Ольга в очередной раз отметила искреннюю доброту трепетного сердца приятного спутника. Она не ошиблась в нём, доверив ему ключи от своего трепетного сердца и сделав его своим другом, и душевным наставником, не говоря уже о том, что возлюбленным.
--Вы, действительно, очень милосердны!—нежно выдохнула девушка, встретившись с капитаном доброжелательным взглядом.
Внизу их уже ждал Российский Государь Император Николай Александрович, оставивший детей в мраморном итальянском ресторане под присмотром мистеров Эндрюса и Исмея.
--Ну, что же, не буду Вам мешать!—почтительно откланявшись, любезно проговорил капитан своим бархатистым чарующим голосом, от которого у девушки всегда замирала душа, и важной офицерской походкой спустился по ступенькам вниз, провожаемый нежным взглядом юной Великой княжны.
Она, оставшись, наконец, одна, внимательно проследила за тем, как он приблизился к Российскому Государю и обменялся с ним приветственными рукопожатием и парой фраз, носящих деловой дружеский характер. Мужчины находились в приподнятом настроении и даже по-доброму шутили, из-за чего Ольга не смогла скрыть искренней, очень приветливой, улыбки. Она нежно вздохнула, и, не желая больше, заставлять их, ждать её, грациозно спустилась под, доносящиеся из зала звуки вальса «Дунайские волны».
Николай встретил племянницу очень искренней ласковой улыбкой и, нежно поцеловав ей кончики пальцев изящных рук, скрытых в белоснежной лайковой перчатке, обменялся с ней любезными фразами, после чего, он галантно взял девушку себе под руку и вместе с ней, царственной походкой прошёл в ресторан.
Капитан уже был там. Он внимательно проследил за тем, с какой заботой, Российский Государь помог племяннице удобно сесть в, обитое изумрудным бархатом, кресло, которое было выполнено из слоновой кости и украшено сусальным золотом.
Ольга расправила складки великолепного платья и, уложив шлейф на паркетном мозаичном полу, обменялась с капитаном и Николаем добрыми беззаботными шутками, что не укрылось от пристального взгляда мистера Исмея.
--Какая милая семейная идиллия! Просто, обзавидуешься!—с ироничной усмешкой небрежно обронил он, уже начав скучать.
Тем временем, находящийся рядом с ними, мистер Томас Эндрюс, незаметно подал знак официантам, разливать по хрустальным бокалам напитки. Он, словно, чувствовал, что Исмей вот-вот выкинет такой номер, от которого им всем, потом будет стыдно и, крайне неловко. Интуиция не подвела его. Директор-распорядитель пароходной компании был в лёгком угаре. Казалось ещё немного, и его понесёт, как фрегат по бурным волнам прямо на скалы.
Николай, вспомнив о присутствии за их общим столом других администраторов, почтительно извинился перед ними и заговорил о том, о чём давно собирался, но никак не находил повода.
--Дорогие, дамы и господа, прошу минуточку внимания! Знаю, что сегодня будет провозглашено много тостов за наш прекрасный корабль, но мне бы хотелось, объявить вам о том…--начал он и любезно попросил капитана встать. Дождавшись момента, когда тот выполнил Его Высочайшую просьбу с искренним недоумением, продолжил.—За две с половиной недели до окончания всех, подготовительных к этому вояжу работ, я душевно побеседовал с моим дражайшим кузеном, а именно вашим королём Георгом о том. Что нашему дражайшему капитану не логично больше ходить в низших чинах и пора давно уже получить возвышение в звании, так что, уважаемый адмирал, позвольте мне, с искренним, наслаждением, поздравить вас с этим новым, но важным для вас, званием, поэтому теперь вам решать: либо возвращаться в военный флот, либо служить в штабе.
Наступило длительное молчание. Все устремили внимательные взгляды на капитана, теперь уже, нового контр-адмирала британского, пусть даже гражданского, флота, Эдварда Смита. Он был так потрясён, оказанным ему вниманием венценосных особ, что не знал, что и сказать. Слёзы искренней радости заблестели в его, всегда, приветливых голубовато-серых глазах, но, сумев, совладать с собой, он, душевно поблагодарил Российского Государя за участие в его жизни. Николай же, вручил ему орден и отличительную ленту под общее ликование.
Мужчины обменялись поздравительными и благодарственными рукопожатиями и объятиями.
--За нового контр-адмирала!—торжественно провозгласила первый тост Ольга Фёдоровна, подняв хрустальный бокал. Все поддержали её и тоже подняли свои бокалы с белым и рубиновым вином, в котором отразились разноцветные блики света от хрустальной люстры, расположенной над их головами, громогласно, повторив за ней тост.
Пассажиры поддержали общее торжество взаимным ликованием. Что нельзя было сказать про мистера Исмея. Он сделал небольшой глоток рубинового вина, и, поставив свой хрустальный бокал на стол, внимательно посмотрел на главного офицера шикарного лайнера и произнёс с ироничной усмешкой:
--Я догадываюсь о том, какую услугу вы оказали Её Императорскому Высочеству, Смит!
Великая княжна Ольга Фёдоровна, внутренне напряглась, как струна, и устремила свой гневный взор на директора-распорядителя и сочувствующий на капитана. Её руки задрожали от душевного волнения и ожидания неприятностей, которые могли последовать за разоблачением.
Только сам капитан был спокоен и уверен в себе. Ни один мускул не дрогнул на его миловидном лице.
--Ну, и, что же это за услуга, по вашему мнению?—с нескрываемым безразличием елейным голосом осведомился он.
Исмей выдержал короткую паузу и, заметив, прикованное к ним, внимание, сидящих за столом людей, продолжил:
--Вы и Ольга Фёдоровна—любовники, да и притом уже на протяжении всего этого года! Возможно даже уже ребёнка родить успели, но тщательно его скрываете от общества, во избежание порицания.
Великая княжна не могла снести такого оскорбления и, бросив на обидчика убийственный взгляд, с наигранной любезностью ответила:
--Ваши домыслы, беспочвенны, и вы ведёте себя ни как джентльмен!
Только Исмей даже и не подумал униматься. Он вошёл в кураж, не замечая недовольных взглядов, бросаемых на него, сидящими за капитанским столом, людьми.
--Нет! Вы не подумайте ничего плохого! Наоборот. Я, искренне, рад тому, что наш дорогой адмирал ещё способен вожделеть женщину, особенно такую красивую и юную, как Её Императорское Высочество Великая княжна Ольга Фёдоровна. Это означает, что он, далеко, не евнух.—уже более миролюбиво проговорил он, заглаживая вину перед приятным высокопоставленным обществом. Только они не оценили его стараний. Наоборот, все наполнились, нескрываемым возмущением, а Великие княжны и Наследник-Цесаревич ошарашено и смущённо переглядывались между собой, что не укрылось от заботливого взгляда императора. Это стало для него последней каплей в терпении. Он нежно посмотрел на племянницу и ласково попросил:
--Оленька, милая, отведи детей в их апартаменты! Им уже пора спать!
Девушка поняла его и, грациозно выйдя вместе с детьми из-за стола, сделала почтительный, полный природной изящности, реверанс перед своим монархом и принесла перед всеми свои искренние извинения. После чего, она покинула просторный зал ресторана, сопровождаемая императорскими детьми и фрейлинами.
Николай проводил их очень нежным взглядом и, выждав немного, подозвал к себе двух, одетых в, накрахмаленные и хорошо отпаренные, белоснежные и чёрные фраки с бабочками и шёлковых рубашках, официантов. Когда те подошли, любезно попросил их, накрыть стол на императорской террасе, сказав, что он будет ужинать там вместе с детьми. Официанты всё поняли, и, почтительно откланявшись, ушли, выполнять Высочайшее повеление, провожаемые одобрительным мягким взглядом Российского Императора, который, выждав немного времени, обратился к Исмею с вразумительно-отрезвляющими словами, приводящими собеседника в чувства:
--Я, конечно всё понимаю, что вы сейчас слегка перебрали, Брюс, но всё равно—это не даёт вам повода для оскорбления чести наших многоуважаемого адмирала с моей дражайшей племянницей. За такое действо, в России вас бы, непременно вызвали на дуэль их представители, что я бы, разумеется одобрил.—благодаря чему, воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого почтенный капитан Эдвард Смит, не желая, больше находиться в обществе Исмея, наконец, вышел из-за стола и, почтительно поклонившись русскому Государю, извинился перед всеми, находящимися за его столом, избранными высокопоставленными гостями, чуть слышно выдохнул:
--Я, пожалуй, пойду, Ваше Императорское Величество. Не стоит оставлять Их Императорские Высочества без внимания.—и, получив от Николая одобрение в виде царственного положительного кивка головы, ушёл из ресторана, предпочтя, отправиться в императорские апартаменты, провожаемый мягким взглядом Российского Императора, вернувшегося к светской легкомысленной беседе с администраторами шикарного лайнера.
Но, а в это же самое время, в просторной каюте Российского Престолонаследника, находящаяся возле постели Цесаревича Алексея Николаевича, Великая княжна Ольга Фёдоровна ласково гладила, уже начавшего, дремать мальчика по шелковистым золотистым волосам, напевая ему любимую колыбельную Императорской семьи, напоминающую собой вальс.
Вот только мальчик, глубоко потрясённый, нанесёнными Исмеем их дражайшему капитану Эдварду Смиту, оскорблениями, никак не мог успокоиться.
--Оленька, милая, неужели наш горячо любимый капитан Смит промолчит на, нанесённое ему оскорбление Исмеем и не вызовет его на дуэль?—негодовал Престолонаследник, перевозбуждённый, разыгравшейся на его глазах, сценой во время торжественного ужина, но юная Великая княжна считала иначе, о чём, доброжелательно ему улыбнувшись, заключила, очень мягко и благоразумно:
--Ваше Императорское Высочество, Вы, же, прекрасно знаете о том, что наш дражайший капитан Смит никогда не позволит себе того, чтобы опуститься до того, чтобы вызвать мистера Исмея на дуэль, да и даже, если бы вызвал, то за него дрался бы кто-нибудь из его офицерского состава, так как ему самому не пристало такое.—и, не говоря больше ни единого слова, с мрачной глубокой задумчивостью принялась смотреть в ту сторону, где бесшумно открылась дверь, и в просторный люкс Российского Престолонаследника мягко вошёл почтенный капитан Смит, ставший невольным свидетелем окончания душевного разговора Их Императорских Высочеств, касаемого пламенной защиты его скромной чести, что тронуло мужчину до глубины души, благодаря чему, он сдержано вздохнул и, подойдя к постели Престолонаследника, заботливо взбил ему подушку и, укрыв тёплым шерстяным одеялом с шёлковым светлым пододеяльником, как и весь комплект постельного белья, осторожно поддержал очаровательную юную возлюбленную тихими душевными словами, предварительно обменявшись с ней взаимным взглядом, полным огромного обожания:
--Ваша троюродная кузина права в том, что Мистер Исмей слишком скользкий и мерзкий тип для того, чтобы вызывать и драться с ним на дуэли, хотя он и оскорбил нашу с Ольгой Фёдоровной честь.—чем заставил мальчика печально вздохнуть и уступчиво заключить:
--вы правы, капитан, ведь такие омерзительные люди, как мистер Исмей с бароном Браэртоном, совершенно не заслуживают того, чтобы вы с вашими доблестными офицерами пачкались в их грязной крови.—что он и сделал незамедлительно, хотя и прекрасно чувствовал невыносимую моральную с физической усталостью кузины, отчётливо проглядывающуюся в её ласковых голубых глазах, что совсем не укрылось от внимания почтенного капитана Смита, осторожно озвучившего мысли Цесаревича Алексея, разумеется ни без его молчаливого согласия:
--Я, пожалуй, провожу Вас до каюты, Ваше Императорское Высочество?!—как бы спрашивая у возлюбленной позволения, что уже было одобрено Престолонаследником, перед чем юная девушка не смогла устоять и, положительно кивнув им обоим очаровательной златокудрой головой, измождённо зевнула и плавно встала с банкетки, позволив сердечному избраннику, галантно взять её себе под руку, ушла вместе с ним из каюты, предварительно обменявшись с Цесаревичем взаимными пожеланиями доброй ночи, оставив возле него свою главную фрейлину княжну Наталью Берестову, прекрасно знавшую о том, что возлюбленные голубки отправились в капитанские апартаменты для того, чтобы предаться головокружительной взаимной страсти в жарких объятиях друг друга на разгорячённом ложе их неистовой любви, что, собственно было, совершенно не её дело.
Но, а, что же касается возлюбленной пары: почтенного капитана Эдварда Смита с его очаровательной юной спутницей Великой княжной Ольгой Фёдоровной, то они, оказавшись в великолепном коридоре, выполненном из покрытого защитным лаком, красного дерева с, встроенными в стену, медными бра и с, расстеленной по паркету, ковровой дорожкой, имеющей длинный ворс, благодаря шелковистой мягкости которого, напоминал свежую луговую весеннюю травку, парочка принялась с мрачной глубокой задумчивостью смотреть друг на друга, не зная даже того, что и сказать, а всё из-за того, что никак не могли прийти в себя после пьяной выходки мистера Исмея во время торжественного ужина, где им, толком, так и не удалось вкусить плоды их общего триумфа в полную меру, от понимания о чём из груди очаровательной юной Великой княжны вырвался печальный вздох, с которым она иронично улыбнулась лишь левосторонними уголками чувственных губ и презрительно фыркнула:
--Умеет же этот мистер Исмей портить нам праздник! Ну ничего! Вот натравлю на него волчью стаю, тогда ещё пожалеет и обязательно прибежит к нам для того, чтобы просить прощения.—чем вызвала у своего почтенного внимательного спутника добродушную улыбку, с которой он умилённо вздохнул и, ласково погладив, заворожённо смотрящую в его добрые светлые глаза, юную девушку, которая больше не произносила ни единого слова, замерев в трепетном ожидании бесконечного, как сама вечность, пламенного, словно самая знойная пустыня, поцелуя, из-за чего хорошо ощущала то, как пылают смущением бархатистые щёки, а трепетное сердце бьётся в соблазнительной упругой пышной груди так учащённо, что казалось ещё немного, и оно выскочит наружу, что заставило Ольгу трепетно вздохнуть и инстинктивно закрыть светлые глаза, тем-самым, отчаянно умоляя спутника о решительных действиях, от чего он понимающе вздохнул и вразумительно проговорил:
--Ольга, мы здесь не одни, да и в любую минуту из ресторана с торжественного ужина вернётся Государь Император и...—он не смог договорить так, как, в эту самую минуту, юная девушка незаметно взяла в руку его шёлковый чернильного синего цвета галстук и, легонько накрутив его себе на тонкий палец, воинственно выдохнула спутнику прямо в губы, отбросив все сомнения со смущением:
--А мне уже абсолютно всё равно!—и, не говоря больше ни единого слова, решительно обвила, освободившейся рукой, его мужественную шею и самозабвенно воссоединилась с ним в долгом, очень пламенном поцелуе, что продлилось ровно до тех пор, пока их вниманием ни завладели, бесшумно подошедшие к ним,
--Вы, действительно, очень милосердны!—нежно выдохнула девушка, встретившись с капитаном доброжелательным взглядом.
Внизу их уже ждал Российский Государь Император Николай Александрович, оставивший детей в мраморном итальянском ресторане под присмотром мистеров Эндрюса и Исмея.
--Ну, что же, не буду Вам мешать!—почтительно откланявшись, любезно проговорил капитан своим бархатистым чарующим голосом, от которого у девушки всегда замирала душа, и важной офицерской походкой спустился по ступенькам вниз, провожаемый нежным взглядом юной Великой княжны.
Она, оставшись, наконец, одна, внимательно проследила за тем, как он приблизился к Российскому Государю и обменялся с ним приветственными рукопожатием и парой фраз, носящих деловой дружеский характер. Мужчины находились в приподнятом настроении и даже по-доброму шутили, из-за чего Ольга не смогла скрыть искренней, очень приветливой, улыбки. Она нежно вздохнула, и, не желая больше, заставлять их, ждать её, грациозно спустилась под, доносящиеся из зала звуки вальса «Дунайские волны».
Николай встретил племянницу очень искренней ласковой улыбкой и, нежно поцеловав ей кончики пальцев изящных рук, скрытых в белоснежной лайковой перчатке, обменялся с ней любезными фразами, после чего, он галантно взял девушку себе под руку и вместе с ней, царственной походкой прошёл в ресторан.
Капитан уже был там. Он внимательно проследил за тем, с какой заботой, Российский Государь помог племяннице удобно сесть в, обитое изумрудным бархатом, кресло, которое было выполнено из слоновой кости и украшено сусальным золотом.
Ольга расправила складки великолепного платья и, уложив шлейф на паркетном мозаичном полу, обменялась с капитаном и Николаем добрыми беззаботными шутками, что не укрылось от пристального взгляда мистера Исмея.
--Какая милая семейная идиллия! Просто, обзавидуешься!—с ироничной усмешкой небрежно обронил он, уже начав скучать.
Тем временем, находящийся рядом с ними, мистер Томас Эндрюс, незаметно подал знак официантам, разливать по хрустальным бокалам напитки. Он, словно, чувствовал, что Исмей вот-вот выкинет такой номер, от которого им всем, потом будет стыдно и, крайне неловко. Интуиция не подвела его. Директор-распорядитель пароходной компании был в лёгком угаре. Казалось ещё немного, и его понесёт, как фрегат по бурным волнам прямо на скалы.
Николай, вспомнив о присутствии за их общим столом других администраторов, почтительно извинился перед ними и заговорил о том, о чём давно собирался, но никак не находил повода.
--Дорогие, дамы и господа, прошу минуточку внимания! Знаю, что сегодня будет провозглашено много тостов за наш прекрасный корабль, но мне бы хотелось, объявить вам о том…--начал он и любезно попросил капитана встать. Дождавшись момента, когда тот выполнил Его Высочайшую просьбу с искренним недоумением, продолжил.—За две с половиной недели до окончания всех, подготовительных к этому вояжу работ, я душевно побеседовал с моим дражайшим кузеном, а именно вашим королём Георгом о том. Что нашему дражайшему капитану не логично больше ходить в низших чинах и пора давно уже получить возвышение в звании, так что, уважаемый адмирал, позвольте мне, с искренним, наслаждением, поздравить вас с этим новым, но важным для вас, званием, поэтому теперь вам решать: либо возвращаться в военный флот, либо служить в штабе.
Наступило длительное молчание. Все устремили внимательные взгляды на капитана, теперь уже, нового контр-адмирала британского, пусть даже гражданского, флота, Эдварда Смита. Он был так потрясён, оказанным ему вниманием венценосных особ, что не знал, что и сказать. Слёзы искренней радости заблестели в его, всегда, приветливых голубовато-серых глазах, но, сумев, совладать с собой, он, душевно поблагодарил Российского Государя за участие в его жизни. Николай же, вручил ему орден и отличительную ленту под общее ликование.
Мужчины обменялись поздравительными и благодарственными рукопожатиями и объятиями.
--За нового контр-адмирала!—торжественно провозгласила первый тост Ольга Фёдоровна, подняв хрустальный бокал. Все поддержали её и тоже подняли свои бокалы с белым и рубиновым вином, в котором отразились разноцветные блики света от хрустальной люстры, расположенной над их головами, громогласно, повторив за ней тост.
Пассажиры поддержали общее торжество взаимным ликованием. Что нельзя было сказать про мистера Исмея. Он сделал небольшой глоток рубинового вина, и, поставив свой хрустальный бокал на стол, внимательно посмотрел на главного офицера шикарного лайнера и произнёс с ироничной усмешкой:
--Я догадываюсь о том, какую услугу вы оказали Её Императорскому Высочеству, Смит!
Великая княжна Ольга Фёдоровна, внутренне напряглась, как струна, и устремила свой гневный взор на директора-распорядителя и сочувствующий на капитана. Её руки задрожали от душевного волнения и ожидания неприятностей, которые могли последовать за разоблачением.
Только сам капитан был спокоен и уверен в себе. Ни один мускул не дрогнул на его миловидном лице.
--Ну, и, что же это за услуга, по вашему мнению?—с нескрываемым безразличием елейным голосом осведомился он.
Исмей выдержал короткую паузу и, заметив, прикованное к ним, внимание, сидящих за столом людей, продолжил:
--Вы и Ольга Фёдоровна—любовники, да и притом уже на протяжении всего этого года! Возможно даже уже ребёнка родить успели, но тщательно его скрываете от общества, во избежание порицания.
Великая княжна не могла снести такого оскорбления и, бросив на обидчика убийственный взгляд, с наигранной любезностью ответила:
--Ваши домыслы, беспочвенны, и вы ведёте себя ни как джентльмен!
Только Исмей даже и не подумал униматься. Он вошёл в кураж, не замечая недовольных взглядов, бросаемых на него, сидящими за капитанским столом, людьми.
--Нет! Вы не подумайте ничего плохого! Наоборот. Я, искренне, рад тому, что наш дорогой адмирал ещё способен вожделеть женщину, особенно такую красивую и юную, как Её Императорское Высочество Великая княжна Ольга Фёдоровна. Это означает, что он, далеко, не евнух.—уже более миролюбиво проговорил он, заглаживая вину перед приятным высокопоставленным обществом. Только они не оценили его стараний. Наоборот, все наполнились, нескрываемым возмущением, а Великие княжны и Наследник-Цесаревич ошарашено и смущённо переглядывались между собой, что не укрылось от заботливого взгляда императора. Это стало для него последней каплей в терпении. Он нежно посмотрел на племянницу и ласково попросил:
--Оленька, милая, отведи детей в их апартаменты! Им уже пора спать!
Девушка поняла его и, грациозно выйдя вместе с детьми из-за стола, сделала почтительный, полный природной изящности, реверанс перед своим монархом и принесла перед всеми свои искренние извинения. После чего, она покинула просторный зал ресторана, сопровождаемая императорскими детьми и фрейлинами.
Николай проводил их очень нежным взглядом и, выждав немного, подозвал к себе двух, одетых в, накрахмаленные и хорошо отпаренные, белоснежные и чёрные фраки с бабочками и шёлковых рубашках, официантов. Когда те подошли, любезно попросил их, накрыть стол на императорской террасе, сказав, что он будет ужинать там вместе с детьми. Официанты всё поняли, и, почтительно откланявшись, ушли, выполнять Высочайшее повеление, провожаемые одобрительным мягким взглядом Российского Императора, который, выждав немного времени, обратился к Исмею с вразумительно-отрезвляющими словами, приводящими собеседника в чувства:
--Я, конечно всё понимаю, что вы сейчас слегка перебрали, Брюс, но всё равно—это не даёт вам повода для оскорбления чести наших многоуважаемого адмирала с моей дражайшей племянницей. За такое действо, в России вас бы, непременно вызвали на дуэль их представители, что я бы, разумеется одобрил.—благодаря чему, воцарилось длительное, очень мрачное молчание, во время которого почтенный капитан Эдвард Смит, не желая, больше находиться в обществе Исмея, наконец, вышел из-за стола и, почтительно поклонившись русскому Государю, извинился перед всеми, находящимися за его столом, избранными высокопоставленными гостями, чуть слышно выдохнул:
--Я, пожалуй, пойду, Ваше Императорское Величество. Не стоит оставлять Их Императорские Высочества без внимания.—и, получив от Николая одобрение в виде царственного положительного кивка головы, ушёл из ресторана, предпочтя, отправиться в императорские апартаменты, провожаемый мягким взглядом Российского Императора, вернувшегося к светской легкомысленной беседе с администраторами шикарного лайнера.
Но, а в это же самое время, в просторной каюте Российского Престолонаследника, находящаяся возле постели Цесаревича Алексея Николаевича, Великая княжна Ольга Фёдоровна ласково гладила, уже начавшего, дремать мальчика по шелковистым золотистым волосам, напевая ему любимую колыбельную Императорской семьи, напоминающую собой вальс.
Вот только мальчик, глубоко потрясённый, нанесёнными Исмеем их дражайшему капитану Эдварду Смиту, оскорблениями, никак не мог успокоиться.
--Оленька, милая, неужели наш горячо любимый капитан Смит промолчит на, нанесённое ему оскорбление Исмеем и не вызовет его на дуэль?—негодовал Престолонаследник, перевозбуждённый, разыгравшейся на его глазах, сценой во время торжественного ужина, но юная Великая княжна считала иначе, о чём, доброжелательно ему улыбнувшись, заключила, очень мягко и благоразумно:
--Ваше Императорское Высочество, Вы, же, прекрасно знаете о том, что наш дражайший капитан Смит никогда не позволит себе того, чтобы опуститься до того, чтобы вызвать мистера Исмея на дуэль, да и даже, если бы вызвал, то за него дрался бы кто-нибудь из его офицерского состава, так как ему самому не пристало такое.—и, не говоря больше ни единого слова, с мрачной глубокой задумчивостью принялась смотреть в ту сторону, где бесшумно открылась дверь, и в просторный люкс Российского Престолонаследника мягко вошёл почтенный капитан Смит, ставший невольным свидетелем окончания душевного разговора Их Императорских Высочеств, касаемого пламенной защиты его скромной чести, что тронуло мужчину до глубины души, благодаря чему, он сдержано вздохнул и, подойдя к постели Престолонаследника, заботливо взбил ему подушку и, укрыв тёплым шерстяным одеялом с шёлковым светлым пододеяльником, как и весь комплект постельного белья, осторожно поддержал очаровательную юную возлюбленную тихими душевными словами, предварительно обменявшись с ней взаимным взглядом, полным огромного обожания:
--Ваша троюродная кузина права в том, что Мистер Исмей слишком скользкий и мерзкий тип для того, чтобы вызывать и драться с ним на дуэли, хотя он и оскорбил нашу с Ольгой Фёдоровной честь.—чем заставил мальчика печально вздохнуть и уступчиво заключить:
--вы правы, капитан, ведь такие омерзительные люди, как мистер Исмей с бароном Браэртоном, совершенно не заслуживают того, чтобы вы с вашими доблестными офицерами пачкались в их грязной крови.—что он и сделал незамедлительно, хотя и прекрасно чувствовал невыносимую моральную с физической усталостью кузины, отчётливо проглядывающуюся в её ласковых голубых глазах, что совсем не укрылось от внимания почтенного капитана Смита, осторожно озвучившего мысли Цесаревича Алексея, разумеется ни без его молчаливого согласия:
--Я, пожалуй, провожу Вас до каюты, Ваше Императорское Высочество?!—как бы спрашивая у возлюбленной позволения, что уже было одобрено Престолонаследником, перед чем юная девушка не смогла устоять и, положительно кивнув им обоим очаровательной златокудрой головой, измождённо зевнула и плавно встала с банкетки, позволив сердечному избраннику, галантно взять её себе под руку, ушла вместе с ним из каюты, предварительно обменявшись с Цесаревичем взаимными пожеланиями доброй ночи, оставив возле него свою главную фрейлину княжну Наталью Берестову, прекрасно знавшую о том, что возлюбленные голубки отправились в капитанские апартаменты для того, чтобы предаться головокружительной взаимной страсти в жарких объятиях друг друга на разгорячённом ложе их неистовой любви, что, собственно было, совершенно не её дело.
Но, а, что же касается возлюбленной пары: почтенного капитана Эдварда Смита с его очаровательной юной спутницей Великой княжной Ольгой Фёдоровной, то они, оказавшись в великолепном коридоре, выполненном из покрытого защитным лаком, красного дерева с, встроенными в стену, медными бра и с, расстеленной по паркету, ковровой дорожкой, имеющей длинный ворс, благодаря шелковистой мягкости которого, напоминал свежую луговую весеннюю травку, парочка принялась с мрачной глубокой задумчивостью смотреть друг на друга, не зная даже того, что и сказать, а всё из-за того, что никак не могли прийти в себя после пьяной выходки мистера Исмея во время торжественного ужина, где им, толком, так и не удалось вкусить плоды их общего триумфа в полную меру, от понимания о чём из груди очаровательной юной Великой княжны вырвался печальный вздох, с которым она иронично улыбнулась лишь левосторонними уголками чувственных губ и презрительно фыркнула:
--Умеет же этот мистер Исмей портить нам праздник! Ну ничего! Вот натравлю на него волчью стаю, тогда ещё пожалеет и обязательно прибежит к нам для того, чтобы просить прощения.—чем вызвала у своего почтенного внимательного спутника добродушную улыбку, с которой он умилённо вздохнул и, ласково погладив, заворожённо смотрящую в его добрые светлые глаза, юную девушку, которая больше не произносила ни единого слова, замерев в трепетном ожидании бесконечного, как сама вечность, пламенного, словно самая знойная пустыня, поцелуя, из-за чего хорошо ощущала то, как пылают смущением бархатистые щёки, а трепетное сердце бьётся в соблазнительной упругой пышной груди так учащённо, что казалось ещё немного, и оно выскочит наружу, что заставило Ольгу трепетно вздохнуть и инстинктивно закрыть светлые глаза, тем-самым, отчаянно умоляя спутника о решительных действиях, от чего он понимающе вздохнул и вразумительно проговорил:
--Ольга, мы здесь не одни, да и в любую минуту из ресторана с торжественного ужина вернётся Государь Император и...—он не смог договорить так, как, в эту самую минуту, юная девушка незаметно взяла в руку его шёлковый чернильного синего цвета галстук и, легонько накрутив его себе на тонкий палец, воинственно выдохнула спутнику прямо в губы, отбросив все сомнения со смущением:
--А мне уже абсолютно всё равно!—и, не говоря больше ни единого слова, решительно обвила, освободившейся рукой, его мужественную шею и самозабвенно воссоединилась с ним в долгом, очень пламенном поцелуе, что продлилось ровно до тех пор, пока их вниманием ни завладели, бесшумно подошедшие к ним,
