- Глупая я, Миндаль, - говорит Есения, почесывая кролика. – Но, может, все-таки сходить?
Миндаль жмурится. Ему-то точно нет дела до какой-то непонятной белки в парке. Есения надевает на него прогулочную шлейку и, взяв кролика на руки, пытается тихо пробраться к входной двери.
- Есения! Ты куда? – тут же реагирует бабушка.
Не вышло.
- Прогуляюсь с Миндалем!
- В парк?
- Да! – отзывается Есения, торопливо справляясь со шнурками. Нужно уйти как можно быстрее, не дав бабушке шанса расспросить подробнее. Почему-то Есения чувствует, что бабушка посчитает ее опасения глупыми и ничего не стоящими. Узкий браслет, тот, который бабушкин, мешается и раздражает. Она снимает его и оставляет на тумбочке у входа. Вернется – наденет снова.
- Не ходи в глубину парка! Ни при каких обстоятельствах! Ты меня поняла?
В ее голосе звучит испуг. Пальцы Есении замирают, зашнуровав ботинки наполовину. Если бабушку что-то напугало.., то ее слова, вероятно, не совсем ее. Бабушка, как Видящая, прекрасно ощущает опасность.
- Есения, ты меня поняла? – бабушкин голос приобретает стальные нотки.
- Да, хорошо! – откликается она, торопливо делая мысленную отметку. Не ходить в глубь парка. Да она и не собиралась.
На улице шлейка Миндаля оказывается предательски перегрызена. Есения укоризненно смотрит на кролика, совсем не выглядящего виноватым. Возвращаться не хочется.
Есения бросает быстрый взгляд на окна своей квартиры. Бабушки не видно, но… кого она обманывает, бабушка все равно узнает.
- Ну и ладно! – фыркает Есения. – Расплачиваться все равно мне, а не ей.
Она касается потеплевшими пальцами шлейки, поглаживая расползшиеся нитки, снова становящиеся единым целым. Руна на браслете-талисмане нагревается. Кожу запястья обдает теплом.
Миндаль обнюхивает восстановившуюся шлейку и презрительно чихает. Весь его вид говорит о том, что целой она пробудет недолго.
До парка минут десять ходьбы, так что дорога не кажется долгой. У скамеек Есения спускает кролика с рук. Миндаль любознательно нюхает опавшие листья. Есения терпеливо наблюдает за ним. В последнее время она берет Миндаля на прогулки почаще, пока не очень холодно. Потом начнутся вечные дожди и слякоть, а за ними – бесконечная зима.
Краем глаза она наблюдает за деревьями, где сегодня видела белку. Есения и сама не знает, на что надеется. Говорят, даже в одну реку нельзя войти дважды, а она хочет найти белку на том же месте, где та была несколько часов назад. На огромной территории парка. Величайший самообман.
Голова чуть кружится и, проведя рукой по носу, Есения видит пару размазанных капель крови. Последнее время у нее часто идет кровь из носа. Есения сдается и ищет глазами скамейку, чтобы присесть вместе с кроликом. В парке людно, так что единственное свободное место оказывается рядом с пожилым мужчиной, меланхолично смотрящим вдаль.
Есения бросает на него быстрый взгляд. Мужчина потухший. В глубине его глаз – только болезненное смирение. Ветер треплет его короткие седые волосы, торчащие редеющим ежиком, но мужчина этого будто не замечает. Даже не надевает шапку, а зачем-то прижимает ее к груди.
Когда Есения опускается на скамейку, он не шевелится, не заметив ее присутствия. Миндаль встряхивает ушами и начинает умывать мордочку.
- С кроликом гуляете? – словно очнувшись от сна, спрашивает мужчина.
Есения осторожно кивает, улыбнувшись. Смысл очевидных вопросов всегда в том, чтобы найти повод заговорить. Мужчина осторожно протягивает руку. Миндаль принимает поглаживания благосклонно. Только шевелящийся нос выдает легкую настороженность
- Расскажите о нем что-нибудь, - внезапно просит мужчина, поднимая на нее глаза. Совсем светлые, почти прозрачные. Есению такие глаза пугают. Кажется, что сквозь них можно увидеть душу.
- Ну… Его зовут Миндаль. Миндаль любит спать на диване целыми днями. Я иногда вывожу его на улицу, - осторожно начинает она, – чтобы побегал, а то засидится совсем.
Мужчина слушает, опустив седеющую голову. Его пальцы мелко подрагивают.
Есения продолжает говорить, но он будто не слушает. И все же, она чувствует, что не может остановиться, пока не может. Его погасшие глаза не дают замолчать. Ему это нужно.
- Миндаль любит сушеные фрукты… особенно яблоки. Он без ума от них.
Она замолкает, не зная, что говорить дальше, но мужчина внезапно оживляется, растягивая потрескавшиеся губы в улыбке.
- У моей внучки тоже кролик. Она маленькая еще, не такая, как вы. Одиннадцать лет. В музыкальной школе учится.
В его голосе звучит глухая, забитая гордость.
- Молодец она, - улыбается Есения.
- Молодец, - эхом откликается мужчина. – Не знаю, где она сейчас. Давно уже не видел. Кажется, год… Не помню.
Он замолкает, снова глядя вдаль. Есению затапливает жалость и ощущение несправедливости. Ее пальцы находят браслет. «Заплачу за магию я», - убеждает она себя. «Не он».
Кончики пальцев привычно теплеют, когда она заглядывает в глубину глаз мужчины, попросив, чтобы ему стало легче.
Его глаза оживают. Совсем немного.
Он качает головой, ранено улыбнувшись самому себе и уходит, не сказав больше ни слова. Есения смотрит вслед и ее душит чувство разочарования. Магия не помогла так, как она ожидала.
Прежде чем она успевает подумать, ее руки достают телефон и делают фото уходящей вдаль фигуры в темном плаще. Ей хочется помнить. Хочется думать об этой случайной встрече и том, что она значила.
В наш век фотографии уже не ценятся как раньше. Можно запечатлеть что угодно одним нажатием. Мгновенно. Раньше людям приходилось часами стоять на одном месте. Все ради того, чтобы сделать зарубку в памяти и остановить течение времени хоть на чуть-чуть. Запечатлеть себя в том моменте, где ты был счастлив, молод и полон жизни.
Есении было бы сложно так жить. Красивые постановочные фотографии для нее ощущаются неживыми. Слишком много на них подготовки. Самые искренние – смазанные, сделанные второпях снимки.
Ее руки безвольно лежат на коленях. Миндаль, обнюхивает их, замирает и резко, будто почувствовав слабость, срывается с места.
- Миндаль! Стой!
Кроличий хвост мелькает светлым пятном в траве. За ним тащится шлейка. Есения бросается следом. Она старается не думать о том, что Миндаль ведет ее в глубину парка. Туда, куда она пообещала бабушке не ходить ни при каких обстоятельствах.
Есения пытается хотя бы держать его в поле зрения, куда уж там поймать – кролики рождены для того, чтобы убегать, все же они – профессиональные жертвы. Она слышит за спиной птичье клекотание.
Пожелтевшая трава путается под ногами. Светлая новенькая ветровка цепляется за ветки. Холодный воздух обжигает горло, заставляет задыхаться и кашлять.
- Миндаль!
Клекот раздается прямо у ее уха. По глазам бьют упругие перья. Есения отмахивается, инстинктивно зажмурившись. Когти процарапывают на руке длинные полосы. Первое, что она видит, когда распахивает глаза – замерший в траве кролик. Она падает, нашаривая Миндаля и бесцеремонно прижимая к себе. Испуганный зверек даже не сопротивляется.
Птица кричит снова. Воздух свистит от толчков крыльями. Есения пытается заставить магию откликнуться, но не ощущает ничего. Никаких откликов дара.
Ее пальцы вслепую шарят по запястью, ища браслет, но его там нет.
Опавшие листья похрустывают под прыжками тяжелых лап. Есения оглядывается и встречает тяжелый взгляд желто-коричневых глаз. Сначала ей кажется – большая собака. Но потом взгляд выхватывает прямой длинный хвост, серебряный отлив шерсти и узкую, волчью морду. В следующий момент, она видит ее совсем близко, прямо перед лицом. Птица взлетает, испугавшись зверя.
Волк провожает ее взглядом и поворачивает голову к Есении. В его зрачках ничего не отражается. Почему-то именно об этом она думает, глядя в немигающие глаза волка.
- Ты… что здесь делаешь? – Она старается, но голос все равно дрожит.
Откуда взяться волку в парке в центре города? Она перепутала, точно перепутала, это не может быть волк. Просто большая собака…
- Агата! – окликивает негромкий голос. Тяжелый голос.
Парень ступает по листьям тихо. Высокие военные ботинки скрадывают шаги. «Почему военные ботинки носят не только военные, а вообще все подряд? В чем тогда смысл названия?», - лезут дурацкие мысли в голову. Видимо, от пережитого потрясения.
- Рядом.
Волк подбегает к нему, усаживаясь у ноги. Морда виновато опущена. Он касается ее загривка, кончиками пальцев пробегаясь по шерсти. Парень поднимает взгляд на Есению и усмешка с привкусом горечи искажает его лицо.
- Что, все-таки потеряла талисман?
Есения прижимает к себе испуганного Миндаля. Шерсть у кролика встопорщена, глаза широко распахнуты. Пусть он никогда и не видел волков, но инстинкт, переданный предками, подсказывает, что серебристая шерсть и желтые глаза – смертельная опасность.
- Откуда у тебя волчица? – вырывается у Есении. Пальцы механически поглаживают кролика. Тот не желает успокаиваться. Наверное, думает, что это план коварной волчицы – усыпить бдительность, а потом напасть. Волчица, впрочем, не обращает на кролика внимания, улегшись у ног парня. Странно для хищника.
- Нашел. Что-то имеешь против? – тут же напрягается парень.
Есения пожимает плечами. Ее глаза скользят по нему. Изучают. С первого взгляда не сказать, чтобы он выглядел как человек, который ходит по городу с волком. Но чем больше она вглядывается в его черты, тем больше понимает, что никто другой не подошел бы на эту роль лучше.
Единственное слово, которое приходит на ум при виде его – цельный. Он отдаленно напоминает статую, вырезанную скульптуром из жесткого, неподатливого дерева. Резкие черты, чуть сглаженные плавной линией темных бровей и еле заметной горбинкой на носу. Давящая линия челюсти. Если у идолов славянских богов были лица или их подобие, то это – единственное, с чем она могла бы его сравнить.
В его темном силуэте только одно яркое пятно – полыхающий красным капюшон осенней куртки. Сначала Есения приняла его за неформала, но теперь в глаза бросается небрежность образа, а вовсе не приверженность субкультуре – надел то, что понравилось и пошел. Растянутая футболка с невероятно банальной надписью «Brooklyn» под курткой тому подтверждение.
Но главное не это. Есения пробегается глазами по его лицу. Складка между бровей – привычка хмуриться. Напряженная челюсть и испытующий, проверяющий на прочность взгляд. Глаза хищника, готового наброситься в любой момент.
Есения встает с ковра листьев, неловко отряхиваясь одной рукой. Плавно, чтобы не спровоцировать. Волчица у ног парня тихо рычит, не открывая пасти. Звук получается похожим на кипение чайника.
Смешок срывается с губ Есении быстрее, чем она успевает подумать. И на лице появляется она - та дурацкая улыбка, которую не раз запечатлевали на случайных фотографиях. Нельзя сказать, что Есения ее не любит. Просто эта улыбка – она сама, выраженная в паре движений лица. Неловкая, с робкой надеждой на понимание в глубине глаз. Его лицо слегка смягчается. Буквально на два процента от возможного. Есения цепляет взглядом кровоточащие царапины на тыльной стороне ладони. По привычке хватается за левую руку, ища пальцами знакомый рисунок руны и шершавость браслета и только теперь осознает произошедшее.
- Талисман! Вот блин! – стонет она. – И что теперь делать…
Голову заполняет привычное беспокойство. Оно сжимается в тугой, пульсирующий комок где-то за грудиной, разносясь с кровью по телу. Пальцы холодеют. Только сейчас приходит боль в руке, разодранной птичьими когтями.
- Бабушка меня убьет.
Голос подрагивает, но она старается взять себя в руки. Она, в конце концов, не настолько слабачка, чтобы разрыдаться перед незнакомым парнем с хмурым лицом.
В его глазах мелькает терпкая горечь. Есения испытывает что-то вроде удовлетворения, припорошенного стыдом. Иногда ей кажется, что она эмоциональный вампир. Вечно голодный, вечно в поиске новых эмоций. Это действительно приятно - распознавать чужие чувства по едва заметным признакам. Легкому дрожанию голоса. Тому, как пальцы теребят пуговицу во время разговора или как человек бессознательно повторяет чужие движения. Эмоции – ее уютный мирок, в котором она знает каждый укромный угол.
- Ты откуда вообще тут взялся? – уводит она разговор в сторону, рассматривая царапины. Немного кровоточат, но не критично. Хотя, кто знает, что было на когтях у той птицы? По-хорошему, нужно было бы вернуться домой и промыть… но как вернуться без талисмана и признаться бабушке, что не послушалась?
Она изучает царапины так тщательно, что, кажется, скоро сможет видеть их и с закрытыми глазами. Это лучше, чем думать о том, что ее ждет дома. Даже несмотря на тянущую боль, вгрызающуюся в руку.
Еще с детства она прекрасно знает важнейшее правило: чтобы заглушить одну боль, нужно испытать другую. Есения предпочитает физическую боль душевной. Всегда предпочитала.
Парень, похоже, даже не замечает, что она расстроилась. По крайней мере, его выражение лица не меняется. Ни одного движения мимических мышц. Ветер вокруг шуршит листьями, а он все молчит. Тишина повисает в воздухе.
- Я тебя заметил сегодня в магазине. Решил проследить, - наконец отвечает он.
- Зачем?
Он наклоняет голову вбок, насмешливо изучая ее. От явной, сквозящей иронии, Есения, кажется, должна потеряться и почувствовать себя несмышлёным ребенком. Вместо этого она задирает подбородок, смело разглядывая его глаза. Если рассматривать крапинки на радужной оболочке и думать о том, на что похожи глаза, то никакое давление не страшно. Мысли улетают вдаль, и тебя уже никто не достанет.
- Не ты одна потеряла талисман. По городу ходят слухи… кто-то похищает их уже давно. В последнее время – почти каждый день.
Есения хмурится, отгоняя привязавшуюся озорную мысль, что его радужка напоминает ей трухлявое дерево.
- Откуда ты вообще про это знаешь? Ты что, тоже…?
Парень вытаскивает из кармана руку и разжимает ладонь. На ней подвеска на порванной посеребренной цепочке – три мелких косточки. По размеру – будто птичьих. Или мелкого животного. В чем она уж точно не разбирается – так это в костях. Есения делает вид, что внимательно рассматривает, хотя ее мысли все равно продолжают улетать к трухлявым деревьям. Это ведь не плохо, у старых деревьев есть своя эстетика!
- Не похож на человека с даром? – ехидно интересуется парень.
Есения качает головой. Ей сложно представить, чтобы такой как он изо дня в день творил мелкие чудеса. Хотя, может она просто судит по внешности? Есения мысленно ругает себя. Кому как не ей знать, что внешность обманчива. За жизнь она видела множество улыбающихся людей. И в груди у многих сидели тоскливые, затхлые мысли, что было бы неплохо однажды не проснуться.
- Я не занимаюсь той фигней, о которой ты думаешь. Вроде спасения котят и возвращения украденных жвачек. Мы с Агатой сами по себе.
Парень хлопает волчицу по холке. Она тут же сует морду в его ладонь, очевидно выпрашивая поглаживание.
Есения удивленно наблюдает за ним. Всю жизнь ей казалось, что все люди с даром живут так же, как она. С раннего детства, еще до передачи талисмана, бабушка втолковывала, что магию можно творить только по разрешению Видящего.
Миндаль жмурится. Ему-то точно нет дела до какой-то непонятной белки в парке. Есения надевает на него прогулочную шлейку и, взяв кролика на руки, пытается тихо пробраться к входной двери.
- Есения! Ты куда? – тут же реагирует бабушка.
Не вышло.
- Прогуляюсь с Миндалем!
- В парк?
- Да! – отзывается Есения, торопливо справляясь со шнурками. Нужно уйти как можно быстрее, не дав бабушке шанса расспросить подробнее. Почему-то Есения чувствует, что бабушка посчитает ее опасения глупыми и ничего не стоящими. Узкий браслет, тот, который бабушкин, мешается и раздражает. Она снимает его и оставляет на тумбочке у входа. Вернется – наденет снова.
- Не ходи в глубину парка! Ни при каких обстоятельствах! Ты меня поняла?
В ее голосе звучит испуг. Пальцы Есении замирают, зашнуровав ботинки наполовину. Если бабушку что-то напугало.., то ее слова, вероятно, не совсем ее. Бабушка, как Видящая, прекрасно ощущает опасность.
- Есения, ты меня поняла? – бабушкин голос приобретает стальные нотки.
- Да, хорошо! – откликается она, торопливо делая мысленную отметку. Не ходить в глубь парка. Да она и не собиралась.
На улице шлейка Миндаля оказывается предательски перегрызена. Есения укоризненно смотрит на кролика, совсем не выглядящего виноватым. Возвращаться не хочется.
Есения бросает быстрый взгляд на окна своей квартиры. Бабушки не видно, но… кого она обманывает, бабушка все равно узнает.
- Ну и ладно! – фыркает Есения. – Расплачиваться все равно мне, а не ей.
Она касается потеплевшими пальцами шлейки, поглаживая расползшиеся нитки, снова становящиеся единым целым. Руна на браслете-талисмане нагревается. Кожу запястья обдает теплом.
Миндаль обнюхивает восстановившуюся шлейку и презрительно чихает. Весь его вид говорит о том, что целой она пробудет недолго.
***
До парка минут десять ходьбы, так что дорога не кажется долгой. У скамеек Есения спускает кролика с рук. Миндаль любознательно нюхает опавшие листья. Есения терпеливо наблюдает за ним. В последнее время она берет Миндаля на прогулки почаще, пока не очень холодно. Потом начнутся вечные дожди и слякоть, а за ними – бесконечная зима.
Краем глаза она наблюдает за деревьями, где сегодня видела белку. Есения и сама не знает, на что надеется. Говорят, даже в одну реку нельзя войти дважды, а она хочет найти белку на том же месте, где та была несколько часов назад. На огромной территории парка. Величайший самообман.
Голова чуть кружится и, проведя рукой по носу, Есения видит пару размазанных капель крови. Последнее время у нее часто идет кровь из носа. Есения сдается и ищет глазами скамейку, чтобы присесть вместе с кроликом. В парке людно, так что единственное свободное место оказывается рядом с пожилым мужчиной, меланхолично смотрящим вдаль.
Есения бросает на него быстрый взгляд. Мужчина потухший. В глубине его глаз – только болезненное смирение. Ветер треплет его короткие седые волосы, торчащие редеющим ежиком, но мужчина этого будто не замечает. Даже не надевает шапку, а зачем-то прижимает ее к груди.
Когда Есения опускается на скамейку, он не шевелится, не заметив ее присутствия. Миндаль встряхивает ушами и начинает умывать мордочку.
- С кроликом гуляете? – словно очнувшись от сна, спрашивает мужчина.
Есения осторожно кивает, улыбнувшись. Смысл очевидных вопросов всегда в том, чтобы найти повод заговорить. Мужчина осторожно протягивает руку. Миндаль принимает поглаживания благосклонно. Только шевелящийся нос выдает легкую настороженность
- Расскажите о нем что-нибудь, - внезапно просит мужчина, поднимая на нее глаза. Совсем светлые, почти прозрачные. Есению такие глаза пугают. Кажется, что сквозь них можно увидеть душу.
- Ну… Его зовут Миндаль. Миндаль любит спать на диване целыми днями. Я иногда вывожу его на улицу, - осторожно начинает она, – чтобы побегал, а то засидится совсем.
Мужчина слушает, опустив седеющую голову. Его пальцы мелко подрагивают.
Есения продолжает говорить, но он будто не слушает. И все же, она чувствует, что не может остановиться, пока не может. Его погасшие глаза не дают замолчать. Ему это нужно.
- Миндаль любит сушеные фрукты… особенно яблоки. Он без ума от них.
Она замолкает, не зная, что говорить дальше, но мужчина внезапно оживляется, растягивая потрескавшиеся губы в улыбке.
- У моей внучки тоже кролик. Она маленькая еще, не такая, как вы. Одиннадцать лет. В музыкальной школе учится.
В его голосе звучит глухая, забитая гордость.
- Молодец она, - улыбается Есения.
- Молодец, - эхом откликается мужчина. – Не знаю, где она сейчас. Давно уже не видел. Кажется, год… Не помню.
Он замолкает, снова глядя вдаль. Есению затапливает жалость и ощущение несправедливости. Ее пальцы находят браслет. «Заплачу за магию я», - убеждает она себя. «Не он».
Кончики пальцев привычно теплеют, когда она заглядывает в глубину глаз мужчины, попросив, чтобы ему стало легче.
Его глаза оживают. Совсем немного.
Он качает головой, ранено улыбнувшись самому себе и уходит, не сказав больше ни слова. Есения смотрит вслед и ее душит чувство разочарования. Магия не помогла так, как она ожидала.
Прежде чем она успевает подумать, ее руки достают телефон и делают фото уходящей вдаль фигуры в темном плаще. Ей хочется помнить. Хочется думать об этой случайной встрече и том, что она значила.
В наш век фотографии уже не ценятся как раньше. Можно запечатлеть что угодно одним нажатием. Мгновенно. Раньше людям приходилось часами стоять на одном месте. Все ради того, чтобы сделать зарубку в памяти и остановить течение времени хоть на чуть-чуть. Запечатлеть себя в том моменте, где ты был счастлив, молод и полон жизни.
Есении было бы сложно так жить. Красивые постановочные фотографии для нее ощущаются неживыми. Слишком много на них подготовки. Самые искренние – смазанные, сделанные второпях снимки.
Ее руки безвольно лежат на коленях. Миндаль, обнюхивает их, замирает и резко, будто почувствовав слабость, срывается с места.
- Миндаль! Стой!
Кроличий хвост мелькает светлым пятном в траве. За ним тащится шлейка. Есения бросается следом. Она старается не думать о том, что Миндаль ведет ее в глубину парка. Туда, куда она пообещала бабушке не ходить ни при каких обстоятельствах.
Есения пытается хотя бы держать его в поле зрения, куда уж там поймать – кролики рождены для того, чтобы убегать, все же они – профессиональные жертвы. Она слышит за спиной птичье клекотание.
Пожелтевшая трава путается под ногами. Светлая новенькая ветровка цепляется за ветки. Холодный воздух обжигает горло, заставляет задыхаться и кашлять.
- Миндаль!
Клекот раздается прямо у ее уха. По глазам бьют упругие перья. Есения отмахивается, инстинктивно зажмурившись. Когти процарапывают на руке длинные полосы. Первое, что она видит, когда распахивает глаза – замерший в траве кролик. Она падает, нашаривая Миндаля и бесцеремонно прижимая к себе. Испуганный зверек даже не сопротивляется.
Птица кричит снова. Воздух свистит от толчков крыльями. Есения пытается заставить магию откликнуться, но не ощущает ничего. Никаких откликов дара.
Ее пальцы вслепую шарят по запястью, ища браслет, но его там нет.
Опавшие листья похрустывают под прыжками тяжелых лап. Есения оглядывается и встречает тяжелый взгляд желто-коричневых глаз. Сначала ей кажется – большая собака. Но потом взгляд выхватывает прямой длинный хвост, серебряный отлив шерсти и узкую, волчью морду. В следующий момент, она видит ее совсем близко, прямо перед лицом. Птица взлетает, испугавшись зверя.
Волк провожает ее взглядом и поворачивает голову к Есении. В его зрачках ничего не отражается. Почему-то именно об этом она думает, глядя в немигающие глаза волка.
- Ты… что здесь делаешь? – Она старается, но голос все равно дрожит.
Откуда взяться волку в парке в центре города? Она перепутала, точно перепутала, это не может быть волк. Просто большая собака…
- Агата! – окликивает негромкий голос. Тяжелый голос.
Парень ступает по листьям тихо. Высокие военные ботинки скрадывают шаги. «Почему военные ботинки носят не только военные, а вообще все подряд? В чем тогда смысл названия?», - лезут дурацкие мысли в голову. Видимо, от пережитого потрясения.
- Рядом.
Волк подбегает к нему, усаживаясь у ноги. Морда виновато опущена. Он касается ее загривка, кончиками пальцев пробегаясь по шерсти. Парень поднимает взгляд на Есению и усмешка с привкусом горечи искажает его лицо.
- Что, все-таки потеряла талисман?
Глава 2. О маленьких кафе и красных пятнах.
Есения прижимает к себе испуганного Миндаля. Шерсть у кролика встопорщена, глаза широко распахнуты. Пусть он никогда и не видел волков, но инстинкт, переданный предками, подсказывает, что серебристая шерсть и желтые глаза – смертельная опасность.
- Откуда у тебя волчица? – вырывается у Есении. Пальцы механически поглаживают кролика. Тот не желает успокаиваться. Наверное, думает, что это план коварной волчицы – усыпить бдительность, а потом напасть. Волчица, впрочем, не обращает на кролика внимания, улегшись у ног парня. Странно для хищника.
- Нашел. Что-то имеешь против? – тут же напрягается парень.
Есения пожимает плечами. Ее глаза скользят по нему. Изучают. С первого взгляда не сказать, чтобы он выглядел как человек, который ходит по городу с волком. Но чем больше она вглядывается в его черты, тем больше понимает, что никто другой не подошел бы на эту роль лучше.
Единственное слово, которое приходит на ум при виде его – цельный. Он отдаленно напоминает статую, вырезанную скульптуром из жесткого, неподатливого дерева. Резкие черты, чуть сглаженные плавной линией темных бровей и еле заметной горбинкой на носу. Давящая линия челюсти. Если у идолов славянских богов были лица или их подобие, то это – единственное, с чем она могла бы его сравнить.
В его темном силуэте только одно яркое пятно – полыхающий красным капюшон осенней куртки. Сначала Есения приняла его за неформала, но теперь в глаза бросается небрежность образа, а вовсе не приверженность субкультуре – надел то, что понравилось и пошел. Растянутая футболка с невероятно банальной надписью «Brooklyn» под курткой тому подтверждение.
Но главное не это. Есения пробегается глазами по его лицу. Складка между бровей – привычка хмуриться. Напряженная челюсть и испытующий, проверяющий на прочность взгляд. Глаза хищника, готового наброситься в любой момент.
Есения встает с ковра листьев, неловко отряхиваясь одной рукой. Плавно, чтобы не спровоцировать. Волчица у ног парня тихо рычит, не открывая пасти. Звук получается похожим на кипение чайника.
Смешок срывается с губ Есении быстрее, чем она успевает подумать. И на лице появляется она - та дурацкая улыбка, которую не раз запечатлевали на случайных фотографиях. Нельзя сказать, что Есения ее не любит. Просто эта улыбка – она сама, выраженная в паре движений лица. Неловкая, с робкой надеждой на понимание в глубине глаз. Его лицо слегка смягчается. Буквально на два процента от возможного. Есения цепляет взглядом кровоточащие царапины на тыльной стороне ладони. По привычке хватается за левую руку, ища пальцами знакомый рисунок руны и шершавость браслета и только теперь осознает произошедшее.
- Талисман! Вот блин! – стонет она. – И что теперь делать…
Голову заполняет привычное беспокойство. Оно сжимается в тугой, пульсирующий комок где-то за грудиной, разносясь с кровью по телу. Пальцы холодеют. Только сейчас приходит боль в руке, разодранной птичьими когтями.
- Бабушка меня убьет.
Голос подрагивает, но она старается взять себя в руки. Она, в конце концов, не настолько слабачка, чтобы разрыдаться перед незнакомым парнем с хмурым лицом.
В его глазах мелькает терпкая горечь. Есения испытывает что-то вроде удовлетворения, припорошенного стыдом. Иногда ей кажется, что она эмоциональный вампир. Вечно голодный, вечно в поиске новых эмоций. Это действительно приятно - распознавать чужие чувства по едва заметным признакам. Легкому дрожанию голоса. Тому, как пальцы теребят пуговицу во время разговора или как человек бессознательно повторяет чужие движения. Эмоции – ее уютный мирок, в котором она знает каждый укромный угол.
- Ты откуда вообще тут взялся? – уводит она разговор в сторону, рассматривая царапины. Немного кровоточат, но не критично. Хотя, кто знает, что было на когтях у той птицы? По-хорошему, нужно было бы вернуться домой и промыть… но как вернуться без талисмана и признаться бабушке, что не послушалась?
Она изучает царапины так тщательно, что, кажется, скоро сможет видеть их и с закрытыми глазами. Это лучше, чем думать о том, что ее ждет дома. Даже несмотря на тянущую боль, вгрызающуюся в руку.
Еще с детства она прекрасно знает важнейшее правило: чтобы заглушить одну боль, нужно испытать другую. Есения предпочитает физическую боль душевной. Всегда предпочитала.
Парень, похоже, даже не замечает, что она расстроилась. По крайней мере, его выражение лица не меняется. Ни одного движения мимических мышц. Ветер вокруг шуршит листьями, а он все молчит. Тишина повисает в воздухе.
- Я тебя заметил сегодня в магазине. Решил проследить, - наконец отвечает он.
- Зачем?
Он наклоняет голову вбок, насмешливо изучая ее. От явной, сквозящей иронии, Есения, кажется, должна потеряться и почувствовать себя несмышлёным ребенком. Вместо этого она задирает подбородок, смело разглядывая его глаза. Если рассматривать крапинки на радужной оболочке и думать о том, на что похожи глаза, то никакое давление не страшно. Мысли улетают вдаль, и тебя уже никто не достанет.
- Не ты одна потеряла талисман. По городу ходят слухи… кто-то похищает их уже давно. В последнее время – почти каждый день.
Есения хмурится, отгоняя привязавшуюся озорную мысль, что его радужка напоминает ей трухлявое дерево.
- Откуда ты вообще про это знаешь? Ты что, тоже…?
Парень вытаскивает из кармана руку и разжимает ладонь. На ней подвеска на порванной посеребренной цепочке – три мелких косточки. По размеру – будто птичьих. Или мелкого животного. В чем она уж точно не разбирается – так это в костях. Есения делает вид, что внимательно рассматривает, хотя ее мысли все равно продолжают улетать к трухлявым деревьям. Это ведь не плохо, у старых деревьев есть своя эстетика!
- Не похож на человека с даром? – ехидно интересуется парень.
Есения качает головой. Ей сложно представить, чтобы такой как он изо дня в день творил мелкие чудеса. Хотя, может она просто судит по внешности? Есения мысленно ругает себя. Кому как не ей знать, что внешность обманчива. За жизнь она видела множество улыбающихся людей. И в груди у многих сидели тоскливые, затхлые мысли, что было бы неплохо однажды не проснуться.
- Я не занимаюсь той фигней, о которой ты думаешь. Вроде спасения котят и возвращения украденных жвачек. Мы с Агатой сами по себе.
Парень хлопает волчицу по холке. Она тут же сует морду в его ладонь, очевидно выпрашивая поглаживание.
Есения удивленно наблюдает за ним. Всю жизнь ей казалось, что все люди с даром живут так же, как она. С раннего детства, еще до передачи талисмана, бабушка втолковывала, что магию можно творить только по разрешению Видящего.
