Находящийся возле них, Император Николай выдохнул с облегчением и вернулся на своё место к, терпеливо ожидающим его внимания, именитым гостям, произносившим тосты: «за «Титаник»!», «за капитана!» и, наконец, «за благополучие и процветание Российской Императорской семьи!»
Только за всей этой торжественной мишурой и всеобщим ликованием, никто даже и не догадывался о том, что роковой айсберг уже стремительно приближался к шикарному «Титанику». До их встречи осталось совсем немного, буквально, какие-то считанные минуты.
Немного позже, когда радисты шикарного пассажирского лайнера «Титаник» занимались рассылкой телеграмм пассажиров первого класса, с ними на связь вышел радист с «Калифорнийца», громкий сигнал которого, буквально, оглушил Филипса на столько, что он, чуть ли ни подпрыгнул на своём стуле.
Его товарищ встревожился не на шутку, а душа ушла в «пятки», и сердце забилось чаще.
--Господи, что там такое?—обретя, наконец, дар речи, спросил он Филипса. Только тот был так разгневан за внезапное вмешательство в его работу со стороны другого корабля, что казалось ещё немного, и начнёт метать молнии, но, всё же, сумев совладать с собой, успокоился, и, небрежно отмахнувшись:
--Чёртов «Калифорниец» передаёт о том, что впереди нас паковый лёд и айсберги! Сейчас я скажу ему «пару ласковых слов»!—принялся посылать резкий ответ: «Не мешай! Я связываюсь с Мысом рейс!»
Между молодыми радистами воцарилось длительное молчание. Они думали над тем, как им поступить с, переданным для капитана и Российского Государя сообщением. Первой мыслью молодых людей было, немедленно сорваться с места и пойти к Его Императорскому Величеству, но, думая над тем, что начальство, возможно, уже спит, решили подождать до утра.
--Ладно! Утром отдадим радиограмму! Нечего людей беспокоить!—заключил Филипс и отложил известие в общую стопу, не осознавая того, что совершает серьёзную и, вернее даже, роковую ошибку.
В эту минуту, находящиеся в «вороньем гнезде», вперёдсмотрящие забили в сигнальный медный колокол и позвонили по стационарному телефону на капитанский мостик. Трубку снял, дежуривший вместе с Мэрдоком, офицер Лоу.
--Да! Что вы там видите?—обеспокоено спросил он вперёдсмотрящего матроса. Тот взволнованно прокричал:
--Айсберг прямо по курсу!
--Спасибо!—искренне отблагодарил собеседника молодой офицер, и, повесив телефонную трубку на место, быстро скомандовал, стоявшему за штурвалом, матросу:
--Полный назад!!!
Мэрдок, выйдя из лёгкого ступора, отдал следующую команду:
--Лево на борт!!!
Матрос стал, словно в лихорадке, быстро крутить штурвал. Когда всё было сделано, потянулись бесконечные секунды ожидания какого-либо результата.
Находящиеся на смотровой площадке мостика, дежурные офицеры затаили дыхание, мысленно молясь о том, чтобы проделанная ими работа по спасению корабля, завершилась успехом. Промедление нервировало их.
--Ну, же давай поворачивай!—с лёгким раздражением требовал у корабля Мэрдок, вцепившись в поручень.
Только, к сожалению, чудо не произошло. «Титаник», хотя сбавил ход и уже стал медленно поворачивать, но из-за своего огромного размера и скорости, оказался совершенно не приспособлен к манёвру. Подводный выступ айсберга всё равно задел его борт. Удар был таким сильным, что в кафе выбило стёкла. Находящиеся в нём, семнадцатилетняя Великая княжна Ольга Николаевна Романова и герцог Джек Джефферсон между собой испуганно переглянулись.
Они сидели за столиком в, плетённых из тростника, креслах, друг напротив друга, когда внезапно на пару секунд погас свет и послышался звон от, разбивающегося, стекла. По полу ощущалась лёгкая вибрация.
--Господи, что это!—встревожено воскликнула юная Великая княжна, боязливо озираясь по сторонам.
--Кажется, мы с чем-то столкнулись.—на удивление, спокойным голосом предположил молодой офицер, прекрасно понимая, что узнать истинную причину того, что произошло с их прекрасным кораблём, он сможет лишь в том случае, если немедленно пройдёт на капитанский мостик.
Молодой человек поднялся со своего кресла и, бесшумно приблизившись к Великой княжне, галантно помог ей выйти из-за стола.
Девушка расправила руками в белоснежных лайковых перчатках складки на расклешённой юбке элегантного вечернего платья платинового цвета, обшитого медным блестящим гипюром, и позволила жениху, взять её под руку. Видя его, полный глубокой мрачной отрешённости взгляд, обеспокоено спросила, кутаясь в норковую накидку:
--Думаешь, случилось что-то серьёзное с нашим кораблём?
Джек мрачно вздохнул, но, не желая, от неё ничего скрывать, честно ответил:
--Мы об этом узнаем только, если немедленно пойдём в управленческую рубку.
Великая княжна поняла жениха, и, согласившись с ним, предложила, сейчас же, пойти туда для того, чтобы всё выяснить и уже, исходя из того, решить, как им поступить.
Молодой офицер был глубоко тронут участием венценосной невесты в делах шикарного корабля, но понимая, что, возможно, счёт времени идёт на минуты, покинул вместе с ней кафе и пошёл к лифту, чтобы на нём подняться на верхний этаж, а оттуда пройти на мостик. Юная Ольга, молча, сопровождала его.
На протяжении их пути, Ольга думала о своей семье. Она была полностью уверенна в том, что, возможно, они уже спят.
Несколькими минутами ранее, находящиеся в жарких объятиях друг друга и скрытые в густых вуалях газового балдахина, капитан Эдвард Смит со своей прекрасной юной возлюбленной отдыхали после, обрушившейся на них сокрушительной бури головокружительной страсти, удобно лёжа на высокой кровати и в жарких объятиях друг друга. Тёплое пуховое одеяло закрывало их наготу, и, согревая их, позволяло им ощутить приятную мягкость.
При этом, в просторных капитанских апартаментах было темно и очень тихо. Лишь только золотые старинные настенные часы периодически отбивали время, на которое возлюбленные не обращали никакого внимания, но всему когда-то наступает конец и их нежному уединению, тоже. Оно оказалось нарушено мощным толчком, сбросившим любовников с их тёплого и такого ласкового ложа на холодный лакированный паркет.
Только, благодаря тому, что Эдвард с Ольгой успели, сгрести за собой одеяло их падение смягчилось, но не успели они, лёжа на полу и зарывшись в покрывало, опомниться, как были оглушены резким металлическим скрежетом. Он оказался таким громким, что капитану с его юной возлюбленной пришлось даже закрывать уши руками.
--Господи, что это? Неужели мы с чем-то столкнулись?—встревоженно спросила у, наскоро одевающегося, возлюбленного юная девушка, немного опомнившись от, пережитого ими, нервного потрясения, хотя и до сих пор ничего не понимала.
Это же самое творилось и в трепетной душе, капитана Смита. Он оделся, и, встав с пола, внимательно вслушивался в, доносящиеся с палубы, звуки и голоса, тем-самым пытаясь от них понять, хоть что-нибудь. Только вокруг стояла гнетущая тишина, из-за чего капитан тяжело вздохнул, и, галантно подав юной возлюбленной её вечернее великолепное платье, выполненное из парчи персикового цвета с золотой вышивкой и преобладанием в нём золотого шёлка и органзы, наконец, ответил, как ему казалось, спокойным, уверенным голосом со свойственной природной мягкостью и приветливостью:
--Не знаю, Ольга, но искренне надеюсь на то, что ничего серьёзного не произошло.
Только юная девушка всё равно уловила чутким отзывчивым сердцем, что её любимый мужчина, хотя и всеми силами старается быть предельно сдержанным и спокойным, на самом же деле, внутренне встревожен ничуть не меньше неё. Понимая это, она тяжело вздохнула, но, не говоря больше ни единого слова, взяла из его заботливых рук платье и принялась одеваться. При этом, девушка не произносила ни единого слова, глубоко уйдя в мрачные мысли. Её тоненькие пальчики изящных рук дрожали от, испытываемого ею, душевного волнения. Она, конечно, ощущала на себе, полный огромной нежности, взгляд возлюбленного, терпеливо её ожидающего, стоя у медного ограждения, погасшего несколько минут тому назад, мраморного камина. Он ещё распространял приятное, хотя уже и постепенно ослабевающее, тепло.
Как же, в эти мгновения, Эдварду захотелось немедленно подойти к любимой девушке, и, заключив в заботливые объятия, искренне заверить в том, что она напрасно тревожится и им ничего страшного не грозит, а затем, плавно припав к её сладким, как спелая земляника, алым губам, целовать их до тех пор, пока возлюбленная перестанет дрожать от страха и беспокойства за своё прекрасное детище, а начнёт трепетать от приятного возбуждения и головокружительной страсти.
Вернее, почтенный капитан уже сделал шаг по направлению к ней, как в эту самую минуту в дверь громко постучали, что мгновенно привело возлюбленную пару в чувства. они опомнились и, собравшись с мыслями, стояли рядом и держались за руки. Их пристальные взгляды наполнялись огромным душевным теплом, любовью, нежностью и взаимопониманием.
--Капитан, это я, Уайлд! Вы срочно нужны нам с коллегами на мостике!—отозвался, находящийся за дверью, старший офицер спокойным и, как ему казалось, даже доброжелательным тоном. Он, конечно, хорошо понимал то, что возможно пришёл не вовремя, ведь капитан отдыхает в приятном обществе любимой девушки, носящей под сердцем их с ней сына. Только у старшего офицера было экстраординарное оправдание.
Возлюбленная пара поняла его. Они, придя к общему взаимопониманию и мнению относительно того, что, пока ни выйдут к старшему офицеру, ничего так и не узнают и будут продолжать ломать себе голову мрачными предположениями, наконец, решились. Под руку друг с другом, капитан вместе со своей очаровательной юной возлюбленной вышли из просторной каюты в, залитый ярким светом, от включённых ламп, белоснежный коридор, где, стоя на пёстрой ковровой дорожке с длинным ворсом, напоминающим по мягкости, шелковистую луговую травку, их терпеливо ждал старший офицер. Он был погружён в мрачную задумчивость, из которой его вывел чрезвычайно серьёзный вопрос капитана:
--Обо что мы ударились, мистер Уайлд? Толчок был очень сильным, если вы уже успели это заметить.
Старший офицер почтительно поздоровался со своим начальством, и, понимая их беспокойство о корабле, ничего от них не скрывая, честно, но при этом крайне осторожно, объяснил им:
--Об айсберг, сэр! Мэрдок дал команды «лево на борт» и «полный назад», тем самым, намереваясь, обойти его во избежание столкновения, но айсберг оказался слишком близко.
Воцарилось длительное мрачное молчание, во время которого капитан с юной возлюбленной потрясённо переглянулись между собой.
--О масштабе повреждения уже известно? На сколько, оно серьёзное?—был следующий вопрос почтенного капитана, продолжающего, пристально смотреть на своего помощника. Ему необходимо было это узнать для того, чтобы принять правильные решения и дать необходимые указания команде. Уайлд понял капитана и честно доложил:
--Мы уже отправили плотников осматривать повреждённые помещения, но никаких известий от них на мостик, пока не поступало.
Капитан одобрительно кивнул, и, не теряя драгоценного времени, пошёл на мостик. Великая княжна Ольга Фёдоровна со старшим офицером, молча, сопровождали его. При этом, она была очень бледной и встревоженной, лишь только молитвы, которые юная девушка мысленно читала, постепенно успокаивали её, растревоженную печальным известием, хрупкую душу, но это было всего лишь начало. Главный и самый жестокий удар судьбы ждал их в управленческой рубке.
Там уже находились все офицеры и Российский Государь Император. Они ждали возвращения гарантийной группы, возглавляемой главным инженером и конструктором, мистером Томасом Эндрюсом. Люди были заняты обсуждением и построением предположений о том, чем вызвана внезапная остановка их прекрасного лайнера. В эту самую минуту в рубке появился капитан со старшим помощником и юной Великой княжной. Он обменялся приветственными рукопожатиями с Российским Государем, захотевшим, отправить племянницу в их апартаменты к его детям, но помня о том, что «Титаник», в какой-то степени, является её ребёнком, вмиг отказался от своей затеи. От его внимательного взгляда ни укрылось то, как сильно девушка была бледна. Казалось, ещё немного и она: либо лишится чувств от переизбытка переживаний, либо расплачется. Ведь её ясные красивые бирюзовые глаза уже были полны слёз невыносимого душевного отчаяния и леденящего страха за жизнь любимого мужчины, с которыми девушка всеми силами боролась, а жуткий, пронизывающий насквозь жуткий холод и кромешная темнота, разбавляемая лишь тусклым освещением небольших настенных светильников, только ухудшал и без того её плачевное душевное состояние. Он чувствовал, как у него самого разрывается душа от боли за племянницу. Николай для того, чтобы хоть немного развеяться, тяжело вздохнул и посмотрел в другую сторону.
--Ольга?! А ты, что здесь делаешь?—с негодованием спросил у старшей дочери император, только сейчас заметив её присутствие в управленческой рубке. Он, конечно, старался говорить с ней спокойно и даже доброжелательно.
Стоявшая до сих пор возле своего жениха, офицера Джека Джефферсона в мрачном молчании, Великая княжна Ольга Николаевна услышала тихое восклицание горячо любимого отца-императора, и, бесшумно подойдя к нему, объяснила то, что в момент столкновения «Титаника» с айсбергом, она с Джеком сидела за столиком в кафе, когда всё произошло. Именно по причине того, чтобы всё выяснить, она и пришла в управленческую рубку.
Николай внимательно выслушал дочь и уже собрался сказать ей несколько ободряющих слов, как случайно глянул в сторону дорогой племянницы и увидел то, как она о чём-то очень тихо душевно разговаривает с капитаном. Он нежно гладит её по бархатистым щекам заботливыми руками, при этом его доброе морщинистое лицо озарилось ласковой улыбкой. Девушка печально вздыхает и силится улыбнуться в ответ, но ничего не получается. Слёзы отчаяния и обречённости душат её.
--Ольга, милая моя, послушай! Ты напрасно изводишь себя переживаниями. Может, нам ещё ничего серьёзного не грозит! Вдруг повреждения не значительные.—убеждал возлюбленную капитан, хотя внутренне и сам уже начал испытывать лёгкое беспокойство, скребущее ему душу так, словно кошка когтями. Он с огромной нежностью сжимал её изящные руки в своих сильных руках, при этом его тепло и искренняя забота, наконец, возымели успех. Юная девушка постепенно успокоилась, хотя ещё и продолжала ощущать тревогу, которую развеять мог один лишь только мистер Томас Эндрюс.
Он уже направлялся в управленческую рубку, предварительно сделав все необходимые подсчёты. Выводы у него были не утешительными, чем Эндрюс и собирался поделиться с главным офицером «Титаника» и Российским Государем. По крайней мере, он надеялся застать их обоих там и не ошибся, появившись, наконец, в управленческой рубке.
Государь Император, как и капитан их прекрасного лайнера, в данный момент о чём-то тихо беседующий со своей очаровательной юной спутницей.
Только за всей этой торжественной мишурой и всеобщим ликованием, никто даже и не догадывался о том, что роковой айсберг уже стремительно приближался к шикарному «Титанику». До их встречи осталось совсем немного, буквально, какие-то считанные минуты.
Немного позже, когда радисты шикарного пассажирского лайнера «Титаник» занимались рассылкой телеграмм пассажиров первого класса, с ними на связь вышел радист с «Калифорнийца», громкий сигнал которого, буквально, оглушил Филипса на столько, что он, чуть ли ни подпрыгнул на своём стуле.
Его товарищ встревожился не на шутку, а душа ушла в «пятки», и сердце забилось чаще.
--Господи, что там такое?—обретя, наконец, дар речи, спросил он Филипса. Только тот был так разгневан за внезапное вмешательство в его работу со стороны другого корабля, что казалось ещё немного, и начнёт метать молнии, но, всё же, сумев совладать с собой, успокоился, и, небрежно отмахнувшись:
--Чёртов «Калифорниец» передаёт о том, что впереди нас паковый лёд и айсберги! Сейчас я скажу ему «пару ласковых слов»!—принялся посылать резкий ответ: «Не мешай! Я связываюсь с Мысом рейс!»
Между молодыми радистами воцарилось длительное молчание. Они думали над тем, как им поступить с, переданным для капитана и Российского Государя сообщением. Первой мыслью молодых людей было, немедленно сорваться с места и пойти к Его Императорскому Величеству, но, думая над тем, что начальство, возможно, уже спит, решили подождать до утра.
--Ладно! Утром отдадим радиограмму! Нечего людей беспокоить!—заключил Филипс и отложил известие в общую стопу, не осознавая того, что совершает серьёзную и, вернее даже, роковую ошибку.
В эту минуту, находящиеся в «вороньем гнезде», вперёдсмотрящие забили в сигнальный медный колокол и позвонили по стационарному телефону на капитанский мостик. Трубку снял, дежуривший вместе с Мэрдоком, офицер Лоу.
--Да! Что вы там видите?—обеспокоено спросил он вперёдсмотрящего матроса. Тот взволнованно прокричал:
--Айсберг прямо по курсу!
--Спасибо!—искренне отблагодарил собеседника молодой офицер, и, повесив телефонную трубку на место, быстро скомандовал, стоявшему за штурвалом, матросу:
--Полный назад!!!
Мэрдок, выйдя из лёгкого ступора, отдал следующую команду:
--Лево на борт!!!
Матрос стал, словно в лихорадке, быстро крутить штурвал. Когда всё было сделано, потянулись бесконечные секунды ожидания какого-либо результата.
Находящиеся на смотровой площадке мостика, дежурные офицеры затаили дыхание, мысленно молясь о том, чтобы проделанная ими работа по спасению корабля, завершилась успехом. Промедление нервировало их.
--Ну, же давай поворачивай!—с лёгким раздражением требовал у корабля Мэрдок, вцепившись в поручень.
Только, к сожалению, чудо не произошло. «Титаник», хотя сбавил ход и уже стал медленно поворачивать, но из-за своего огромного размера и скорости, оказался совершенно не приспособлен к манёвру. Подводный выступ айсберга всё равно задел его борт. Удар был таким сильным, что в кафе выбило стёкла. Находящиеся в нём, семнадцатилетняя Великая княжна Ольга Николаевна Романова и герцог Джек Джефферсон между собой испуганно переглянулись.
Они сидели за столиком в, плетённых из тростника, креслах, друг напротив друга, когда внезапно на пару секунд погас свет и послышался звон от, разбивающегося, стекла. По полу ощущалась лёгкая вибрация.
--Господи, что это!—встревожено воскликнула юная Великая княжна, боязливо озираясь по сторонам.
--Кажется, мы с чем-то столкнулись.—на удивление, спокойным голосом предположил молодой офицер, прекрасно понимая, что узнать истинную причину того, что произошло с их прекрасным кораблём, он сможет лишь в том случае, если немедленно пройдёт на капитанский мостик.
Молодой человек поднялся со своего кресла и, бесшумно приблизившись к Великой княжне, галантно помог ей выйти из-за стола.
Девушка расправила руками в белоснежных лайковых перчатках складки на расклешённой юбке элегантного вечернего платья платинового цвета, обшитого медным блестящим гипюром, и позволила жениху, взять её под руку. Видя его, полный глубокой мрачной отрешённости взгляд, обеспокоено спросила, кутаясь в норковую накидку:
--Думаешь, случилось что-то серьёзное с нашим кораблём?
Джек мрачно вздохнул, но, не желая, от неё ничего скрывать, честно ответил:
--Мы об этом узнаем только, если немедленно пойдём в управленческую рубку.
Великая княжна поняла жениха, и, согласившись с ним, предложила, сейчас же, пойти туда для того, чтобы всё выяснить и уже, исходя из того, решить, как им поступить.
Молодой офицер был глубоко тронут участием венценосной невесты в делах шикарного корабля, но понимая, что, возможно, счёт времени идёт на минуты, покинул вместе с ней кафе и пошёл к лифту, чтобы на нём подняться на верхний этаж, а оттуда пройти на мостик. Юная Ольга, молча, сопровождала его.
На протяжении их пути, Ольга думала о своей семье. Она была полностью уверенна в том, что, возможно, они уже спят.
Несколькими минутами ранее, находящиеся в жарких объятиях друг друга и скрытые в густых вуалях газового балдахина, капитан Эдвард Смит со своей прекрасной юной возлюбленной отдыхали после, обрушившейся на них сокрушительной бури головокружительной страсти, удобно лёжа на высокой кровати и в жарких объятиях друг друга. Тёплое пуховое одеяло закрывало их наготу, и, согревая их, позволяло им ощутить приятную мягкость.
При этом, в просторных капитанских апартаментах было темно и очень тихо. Лишь только золотые старинные настенные часы периодически отбивали время, на которое возлюбленные не обращали никакого внимания, но всему когда-то наступает конец и их нежному уединению, тоже. Оно оказалось нарушено мощным толчком, сбросившим любовников с их тёплого и такого ласкового ложа на холодный лакированный паркет.
Только, благодаря тому, что Эдвард с Ольгой успели, сгрести за собой одеяло их падение смягчилось, но не успели они, лёжа на полу и зарывшись в покрывало, опомниться, как были оглушены резким металлическим скрежетом. Он оказался таким громким, что капитану с его юной возлюбленной пришлось даже закрывать уши руками.
--Господи, что это? Неужели мы с чем-то столкнулись?—встревоженно спросила у, наскоро одевающегося, возлюбленного юная девушка, немного опомнившись от, пережитого ими, нервного потрясения, хотя и до сих пор ничего не понимала.
Это же самое творилось и в трепетной душе, капитана Смита. Он оделся, и, встав с пола, внимательно вслушивался в, доносящиеся с палубы, звуки и голоса, тем-самым пытаясь от них понять, хоть что-нибудь. Только вокруг стояла гнетущая тишина, из-за чего капитан тяжело вздохнул, и, галантно подав юной возлюбленной её вечернее великолепное платье, выполненное из парчи персикового цвета с золотой вышивкой и преобладанием в нём золотого шёлка и органзы, наконец, ответил, как ему казалось, спокойным, уверенным голосом со свойственной природной мягкостью и приветливостью:
--Не знаю, Ольга, но искренне надеюсь на то, что ничего серьёзного не произошло.
Только юная девушка всё равно уловила чутким отзывчивым сердцем, что её любимый мужчина, хотя и всеми силами старается быть предельно сдержанным и спокойным, на самом же деле, внутренне встревожен ничуть не меньше неё. Понимая это, она тяжело вздохнула, но, не говоря больше ни единого слова, взяла из его заботливых рук платье и принялась одеваться. При этом, девушка не произносила ни единого слова, глубоко уйдя в мрачные мысли. Её тоненькие пальчики изящных рук дрожали от, испытываемого ею, душевного волнения. Она, конечно, ощущала на себе, полный огромной нежности, взгляд возлюбленного, терпеливо её ожидающего, стоя у медного ограждения, погасшего несколько минут тому назад, мраморного камина. Он ещё распространял приятное, хотя уже и постепенно ослабевающее, тепло.
Как же, в эти мгновения, Эдварду захотелось немедленно подойти к любимой девушке, и, заключив в заботливые объятия, искренне заверить в том, что она напрасно тревожится и им ничего страшного не грозит, а затем, плавно припав к её сладким, как спелая земляника, алым губам, целовать их до тех пор, пока возлюбленная перестанет дрожать от страха и беспокойства за своё прекрасное детище, а начнёт трепетать от приятного возбуждения и головокружительной страсти.
Вернее, почтенный капитан уже сделал шаг по направлению к ней, как в эту самую минуту в дверь громко постучали, что мгновенно привело возлюбленную пару в чувства. они опомнились и, собравшись с мыслями, стояли рядом и держались за руки. Их пристальные взгляды наполнялись огромным душевным теплом, любовью, нежностью и взаимопониманием.
--Капитан, это я, Уайлд! Вы срочно нужны нам с коллегами на мостике!—отозвался, находящийся за дверью, старший офицер спокойным и, как ему казалось, даже доброжелательным тоном. Он, конечно, хорошо понимал то, что возможно пришёл не вовремя, ведь капитан отдыхает в приятном обществе любимой девушки, носящей под сердцем их с ней сына. Только у старшего офицера было экстраординарное оправдание.
Возлюбленная пара поняла его. Они, придя к общему взаимопониманию и мнению относительно того, что, пока ни выйдут к старшему офицеру, ничего так и не узнают и будут продолжать ломать себе голову мрачными предположениями, наконец, решились. Под руку друг с другом, капитан вместе со своей очаровательной юной возлюбленной вышли из просторной каюты в, залитый ярким светом, от включённых ламп, белоснежный коридор, где, стоя на пёстрой ковровой дорожке с длинным ворсом, напоминающим по мягкости, шелковистую луговую травку, их терпеливо ждал старший офицер. Он был погружён в мрачную задумчивость, из которой его вывел чрезвычайно серьёзный вопрос капитана:
--Обо что мы ударились, мистер Уайлд? Толчок был очень сильным, если вы уже успели это заметить.
Старший офицер почтительно поздоровался со своим начальством, и, понимая их беспокойство о корабле, ничего от них не скрывая, честно, но при этом крайне осторожно, объяснил им:
--Об айсберг, сэр! Мэрдок дал команды «лево на борт» и «полный назад», тем самым, намереваясь, обойти его во избежание столкновения, но айсберг оказался слишком близко.
Воцарилось длительное мрачное молчание, во время которого капитан с юной возлюбленной потрясённо переглянулись между собой.
--О масштабе повреждения уже известно? На сколько, оно серьёзное?—был следующий вопрос почтенного капитана, продолжающего, пристально смотреть на своего помощника. Ему необходимо было это узнать для того, чтобы принять правильные решения и дать необходимые указания команде. Уайлд понял капитана и честно доложил:
--Мы уже отправили плотников осматривать повреждённые помещения, но никаких известий от них на мостик, пока не поступало.
Капитан одобрительно кивнул, и, не теряя драгоценного времени, пошёл на мостик. Великая княжна Ольга Фёдоровна со старшим офицером, молча, сопровождали его. При этом, она была очень бледной и встревоженной, лишь только молитвы, которые юная девушка мысленно читала, постепенно успокаивали её, растревоженную печальным известием, хрупкую душу, но это было всего лишь начало. Главный и самый жестокий удар судьбы ждал их в управленческой рубке.
Там уже находились все офицеры и Российский Государь Император. Они ждали возвращения гарантийной группы, возглавляемой главным инженером и конструктором, мистером Томасом Эндрюсом. Люди были заняты обсуждением и построением предположений о том, чем вызвана внезапная остановка их прекрасного лайнера. В эту самую минуту в рубке появился капитан со старшим помощником и юной Великой княжной. Он обменялся приветственными рукопожатиями с Российским Государем, захотевшим, отправить племянницу в их апартаменты к его детям, но помня о том, что «Титаник», в какой-то степени, является её ребёнком, вмиг отказался от своей затеи. От его внимательного взгляда ни укрылось то, как сильно девушка была бледна. Казалось, ещё немного и она: либо лишится чувств от переизбытка переживаний, либо расплачется. Ведь её ясные красивые бирюзовые глаза уже были полны слёз невыносимого душевного отчаяния и леденящего страха за жизнь любимого мужчины, с которыми девушка всеми силами боролась, а жуткий, пронизывающий насквозь жуткий холод и кромешная темнота, разбавляемая лишь тусклым освещением небольших настенных светильников, только ухудшал и без того её плачевное душевное состояние. Он чувствовал, как у него самого разрывается душа от боли за племянницу. Николай для того, чтобы хоть немного развеяться, тяжело вздохнул и посмотрел в другую сторону.
--Ольга?! А ты, что здесь делаешь?—с негодованием спросил у старшей дочери император, только сейчас заметив её присутствие в управленческой рубке. Он, конечно, старался говорить с ней спокойно и даже доброжелательно.
Стоявшая до сих пор возле своего жениха, офицера Джека Джефферсона в мрачном молчании, Великая княжна Ольга Николаевна услышала тихое восклицание горячо любимого отца-императора, и, бесшумно подойдя к нему, объяснила то, что в момент столкновения «Титаника» с айсбергом, она с Джеком сидела за столиком в кафе, когда всё произошло. Именно по причине того, чтобы всё выяснить, она и пришла в управленческую рубку.
Николай внимательно выслушал дочь и уже собрался сказать ей несколько ободряющих слов, как случайно глянул в сторону дорогой племянницы и увидел то, как она о чём-то очень тихо душевно разговаривает с капитаном. Он нежно гладит её по бархатистым щекам заботливыми руками, при этом его доброе морщинистое лицо озарилось ласковой улыбкой. Девушка печально вздыхает и силится улыбнуться в ответ, но ничего не получается. Слёзы отчаяния и обречённости душат её.
--Ольга, милая моя, послушай! Ты напрасно изводишь себя переживаниями. Может, нам ещё ничего серьёзного не грозит! Вдруг повреждения не значительные.—убеждал возлюбленную капитан, хотя внутренне и сам уже начал испытывать лёгкое беспокойство, скребущее ему душу так, словно кошка когтями. Он с огромной нежностью сжимал её изящные руки в своих сильных руках, при этом его тепло и искренняя забота, наконец, возымели успех. Юная девушка постепенно успокоилась, хотя ещё и продолжала ощущать тревогу, которую развеять мог один лишь только мистер Томас Эндрюс.
Он уже направлялся в управленческую рубку, предварительно сделав все необходимые подсчёты. Выводы у него были не утешительными, чем Эндрюс и собирался поделиться с главным офицером «Титаника» и Российским Государем. По крайней мере, он надеялся застать их обоих там и не ошибся, появившись, наконец, в управленческой рубке.
Государь Император, как и капитан их прекрасного лайнера, в данный момент о чём-то тихо беседующий со своей очаровательной юной спутницей.
