Только во имя добра и мелких, ежедневных чудес, незаметной помощи отчаявшимся людям. Любые ее сомнения тут же упирались в бабушкино: «Это правила, которые нельзя нарушать».
Конечно, Есения не была идеально послушной. С тех пор, как она получила дар, она жила магией. Осознанием того, что все это и правда существует - все эти маленькие чудеса. Ей и правда хотелось помочь каждому. Возможно, если бы талисман был способен на большее, ее мечты были бы гораздо амбициознее. Сделать счастливыми абсолютно всех разом, например. Но увы, все, что мог талисман - мелочи, вроде залечивания царапин или поиска потерянных ключей.
Последние месяцы он начала серьезно испытывать ограничения на прочность. Раньше Есения не решалась применять магию для себя.
И вот теперь она стояла в беспорядочно взлохмаченной куче листьев и смотрела на человека, живущего наперекор всем бабушкиным правилам.
- Расскажи про свой дар! – просит Есения, доверчиво глядя ему в глаза.
Когда еще выдастся возможность узнать, правду ли говорила бабушка?
Есения кусает фисташковое мороженое, ощущая как сводит зубы, и тихо шипит. Плата за жадность. Волчица наблюдает за ней из-под стола. Есения старается поменьше шевелиться – кто знает, вдруг волчицам нравятся неловкие девушки с запахом фисташек на обед?
Парень постукивает пальцами по столешнице. На его губах – легкая ухмылка. Интересно, и куда подевалось отсутствующее выражение лица? Может, он из сказки Андерсена? Похищенный мальчик с льдинкой в сердце?
- Куда-то торопишься?
- Просто… мое любимое… - объясняет Есения, пытаясь проглотить мороженое.
Они сидят в небольшом кафе недалеко от парка. Есения часто здесь бывает – заходит посидеть с чашкой зеленого чая и попробовать всегда теплые булочки с корицей и сахарной пудрой. Здесь очень легко читаются книги - атмосфера настраивает на грустно-лирическое настроение. То самое, которое так отчаянно пытаются поймать писатели и художники, когда садятся за чистый лист.
Кафе принадлежит милой женщине. Есения часто видит, как она болтает с более общительными посетителями и смеется над их шутками. Ей самой всегда не хватает смелости и непринужденности, чтобы заговорить первой. Поэтому и хозяйка тоже молчит, лишь бросая короткий взгляд, когда принимает заказ.
Есения влюбилась в это место, как только вошла в первый раз. Строго говоря, ее привели, но знакомая, показавшая ей кафе, скоро перестала туда ходить. На стене небольшого зала кафе – огромный рисунок красками, выполненный легкими, сиренево-белыми тонами. Воздушный шар с корзиной, усыпанной полупрозрачными фиалками. По залу разбросаны белые столики с плетеными стульями – стиль «прованс», так горячо любимый Есенией.
Парень откидывается на плетеную спинку стула (как же ему не подходит «прованс», думает Есения), критично оглядывает ее, вздыхает и роняет сухое:
- Анджей.
- Что? – Есения вскидывает на него непонимающий взгляд. На его лице написано раздражение от того, что придется проронить еще несколько слов.
Пословицу «слово – серебро, молчание – золото» явно придумал человек чем-то похожий на него.
- Я. Анджей, - повторяет он. Брови сведены, будто злится, но насмешливая полуулыбка его выдает. Просто смеется над ней.
- А я Есения. Надо было сразу спросить твое имя, но меня отвлекла волчица.
Это звучит как достаточное оправдание. Она не сильна в том, чтобы заводить новые знакомства, но тут-то причина забыть спросить имя была действительно серьезной.
Он фыркает.
- Есения? Родители так сильно любили «Белую березу под моим окном»?
- А твои, видимо, любили книги про ведьмака.
- Просто польское имя.
- Так ты поляк? – поднимает она брови.
Он смеется (хотя и непонятно, что именно его рассмешило), но его взгляд не отрывается от ее лица ни на секунду, и он такой тяжелый, что в горле собирается комок.
Миндаль шумно возится в сумке-переноске. Волчица тихонько рычит. Близость кролика ее будоражит.
- По матери.
Повисает неловкое молчание. Анджей выжидает, покачивая ногой под столом. Движение настораживает волчицу еще больше. Желтые глаза неотрывно следят за его коленом.
- Как ты пользуешься даром? Ты не помогаешь людям?
- Выживаю, - просто отвечает он. - Временами дар помогает.
- Но… разве дар можно использовать для себя? Видящие же должны нас наставлять…
Анджей усмехается. Волчица теряет терпение и толкает его колено носом, прихватив зубами штанину. Его пальцы тут же хватают ее за загривок, сжимают и тут же отпускают. «Агата», - тихо шипит он, наклонившись. «Будь хорошей девочкой». Выпрямившись, он продолжает как ни в чем ни бывало:
- Единственный Видящий, которого я знал, умер. Поэтому меня никто не учил, что если у тебя дар, ты должен не дать маленькой воришке спереть жвачку. Ты сама-то веришь в то, что делаешь, или просто бабушка так сказала?
- Верю, - упрямо говорит Есения. – И я действительно помогаю людям.
«В отличие от тебя», так и рвется с губ.
- Зачем ты кролика с собой таскаешь? – перебивает Анджей. – Это же неудобно.
- А зачем ты таскаешь волчицу?
Анджей усмехается.
- Агата всегда со мной. Она может охотиться. Может помочь, если придется драться. Мало ли в жизни бывает проблем. А вот зачем таскать с собой бесполезный комок меха… этого я не понимаю.
Есения усилием воли заставляет себя не злиться, хотя внезапно это становится очень трудно. Она рывком встает и поднимает переноску. От потери опоры Миндаль беспокойно шевелится. Волчица громко клацает зубами.
- Приятно было познакомиться.
Она не видит смысла в фальшивой улыбке, поэтому даже не пытается скрыть раздражение. Анджей не отвечает. Просто смотрит своим дурацким испытующим взглядом, и это бесит еще больше, чем если бы он продолжал говорить.
К ним подходит владелица кафе. Обеспокоенно-взъерошенная, как и всегда. Чем-то напоминающая бойкого круглого воробья. На ее пухловатом лице легкое опасение.
- Можно попросить вас вывести собаку на улицу? Посетители… пугаются.
Анджей лениво встает, натягивая куртку. Волчица радостно подскакивает. Ей, видимо, порядком наскучило сидеть под столом, где ничего не происходит.
- Это не собака, это волк, - говорит он и идет к выходу из кафе. – Агата!
Волчица бежит за ним. Прямой хвост колышется в воздухе, четко обозначая ее видовую принадлежность. Тем, кто знает, разумеется.
Хозяйка кафе нервно вздыхает.
Сорок. Тридцать девять. Тридцать восемь.
Вместе с отсчетом светофора Есения считает падающие листья. Посреди пешеходного перехода – большая лужа. Она задумывается о том, насколько просто увидеть душу человека благодаря обычной луже. Некоторые пойдут обходить ее, чтобы остаться чистыми. Любители порядка как в своей жизни, так и в чужой. Некоторые перепрыгнут – это те, чьи души еще горят светом, оставшимся с детства.
Анджей же прошел по луже, будто не заметив ее. «Вижу цель, не вижу препятствий», - мысленно перевела Есения. Есть и другая трактовка такого варианта. Еще так поступают погасшие. Люди, которым уже без разницы.
Идти рядом и молчать кажется нелепым. Они уже почти попрощались, не обменявшись никакими контактами. Первая и последняя встреча. Теперь ей придется вернуться к бабушке и, выслушав нотации о потерянном талисмане, думать, что делать дальше.
Она не жалеет, что знакомство так быстро закончилось. Если говорить честно, парень ее слегка раздражает. Но с момента получения дара Есения видит много новых людей каждый день. Каждый день она помогает кому-то не стать жертвой обмана. Не потерять важную вещь. Люди текут сквозь ее жизнь, как вода сквозь пальцы. Чтобы промелькнуть на секунду и снова исчезнуть.
Толпа перед пешеходным переходом собирается большая. Когда загорается зеленый, она осторожно движется вперед вместе с потоком людей. На Есению против воли накатывает чувство умиротворения. Она ощущает себя частью большого и шумного города. Это происходит не так часто, слишком уж она оторвана от общества своей тайной. Но тем ценнее эти моменты.
Глаза выхватывают покачивающий брелок на чьем-то рюкзаке. Котенок. Вытаращенные пластиковые глаза. Услужливая память подкидывает сегодняшнее утро. Девочка из очереди в супермаркете. Она шагает впереди них, пожалуй, чуть быстрее, чем ходят люди, которые никуда не торопятся. Левая рука сжата в кулак. Солнце высветляет пару звеньев посеребренной цепочки между ее пальцев.
Рука Анджея хлопает по карману куртки и недоверчиво залезает внутрь. Он бросает на Есению взгляд, в котором гнездится подозрение.
- Талисман? – спрашивает она одними губами, уже зная ответ.
Лицо Анджея застывает каменной маской, отлитое в своей ярости. Она судорожно вдыхает. Долю секунды он всматривается в ее испуганные глаза. Быстро мотает головой – не ей, сам себе, и смотрит, выпытывая. Что ты видела? Глаза Есении против воли находят девочку, быстрым шагом уходящую от перехода.
Анджей все понимает.
- Агата! – коротко приказывает он и ускоряет шаг, собираясь сорваться с места.
- Ты ей ничего не сделаешь?
Есения вцепляется в рукав его куртки. Его бешеный взгляд заставляет тут же разжать пальцы. Словно кипятком по коже.
- Она ребенок, ей лет двенадцать, не больше! – лихорадочно говорит она, срываясь на шепот. – Не злись так сильно.
Последние слова звучат так по-детски наивно, так искренне, что удивляют ее саму.
Он вырывает руку, но движение не злое – просто резкое. Не сказав больше ни слова, Анджей срывается с места. Волчица бежит за ним, не отставая ни на шаг.
Есения смотрит им вслед, смотрит, как он оббегает людей впереди. Непокорная капля воды наперекор размеренному потоку. Беспокойство грызет ее сотней маленьких клычков. Царапины на руке пульсируют, вспыхивая тянущей болью. Миндаль шуршит в сумке, бунтуя против заточения.
Слишком много всего. Ощущения и мысли сворачиваются в тугой пульсирующий клубок.
Светофор нетерпеливо мигает, предлагая ей принять решение. И она его принимает.
Она бежит за ярким пятном его красного капюшона.
Один поворот, другой, третий. Есения не привыкла бегать. и уже на второй минуте дыхание безнадежно сбивается. Она не думает, где находится или куда повернуть - ее ведет красный капюшон, как стрелка навигатора. Завернув за угол вслед за красным пятном, она обнаруживает привалившегося к кирпичной стене хмурого Анджея. Еще более хмурого, чем обычно.
- Сбежала? – спрашивает она, кашляя.
Горло саднит. Наглоталась холодного воздуха. Есения мысленно ругает себя. Бегать в мороз чревато последствиями, особенно, если простываешь даже из-за открытой на ночь форточки. Хорошо, если температуры не будет.
Анджей рвано кивает и резко, без замаха, с силой бьет кулаком по стене. В его груди вибрирует злое рычание. Волчица навостряет уши, наблюдая за хозяином.
Есения стоит молча, вцепившись в ручку сумки-переноски. Миндаль, почувствовав общее настроение, недовольно урчит, пытаясь топнуть. В сумке, это получается беззвучно. Больше прыжок, чем топанье.
Анджей проходит мимо нее, направляясь к детской площадке. Та выглядит немного заброшенной: давно некошеная трава, горка щедро присыпана опавшей листвой. Качели с облупившейся от времени краской толкает ветер, и они издают тихий надсадный скрип. Вертящаяся карусель будто рвом окружена кольцом протоптанной земли – свидетельством того, что когда-то эта площадка жила и была наполнена голосами. Старые, оставленные места со временем гаснут и умирают. Так же, как и люди.
Анджей толкает носком ботинка карусель, и она нехотя начинает раскручиваться. Как будто опомнившись, он тут же тормозит ее и опускается на потемневшее от времени сидение. Его руки обхватывают виски.
Есения осторожно подходит и садится на соседнее сидение. Она близко: ее плечо почти касается его спины. Носком она плавно отталкивается от земли и карусель крутится. Мир мелькает как картинки в калейдоскопе. Она пытается зафиксировать взгляд, и каждый раз он выхватывает разное. Агату, внимательно следящую за ними, наклонив голову. Ствол огромного клена, раскинувшегося над площадкой. Шумно бунтующую сумку-переноску на земле.
Анджей отнимает руки от головы и резко упирает подошву в землю, заставляя мир обрести четкость.
- Я ее найду.
- Тебе так важен твой талисман? – легкомысленно спрашивает Есения.
И лучше бы она прикусила язык.
- Да мне, черт возьми, важен. Мой. Талисман, - шипит он.
- Прости. Сама не знаю почему спросила. Для меня мой тоже важен. Бабушка меня убьет, если узнает, что я его потеряла. Твои родители, наверное, тоже разозлятся. Это же семейные реликвии, все такое…
Теперь, когда она задумывается, собственные слова кажутся ей кощунством. Талисман – не просто безделушка, купленная в антикварной лавке. Каждый из них уникален, создан вручную в те времена, когда это искусство еще не было утрачено. Что уж говорить, их предки знали о магии гораздо больше. В сотни раз больше, чем ныне живущие. От тех истинных древних знаний остались лишь осколки, сумевшие пережить века травли и безверия.
- Помнишь, я говорил, что поляк по матери? – спрашивает он.
Есения хмурит брови.
- К чему это?
- Есть только польское имя. Про родителей я ничего не знаю. - говорит он металлическим, закованным в броню голосом и встает.
Она замолкает, не зная что сказать. Обычно на этом месте люди картинно ахают и выражают соболезнования. Затем, по правилам хорошего тона, им должны вежливо, с ноткой затаенного страдания улыбнуться и ответить: «Ах, нет, не нужно, все в прошлом…». Пауза в конце обязательна, чтобы всем стало понятно - на самом деле ничего не в прошлом и этот человек плакал над своими воспоминаниями не далее, как вчера. Но разве это не лицемерие – перекидываться заученными, впитанными в кровь фразами?
Она не говорит ни слова. Кивает, принимая к сведению и серьезно смотрит на него. Пытается прочитать, все что нужно, по глазам.
- Я познакомился с тобой в один из худших дней в моей жизни, - констатирует он. Уголок его рта приподнимается в улыбке.
- Да, думаю, у меня похожая ситуация, - улыбается Есения.
Без талисмана она чувствует себя, будто потеряла указательный палец. Дурацкое ощущение. Вроде и не смертельно, она все еще здесь, ходит по этой земле, но пропало что-то важное. Ее способность помочь. Тайна, которая делала ее особенной.
А ведь, пока у нее был талисман, она могла бы сделать больше. Если бы бабушка не запрещала ей, она бы точно сделала больше! Но его нет, и она понятия не имеет, где его искать.
А без талисмана она ничего не стоит. Пустое место.
Телефонный звонок заставляет Есению вздрогнуть. Она роется в карманах куртки, спешно ища телефон. Когда тот наконец находится, она цепляет взглядом мерцающие на дисплее буквы. «Бабушка».
Анджей беззастенчиво смотрит в ее телефон.
- Не смотри! Ты на меня давишь!
Она закрывается от его взгляда рукой и все же нажимает «ответить». Анджей неожиданно хихикает, хоть и ситуация явно неподходящая для смеха.
- Алло, бабушка, со мной все в порядке! – с досадой чеканит Есения.
- Неправда! – пригвождает ее к сидению бабушкин голос. – Я чувствую, что ты в опасности! Она все ближе и ближе…
В ее голосе появляются нотки пафоса. Анджей, едва оправившийся от смеха, тут же зажимает себе рот рукой. Другой рукой он вопросительно тыкает себе в грудь, словно спрашивая «я?». Агата настораживается от его движения.
Конечно, Есения не была идеально послушной. С тех пор, как она получила дар, она жила магией. Осознанием того, что все это и правда существует - все эти маленькие чудеса. Ей и правда хотелось помочь каждому. Возможно, если бы талисман был способен на большее, ее мечты были бы гораздо амбициознее. Сделать счастливыми абсолютно всех разом, например. Но увы, все, что мог талисман - мелочи, вроде залечивания царапин или поиска потерянных ключей.
Последние месяцы он начала серьезно испытывать ограничения на прочность. Раньше Есения не решалась применять магию для себя.
И вот теперь она стояла в беспорядочно взлохмаченной куче листьев и смотрела на человека, живущего наперекор всем бабушкиным правилам.
- Расскажи про свой дар! – просит Есения, доверчиво глядя ему в глаза.
Когда еще выдастся возможность узнать, правду ли говорила бабушка?
***
Есения кусает фисташковое мороженое, ощущая как сводит зубы, и тихо шипит. Плата за жадность. Волчица наблюдает за ней из-под стола. Есения старается поменьше шевелиться – кто знает, вдруг волчицам нравятся неловкие девушки с запахом фисташек на обед?
Парень постукивает пальцами по столешнице. На его губах – легкая ухмылка. Интересно, и куда подевалось отсутствующее выражение лица? Может, он из сказки Андерсена? Похищенный мальчик с льдинкой в сердце?
- Куда-то торопишься?
- Просто… мое любимое… - объясняет Есения, пытаясь проглотить мороженое.
Они сидят в небольшом кафе недалеко от парка. Есения часто здесь бывает – заходит посидеть с чашкой зеленого чая и попробовать всегда теплые булочки с корицей и сахарной пудрой. Здесь очень легко читаются книги - атмосфера настраивает на грустно-лирическое настроение. То самое, которое так отчаянно пытаются поймать писатели и художники, когда садятся за чистый лист.
Кафе принадлежит милой женщине. Есения часто видит, как она болтает с более общительными посетителями и смеется над их шутками. Ей самой всегда не хватает смелости и непринужденности, чтобы заговорить первой. Поэтому и хозяйка тоже молчит, лишь бросая короткий взгляд, когда принимает заказ.
Есения влюбилась в это место, как только вошла в первый раз. Строго говоря, ее привели, но знакомая, показавшая ей кафе, скоро перестала туда ходить. На стене небольшого зала кафе – огромный рисунок красками, выполненный легкими, сиренево-белыми тонами. Воздушный шар с корзиной, усыпанной полупрозрачными фиалками. По залу разбросаны белые столики с плетеными стульями – стиль «прованс», так горячо любимый Есенией.
Парень откидывается на плетеную спинку стула (как же ему не подходит «прованс», думает Есения), критично оглядывает ее, вздыхает и роняет сухое:
- Анджей.
- Что? – Есения вскидывает на него непонимающий взгляд. На его лице написано раздражение от того, что придется проронить еще несколько слов.
Пословицу «слово – серебро, молчание – золото» явно придумал человек чем-то похожий на него.
- Я. Анджей, - повторяет он. Брови сведены, будто злится, но насмешливая полуулыбка его выдает. Просто смеется над ней.
- А я Есения. Надо было сразу спросить твое имя, но меня отвлекла волчица.
Это звучит как достаточное оправдание. Она не сильна в том, чтобы заводить новые знакомства, но тут-то причина забыть спросить имя была действительно серьезной.
Он фыркает.
- Есения? Родители так сильно любили «Белую березу под моим окном»?
- А твои, видимо, любили книги про ведьмака.
- Просто польское имя.
- Так ты поляк? – поднимает она брови.
Он смеется (хотя и непонятно, что именно его рассмешило), но его взгляд не отрывается от ее лица ни на секунду, и он такой тяжелый, что в горле собирается комок.
Миндаль шумно возится в сумке-переноске. Волчица тихонько рычит. Близость кролика ее будоражит.
- По матери.
Повисает неловкое молчание. Анджей выжидает, покачивая ногой под столом. Движение настораживает волчицу еще больше. Желтые глаза неотрывно следят за его коленом.
- Как ты пользуешься даром? Ты не помогаешь людям?
- Выживаю, - просто отвечает он. - Временами дар помогает.
- Но… разве дар можно использовать для себя? Видящие же должны нас наставлять…
Анджей усмехается. Волчица теряет терпение и толкает его колено носом, прихватив зубами штанину. Его пальцы тут же хватают ее за загривок, сжимают и тут же отпускают. «Агата», - тихо шипит он, наклонившись. «Будь хорошей девочкой». Выпрямившись, он продолжает как ни в чем ни бывало:
- Единственный Видящий, которого я знал, умер. Поэтому меня никто не учил, что если у тебя дар, ты должен не дать маленькой воришке спереть жвачку. Ты сама-то веришь в то, что делаешь, или просто бабушка так сказала?
- Верю, - упрямо говорит Есения. – И я действительно помогаю людям.
«В отличие от тебя», так и рвется с губ.
- Зачем ты кролика с собой таскаешь? – перебивает Анджей. – Это же неудобно.
- А зачем ты таскаешь волчицу?
Анджей усмехается.
- Агата всегда со мной. Она может охотиться. Может помочь, если придется драться. Мало ли в жизни бывает проблем. А вот зачем таскать с собой бесполезный комок меха… этого я не понимаю.
Есения усилием воли заставляет себя не злиться, хотя внезапно это становится очень трудно. Она рывком встает и поднимает переноску. От потери опоры Миндаль беспокойно шевелится. Волчица громко клацает зубами.
- Приятно было познакомиться.
Она не видит смысла в фальшивой улыбке, поэтому даже не пытается скрыть раздражение. Анджей не отвечает. Просто смотрит своим дурацким испытующим взглядом, и это бесит еще больше, чем если бы он продолжал говорить.
К ним подходит владелица кафе. Обеспокоенно-взъерошенная, как и всегда. Чем-то напоминающая бойкого круглого воробья. На ее пухловатом лице легкое опасение.
- Можно попросить вас вывести собаку на улицу? Посетители… пугаются.
Анджей лениво встает, натягивая куртку. Волчица радостно подскакивает. Ей, видимо, порядком наскучило сидеть под столом, где ничего не происходит.
- Это не собака, это волк, - говорит он и идет к выходу из кафе. – Агата!
Волчица бежит за ним. Прямой хвост колышется в воздухе, четко обозначая ее видовую принадлежность. Тем, кто знает, разумеется.
Хозяйка кафе нервно вздыхает.
***
Сорок. Тридцать девять. Тридцать восемь.
Вместе с отсчетом светофора Есения считает падающие листья. Посреди пешеходного перехода – большая лужа. Она задумывается о том, насколько просто увидеть душу человека благодаря обычной луже. Некоторые пойдут обходить ее, чтобы остаться чистыми. Любители порядка как в своей жизни, так и в чужой. Некоторые перепрыгнут – это те, чьи души еще горят светом, оставшимся с детства.
Анджей же прошел по луже, будто не заметив ее. «Вижу цель, не вижу препятствий», - мысленно перевела Есения. Есть и другая трактовка такого варианта. Еще так поступают погасшие. Люди, которым уже без разницы.
Идти рядом и молчать кажется нелепым. Они уже почти попрощались, не обменявшись никакими контактами. Первая и последняя встреча. Теперь ей придется вернуться к бабушке и, выслушав нотации о потерянном талисмане, думать, что делать дальше.
Она не жалеет, что знакомство так быстро закончилось. Если говорить честно, парень ее слегка раздражает. Но с момента получения дара Есения видит много новых людей каждый день. Каждый день она помогает кому-то не стать жертвой обмана. Не потерять важную вещь. Люди текут сквозь ее жизнь, как вода сквозь пальцы. Чтобы промелькнуть на секунду и снова исчезнуть.
Толпа перед пешеходным переходом собирается большая. Когда загорается зеленый, она осторожно движется вперед вместе с потоком людей. На Есению против воли накатывает чувство умиротворения. Она ощущает себя частью большого и шумного города. Это происходит не так часто, слишком уж она оторвана от общества своей тайной. Но тем ценнее эти моменты.
Глаза выхватывают покачивающий брелок на чьем-то рюкзаке. Котенок. Вытаращенные пластиковые глаза. Услужливая память подкидывает сегодняшнее утро. Девочка из очереди в супермаркете. Она шагает впереди них, пожалуй, чуть быстрее, чем ходят люди, которые никуда не торопятся. Левая рука сжата в кулак. Солнце высветляет пару звеньев посеребренной цепочки между ее пальцев.
Рука Анджея хлопает по карману куртки и недоверчиво залезает внутрь. Он бросает на Есению взгляд, в котором гнездится подозрение.
- Талисман? – спрашивает она одними губами, уже зная ответ.
Лицо Анджея застывает каменной маской, отлитое в своей ярости. Она судорожно вдыхает. Долю секунды он всматривается в ее испуганные глаза. Быстро мотает головой – не ей, сам себе, и смотрит, выпытывая. Что ты видела? Глаза Есении против воли находят девочку, быстрым шагом уходящую от перехода.
Анджей все понимает.
- Агата! – коротко приказывает он и ускоряет шаг, собираясь сорваться с места.
- Ты ей ничего не сделаешь?
Есения вцепляется в рукав его куртки. Его бешеный взгляд заставляет тут же разжать пальцы. Словно кипятком по коже.
- Она ребенок, ей лет двенадцать, не больше! – лихорадочно говорит она, срываясь на шепот. – Не злись так сильно.
Последние слова звучат так по-детски наивно, так искренне, что удивляют ее саму.
Он вырывает руку, но движение не злое – просто резкое. Не сказав больше ни слова, Анджей срывается с места. Волчица бежит за ним, не отставая ни на шаг.
Есения смотрит им вслед, смотрит, как он оббегает людей впереди. Непокорная капля воды наперекор размеренному потоку. Беспокойство грызет ее сотней маленьких клычков. Царапины на руке пульсируют, вспыхивая тянущей болью. Миндаль шуршит в сумке, бунтуя против заточения.
Слишком много всего. Ощущения и мысли сворачиваются в тугой пульсирующий клубок.
Светофор нетерпеливо мигает, предлагая ей принять решение. И она его принимает.
Она бежит за ярким пятном его красного капюшона.
Глава 3. Об альтруистах и беспорядке в квартире.
Один поворот, другой, третий. Есения не привыкла бегать. и уже на второй минуте дыхание безнадежно сбивается. Она не думает, где находится или куда повернуть - ее ведет красный капюшон, как стрелка навигатора. Завернув за угол вслед за красным пятном, она обнаруживает привалившегося к кирпичной стене хмурого Анджея. Еще более хмурого, чем обычно.
- Сбежала? – спрашивает она, кашляя.
Горло саднит. Наглоталась холодного воздуха. Есения мысленно ругает себя. Бегать в мороз чревато последствиями, особенно, если простываешь даже из-за открытой на ночь форточки. Хорошо, если температуры не будет.
Анджей рвано кивает и резко, без замаха, с силой бьет кулаком по стене. В его груди вибрирует злое рычание. Волчица навостряет уши, наблюдая за хозяином.
Есения стоит молча, вцепившись в ручку сумки-переноски. Миндаль, почувствовав общее настроение, недовольно урчит, пытаясь топнуть. В сумке, это получается беззвучно. Больше прыжок, чем топанье.
Анджей проходит мимо нее, направляясь к детской площадке. Та выглядит немного заброшенной: давно некошеная трава, горка щедро присыпана опавшей листвой. Качели с облупившейся от времени краской толкает ветер, и они издают тихий надсадный скрип. Вертящаяся карусель будто рвом окружена кольцом протоптанной земли – свидетельством того, что когда-то эта площадка жила и была наполнена голосами. Старые, оставленные места со временем гаснут и умирают. Так же, как и люди.
Анджей толкает носком ботинка карусель, и она нехотя начинает раскручиваться. Как будто опомнившись, он тут же тормозит ее и опускается на потемневшее от времени сидение. Его руки обхватывают виски.
Есения осторожно подходит и садится на соседнее сидение. Она близко: ее плечо почти касается его спины. Носком она плавно отталкивается от земли и карусель крутится. Мир мелькает как картинки в калейдоскопе. Она пытается зафиксировать взгляд, и каждый раз он выхватывает разное. Агату, внимательно следящую за ними, наклонив голову. Ствол огромного клена, раскинувшегося над площадкой. Шумно бунтующую сумку-переноску на земле.
Анджей отнимает руки от головы и резко упирает подошву в землю, заставляя мир обрести четкость.
- Я ее найду.
- Тебе так важен твой талисман? – легкомысленно спрашивает Есения.
И лучше бы она прикусила язык.
- Да мне, черт возьми, важен. Мой. Талисман, - шипит он.
- Прости. Сама не знаю почему спросила. Для меня мой тоже важен. Бабушка меня убьет, если узнает, что я его потеряла. Твои родители, наверное, тоже разозлятся. Это же семейные реликвии, все такое…
Теперь, когда она задумывается, собственные слова кажутся ей кощунством. Талисман – не просто безделушка, купленная в антикварной лавке. Каждый из них уникален, создан вручную в те времена, когда это искусство еще не было утрачено. Что уж говорить, их предки знали о магии гораздо больше. В сотни раз больше, чем ныне живущие. От тех истинных древних знаний остались лишь осколки, сумевшие пережить века травли и безверия.
- Помнишь, я говорил, что поляк по матери? – спрашивает он.
Есения хмурит брови.
- К чему это?
- Есть только польское имя. Про родителей я ничего не знаю. - говорит он металлическим, закованным в броню голосом и встает.
Она замолкает, не зная что сказать. Обычно на этом месте люди картинно ахают и выражают соболезнования. Затем, по правилам хорошего тона, им должны вежливо, с ноткой затаенного страдания улыбнуться и ответить: «Ах, нет, не нужно, все в прошлом…». Пауза в конце обязательна, чтобы всем стало понятно - на самом деле ничего не в прошлом и этот человек плакал над своими воспоминаниями не далее, как вчера. Но разве это не лицемерие – перекидываться заученными, впитанными в кровь фразами?
Она не говорит ни слова. Кивает, принимая к сведению и серьезно смотрит на него. Пытается прочитать, все что нужно, по глазам.
- Я познакомился с тобой в один из худших дней в моей жизни, - констатирует он. Уголок его рта приподнимается в улыбке.
- Да, думаю, у меня похожая ситуация, - улыбается Есения.
Без талисмана она чувствует себя, будто потеряла указательный палец. Дурацкое ощущение. Вроде и не смертельно, она все еще здесь, ходит по этой земле, но пропало что-то важное. Ее способность помочь. Тайна, которая делала ее особенной.
А ведь, пока у нее был талисман, она могла бы сделать больше. Если бы бабушка не запрещала ей, она бы точно сделала больше! Но его нет, и она понятия не имеет, где его искать.
А без талисмана она ничего не стоит. Пустое место.
Телефонный звонок заставляет Есению вздрогнуть. Она роется в карманах куртки, спешно ища телефон. Когда тот наконец находится, она цепляет взглядом мерцающие на дисплее буквы. «Бабушка».
Анджей беззастенчиво смотрит в ее телефон.
- Не смотри! Ты на меня давишь!
Она закрывается от его взгляда рукой и все же нажимает «ответить». Анджей неожиданно хихикает, хоть и ситуация явно неподходящая для смеха.
- Алло, бабушка, со мной все в порядке! – с досадой чеканит Есения.
- Неправда! – пригвождает ее к сидению бабушкин голос. – Я чувствую, что ты в опасности! Она все ближе и ближе…
В ее голосе появляются нотки пафоса. Анджей, едва оправившийся от смеха, тут же зажимает себе рот рукой. Другой рукой он вопросительно тыкает себе в грудь, словно спрашивая «я?». Агата настораживается от его движения.
