с ней, пока не поздно! У вас, же есть, крепко любящая вас семья, нуждающаяся в вашей любви и заботе! Не разрушайте семью из-за временной страсти! Сами, же потом будете жалеть об этом! Вас заволокли в западню, крепко опутали, а теперь ставят условия!—чем вывел капитана из его мрачной глубокой задумчивости, заставив его, бросить измождённый взгляд на старшего помощника и тяжело вздохнуть:
--И что ты мне предлагаешь, Генри, отказаться от любимой женщины, которая живёт лишь мною одним и носит под сердцем моего ребёнка?! Это не по-мужски! Да и, я себя перестану уважать, если так сделаю! Я сам очень сильно люблю мою Ольгу, да и жену мою, тоже! Я запутался! Сердце моё находится рядом с Ольгой, а разум с Элеонор и дочерью Хелен!—что напоминало отчаянный крик о помощи, либо стон невыносимого душевного измождения, в связи с чем, первым порывом старшего помощника было, посоветовать начальнику, влить незаметно в еду его дражайшей избранницы снадобье, провоцирующее выкидыш, что, непременно освободит капитана от непосильно тяжёлых пут и без проблем вернуться в ласковое тёплое лоно семьи, но, понимая, что начальник может обрушить на своего старшего офицера весь свой гнев, мгновенно отказался от безумной затеи и, отсалютовав, вернулся к офицерским обязанностям, провожаемый одобрительным взглядом начальника.
Но, а чуть позже, когда возлюбленная пара уже находилась на личной императорской палубе и в смиренном ожидании момента, когда официанты наконец, накроют на стол, о чём-то тихо душевно между собой разговаривала, периодически посматривая на, беззаботно резвящихся друг с другом Их Императорских Высочеств, что у пары вызывало добродушную весёлую улыбку, к ним подошёл радист Филипс, который почтительно поклонился Царским особам и своему капитану, которому и передал телеграмму от его жены, что, одновременно удивило и ввело его в крайнее недоумение, заставив, мгновенно переглянуться с юной избранницей, внутренне всей напрягшейся и мысленно начавшей, строить догадки, что продлилось, ровно до тех пор, пока её почтенный собеседник, ни взяв из рук радиста телеграмму, быстро прочёл содержимое, в связи с чем с его морщинистого лица, мгновенно сошла беззаботная добродушная улыбка, сменившись мрачной задумчивостью, отразившейся в голубых глазах в виде сильной ошалелости, смешанной с печалью и негодованием.
--Что-то случилось, сердце моё?—осторожно попыталась узнать у возлюбленного юная девушка, обеспокоенная его внезапной грустью, что заставило почтенного капитана измождённо вздохнуть и, собравшись, наконец, с мыслями, чуть слышно ответить:
--Моя дражайшая супруга, посоветовавшись позавчера с вдовствующей королевой Александрой на счёт нас с вами, Ольга, решила, что будет намного благоразумнее, если я буду с вами и нашим малышом, и подала на развод. Никаких проблем с общественностью и с прессой не будет, так как это её добровольное решение.—чем вызвал у юной Великой княжны понимающий вздох, с которым она, не говоря ни единого слова, и в знак искренней моральной поддержки, крепко обняла возлюбленного, обуреваемая противоречивыми чувствами, среди которых нашлось место: радости с облегчением, ведь, отныне Эдварду не придётся разрываться между ней с малышами и его женой, которую он, тоже очень трепетно обожает, возвращаясь из бушующего моря людских страстей в тихую душевную гавань, не говоря уже о том, что им не придётся переживать о возможных проблемах с общественностью и с прессой, которые могли затравить его с Ольгой до такого состояния, что никакого другого выхода, кроме, как самоубийство им было бы не найти.
С другой, же стороны, юная девушка огорчилась лишь из-за того, что переживала за душевное равновесие возлюбленного, ведь он, совершенно не ожидал подобного действия от дражайшей супруги, что потрясло его до глубины души так сильно, что бедняга находился в состоянии шока, из которого никак не мог выйти, пребывая в ступоре, не обращая внимания на яркие золотые лучи, уходящего за линию горизонта, ласкового солнца и, окутывающую их, приятную морскую прохладу, доносящуюся с океана, благодаря грациозному плавному ходу их величественного лайнера.
Именно, в эту самую минуту, на палубу вышел Император Николай Второй, пребывающий в очень приподнятом душевном состоянии, о чём свидетельствовала его беззаботная весёлая добрая улыбка, с которой он немного повозился с детьми, о чём свидетельствовал их весёлый смех, серебристым звонким ручейком, окатившим всё пространство террасы, словно прохладная вода в полуденный летний зной, но, заметив чрезвычайную мрачность в лицах троюродной племянницы с их капитаном, Император, внутренне весь напрягся и, приблизившись к ним, обеспокоенно осведомился о том, что их расстроило, но вместо ответа получил небольшой телеграммный лист из рук дражайшей племянницы, продолжающей, крепко обнимать и ласково гладить любимого по бархатистым щекам.
--Ну, что, же, как говорится в народе: «Что ни делается, всё к лучшему»! Не печальтесь, адмирал! Ваша жена сделала самый благоразумный выбор. Теперь вам не о чем беспокоиться и разрываться между супружеским долгом и совестью перед Ольгой с вашим малышом! Расслабьтесь и сконцентрируйтесь на управлении «Титаником»!—мудро заключил Император, бодряще похлопав главного офицера по мускулистому плечу, что заставило возлюбленную пару с ещё большим потрясением уставиться на него, не понимая одного, почему он с такой лёгкостью сделал подобный вывод, ведь всё-таки капитан Смит состоял в счастливом браке с Элеонор чуть более пятнадцати лет и, вдруг случился столь внезапный разрыв, хотя и вполне себе разумный, не говоря уже о том, что мирный и тихий.
А между тем, официанты уже накрыли на стол и, почтительно откланявшись, не говоря уже о том, что, получив щедрые чаевые, ушли, собственно, как и молодой радист с молчаливого позволения, вышедшего из шокового состояния, капитана. Теперь венценосной семье с их горячо любимым гостем ничего не мешало сесть за стол и приступить к обеду, так и манящему их, аппетитными ароматами, что они и сделали лишь после того, когда дегустаторы всё тщательно проверили и заверили их в том, что яда нигде нет.
--Значит, всё-таки свадьбе наших дорогих Оленьки с адмиралом быть?—с восторженным блеском в светлых глазах поинтересовался Престолонаследник, привлекая к себе всеобщее внимание, чем заставил своё приятное окружение ошеломлённо переглянуться между собой, а возлюбленную пару залиться румянцем смущения, с которым они застенчиво улыбнулись и принялись смотреть на Государя Императора, затаив немой позволительный вопрос, на который он, подавив добродушную усмешку, любезно ответил:
--Об этом я подумаю, Алёша! Да и, нашему уважаемому адмиралу, пока не до амурных дел. Ему необходимо заниматься управлением нашего шикарного флагмана, а адюльтеры уже потом, не говоря уже о нашей Оленьке, которой надо заниматься своими детьми и вами.—что очень сильно не понравилось почтенному капитану Смиту, ведь Российский Император опять пренебрегал троюродной племянницей, на которую свалил заботу обо всех своих детей, словно она нянька, а не юная девушка, желающая, проводить время в обществе возлюбленного и своих родных, но высказываться не стал, решив скромно промолчать. Вместо этого, он бросил на любимую взгляд искреннего сожаления и сочувствующе вздохнул. Она поняла его и печально опустила взгляд на тарелку с супом, успев, чуть слышно прошептать избраннику предостережение:
--Не надо меня защищать, Эдвард, ведь так вы наживёте себе не нужных проблем! Я сама справлюсь с моими проблемами.
Только капитан Смит, хотя и был глубоко тронут её искренней заботой о его благополучии, но, молча терпеть то, как Российский Государь всеми возможными силами, морально унижает его любимую, не захотел, о чём и сообщил ей:
--Вы уж меня, великодушно простите, Ольга, только вы отныне являетесь моей невестой, а значит, Ваше благополучие мне, далеко не безразлично.—чем заставил девушку, внезапно встать и, выйдя из-за стола, доброжелательно улыбнуться возлюбленному и произнести, обращаясь к русскому венценосному дядюшке:
--Великодушно простите нас с нашим многоуважаемым капитаном, Ваше Императорское Величество и Ваши Императорские Высочества, но мы вынуждены оставить Ваше приятное общество по одной лишь простой причине, что дела нашего корабля на столько важны, что не терпят длительного отлагательства!—и, не говоря больше ни единого слова, взяла почтенного главного офицера под руку, чем тот оказался немного сбит с толку, но не в силах отказать возлюбленной, последовал её примеру и, выйдя из-за стола, почтительно откланялся Императорским особам и вместе с Ольгой покинул главные апартаменты, провожаемый, ничего не понимающими взглядами императорской семьи.
«Титаник».
Позднее.
Получив телеграмму от Её Королевского Величества Королевы Виктории-Марии, решившей, резко разрешить самую главную головную боль своей семьи, а именно страшную участь, изрядно надоевших ей капитана с его очаровательной юной возлюбленной, молодые радисты Филлипс и Брайт были потрясены до глубины души её жестоким содержанием. Они молча смотрели друг на друга, не зная того, как им поступить. Работа не шла из-за того, что всё валилось у них из рук.
Неизвестно, сколько, они просидели в своём скорбной молчании, пока в рубку ни пришла ирландская графиня Корделла. Она, словно учуяла неладное и, внимательно смотря на радистов, решительно потребовала:
--Отдайте мне эту проклятую телеграмму! Я знаю, что с ней делать.
Её воинственный тон вывел молодых радистов из мрачного ступора. Они мгновенно воспряли духом и, не говоря лишних слов, отдали ненавистную телеграмму в изящные руки молодой ирландке. Она взяла, и, даже не читая содержание, быстро разорвала её на мелкие клочки.
--Ничего страшного не случилось! Продолжайте выполнять свою работу, а если по телеграфу придёт ещё что-то подобное, несите это сразу к Государю Императору!—весёлым тоном порекомендовала она им и, слегка придерживая шёлковую василькового цвета юбку-колокол, грациозно покинула радиорубку. Корделла решила отправиться в императорские апартаменты для того, чтобы известить Государя о, присланной от Британского короля барону Браэртону, телеграмме.
И не зря. Император Николай находился в просторной гостиной своей каюты в императорских апартаментах. Он, одетый в торжественную форму преображенского офицера, в терпеливом ожидании детей, удобно сидел в мягком кресле, обитом парчой, кресле из слоновой кости, которое было украшено сусальным золотом, как и вся лепнина. Комнату освещали, горящие в золотых канделябрах, свечи. Тихо потрескивали дрова в мраморном камине, распространяя по всему пространству приятное тепло и лёгкий хвойный аромат. За окном было уже совсем темно и очень холодно. На тёмно-синем, почти чёрном, небосклоне ярко светили звёзды, похожие на россыпь бриллиантов.
Император пребывал в гордом одиночестве, что позволяло ему, хорошо подумать о том, как ему защитить своего нового адмирала и юную Великую княжну от гнева русских и британских венценосных родственников, вызванного Его Высочайшим решением, в течение этих двух месяцев, соединить возлюбленных священными узами брака. Он даже не догадывался о том, что первая ласточка их праведного гнева уже прилетела, пока ни заметил присутствия в ампирной бледно-сиреневой гостиной графини Корделлы.
--Что случилось, Делла? Почему у тебя такое обеспокоенное выражение красивого личика?—заботливо спросил девушку император, позволяя ей приблизится и одаривая её Высочайшим вниманием.
Корделла сделала почтительный грациозный реверанс, и, мягко подойдя к нему, сообщила о присланной телеграмме от британского королевы Виктории-Марии. Она была адресована барону Джону Браэртону. Корделла так же пересказала Государю её содержание, из-за чего между ними воцарилось мрачное молчание.
Чему Император совершенно не удивился, учитывая то, как воспринимали его дражайшая тётя Александра вместе с её невесткой чувства его подопечных, из-за чего измождённо вздохнул.
--А Её Императорское Высочество знает о телеграмме?—встревожено осведомился у графини Николай, внезапно вспомнив о юной ирландке. Она миролюбиво улыбнулась одной из своих очаровательных улыбок, способных пленить, кого угодно и спокойно ответила:
--Нет, Ваше Императорское Величество! Её Императорское Высочество находится в каюте Их Императорских Высочеств. Я сама видела, как она, сопровождаемая капитаном, шла на императорскую территорию. У них было, весьма, приподнятое настроение. Они даже смеялись.
Николай одобрительно кивнул и уже хотел, объяснить истинную причину, по которой юная княжна с этой ночи, станет жить в отдельной каюте, как в эту самую минуту, услышал, доносящийся из коридора, весёлый звонкий смех и душевный, полный искренней страсти, разговор Ольги Фёдоровны с капитаном Смитом, что вызвало в Государе добрую улыбку.
Но, а в эту, же самую минуту, что касается тупоголовых и трусливых подчинённых коварного барона Джона Браэртона, они, переодевшись в судовых кочегаров, влились в их ряды во время пересменки с инструктажом, терпеливо дождались окончания офицерского обхода, который совершили, возглавляемые капитаном Смитом, старшие офицеры, занялись раскладкой взрывчатки во все жизненно важные места шикарного лайнера, сделав предварительный математический расчёт и создавая видимость того, что занимаются работой кочегара лишь для того, чтобы ни привлекать к себе внимания представителей командного состава и волчьей стаи.
Только всё равно попались на глаза, случайно зашедшей в машинное отделение, Юлии Волынской, которая трепетной душой почувствовала неладное и, непреодолимо захотела проследить за подозрительными кочегарами, затаившись за углом, а точнее за ящиком с углём и, не обращая внимания на невыносимую жару, из-за которой шикарные распущенные густые длинные волосы цвета тёмного шоколада облепили разрумяненное лицо, собственно, как и простенькое платье, прилипшее к стройному телу из-за пота, который солёным прозрачным ручьём стекал с неё, при этом на душе у юницы было так невыносимо скверно от дурных предчувствий с подозрениями, что она уже даже начала обмахиваться веером, чем и, случайно привлекла к себе внимание одного из представителей волчьей стаи, который, обмолвившись парой фраз с коллегой, бесшумно подошёл к девушке и чуть слышно спросил, привлекая к себе её внимание:
--Барышня, что вы здесь делаете? Пассажирам нельзя здесь находиться! Немедленно уходите отсюда!
Благодаря чему девушка, мгновенно опомнилась и неумело принялась оправдываться, намекая на подозрительных кочегаров, раскладывающих что-то подозрительное, похожее на коробки с мылом, сплетённые между собой проводами, чем крайне удивила внимательного собеседника, не понимающего одного, как она в такой жаре и при густом паре с потом, смогла рассмотреть увлекательное занятие пятерых странных бугаёв, внедрившихся в кочегарский состав новой смены, но всё, же решил держать их под пристальным присмотром, а уж потом решить: сообщать о них капитану, либо нет. На этом молодые люди и расстались: кочегар вернулся к своим прямым обязанностям, а Юлия в свою каюту для того, чтобы привести себя в благопристойный вид.
--И что ты мне предлагаешь, Генри, отказаться от любимой женщины, которая живёт лишь мною одним и носит под сердцем моего ребёнка?! Это не по-мужски! Да и, я себя перестану уважать, если так сделаю! Я сам очень сильно люблю мою Ольгу, да и жену мою, тоже! Я запутался! Сердце моё находится рядом с Ольгой, а разум с Элеонор и дочерью Хелен!—что напоминало отчаянный крик о помощи, либо стон невыносимого душевного измождения, в связи с чем, первым порывом старшего помощника было, посоветовать начальнику, влить незаметно в еду его дражайшей избранницы снадобье, провоцирующее выкидыш, что, непременно освободит капитана от непосильно тяжёлых пут и без проблем вернуться в ласковое тёплое лоно семьи, но, понимая, что начальник может обрушить на своего старшего офицера весь свой гнев, мгновенно отказался от безумной затеи и, отсалютовав, вернулся к офицерским обязанностям, провожаемый одобрительным взглядом начальника.
Но, а чуть позже, когда возлюбленная пара уже находилась на личной императорской палубе и в смиренном ожидании момента, когда официанты наконец, накроют на стол, о чём-то тихо душевно между собой разговаривала, периодически посматривая на, беззаботно резвящихся друг с другом Их Императорских Высочеств, что у пары вызывало добродушную весёлую улыбку, к ним подошёл радист Филипс, который почтительно поклонился Царским особам и своему капитану, которому и передал телеграмму от его жены, что, одновременно удивило и ввело его в крайнее недоумение, заставив, мгновенно переглянуться с юной избранницей, внутренне всей напрягшейся и мысленно начавшей, строить догадки, что продлилось, ровно до тех пор, пока её почтенный собеседник, ни взяв из рук радиста телеграмму, быстро прочёл содержимое, в связи с чем с его морщинистого лица, мгновенно сошла беззаботная добродушная улыбка, сменившись мрачной задумчивостью, отразившейся в голубых глазах в виде сильной ошалелости, смешанной с печалью и негодованием.
--Что-то случилось, сердце моё?—осторожно попыталась узнать у возлюбленного юная девушка, обеспокоенная его внезапной грустью, что заставило почтенного капитана измождённо вздохнуть и, собравшись, наконец, с мыслями, чуть слышно ответить:
--Моя дражайшая супруга, посоветовавшись позавчера с вдовствующей королевой Александрой на счёт нас с вами, Ольга, решила, что будет намного благоразумнее, если я буду с вами и нашим малышом, и подала на развод. Никаких проблем с общественностью и с прессой не будет, так как это её добровольное решение.—чем вызвал у юной Великой княжны понимающий вздох, с которым она, не говоря ни единого слова, и в знак искренней моральной поддержки, крепко обняла возлюбленного, обуреваемая противоречивыми чувствами, среди которых нашлось место: радости с облегчением, ведь, отныне Эдварду не придётся разрываться между ней с малышами и его женой, которую он, тоже очень трепетно обожает, возвращаясь из бушующего моря людских страстей в тихую душевную гавань, не говоря уже о том, что им не придётся переживать о возможных проблемах с общественностью и с прессой, которые могли затравить его с Ольгой до такого состояния, что никакого другого выхода, кроме, как самоубийство им было бы не найти.
С другой, же стороны, юная девушка огорчилась лишь из-за того, что переживала за душевное равновесие возлюбленного, ведь он, совершенно не ожидал подобного действия от дражайшей супруги, что потрясло его до глубины души так сильно, что бедняга находился в состоянии шока, из которого никак не мог выйти, пребывая в ступоре, не обращая внимания на яркие золотые лучи, уходящего за линию горизонта, ласкового солнца и, окутывающую их, приятную морскую прохладу, доносящуюся с океана, благодаря грациозному плавному ходу их величественного лайнера.
Именно, в эту самую минуту, на палубу вышел Император Николай Второй, пребывающий в очень приподнятом душевном состоянии, о чём свидетельствовала его беззаботная весёлая добрая улыбка, с которой он немного повозился с детьми, о чём свидетельствовал их весёлый смех, серебристым звонким ручейком, окатившим всё пространство террасы, словно прохладная вода в полуденный летний зной, но, заметив чрезвычайную мрачность в лицах троюродной племянницы с их капитаном, Император, внутренне весь напрягся и, приблизившись к ним, обеспокоенно осведомился о том, что их расстроило, но вместо ответа получил небольшой телеграммный лист из рук дражайшей племянницы, продолжающей, крепко обнимать и ласково гладить любимого по бархатистым щекам.
--Ну, что, же, как говорится в народе: «Что ни делается, всё к лучшему»! Не печальтесь, адмирал! Ваша жена сделала самый благоразумный выбор. Теперь вам не о чем беспокоиться и разрываться между супружеским долгом и совестью перед Ольгой с вашим малышом! Расслабьтесь и сконцентрируйтесь на управлении «Титаником»!—мудро заключил Император, бодряще похлопав главного офицера по мускулистому плечу, что заставило возлюбленную пару с ещё большим потрясением уставиться на него, не понимая одного, почему он с такой лёгкостью сделал подобный вывод, ведь всё-таки капитан Смит состоял в счастливом браке с Элеонор чуть более пятнадцати лет и, вдруг случился столь внезапный разрыв, хотя и вполне себе разумный, не говоря уже о том, что мирный и тихий.
А между тем, официанты уже накрыли на стол и, почтительно откланявшись, не говоря уже о том, что, получив щедрые чаевые, ушли, собственно, как и молодой радист с молчаливого позволения, вышедшего из шокового состояния, капитана. Теперь венценосной семье с их горячо любимым гостем ничего не мешало сесть за стол и приступить к обеду, так и манящему их, аппетитными ароматами, что они и сделали лишь после того, когда дегустаторы всё тщательно проверили и заверили их в том, что яда нигде нет.
--Значит, всё-таки свадьбе наших дорогих Оленьки с адмиралом быть?—с восторженным блеском в светлых глазах поинтересовался Престолонаследник, привлекая к себе всеобщее внимание, чем заставил своё приятное окружение ошеломлённо переглянуться между собой, а возлюбленную пару залиться румянцем смущения, с которым они застенчиво улыбнулись и принялись смотреть на Государя Императора, затаив немой позволительный вопрос, на который он, подавив добродушную усмешку, любезно ответил:
--Об этом я подумаю, Алёша! Да и, нашему уважаемому адмиралу, пока не до амурных дел. Ему необходимо заниматься управлением нашего шикарного флагмана, а адюльтеры уже потом, не говоря уже о нашей Оленьке, которой надо заниматься своими детьми и вами.—что очень сильно не понравилось почтенному капитану Смиту, ведь Российский Император опять пренебрегал троюродной племянницей, на которую свалил заботу обо всех своих детей, словно она нянька, а не юная девушка, желающая, проводить время в обществе возлюбленного и своих родных, но высказываться не стал, решив скромно промолчать. Вместо этого, он бросил на любимую взгляд искреннего сожаления и сочувствующе вздохнул. Она поняла его и печально опустила взгляд на тарелку с супом, успев, чуть слышно прошептать избраннику предостережение:
--Не надо меня защищать, Эдвард, ведь так вы наживёте себе не нужных проблем! Я сама справлюсь с моими проблемами.
Только капитан Смит, хотя и был глубоко тронут её искренней заботой о его благополучии, но, молча терпеть то, как Российский Государь всеми возможными силами, морально унижает его любимую, не захотел, о чём и сообщил ей:
--Вы уж меня, великодушно простите, Ольга, только вы отныне являетесь моей невестой, а значит, Ваше благополучие мне, далеко не безразлично.—чем заставил девушку, внезапно встать и, выйдя из-за стола, доброжелательно улыбнуться возлюбленному и произнести, обращаясь к русскому венценосному дядюшке:
--Великодушно простите нас с нашим многоуважаемым капитаном, Ваше Императорское Величество и Ваши Императорские Высочества, но мы вынуждены оставить Ваше приятное общество по одной лишь простой причине, что дела нашего корабля на столько важны, что не терпят длительного отлагательства!—и, не говоря больше ни единого слова, взяла почтенного главного офицера под руку, чем тот оказался немного сбит с толку, но не в силах отказать возлюбленной, последовал её примеру и, выйдя из-за стола, почтительно откланялся Императорским особам и вместе с Ольгой покинул главные апартаменты, провожаемый, ничего не понимающими взглядами императорской семьи.
«Титаник».
Позднее.
Получив телеграмму от Её Королевского Величества Королевы Виктории-Марии, решившей, резко разрешить самую главную головную боль своей семьи, а именно страшную участь, изрядно надоевших ей капитана с его очаровательной юной возлюбленной, молодые радисты Филлипс и Брайт были потрясены до глубины души её жестоким содержанием. Они молча смотрели друг на друга, не зная того, как им поступить. Работа не шла из-за того, что всё валилось у них из рук.
Неизвестно, сколько, они просидели в своём скорбной молчании, пока в рубку ни пришла ирландская графиня Корделла. Она, словно учуяла неладное и, внимательно смотря на радистов, решительно потребовала:
--Отдайте мне эту проклятую телеграмму! Я знаю, что с ней делать.
Её воинственный тон вывел молодых радистов из мрачного ступора. Они мгновенно воспряли духом и, не говоря лишних слов, отдали ненавистную телеграмму в изящные руки молодой ирландке. Она взяла, и, даже не читая содержание, быстро разорвала её на мелкие клочки.
--Ничего страшного не случилось! Продолжайте выполнять свою работу, а если по телеграфу придёт ещё что-то подобное, несите это сразу к Государю Императору!—весёлым тоном порекомендовала она им и, слегка придерживая шёлковую василькового цвета юбку-колокол, грациозно покинула радиорубку. Корделла решила отправиться в императорские апартаменты для того, чтобы известить Государя о, присланной от Британского короля барону Браэртону, телеграмме.
И не зря. Император Николай находился в просторной гостиной своей каюты в императорских апартаментах. Он, одетый в торжественную форму преображенского офицера, в терпеливом ожидании детей, удобно сидел в мягком кресле, обитом парчой, кресле из слоновой кости, которое было украшено сусальным золотом, как и вся лепнина. Комнату освещали, горящие в золотых канделябрах, свечи. Тихо потрескивали дрова в мраморном камине, распространяя по всему пространству приятное тепло и лёгкий хвойный аромат. За окном было уже совсем темно и очень холодно. На тёмно-синем, почти чёрном, небосклоне ярко светили звёзды, похожие на россыпь бриллиантов.
Император пребывал в гордом одиночестве, что позволяло ему, хорошо подумать о том, как ему защитить своего нового адмирала и юную Великую княжну от гнева русских и британских венценосных родственников, вызванного Его Высочайшим решением, в течение этих двух месяцев, соединить возлюбленных священными узами брака. Он даже не догадывался о том, что первая ласточка их праведного гнева уже прилетела, пока ни заметил присутствия в ампирной бледно-сиреневой гостиной графини Корделлы.
--Что случилось, Делла? Почему у тебя такое обеспокоенное выражение красивого личика?—заботливо спросил девушку император, позволяя ей приблизится и одаривая её Высочайшим вниманием.
Корделла сделала почтительный грациозный реверанс, и, мягко подойдя к нему, сообщила о присланной телеграмме от британского королевы Виктории-Марии. Она была адресована барону Джону Браэртону. Корделла так же пересказала Государю её содержание, из-за чего между ними воцарилось мрачное молчание.
Чему Император совершенно не удивился, учитывая то, как воспринимали его дражайшая тётя Александра вместе с её невесткой чувства его подопечных, из-за чего измождённо вздохнул.
--А Её Императорское Высочество знает о телеграмме?—встревожено осведомился у графини Николай, внезапно вспомнив о юной ирландке. Она миролюбиво улыбнулась одной из своих очаровательных улыбок, способных пленить, кого угодно и спокойно ответила:
--Нет, Ваше Императорское Величество! Её Императорское Высочество находится в каюте Их Императорских Высочеств. Я сама видела, как она, сопровождаемая капитаном, шла на императорскую территорию. У них было, весьма, приподнятое настроение. Они даже смеялись.
Николай одобрительно кивнул и уже хотел, объяснить истинную причину, по которой юная княжна с этой ночи, станет жить в отдельной каюте, как в эту самую минуту, услышал, доносящийся из коридора, весёлый звонкий смех и душевный, полный искренней страсти, разговор Ольги Фёдоровны с капитаном Смитом, что вызвало в Государе добрую улыбку.
Но, а в эту, же самую минуту, что касается тупоголовых и трусливых подчинённых коварного барона Джона Браэртона, они, переодевшись в судовых кочегаров, влились в их ряды во время пересменки с инструктажом, терпеливо дождались окончания офицерского обхода, который совершили, возглавляемые капитаном Смитом, старшие офицеры, занялись раскладкой взрывчатки во все жизненно важные места шикарного лайнера, сделав предварительный математический расчёт и создавая видимость того, что занимаются работой кочегара лишь для того, чтобы ни привлекать к себе внимания представителей командного состава и волчьей стаи.
Только всё равно попались на глаза, случайно зашедшей в машинное отделение, Юлии Волынской, которая трепетной душой почувствовала неладное и, непреодолимо захотела проследить за подозрительными кочегарами, затаившись за углом, а точнее за ящиком с углём и, не обращая внимания на невыносимую жару, из-за которой шикарные распущенные густые длинные волосы цвета тёмного шоколада облепили разрумяненное лицо, собственно, как и простенькое платье, прилипшее к стройному телу из-за пота, который солёным прозрачным ручьём стекал с неё, при этом на душе у юницы было так невыносимо скверно от дурных предчувствий с подозрениями, что она уже даже начала обмахиваться веером, чем и, случайно привлекла к себе внимание одного из представителей волчьей стаи, который, обмолвившись парой фраз с коллегой, бесшумно подошёл к девушке и чуть слышно спросил, привлекая к себе её внимание:
--Барышня, что вы здесь делаете? Пассажирам нельзя здесь находиться! Немедленно уходите отсюда!
Благодаря чему девушка, мгновенно опомнилась и неумело принялась оправдываться, намекая на подозрительных кочегаров, раскладывающих что-то подозрительное, похожее на коробки с мылом, сплетённые между собой проводами, чем крайне удивила внимательного собеседника, не понимающего одного, как она в такой жаре и при густом паре с потом, смогла рассмотреть увлекательное занятие пятерых странных бугаёв, внедрившихся в кочегарский состав новой смены, но всё, же решил держать их под пристальным присмотром, а уж потом решить: сообщать о них капитану, либо нет. На этом молодые люди и расстались: кочегар вернулся к своим прямым обязанностям, а Юлия в свою каюту для того, чтобы привести себя в благопристойный вид.
