхание щекочет атласную кожу её лебединой шеи и изящных плеч, что вызывало в ней приятную дрожь. Она даже плавно обернулась к нему, улыбающимся от огромного счастья, красивым лицом и ласково обвила мужественную шею возлюбленного изящными руками. При этом, трепетная душа и горячо любящее сердце юной девушки замерли в нежном ожидании поцелуя. Она дождалась.
Капитан Эдвард Смит осторожно накрыл её сладостные алые, словно спелая клубника, губы своими мягкими губами и принялся целовать их со всем пылом головокружительной страсти, льющейся из самых сокровенных уголков его существа. Он был беспощаден в чувствах и напоминал собой бушующий вулкан, который даже и не собирался затухать. Наоборот. Он распалялся с каждым поцелуем всё больше.
Чуть позже, одетая в шёлковое персикового цвета платье со вставками серебристого кружева, юная девушка шла по офицерскому коридору, глубоко погружённая в романтические мысли, а на красивом лице сияла счастливая улыбка, при этом каждый её шаг наполняла лишь, свойственная ей одной, лёгкость и изящество. Но так продлилось недолго. Вскоре душевный подъём юной девушки, как волной смыло из-за того, что у неё на пути возник один из охранников Браэртона. Он похотливо смотрел на девушку и, буквально раздевал глазами, что, внутренне, заставило её всю поёжиться от отвращения. Она насторожилась, не зная того, какой подлости от них ждать.
Только инстинкт самосохранения оказался настолько велик, что девушка мгновенно опомнилась, и, отогнав от себя тревожные мысли, уже собралась было настоятельно потребовать у головореза того, чтобы тот немедленно пропустил её, если не хочет угодить в лапы к волчьей стае, как в эту самую минуту ощутила внезапный удар по голове. Девушка не успела даже ничего понять, как у неё тут же потемнело в глазах, и подкосились ноги. Она провалилась в чёрную бездну, из которой, как, казалось, ей уже никогда не выбраться, но её из неё вырвали так же резко, как и вогнали. Не известно, сколько прошло времени прежде, чем она очнулась, ощущая невыносимую боль в голове, от которой ей хотелось кричать. В её, ещё затуманенные пеленой, глаза бросился яркий, вернее, ослепляющий свет. От него ей непреодолимо захотелось закрыться руками, но она не могла этого сделать. Девушка чувствовала, что была крепко связана прочными верёвками и, по ощущениям, лежала в узкой и не удобной металлической ванне. Она была сырой и холодной.
--Капитанская подстилка, наконец-то, очнулась!—донёсся до неё откуда-то сверху издевательский хохот чьего-то знакомого и неприятного голоса, прорезавшего мрачность тишины, словно жужжание электрической пилы, благодаря чему, её сознание полностью вернулось к ней, а в голове и глазах прояснилось окончательно. Это по приказу деспотичного отчима она оказалась здесь, в его ванной-комнате, связанная по рукам и ногам.
--Господи, барон, что вы делаете? Ведь, если весть о ваших коварных махинациях дойдут до моего отца, короля Великобритании, он прикажет казнить вас сию же минуту!—ещё слабым голосом произнесла юная девушка. В её вразумительных словах ощущалось нескрываемое предостережение, которым Джон даже и не собирался внимать. Вместо этого, он ответил ей взаимной угрозой, обжёгшей её, словно пощёчиной:
Только ни всем хорошо и спокойно было в эту тихую безоблачную звёздную ночь. К таким ночным мытарям относился и жестокий барон Джон Браэртон. После того, как его немного, но хорошенько припугнули родственники ирландской герцогини Корделы, входящие в состав обслуживающего персонала лайнера, он, уверенный в том, что распоряжение шло от Великой княжны, явился к капитанским апартаментам, не сомневаясь в том, что венценосная падчерица находится именно в них.
Браэртон был вне себя от гнева и жаждал немедленного отмщения, готовый собственноручно и беспощадно убить её. Только он сначала решил жестоко отыметь девушку на глазах влиятельного любовника, которого никогда не считал авторитетом, но, к его глубокому разочарованию, путь в каюту главного офицера ему преградили, надёжно охраняющие вход в неё, морские русские офицеры, весьма высокого звания, и две преданные молоденькие фрейлины Великой княжны. Они не обращали внимания на, царящий в белоснежном коридоре, полумрак, о чём-то тихо между собой беседуя и не чувствуя никакой усталости и сонливости из-за того, что предварительно выпили тонизирующего зелья, которое им дал личный секретарь Российского Государя, приготовленный самой Ольгой Фёдоровной, ещё за две недели до отправления в триумфальное путешествие.
В эту самую минуту, к ним подошёл барон Браэртон, и, воспользовавшись их увлечённым разговором, попытался прорваться вовнутрь каюты, но был остановлен, вовремя спохватившимися, офицерами. Они мгновенно оттеснили его от дверей, вежливо попросив, вернуться на свою, то есть на территорию для пассажиров 2-го класса, где ему самое место.
--Контр-адмирал всё равно вас сегодня не примет! Он отдыхает!—тоном, полного безразличия и непоколебимости, произнёс один из охранников. Барон злобно рассмеялся и ядовито заметил, чем и вызвал у, находящихся на своём посту, юных барышень смущение, но неподдельное возмущение у офицеров:
--Я уже представляю себе то, с кем и каким образом он отдыхает! Он услаждается порочными ласками и восточными танцами своей царской шлюхи, то есть моей падчерицы, принцессы Ореолы! С такой породистой девкой и я бы с удовольствием покувыркался, но поимел бы её жёстко и во все отверстия без всяких церемоний и предварительных сюсюканий! Ведь принцесска эта обычная…
Такого оскорбления в адрес главного офицера «Титаника» с его прекрасной юной возлюбленной, офицеры не смогли, молча, стерпеть. Ведь здесь были задеты не только их честь, но и интересы Российского Государя. Такое можно было смыть только кровопролитием, а именно дуэльным поединком. Хотя, по их усмотрению, барон казался им слишком недостойным для этого человеком, хотя и был дворянином. Только для защиты чести главного офицера и его прекрасной юной возлюбленной, они решили снизойти до драки с бароном. Осталось решить, кто станет защитником и секундантами, хотя проблемы с этим вопросом ни у кого из них не было. Ведь каждый из присутствующих здесь офицеров согласился бы на это.
Тем временем в капитанской каюте, возлюбленным пришлось насторожиться из-за того, что они отчётливо услышали шорох за дверью и возмущения. Охранники с кем-то спорили из-за чего-то. Удобно лежащие в постели и прижавшись друг к другу, возлюбленные внимательно к ним прислушивались, и едва не потеряли дара речи от, испытываемого ими, ужаса. Деспотичный барон настиг их и здесь на офицерской территории. Они потрясённо смотрели друг на друга, прекрасно понимая одно, что как бы ни старались всеми силами избежать, война с бароном Браэртоном всё равно настигла их. Им осталось лишь принять её и бороться за себя, любовь, своего ещё не рождённого ребёнка и благополучие корабля с пассажирами.
--Мы находимся словно на, готовом в любую минуту, взорваться взбесившемся вулкане, который готов был уже вот-вот накрыть всё вокруг на своём пути облаком смертоносного пепла. Только мой отчим не учёл одного, что я и есть та самая огненная лава, которая погребёт под собой всех своих врагов!—воинственно произнесла Великая княжна Ольга Фёдоровна, пристально смотря в добрые, но полные невыносимой усталости и страха за их жизни, льдисто-голубые глаза любимого мужчины. Она с тихим вздохом снова легла к нему на мужественную грудь своей шелковистой златокудрой головой, легонько щекоча ему гладкую кожу, и заботливо обняла.
Капитан Эдвард Смит тяжело вздохнул и крайне бережно накрыл изящную руку своей сильной рукой, чувствуя то, как его всего переполняет приятным теплом.
--Ольга, если хотите, я могу пойти и успокоить их.—наконец, любезно предложил он возлюбленной, периодически посматривая на свой бархатный тёмно-зелёный халат, свисающий со спинки его любимого кресла, стоявшего возле кровати и на расстоянии вытянутой руки, которой он с огромной нежностью обнимал любимую девушку. Она, же, всё это время не переставала гладить его по груди, чувствуя спокойный тихий стук отзывчивого доброго сердца. Он весь дрожал от приятного волнения, вызванного её очень бережным прикосновением, из-за чего его дыхание стало прерывистым, не говоря уже о том, что голова шла кругом. Он судорожно вздохнул и, на мгновение, закрыл глаза, пытаясь, тем самым, успокоиться и привести мысли в порядок.
--Нет, любовь моя! Думаю, не стоит дразнить моего отчима. Пусть он немного остынет, а то мы для него, как для быка красная тряпка. Не зачем лезть на рожон.—услышал почтенный капитан, откуда-то, словно из вне, донёсшиеся до него, разумные слова юной возлюбленной. Он мысленно признал, что не может их проигнорировать, и, прислушавшись к ним, остался рядом с любимой девушкой. Тем-более, что сон уже начал постепенно одолевать его, как и её. Они так и уснули в нежных объятиях друг друга.
Так незаметно прошла яркая на события ночь, и наступил рассвет тринадцатого апреля, то есть четвёртого дня приятного морского путешествия, окрасивший все помещения великолепного «Титаника» в яркие цвета, не говоря уже о солнечных лучах, дерзко вырывающих пассажиров из ласковых объятий Морфея и заставляющих их, пробуждаться. Что касается офицеров? Они находились на посту и в ожидании появления своего командира подводили итог прошлой ночи, прекрасно понимая, что он придёт к ним ещё не скоро.
Офицеры не ошиблись в своих догадках. Их капитан действительно задерживался из-за того, что до сих пор находился в своих просторных апартаментах и в уютной постели, скрытый в газовых вуалях балдахина, хотя уже и не спал. Он тихо беседовал с юной возлюбленной, удобно устроившейся на его мужественной груди. При этом возлюбленные смотрели друг на друга с огромной нежностью и ласково улыбались.
--Мы с нашим сыночком уже проголодались. Думаю вы тоже, мой адмирал.—всё с той же душевной весёлостью, сменив тему их общего разговора, заметила юная девушка, в ожидании его позволения на то, чтобы выйти из каюты и послать кого-нибудь из охранников в «итальянский ресторан» с целью распоряжения на счёт завтрака для самого главного офицера. Капитан Смит понял чаяния любимой девушки, и, не желая, её задерживать, одобрительно кивнул и заворожённо проследил за тем, как она плавно, осторожно, но при этом очень грациозно выбралась из его нежных объятий, и, надев поверх шёлковой полупрозрачной комбинации тёмно-зелёный бархатный халат избранника, мягкой поступью кошки, бесшумно вышла в коридор, провожаемая его ласковым взглядом. При этом из мужественной груди почтенного капитана вырвался трепетный вздох, после которого он дождался момента, когда за юной девушкой бесшумно закрылась дверь, что позволило ему, завернувшись в покрывало, выбраться из постели и уйти в ванную-комнату.
Тем временем, юная Великая княжна, уже отправившая одного из охранников в «итальянский ресторан» на поиски личного официанта своего возлюбленного с распоряжением, принести в капитанскую каюту лёгкий завтрак, рассчитанный на две персоны, и сейчас, в терпеливом ожидании возвращения охранника с официантом, тихо беседовала с одной из охранниц. Они стояли посреди белоснежного и, украшенного гипсовой лепниной, офицерского коридора на пёстрой ковровой дорожке, залитые мягким светом от, включенных хрустальных ламп бра. Они были выполнены из серебра и прикреплены к стенам.
В своём душевном разговоре с охранницами, юная девушка пыталась выяснить о том, как офицерам дяди Ники удалось угомонить барона Браэртона. В эту самую минуту к ним и подошёл личный официант почтенного морского капитана с серебряным подносом, на котором в фарфоровых тарелках и чашках дымился ароматный завтрак, в сильных руках. Юная девушка встретила молодого человека доброжелательной улыбкой, и, обменявшись с ним парой любезных фраз, приняла из его рук поднос, встревоженно задав один вопрос:
--А дегустатор пробовал? Надеюсь, никто не осмелился подлить яд в еду? Я, конечно, не хочу никого из вас обижать, уважаемые господа, своим недоверием. Только мы обязаны предусмотреть все нюансы, когда на борту «Титаника» плывёт такой коварный и скользкий тип, как барон Джон Браэртон с его людьми, а от них можно ожидать любого коварства.
Девушка напрасно беспокоилась. Молодой официант даже и не думал обижаться на её предосторожность. Он хорошо понимал её, и, почтительно поклонившись, любезно успокоил:
--Можете не беспокоиться, достопочтенная госпожа. Я уже не первый год обслуживаю капитана и, понимая то, что может возникнуть любая опасная для его жизни ситуация, ведь на борту плывут разные люди, от которых можно ожидать всё, что угодно, сначала пробую всё сам, а уж потом несу к нему.
Девушка поверила ему, хотя и после ухода того, сама всё попробовала, и, выждав немного, убедилась в том, что их с Эдвардом завтрак, действительно не отравлен, вернулась в каюту, провожаемая потрясёнными взглядами охранников, понимающих то, что их госпожой движут на столько сильные светлые нежные чувства к командиру лайнера, что ради его безопасности и благополучия она готова даже сама стать его дегустатором, совсем не заботясь о том, что подвергает жизнь огромному риску.
В эту самую минуту, уже полностью одевшись, капитан Смит активно освобождал рабочий стол от, хаотично разложенных на нём, навигационных карт и папок с планами и отчётами, аккуратно складывая их в сейф и не понимая одного, почему возлюбленная так долго не возвращается к нему. Он даже успел по ней соскучиться, но вот, наконец, она вернулась с искренними извинениями о вынужденной задержке.
--Я должна была убедиться в том, что нас с тобой ни попытаются в очередной раз отравить сами, наверное, знаете какие недоброжелатели.—с чарующей и очень пленительной улыбкой объяснила возлюбленному юная девушка, крайне бережно расставляя тарелки с едой и разливая чай по чашкам. Каждое её действие и движение было наполнено природными грацией, мягкостью, изяществом и пластичностью. Они излучали тепло. Точнее, юная девушка была сама, как солнечный луч, согревающий трепетную душу, стоявшего в молчаливой задумчивости и рядом с ней, капитана Смита. Наконец, он умилённо вздохнул, и, бесшумно подойдя к девушке сзади, заключил её стройный стан в крепкие объятия и с упоением зарылся лицом в золотистый шёлк роскошных длинных густых волос любимой, с огромным наслаждением вдыхая их приятный ягодный аромат. Он кружил ему голову, заставляя, учащённо биться сердце.
--Эдвард, что ты делаешь?—млея от нежности, пробормотала юная девушка, чувствуя, как его горячее ровное дыхание щекочет атласную кожу её лебединой шеи и изящных плеч, что вызывало в ней приятную дрожь. Она даже плавно обернулась к нему, улыбающимся от огромного счастья, красивым лицом и ласково обвила мужественную шею возлюбленного изящными руками. При этом, трепетная душа и горячо любящее сердце юной девушки замерли в нежном ожидании поцелуя. Она дождалась.
Капитан Эдвард Смит осторожно накрыл её сладостные алые, словно спелая клубника, губы своими мягкими губами и принялся целовать их со всем пылом головокружительной страсти, льющейся из самых сокровенных уголков его существа. Он был беспощаден в чувствах и напоминал собой бушующий вулкан, который даже и не собирался затухать. Наоборот. Он распалялся с каждым поцелуем всё больше.
Чуть позже, одетая в шёлковое персикового цвета платье со вставками серебристого кружева, юная девушка шла по офицерскому коридору, глубоко погружённая в романтические мысли, а на красивом лице сияла счастливая улыбка, при этом каждый её шаг наполняла лишь, свойственная ей одной, лёгкость и изящество. Но так продлилось недолго. Вскоре душевный подъём юной девушки, как волной смыло из-за того, что у неё на пути возник один из охранников Браэртона. Он похотливо смотрел на девушку и, буквально раздевал глазами, что, внутренне, заставило её всю поёжиться от отвращения. Она насторожилась, не зная того, какой подлости от них ждать.
Только инстинкт самосохранения оказался настолько велик, что девушка мгновенно опомнилась, и, отогнав от себя тревожные мысли, уже собралась было настоятельно потребовать у головореза того, чтобы тот немедленно пропустил её, если не хочет угодить в лапы к волчьей стае, как в эту самую минуту ощутила внезапный удар по голове. Девушка не успела даже ничего понять, как у неё тут же потемнело в глазах, и подкосились ноги. Она провалилась в чёрную бездну, из которой, как, казалось, ей уже никогда не выбраться, но её из неё вырвали так же резко, как и вогнали. Не известно, сколько прошло времени прежде, чем она очнулась, ощущая невыносимую боль в голове, от которой ей хотелось кричать. В её, ещё затуманенные пеленой, глаза бросился яркий, вернее, ослепляющий свет. От него ей непреодолимо захотелось закрыться руками, но она не могла этого сделать. Девушка чувствовала, что была крепко связана прочными верёвками и, по ощущениям, лежала в узкой и не удобной металлической ванне. Она была сырой и холодной.
--Капитанская подстилка, наконец-то, очнулась!—донёсся до неё откуда-то сверху издевательский хохот чьего-то знакомого и неприятного голоса, прорезавшего мрачность тишины, словно жужжание электрической пилы, благодаря чему, её сознание полностью вернулось к ней, а в голове и глазах прояснилось окончательно. Это по приказу деспотичного отчима она оказалась здесь, в его ванной-комнате, связанная по рукам и ногам.
--Господи, барон, что вы делаете? Ведь, если весть о ваших коварных махинациях дойдут до моего отца, короля Великобритании, он прикажет казнить вас сию же минуту!—ещё слабым голосом произнесла юная девушка. В её вразумительных словах ощущалось нескрываемое предостережение, которым Джон даже и не собирался внимать. Вместо этого, он ответил ей взаимной угрозой, обжёгшей её, словно пощёчиной:
