Луиза поблагодарила себя за расторопность на вечере у герцогини Беррийской, благодаря чему ей удалось свести знакомство с графом Шерфордским. Теперь она могла в любой момент адресовать вежливую улыбку, взгляд или слово его дочери.
Ей не понадобилось много времени, чтобы понять эту странную душу. Еще на вечере у герцогини Луиза подметила, как сильно Ровена выделяется из круга своих сверстниц. Несмотря на некоторую неуклюжесть, которая была продиктована скорее простотой и естественностью, на излишнюю наивность и эмоциональность, но и это пройдет со временем, Луиза учуяла в леди Клифорд жажду жизни, неиссякаемый источник энергии и силу, сдерживаемые ею из необходимости. Этой девочке тесно в обществе, где она родилась и куда так старательно старалась вписаться, как думала Луиза.
С вечера у матушки Одилии минуло несколько дней, а Ровена все еще пребывала на нем, но уже в своих мечтах и мыслях. Она то и дело погружалась в свой мир и вспоминала детали, жесты, взгляды и слова Франца-Ульриха и мадам де Бриссак.
Она никак не могла избавиться от этих двух преследовавших ее образов.
И так, неизвестно с чего, она поняла вдруг, что ей очень хочется вновь взглянуть на особняк. Но прошлый визит был предпринят с большой неожиданностью. Тогда Ровена пребывала в смешанных чувствах и почти совсем не запомнила дорогу. Посему неплохо было бы заинтересовать этой прогулкой Одилию.
Однако каково же было ее удивление, когда на следующий день ей пришла записка от подруги, написанная сдержанно и в сухих тонах.
В ней Одилия заявляла, что подобное любопытство очень неосторожно и может привести к неприятным последствиям. Она отчитывала Ровену за ребячество и напоминала ей, что не раз просила ее остановиться и найти себе более достойное занятие. Одилия не хотела бы очутиться в глазах герцога провинциальной простушкой и, так как она помолвлена с уважаемым человеком, то не желала бы лишний раз ставить свою честь под угрозу. Она настаивала на том, чтобы Ровена успокоилась, одумалась или же в этом случае Одилия вменила себе в долг сообщить обо всем Виктору. В очередной раз она приводила в пример бедную Софию из «Векфильдского священника», словно она одна несла весь груз всех обманутых девушек на свете и своим примером могла бы хоть как-то повлиять и на Ровену.
“Пусть вам станет стыдно, дорогая моя, — писала Одилия в конце письма, — и вы, в конце концов, возьметесь за ум. Но прошу не думать, будто я угрожаю вам или предаю вас. Вовсе нет, я действую из самых лучших побуждений, как ваша дражайшая подруга. У вас есть прекрасная возможность выйти замуж за человека из достойной семьи, подумайте лучше об этом и обратите свои взоры в ту сторону итд итп. “
Ровена отложила письмо в сторону, удивленная и раздосадованная. Ей вдруг снова стало стыдно за свои странные, ничем не обоснованные устремления. Но почему-то в голову даже и не приходила мысль о необходимости подумать здесь и о Викторе, и о своем возможном замужестве, на которое ей намекали все, кому только было до того дело.
Ровена сложила руки на коленях и задумчиво уставилась в окно. Вскоре в дверь постучали. Это оказалась горничная. И едва она сообщила о приходе гостя, как тотчас же встряла Ровена:
— Ко мне? — удивилась Ровена. Она никого не ждала, а Виктор, если и приходил, то всегда уведомлял заранее о своем приходе. — Но кто же это в такой странный час?
— Это господин Уорвик. Он очень просит увидеть вас. Мне кажется, что-то случилось, у него болезненный вид, миледи.
Ровена подскочила, испуганно раскрыв глаза, и засуетилась. Горничная подоспела тут как тут, чтобы помочь госпоже побыстрее привести себя в порядок.
Через несколько минут она уже бежала вниз по лестнице в гостиную, где ее ждал юноша.
Он сидел теребя в руках шляпу, но при появлении Ровены вдруг резко поднялся, устремив на ту встревоженный взор. Ровена смотрела на него во все глаза, стараясь прочесть по его лицу тревожные вести.
Однако в гостиной находилась также тетушка, любившая подремать здесь время от времени. Она разговаривала о чем-то с Виктором, когда Ровена спустилась.
Она было открыла рот, чтобы осведомиться о цели его визита, но он начал первый и совершенно издалека, что сбило Ровену с толку.
Он спросил как ее дела, хорошо ли она себя чувствует, как прошел вечер у матушки Одилии и весело ли там было. Однако Виктор старался уложить свою речь в односложные фразы. Было видно, что он вымучивает из себя предметы для разговора. Так же односложно он отвечал на вопросы тетушки. Ровена ерзала на месте, не сводя с него взгляда и не понимая, что происходит. Тот тоже был довольно бледен, нервничал. В конце концов тетушка Элизабет смекнула, что причиной подобного дискомфорта является ее персона и найдя достойный предлог, предпочла удалиться только лишь с тем, чтобы закрыв за собой дверь, прильнуть к ней ухом.
— Что вас привело ко мне в такой час, мой дорогой друг? — спросила шепотом Ровена, — Что-то случилось?
— О, Ровена, как хорошо, что мы, наконец, можем быть одни!
Ровена уставилась на юношу непонимающим взором и повторила свой вопрос.
Виктор поднялся и заходил по комнате, стараясь начать свою речь.
— Дело в том, что моя матушка объявила о сильных мигренях из-за здешнего климата… Ей-богу, не пойму как может воздух этого графства отличаться от соседнего! — Виктор в негодовании всплеснул рукам. — Но она заявляет, что может, понимаете ли. Матушка хочет вернуться домой, ей здесь надоело...
Виктор запнулся, все еще расхаживая по комнате и время от времени теребя свою шляпу. Ровена сама так распереживалась, что не смогла усидеть на месте и тоже встала, пытливо следя взглядом за Виктором.
— И что, она смертельно больна? — выдохнула Ровена.
— У меня ужасная весть, Ровена… Она хочет, чтобы я сопровождал ее. Мне придется уехать на две недели.
Ровена хлопала глазами, стараясь понять следующее: либо она что-то упустила, либо ничего страшного не происходит.
— Но...она так сильно больна?
— Ах, боже мой, нет! Но мне придется уехать.
— И это все? — непонимающе осведомилась Ровена у Виктора.
— Как все?! Разве вас это не пугает? Это же так печально…
Воцарилась пауза. Тут Ровена облегченно всплеснула руками и даже позволила себе улыбнуться, расслабленно плюхнувшись в кресло.
— Боже мой, ну что здесь может быть ужасного? Вы напугали меня… я уж думала, кто-то собирается умереть.
Виктор в это время устремив свой взгляд в пол, вдруг метнул на Ровену такой обжигающий взор, что та невольно вздрогнула и лицо ее тут же снова обратилось в знак вопроса.
— Но почему вы так запросто рассуждаете?!
Ровена затрепетала, осознавая неуместность своих слов и еще, кажется, она только что оскорбила чувства заботливого сына. Она замялась, теребя край платья.
— Простите… простите, ради бога. Я вовсе не хотела вас ранить и, скорее всего, неправильно поняла. Конечно же, здоровье вашей матушки очень важно для вас, я понимаю… Вы полагаете своим долгом беспокоиться о ней и это очень правильно. Как я могла усомниться в вас, не понимаю. И как примерный сын вы желаете сопровождать ее в поездке…
— Но я вовсе не желаю этого!
— Как не желаете? Тогда я ничего не понимаю. Разве она не больна?
Виктор начал терять терпение.
— Дело не в этом, а в том, что мне нужно уехать на две недели. Это такой долгий срок.
Ровена смотрела на юношу, боясь произнести теперь лишнее слово и вообще совершенно не понимала с какой фразы лучше начать речь так, чтобы снова не вызвать бурю эмоций на свою голову. Наконец она осмелилась заговорить, произнося слова с той осторожностью, с какой обычно обращаются с больными людьми.
— Но...но это всего две недели, мой дорогой друг. Вы даже и не заметите как они пролетят и мы снова окажемся вместе. Вот увидите, все сложится наилучшим образом.
На лице юноши появилась легкая тень страдания.
— Всего лишь? Но разве у вас не екает сердце от такого срока?
Ровена задержала дыхание, все еще пребывая в растерянности и продолжила свою речь все с той же осторожностью:
— Ну… как вам сказать...а почему оно может екнуть?
— Значит, вы будете проводить без меня дни как ранее? И найдете, чем занять свой досуг? Займетесь живописью в одиночестве как ни в чем не бывало?
— Ах, боже мой, Виктор, конечно же мне будет не хватать вас. Вы — мой драгоценный друг, и я заверяю вас в моей самой искренней дружбе. Поверьте, я буду с нетерпением ждать вашего возвращения!
— Если бы вы знали, как мне будет не хватать наших встреч… Я так привык к ним, и они доставляют мне истинное удовольствие.
Он вдруг смолк, а Ровена зарделась. В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Простите меня, я вовсе не хотела, чтобы вы впадали в такую зависимость от наших встреч. — наивно вымолвила девушка. — Наверное, будучи у себя дома, вы не будете теперь знать, чем занять свои дни… Но… но если желаете, я могла бы писать вам иногда. Может быть, мои письма могли бы немного сгладить дистанцию и вашу скуку.
Виктор, казалось, только этого и ждал, стараясь навести свою пассию на эту мысль. Едва дослушав ее фразу до конца, он весь просиял и бросился к ней, взяв ее руки.
— О, вы даже не представляете насколько осчастливите меня тем самым! Так мы хотя бы сможем делать вид, как будто вовсе не расставались.
— Но когда вы уезжаете?
— Матушка желает выехать завтра рано утром. Ее мигрени стали невыносимы, так она утверждает.
— Тогда как только доберетесь до дома, прошу вас, дайте знать. И я вам отвечу.
И так молодые люди проговорили еще некоторое время, обмениваясь формальными фразами о путешествии и болезни мадам. Через час Виктор попрощался, покидая особняк в гораздо лучшем настроении, чем по приходе.
Только дверь за юношей закрылась, Ровена вздохнула и поднялась с места, намереваясь отправиться в свою комнату. Действительно, она привязалась к Виктору и к их встречам, а теперь ей предстояло подумать о том, чем заполнять свободное время.
На следующий день с непривычки Ровена уже не находила себе места. Привыкшая к частым прогулкам в компании Виктора, к общению с детьми фермера, она старалась занять себя чем-нибудь. Позже она пришла к выводу в полезности прогулки. Несмотря на легкие тучки на небе и отсутствие солнца по этой причине, Ровена принялась одеваться. Между тем в голове ее промелькнула старая идея, от которой она почти уже отказалась. Тем не менее собираясь, Ровена провела перед зеркалом несвойственное ей количество времени, постоянно оправдывая себя, что сегодня у нее прекрасное настроение и хочется выглядеть особенно хорошо. Она даже распланировала маршрут прогулки, решив поехать в поля рядом с Черным лесом, откуда открывались живописные виды на всю округу.
Прогулка действительно оказала свой умиротворяющий эффект. Конь шел неспешной рысью, в то время как девушка наслаждалась просторами и вдыхала прохладный, душистый воздух. Вскоре однако начал подниматься легкий ветерок, открытое пространство давало о себе знать. Ровена направила коня к лесу, желая обрести за зеленой стеной защиту от холода и возможной простуды.
В лесу царила мертвая тишина. Ровена продвигалась по кромке леса, все еще наслаждаясь открывающимися видами, между тем ловя себя на мысли, что находится неподалеку от особняка герцога, но все еще сдерживала себя от соблазна подъехать к нему поближе. К тому же она плохо помнила дорогу и это ее дополнительно останавливало.
Пребывая в своих мыслях, она успела удалиться на приличное расстояние от дома и решила теперь повернуть назад и вскоре наткнулась на знакомую дорогу, по которой когда-то подруги проезжали втроем.
Она остановила коня и посмотрела с трепетом на извилистую лесную тропу, исчезавшую очень быстро под зеленой сенью кустарников. Сердце ее затрепетало. Повинуясь неизвестному инстинкту, словно марионетка, она повернула коня в сторону этой дороги и пришпорила его.
— Ладно, я просто посмотрю, помню ли путь к особняку и, если нет, то точно вернусь назад. — сказала она сама себе вслух, словно желая извинить свое действие.
Сердце ее колотилось все больше и больше, из-за чего она сильнее пришпорила коня, пуская того бегом. Она не хотела думать ни о чем, стараясь заглушить шум в голове быстрой ездой, и не искала себе оправданий.
Вскоре появилась первая развилка. Здесь Ровена еще помнила, куда ей необходимо ехать.
Потом появилась вторая развилка и тут она смогла сообразить вполне четко, какой путь избрать и даже заулыбалась и похвалила себя за хорошую память. Однако несмотря на удачу, в душе ее росла тревога. Она отдавала себе отчет, что находится уже довольно глубоко в лесу совершенно одна, и то могло бы расцениваться как крайне безрассудный поступок. Деревья не пропускали света солнца, ревниво сплетя ветви друг с другом, но так как в этот день солнце пряталось еще и за облаками, то теперь в лесу стало тем более неуютно и темно. Ровена старалась успокоить себя тем, что уже половина пути успешно преодолена и осталось совсем чуть-чуть. Повернуть назад было бы глупо, разве напрасно она терпит весь этот страх?
Вот опять появилась развилка, где девушка снова сделала выбор, и по ее расчетам она должна была уже вот-вот прибыть к особняку. Дорога сузилась. Ветви кустарников время от времени цеплялись за одежду, из-за чего Ровена часто останавливалась и осматривала себя, проверяя не порвала ли ткань.
Она все ждала просвета в ветвях, а он все не появлялся. Возможно, мудрым решением теперь было бы повернуть назад, но Ровена говорила себе, что прошла уже слишком далеко, чтобы вот так взять и отказаться от своей затеи, кроме того, в ней теплилась уверенность о близости цели.
Вот вновь появилась развилка, о которой Ровена никак не могла ничего припомнить. По своим расчетам она выбрала нужную дорогу в сторону особняка и пришпорила коня.
К ее ужасу вскоре дорога стала сужаться и, в конце концов, превратилась в довольно узкую тропинку. Она знала, что этого вовсе не должно было быть. Ветки то и дело цеплялись то за юбку, то за шляпку, то за волосы, вытаскивая цепкими крючками мелкие локоны из прически и оставляя в волосах сухие листики.
Ей страшно не хотелось верить, что она заблудилась, а особенно, что проявила глупость и позволила себе пуститься в такое сомнительное путешествие. От негодования и злости на себя она готова была пустить слезу, и уже было собралась повернуть назад, но тут ей почудилось, будто впереди забрезжил просвет, словно деревья расступались, образуя поляну. Ровена тотчас же успокоилась и решительно направилась к прогалине между деревьями. Но к сожалению, чем больше она приближалась, тем дальше становилась это мифическая поляна, а дорога даже не думала расширяться. Вскоре из боязни испортить костюм и совсем растрепать волосы Ровена была вынуждена спешиться. Где-то завыли волки, заставив беднягу содрогнуться.
Она ускорила шаг. Конь сопел и пыхтел под самым ее ухом, то и дело спотыкаясь о выступающие из земли корни. Пройдя некоторую дистанцию Ровена поняла, что просвет в ветвях вовсе не сулил ей вида особняка, и даже не был лужайкой, но просто обнаруживал прореди в деревьях, которые снова плотно сцепились ветвями.
Уставшая и отчаявшаяся Ровена остановилась, желая перевести дух и всматриваясь прямо перед собой.
Ей не понадобилось много времени, чтобы понять эту странную душу. Еще на вечере у герцогини Луиза подметила, как сильно Ровена выделяется из круга своих сверстниц. Несмотря на некоторую неуклюжесть, которая была продиктована скорее простотой и естественностью, на излишнюю наивность и эмоциональность, но и это пройдет со временем, Луиза учуяла в леди Клифорд жажду жизни, неиссякаемый источник энергии и силу, сдерживаемые ею из необходимости. Этой девочке тесно в обществе, где она родилась и куда так старательно старалась вписаться, как думала Луиза.
Глава 10
С вечера у матушки Одилии минуло несколько дней, а Ровена все еще пребывала на нем, но уже в своих мечтах и мыслях. Она то и дело погружалась в свой мир и вспоминала детали, жесты, взгляды и слова Франца-Ульриха и мадам де Бриссак.
Она никак не могла избавиться от этих двух преследовавших ее образов.
И так, неизвестно с чего, она поняла вдруг, что ей очень хочется вновь взглянуть на особняк. Но прошлый визит был предпринят с большой неожиданностью. Тогда Ровена пребывала в смешанных чувствах и почти совсем не запомнила дорогу. Посему неплохо было бы заинтересовать этой прогулкой Одилию.
Однако каково же было ее удивление, когда на следующий день ей пришла записка от подруги, написанная сдержанно и в сухих тонах.
В ней Одилия заявляла, что подобное любопытство очень неосторожно и может привести к неприятным последствиям. Она отчитывала Ровену за ребячество и напоминала ей, что не раз просила ее остановиться и найти себе более достойное занятие. Одилия не хотела бы очутиться в глазах герцога провинциальной простушкой и, так как она помолвлена с уважаемым человеком, то не желала бы лишний раз ставить свою честь под угрозу. Она настаивала на том, чтобы Ровена успокоилась, одумалась или же в этом случае Одилия вменила себе в долг сообщить обо всем Виктору. В очередной раз она приводила в пример бедную Софию из «Векфильдского священника», словно она одна несла весь груз всех обманутых девушек на свете и своим примером могла бы хоть как-то повлиять и на Ровену.
“Пусть вам станет стыдно, дорогая моя, — писала Одилия в конце письма, — и вы, в конце концов, возьметесь за ум. Но прошу не думать, будто я угрожаю вам или предаю вас. Вовсе нет, я действую из самых лучших побуждений, как ваша дражайшая подруга. У вас есть прекрасная возможность выйти замуж за человека из достойной семьи, подумайте лучше об этом и обратите свои взоры в ту сторону итд итп. “
Ровена отложила письмо в сторону, удивленная и раздосадованная. Ей вдруг снова стало стыдно за свои странные, ничем не обоснованные устремления. Но почему-то в голову даже и не приходила мысль о необходимости подумать здесь и о Викторе, и о своем возможном замужестве, на которое ей намекали все, кому только было до того дело.
Ровена сложила руки на коленях и задумчиво уставилась в окно. Вскоре в дверь постучали. Это оказалась горничная. И едва она сообщила о приходе гостя, как тотчас же встряла Ровена:
— Ко мне? — удивилась Ровена. Она никого не ждала, а Виктор, если и приходил, то всегда уведомлял заранее о своем приходе. — Но кто же это в такой странный час?
— Это господин Уорвик. Он очень просит увидеть вас. Мне кажется, что-то случилось, у него болезненный вид, миледи.
Ровена подскочила, испуганно раскрыв глаза, и засуетилась. Горничная подоспела тут как тут, чтобы помочь госпоже побыстрее привести себя в порядок.
Через несколько минут она уже бежала вниз по лестнице в гостиную, где ее ждал юноша.
Он сидел теребя в руках шляпу, но при появлении Ровены вдруг резко поднялся, устремив на ту встревоженный взор. Ровена смотрела на него во все глаза, стараясь прочесть по его лицу тревожные вести.
Однако в гостиной находилась также тетушка, любившая подремать здесь время от времени. Она разговаривала о чем-то с Виктором, когда Ровена спустилась.
Она было открыла рот, чтобы осведомиться о цели его визита, но он начал первый и совершенно издалека, что сбило Ровену с толку.
Он спросил как ее дела, хорошо ли она себя чувствует, как прошел вечер у матушки Одилии и весело ли там было. Однако Виктор старался уложить свою речь в односложные фразы. Было видно, что он вымучивает из себя предметы для разговора. Так же односложно он отвечал на вопросы тетушки. Ровена ерзала на месте, не сводя с него взгляда и не понимая, что происходит. Тот тоже был довольно бледен, нервничал. В конце концов тетушка Элизабет смекнула, что причиной подобного дискомфорта является ее персона и найдя достойный предлог, предпочла удалиться только лишь с тем, чтобы закрыв за собой дверь, прильнуть к ней ухом.
— Что вас привело ко мне в такой час, мой дорогой друг? — спросила шепотом Ровена, — Что-то случилось?
— О, Ровена, как хорошо, что мы, наконец, можем быть одни!
Ровена уставилась на юношу непонимающим взором и повторила свой вопрос.
Виктор поднялся и заходил по комнате, стараясь начать свою речь.
— Дело в том, что моя матушка объявила о сильных мигренях из-за здешнего климата… Ей-богу, не пойму как может воздух этого графства отличаться от соседнего! — Виктор в негодовании всплеснул рукам. — Но она заявляет, что может, понимаете ли. Матушка хочет вернуться домой, ей здесь надоело...
Виктор запнулся, все еще расхаживая по комнате и время от времени теребя свою шляпу. Ровена сама так распереживалась, что не смогла усидеть на месте и тоже встала, пытливо следя взглядом за Виктором.
— И что, она смертельно больна? — выдохнула Ровена.
— У меня ужасная весть, Ровена… Она хочет, чтобы я сопровождал ее. Мне придется уехать на две недели.
Ровена хлопала глазами, стараясь понять следующее: либо она что-то упустила, либо ничего страшного не происходит.
— Но...она так сильно больна?
— Ах, боже мой, нет! Но мне придется уехать.
— И это все? — непонимающе осведомилась Ровена у Виктора.
— Как все?! Разве вас это не пугает? Это же так печально…
Воцарилась пауза. Тут Ровена облегченно всплеснула руками и даже позволила себе улыбнуться, расслабленно плюхнувшись в кресло.
— Боже мой, ну что здесь может быть ужасного? Вы напугали меня… я уж думала, кто-то собирается умереть.
Виктор в это время устремив свой взгляд в пол, вдруг метнул на Ровену такой обжигающий взор, что та невольно вздрогнула и лицо ее тут же снова обратилось в знак вопроса.
— Но почему вы так запросто рассуждаете?!
Ровена затрепетала, осознавая неуместность своих слов и еще, кажется, она только что оскорбила чувства заботливого сына. Она замялась, теребя край платья.
— Простите… простите, ради бога. Я вовсе не хотела вас ранить и, скорее всего, неправильно поняла. Конечно же, здоровье вашей матушки очень важно для вас, я понимаю… Вы полагаете своим долгом беспокоиться о ней и это очень правильно. Как я могла усомниться в вас, не понимаю. И как примерный сын вы желаете сопровождать ее в поездке…
— Но я вовсе не желаю этого!
— Как не желаете? Тогда я ничего не понимаю. Разве она не больна?
Виктор начал терять терпение.
— Дело не в этом, а в том, что мне нужно уехать на две недели. Это такой долгий срок.
Ровена смотрела на юношу, боясь произнести теперь лишнее слово и вообще совершенно не понимала с какой фразы лучше начать речь так, чтобы снова не вызвать бурю эмоций на свою голову. Наконец она осмелилась заговорить, произнося слова с той осторожностью, с какой обычно обращаются с больными людьми.
— Но...но это всего две недели, мой дорогой друг. Вы даже и не заметите как они пролетят и мы снова окажемся вместе. Вот увидите, все сложится наилучшим образом.
На лице юноши появилась легкая тень страдания.
— Всего лишь? Но разве у вас не екает сердце от такого срока?
Ровена задержала дыхание, все еще пребывая в растерянности и продолжила свою речь все с той же осторожностью:
— Ну… как вам сказать...а почему оно может екнуть?
— Значит, вы будете проводить без меня дни как ранее? И найдете, чем занять свой досуг? Займетесь живописью в одиночестве как ни в чем не бывало?
— Ах, боже мой, Виктор, конечно же мне будет не хватать вас. Вы — мой драгоценный друг, и я заверяю вас в моей самой искренней дружбе. Поверьте, я буду с нетерпением ждать вашего возвращения!
— Если бы вы знали, как мне будет не хватать наших встреч… Я так привык к ним, и они доставляют мне истинное удовольствие.
Он вдруг смолк, а Ровена зарделась. В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Простите меня, я вовсе не хотела, чтобы вы впадали в такую зависимость от наших встреч. — наивно вымолвила девушка. — Наверное, будучи у себя дома, вы не будете теперь знать, чем занять свои дни… Но… но если желаете, я могла бы писать вам иногда. Может быть, мои письма могли бы немного сгладить дистанцию и вашу скуку.
Виктор, казалось, только этого и ждал, стараясь навести свою пассию на эту мысль. Едва дослушав ее фразу до конца, он весь просиял и бросился к ней, взяв ее руки.
— О, вы даже не представляете насколько осчастливите меня тем самым! Так мы хотя бы сможем делать вид, как будто вовсе не расставались.
— Но когда вы уезжаете?
— Матушка желает выехать завтра рано утром. Ее мигрени стали невыносимы, так она утверждает.
— Тогда как только доберетесь до дома, прошу вас, дайте знать. И я вам отвечу.
И так молодые люди проговорили еще некоторое время, обмениваясь формальными фразами о путешествии и болезни мадам. Через час Виктор попрощался, покидая особняк в гораздо лучшем настроении, чем по приходе.
Только дверь за юношей закрылась, Ровена вздохнула и поднялась с места, намереваясь отправиться в свою комнату. Действительно, она привязалась к Виктору и к их встречам, а теперь ей предстояло подумать о том, чем заполнять свободное время.
На следующий день с непривычки Ровена уже не находила себе места. Привыкшая к частым прогулкам в компании Виктора, к общению с детьми фермера, она старалась занять себя чем-нибудь. Позже она пришла к выводу в полезности прогулки. Несмотря на легкие тучки на небе и отсутствие солнца по этой причине, Ровена принялась одеваться. Между тем в голове ее промелькнула старая идея, от которой она почти уже отказалась. Тем не менее собираясь, Ровена провела перед зеркалом несвойственное ей количество времени, постоянно оправдывая себя, что сегодня у нее прекрасное настроение и хочется выглядеть особенно хорошо. Она даже распланировала маршрут прогулки, решив поехать в поля рядом с Черным лесом, откуда открывались живописные виды на всю округу.
Прогулка действительно оказала свой умиротворяющий эффект. Конь шел неспешной рысью, в то время как девушка наслаждалась просторами и вдыхала прохладный, душистый воздух. Вскоре однако начал подниматься легкий ветерок, открытое пространство давало о себе знать. Ровена направила коня к лесу, желая обрести за зеленой стеной защиту от холода и возможной простуды.
В лесу царила мертвая тишина. Ровена продвигалась по кромке леса, все еще наслаждаясь открывающимися видами, между тем ловя себя на мысли, что находится неподалеку от особняка герцога, но все еще сдерживала себя от соблазна подъехать к нему поближе. К тому же она плохо помнила дорогу и это ее дополнительно останавливало.
Пребывая в своих мыслях, она успела удалиться на приличное расстояние от дома и решила теперь повернуть назад и вскоре наткнулась на знакомую дорогу, по которой когда-то подруги проезжали втроем.
Она остановила коня и посмотрела с трепетом на извилистую лесную тропу, исчезавшую очень быстро под зеленой сенью кустарников. Сердце ее затрепетало. Повинуясь неизвестному инстинкту, словно марионетка, она повернула коня в сторону этой дороги и пришпорила его.
— Ладно, я просто посмотрю, помню ли путь к особняку и, если нет, то точно вернусь назад. — сказала она сама себе вслух, словно желая извинить свое действие.
Сердце ее колотилось все больше и больше, из-за чего она сильнее пришпорила коня, пуская того бегом. Она не хотела думать ни о чем, стараясь заглушить шум в голове быстрой ездой, и не искала себе оправданий.
Вскоре появилась первая развилка. Здесь Ровена еще помнила, куда ей необходимо ехать.
Потом появилась вторая развилка и тут она смогла сообразить вполне четко, какой путь избрать и даже заулыбалась и похвалила себя за хорошую память. Однако несмотря на удачу, в душе ее росла тревога. Она отдавала себе отчет, что находится уже довольно глубоко в лесу совершенно одна, и то могло бы расцениваться как крайне безрассудный поступок. Деревья не пропускали света солнца, ревниво сплетя ветви друг с другом, но так как в этот день солнце пряталось еще и за облаками, то теперь в лесу стало тем более неуютно и темно. Ровена старалась успокоить себя тем, что уже половина пути успешно преодолена и осталось совсем чуть-чуть. Повернуть назад было бы глупо, разве напрасно она терпит весь этот страх?
Вот опять появилась развилка, где девушка снова сделала выбор, и по ее расчетам она должна была уже вот-вот прибыть к особняку. Дорога сузилась. Ветви кустарников время от времени цеплялись за одежду, из-за чего Ровена часто останавливалась и осматривала себя, проверяя не порвала ли ткань.
Она все ждала просвета в ветвях, а он все не появлялся. Возможно, мудрым решением теперь было бы повернуть назад, но Ровена говорила себе, что прошла уже слишком далеко, чтобы вот так взять и отказаться от своей затеи, кроме того, в ней теплилась уверенность о близости цели.
Вот вновь появилась развилка, о которой Ровена никак не могла ничего припомнить. По своим расчетам она выбрала нужную дорогу в сторону особняка и пришпорила коня.
К ее ужасу вскоре дорога стала сужаться и, в конце концов, превратилась в довольно узкую тропинку. Она знала, что этого вовсе не должно было быть. Ветки то и дело цеплялись то за юбку, то за шляпку, то за волосы, вытаскивая цепкими крючками мелкие локоны из прически и оставляя в волосах сухие листики.
Ей страшно не хотелось верить, что она заблудилась, а особенно, что проявила глупость и позволила себе пуститься в такое сомнительное путешествие. От негодования и злости на себя она готова была пустить слезу, и уже было собралась повернуть назад, но тут ей почудилось, будто впереди забрезжил просвет, словно деревья расступались, образуя поляну. Ровена тотчас же успокоилась и решительно направилась к прогалине между деревьями. Но к сожалению, чем больше она приближалась, тем дальше становилась это мифическая поляна, а дорога даже не думала расширяться. Вскоре из боязни испортить костюм и совсем растрепать волосы Ровена была вынуждена спешиться. Где-то завыли волки, заставив беднягу содрогнуться.
Она ускорила шаг. Конь сопел и пыхтел под самым ее ухом, то и дело спотыкаясь о выступающие из земли корни. Пройдя некоторую дистанцию Ровена поняла, что просвет в ветвях вовсе не сулил ей вида особняка, и даже не был лужайкой, но просто обнаруживал прореди в деревьях, которые снова плотно сцепились ветвями.
Уставшая и отчаявшаяся Ровена остановилась, желая перевести дух и всматриваясь прямо перед собой.
