– Слушай меня, дед Калле. Ты поедешь с нами в Ноккэм.
Он всплеснул руками, вероятно, намереваясь возразить, но Тереза ткнула его указательным пальцем в солнечное сплетение.
– И нечего мне втирать, что хочешь умереть на природе! Умрешь тут один, кто тебя хоронить будет? Соседи не заметят, небось. А зимой и их не останется. Так что увянь со своими заморочками. Поживешь зиму у нас, а летом снова на дачу приедем, и будет тебе природы, сколько душа потребует. Скажи мальцу, какие вещи хочешь с собой взять – он соберет.
Возражений она слушать не желала и другого выхода старику не оставила. Усадила его в кресло, укутала ноги пледом, и он принялся припоминать, что ему нужно из одежды и прочего, а Дени это находил и складывал в коробку. А Тереза с Маэдо пошли в сад присматривать место, где похоронить Алисанту. Калле просил, чтобы она лежала в его саду.
Ильтен привык к причудам Терезы и почти не удивился, увидев с ней на пороге господина Калле. Однако мозг попытался подобрать рациональное объяснение:
– Господин Калле решил заехать к нам в гости?
– Господин Калле будет тут жить, – безапелляционно заявила Тереза.
Старик виновато пожал плечами. Его никто не спрашивал.
– В качестве кого? – осторожно осведомился Ильтен.
– В качестве деда. – Тереза не ведала сомнений. – Вот родится у нас дочка, а дочке нужен дедушка.
Ильтен не знал, что и сказать. В Тикви редко бывало, чтобы в одном доме жили три поколения. Как правило, выросший сын отселялся, и его ребенок видел дедушку лишь во время нечастых визитов.
– Зачем ей дедушка? – задал он закономерный вопрос, не став даже спорить по поводу дочки. В дочку он не верил – слишком маловероятно. Но сейчас важно другое.
– Как это – зачем, дубина ты? Баюкать, рассказывать сказки, играться с ней. Присматривать, когда я занята.
Ильтен закатил глаза. Вот оно. Нормальные тиквийские женщины не бывают заняты ничем, кроме семьи, потому и дедушка им без надобности. А у Терезы все не как у людей!
– Садись, дед Калле. – Она подвела его к столу. – Сейчас Рино разберет твою коробку, а я чай сделаю.
Дети у Ильтенов и Хэнков родились почти одновременно, с разницей в несколько дней. Девочка Вера и мальчик Тюль. Тереза сочла имя маленького Хэнка дурацким, но – удивительное дело – не высказала этого никому, кроме Ильтена. Тюль так Тюль, не учить же их, как детей называть. В Тикви с именами полный бардак – небось, не зря они вне употребления, кроме как в семейном кругу. Несмотря на официальное правило, что имя ребенку дает отец, во многих случаях явно чувствуется влияние матерей, выросших в среде иного языка и иных понятий. А поскольку проблемы с воспроизведением начались у тиквийцев давным-давно, и инопланетные невесты уже многие века – норма, а не экзотика, странные имена ни у кого не вызывают смущения и кажутся обычными, а вовсе не странными. Одного из бандитов, пойманных при участии Терезы, звали Лёляля – мамочка сочла, что именно такое имя лучше всего подходит пацану. Так что Тюль – еще куда ни шло. Почти Тиль, а Тиль – нормальное имя.
Хэнк прояснил ситуацию, когда они отмечали рождение. Оказалось, детей он называл именами своих командиров и учителей, погибших на Т2. Тереза оценила: достойная причина. И не стала придираться к звучанию.
Ильтен был на седьмом небе от счастья. Не верил в девочку, пока доктор Нихес не поднес очевидное свидетельство к самым глазам папы. Теперь его не покидали благостные мысли о размере денежного пособия, которое вот-вот упадет на счет, и на лице не гасла улыбка. Хэнк снова завел разговор о будущем браке дочки с одним из его сыновей, чем рассердил Терезу. Но еще больше она возмутилась, когда примерно о том же заговорил Маэдо, специально приехавший из столицы их поздравить.
– Чудесная малышка, – оценил он. – Как подрастет, отдайте за меня замуж.
– Обалдел?
Тереза аж задохнулась. Схватила чашку и запустила ему в лоб. Увы, лоб почти не пострадал, а чашка разбилась.
– Выкуси! – Тереза метнула вторую чашку.
– Дорогая, мы так всех чашек лишимся. – Ильтен попытался урезонить ее. – Не из чего будет чай пить.
Маэдо выставил руки, закрывая лицо. Чашка срикошетила на ковер, вроде бы оставшись целой.
– А что, собственно, не так? – Он аккуратно выглянул из-под защиты рук. – Чем я не жених? Отлично зарабатываю, имею престижную должность. И как мужчина неплох, – заметил он. – Вы же меня хорошо знаете.
– Вот именно, – прошипела Тереза.
Все так и есть, Маэдо хороший мужик. Но это ее мужик. Какого рожна он вздумал свататься к ее дочке? И ведь, зараза, впрямь не понимает, что здесь обидного. И опасного, кстати говоря.
Благодаря мягкому вмешательству Ильтена, пригасившего накал атмосферы, никто не получил увечий. Чай допили из сохранившихся чашек. Когда Маэдо уже уходил, Тереза прижала его к стене в коридоре, вцепившись жесткими пальцами в шею.
– И думать забудь жениться на Вере, понял? Может, она вообще твоя дочь, а ты слюни развесил!
Он очень осторожно расцепил ее пальцы, потер шею. Вот проклятье, синяки ведь будут.
– Эта девочка – не моя дочь. – Он покачал головой. – Разуй глаза и посмотри на нее. Беленькая, сероглазая, кожа как бледный шелк. Это честное дитя Ильтена.
– Элеонора тоже была светленькая! – не согласилась Тереза.
– Элеонора была перерожденной ниаеннкой, – напомнил Маэдо. – Генетические закономерности там рядом не стояли. Мой ребенок будет темной масти, однозначно. Надеюсь, что будет когда-нибудь, – добавил он. – Нет никаких причин, Тереза, почему я не мог бы взять в жены твою дочь.
– Потому что мне не нравится эта идея! – буркнула она.
Но не слишком агрессивно. Слова Маэдо немного успокоили ее. Все-таки приятно сознавать, что Вера, названная по матери Ильтена, в самом деле его дочка, а не только по документам, как было с Элеонорой. Тереза не думала, что Маэдо врет или вешает лапшу на уши, не зная предмета: в генетике тут хорошо разбирались.
– Иди, – сказала она, погладив его по шее и мимолетно пожалев о следах своих пальцев. Хотя чего ему стесняться? У него нет ревнивой жены, которая могла бы заподозрить неладное, а коллеги пусть завидуют. – Приезжай как-нибудь в другое время. Более подходящее для разных занятий.
После веселого лета судьба повернулась к Дени задом. То, что в городе будет скучно, он понимал, даром что малыш. Но никак не ожидал новой напасти. Мама всегда его любила. Папа – непонятно, папу он побаивался, но в маме был уверен. И вдруг в доме появляется какая-то хнычущая мелочь, вокруг которой мама хлопочет день и ночь, а про Дени словно забыла. Обидно! Он предложил выкинуть мелочь, чтобы не мешала маме его любить. И нарвался не только на папин ремень, но и на мамины упреки.
– Как тебе не стыдно! – сказала мама. – Он же твой братик. Он маленький, хорошенький, о нем нужно заботиться.
– А я? – Ребенок растерялся. – Я тоже маленький! И хорошенький, – добавил он неуверенно.
– А ты уже большой. – Сзади от папы прилетел подзатыльник. – Не путайся у матери под ногами.
– И что мне делать?
– Ну, иди поиграй. Только тихо! Братику нужно спать.
Вот ведь засада! Как тут нормально играть, если этот дурацкий братик все время спит? А стоит его разбудить, он тут же начинает противно пищать, а ругают за это почему-то не его, а Дени. Мячик не покидаешь, прыгать нельзя, орать нельзя. Он попробовал поиграть с братиком, подергать его за ручки и ножки, так нелепое существо развопилось, а мама стала кричать на Дени. Мама! Хорошо еще, папы не было. Если уж терпеливая и ласковая мама так накинулась, папа вообще прибил бы. А ведь раньше они говорили, что с братиком можно будет играть! Врали, стало быть.
Дени считал дни до следующего лета. До того момента, когда они поедут на дачу. Там будут Ильтены, а с госпожой Ильтен не заскучаешь. Конечно, папа отпустит его на двенадцатую дачку: все равно он больше не нужен родителям, у них есть Тюль. Когда становилось совсем грустно и горько, Дени думал о будущем лете, и грусть немного отодвигалась.
И наконец оно наступило. Папа загрузил в багажник большой синей машины кучу вещей, раньше принадлежавших Дени, а теперь отобранных у него и перешедших братику. Ванночка, стульчик, кроватка – все это совсем недавно было его, а теперь ему приходится сидеть на жестком табурете и спать на раскладушке. Даже игрушки… Стоило Тюлю протянуть к чему-либо свою цепкую мелкую лапку – это нужно было отдать. Хорошо хоть, мячик оставили. И палку, с которой Дени начал упражняться под руководством госпожи Ильтен, а потом забрал домой. Маме палка не нравилась, но папа сказал: пусть пацан развлекается. Правда, добавил: разобьешь своей палкой что-нибудь – неделю сидеть не сможешь. Не солгал… К сожалению, с палкой нельзя было играть, когда братик спит и вообще когда он рядом. Но на даче Дени оторвется!
Мама, тетешкая Тюля, расположилась на заднем сиденье, а Дени впервые позволили сесть на переднее. Он смотрел на дорогу, убегающую под колеса, на залитые солнцем верхушки деревьев по обе стороны и думал, как здорово будет покататься на лодке с госпожой Ильтен. Градус настроения пополз вверх.
Естественно, на дачку номер 12 Дени побежал первым делом. Так торопился, что и мячик, и палку забыл взять. Промчался по не просохшей еще с весны просеке, пачкая сандалики грязью, толкнул кованую калитку, приветливо помахал красноглазому железному монстру…
И у самого крыльца словно споткнулся.
На крыльце стояла коляска. А в ней спала такая же мелкая хрень, как и дома.
Детский обиженный рев, донесшийся со двора, заставил Терезу отвлечься от кастрюли с супом, а Ильтена, задремавшего в кресле с журналом – распахнуть глаза и схватиться за сердце. В отличие от мужа, Тереза поняла сразу: голос не Верочкин. Дочь так орать не могла, объем легких не тот. Тем не менее крик ребенка – явный знак неблагополучия. Тереза сняла кастрюлю с плитки, от греха подальше, и устремилась на крик.
Надо же, а она и не знала, что Хэнки приехали. Их сын, изрядно подросший за зиму, ничком лежал у крыльца и плакал навзрыд, колотя кулачками по земле.
– Малыш, что с тобой? – Тереза присела рядом. – Ты ударился? Поранился?
Дени замотал головой. Проснувшаяся Вера заворочалась в коляске. Он бросил на нее взгляд, полный отчаяния, и заревел пуще прежнего.
– Э нет, так дело не пойдет. – Тереза взяла дрожащего пацана на руки, попутно ощупав косточки. Вроде никаких повреждений; с чего же обычно не унывающему мальцу так рыдать?
– У в-вас теперь вот это есть, – заикаясь, пробормотал Дени, показывая на коляску. – Я в-вам тоже больше не нужен, да?
– Что? – Тереза нахмурилась. Парень в натуральной истерике. И это «тоже больше не нужен» очень насторожило Терезу.
– Давай-ка в дом, – решила она.
Прижала тяжеленького уже ребенка покрепче и взошла на крыльцо. Дочка раскряхтелась, сон насмарку.
– Дед Калле! – позвала она. – Забери Верочку, она проснулась.
Проснулась, уловил Дени. Это существо проснулось. Из-за него. Сейчас госпожа Ильтен разозлится и прогонит его… Он зарыдал еще сильнее.
Но госпожа Ильтен не разжала руки. Отодвинула дверную занавеску, изнутри повеяло прохладой. Дени пришел в себя в глубоком мягком кресле, завернутый в одеяло, умытый, с вытертыми соплями. Госпожа Ильтен была рядом. И господин Ильтен тоже.
– Кому это ты не нужен, дружок? – спросил он мягко и серьезно.
– Никому, – всхлипнул Дени.
– Разве?
– Папе с мамой я не нужен! – выпалил он и заговорил, захлебываясь слезами: – У них теперь другой ребенок. А меня они больше не любят. Я им только мешаю возиться с этим противным Тюлем!
– Тюль твой брат, – покачала головой Тереза. – Три-четыре года назад ты был таким же маленьким и беспомощным, и они с тобой так же возились. А сейчас ты уже большой парень. Ты много знаешь и умеешь, ты храбрый, стойкий и здоровый. Неужели не потерпишь немного, пока твой брат чуть-чуть не подрастет?
– Я хотел к вам. – Дени хлюпнул носом. – Как в том году. – Слезы не переставали течь, и нос мок, оттого предложения были кратки и бессвязны. – А у вас тоже. Это вот. Я вам теперь мешаю, да?
– Чему ты можешь помешать-то? – Тереза взъерошила его вихры и вытерла нос платком.
Он засопел и покосился на Веру.
– Вот с этим возиться.
И сам осознал: что-то здесь не то. Госпожа Ильтен сидит с ним, а не хлопочет вокруг мелкого существа. Существо спокойно лежало на диване под присмотром знакомого старика с десятой дачи, шевеля ручками и ножками.
– Кто это? – пробурчал он.
– Это моя дочка.
– Дочка? – Слово оказалось незнакомым.
Тереза вздохнула. Ну конечно, в Тикви дочки – экзотика. Они даже в сказках не фигурируют, у всех отцов там либо сын-дурак, либо сын-герой.
– Дочка – это как сын. Только девочка.
– Девочка?
Ильтен строил гримасы, непонятные Терезе. Нет чтобы прямо сказать, что имеет в виду.
– Хочешь потрогать? – предложила Тереза, взяв малышку.
– А можно? – удивился он. Ему никогда не разрешали трогать Тюля.
Она засмеялась.
– Конечно, можно. Это не диковинная хрустальная поделка, Дени, это просто маленький человечек.
Он нерешительно протянул руку, прикоснулся к крошечной лапке. Лапка была теплая, вовсе не противная на ощупь, даже приятная. Кулачок сжался вокруг его пальца.
– Ух ты! – Пожатие было неожиданно сильным.
– Держится, – констатировала госпожа Ильтен. – Малыши всегда хотят держаться за тех, кто больше.
Дени тоже хотелось держаться за кого-нибудь. За папу с мамой в последнее время не получалось.
– А можно я у вас останусь? – робко спросил он и сам испугался. – Или вам тоже лишний ребенок не нужен, раз этот есть?
– Оставайся, – легко согласилась госпожа Ильтен, и замершее сердечко отпустило. – Ребенок лишним не бывает. – Слезы высохли. – Сейчас станем есть суп, – Дени даже не попытался закапризничать, суп так суп, – а потом будешь спать в саду. – Спать так спать, главное, что ей не все равно! – Но когда за тобой придут мама с папой, ты должен их слушаться и пойти с ними.
Дени хрюкнул. Они не придут. Им и без него хорошо.
– Ты им очень нужен, малыш, – проникновенно сказал господин Ильтен. – И ты, и твой брат. Он очень скоро вырастет, и вы подружитесь.
Это вряд ли, подумал Дени. Как можно подружиться с братом, которого даже трогать не дают и все время от него отгоняют? Уж скорее он подружится с ребенком Ильтенов. Вон как он его палец ухватил.
Уложив Дени спать в гамаке и покормив Верочку, Тереза дала волю эмоциям.
– Родители хреновы! – Она металась туда-сюда по нижней комнате, негодование не давало ей сидеть спокойно. – Они что, совсем безмозглые? Ладно, Хэнк дуболом, но эта-то – мать! Я сейчас пойду и морды им обоим начищу, чтоб знали!
– Тихо, Тереза, – успокаивающе проговорил Ильтен. – Не надо никого бить. Это неэтично…
– А вот так с собственным дитем обходиться – этично? Куда бы он пошел, если бы нас не было? Куда глаза глядят? Пока не нарвался бы на похитителей детей для перепродажи или вообще извращенцев каких-нибудь? – Наслушавшись историй из будней службы охраны безопасности и сама в них поучаствовав, Тереза хорошо представляла, что может ждать ребенка, обидевшегося на родителей и хлопнувшего дверью родного дома. – Я этой курице тупой все перья повыщипываю!
– Милая, в их семье госпожа Хэнк ничего не решает, – напомнил Ильтен. – Говорить надо с господином Хэнком.
Он всплеснул руками, вероятно, намереваясь возразить, но Тереза ткнула его указательным пальцем в солнечное сплетение.
– И нечего мне втирать, что хочешь умереть на природе! Умрешь тут один, кто тебя хоронить будет? Соседи не заметят, небось. А зимой и их не останется. Так что увянь со своими заморочками. Поживешь зиму у нас, а летом снова на дачу приедем, и будет тебе природы, сколько душа потребует. Скажи мальцу, какие вещи хочешь с собой взять – он соберет.
Возражений она слушать не желала и другого выхода старику не оставила. Усадила его в кресло, укутала ноги пледом, и он принялся припоминать, что ему нужно из одежды и прочего, а Дени это находил и складывал в коробку. А Тереза с Маэдо пошли в сад присматривать место, где похоронить Алисанту. Калле просил, чтобы она лежала в его саду.
Ильтен привык к причудам Терезы и почти не удивился, увидев с ней на пороге господина Калле. Однако мозг попытался подобрать рациональное объяснение:
– Господин Калле решил заехать к нам в гости?
– Господин Калле будет тут жить, – безапелляционно заявила Тереза.
Старик виновато пожал плечами. Его никто не спрашивал.
– В качестве кого? – осторожно осведомился Ильтен.
– В качестве деда. – Тереза не ведала сомнений. – Вот родится у нас дочка, а дочке нужен дедушка.
Ильтен не знал, что и сказать. В Тикви редко бывало, чтобы в одном доме жили три поколения. Как правило, выросший сын отселялся, и его ребенок видел дедушку лишь во время нечастых визитов.
– Зачем ей дедушка? – задал он закономерный вопрос, не став даже спорить по поводу дочки. В дочку он не верил – слишком маловероятно. Но сейчас важно другое.
– Как это – зачем, дубина ты? Баюкать, рассказывать сказки, играться с ней. Присматривать, когда я занята.
Ильтен закатил глаза. Вот оно. Нормальные тиквийские женщины не бывают заняты ничем, кроме семьи, потому и дедушка им без надобности. А у Терезы все не как у людей!
– Садись, дед Калле. – Она подвела его к столу. – Сейчас Рино разберет твою коробку, а я чай сделаю.
Дети у Ильтенов и Хэнков родились почти одновременно, с разницей в несколько дней. Девочка Вера и мальчик Тюль. Тереза сочла имя маленького Хэнка дурацким, но – удивительное дело – не высказала этого никому, кроме Ильтена. Тюль так Тюль, не учить же их, как детей называть. В Тикви с именами полный бардак – небось, не зря они вне употребления, кроме как в семейном кругу. Несмотря на официальное правило, что имя ребенку дает отец, во многих случаях явно чувствуется влияние матерей, выросших в среде иного языка и иных понятий. А поскольку проблемы с воспроизведением начались у тиквийцев давным-давно, и инопланетные невесты уже многие века – норма, а не экзотика, странные имена ни у кого не вызывают смущения и кажутся обычными, а вовсе не странными. Одного из бандитов, пойманных при участии Терезы, звали Лёляля – мамочка сочла, что именно такое имя лучше всего подходит пацану. Так что Тюль – еще куда ни шло. Почти Тиль, а Тиль – нормальное имя.
Хэнк прояснил ситуацию, когда они отмечали рождение. Оказалось, детей он называл именами своих командиров и учителей, погибших на Т2. Тереза оценила: достойная причина. И не стала придираться к звучанию.
Ильтен был на седьмом небе от счастья. Не верил в девочку, пока доктор Нихес не поднес очевидное свидетельство к самым глазам папы. Теперь его не покидали благостные мысли о размере денежного пособия, которое вот-вот упадет на счет, и на лице не гасла улыбка. Хэнк снова завел разговор о будущем браке дочки с одним из его сыновей, чем рассердил Терезу. Но еще больше она возмутилась, когда примерно о том же заговорил Маэдо, специально приехавший из столицы их поздравить.
– Чудесная малышка, – оценил он. – Как подрастет, отдайте за меня замуж.
– Обалдел?
Тереза аж задохнулась. Схватила чашку и запустила ему в лоб. Увы, лоб почти не пострадал, а чашка разбилась.
– Выкуси! – Тереза метнула вторую чашку.
– Дорогая, мы так всех чашек лишимся. – Ильтен попытался урезонить ее. – Не из чего будет чай пить.
Маэдо выставил руки, закрывая лицо. Чашка срикошетила на ковер, вроде бы оставшись целой.
– А что, собственно, не так? – Он аккуратно выглянул из-под защиты рук. – Чем я не жених? Отлично зарабатываю, имею престижную должность. И как мужчина неплох, – заметил он. – Вы же меня хорошо знаете.
– Вот именно, – прошипела Тереза.
Все так и есть, Маэдо хороший мужик. Но это ее мужик. Какого рожна он вздумал свататься к ее дочке? И ведь, зараза, впрямь не понимает, что здесь обидного. И опасного, кстати говоря.
Благодаря мягкому вмешательству Ильтена, пригасившего накал атмосферы, никто не получил увечий. Чай допили из сохранившихся чашек. Когда Маэдо уже уходил, Тереза прижала его к стене в коридоре, вцепившись жесткими пальцами в шею.
– И думать забудь жениться на Вере, понял? Может, она вообще твоя дочь, а ты слюни развесил!
Он очень осторожно расцепил ее пальцы, потер шею. Вот проклятье, синяки ведь будут.
– Эта девочка – не моя дочь. – Он покачал головой. – Разуй глаза и посмотри на нее. Беленькая, сероглазая, кожа как бледный шелк. Это честное дитя Ильтена.
– Элеонора тоже была светленькая! – не согласилась Тереза.
– Элеонора была перерожденной ниаеннкой, – напомнил Маэдо. – Генетические закономерности там рядом не стояли. Мой ребенок будет темной масти, однозначно. Надеюсь, что будет когда-нибудь, – добавил он. – Нет никаких причин, Тереза, почему я не мог бы взять в жены твою дочь.
– Потому что мне не нравится эта идея! – буркнула она.
Но не слишком агрессивно. Слова Маэдо немного успокоили ее. Все-таки приятно сознавать, что Вера, названная по матери Ильтена, в самом деле его дочка, а не только по документам, как было с Элеонорой. Тереза не думала, что Маэдо врет или вешает лапшу на уши, не зная предмета: в генетике тут хорошо разбирались.
– Иди, – сказала она, погладив его по шее и мимолетно пожалев о следах своих пальцев. Хотя чего ему стесняться? У него нет ревнивой жены, которая могла бы заподозрить неладное, а коллеги пусть завидуют. – Приезжай как-нибудь в другое время. Более подходящее для разных занятий.
Глава 3. Сарагетский Жук
После веселого лета судьба повернулась к Дени задом. То, что в городе будет скучно, он понимал, даром что малыш. Но никак не ожидал новой напасти. Мама всегда его любила. Папа – непонятно, папу он побаивался, но в маме был уверен. И вдруг в доме появляется какая-то хнычущая мелочь, вокруг которой мама хлопочет день и ночь, а про Дени словно забыла. Обидно! Он предложил выкинуть мелочь, чтобы не мешала маме его любить. И нарвался не только на папин ремень, но и на мамины упреки.
– Как тебе не стыдно! – сказала мама. – Он же твой братик. Он маленький, хорошенький, о нем нужно заботиться.
– А я? – Ребенок растерялся. – Я тоже маленький! И хорошенький, – добавил он неуверенно.
– А ты уже большой. – Сзади от папы прилетел подзатыльник. – Не путайся у матери под ногами.
– И что мне делать?
– Ну, иди поиграй. Только тихо! Братику нужно спать.
Вот ведь засада! Как тут нормально играть, если этот дурацкий братик все время спит? А стоит его разбудить, он тут же начинает противно пищать, а ругают за это почему-то не его, а Дени. Мячик не покидаешь, прыгать нельзя, орать нельзя. Он попробовал поиграть с братиком, подергать его за ручки и ножки, так нелепое существо развопилось, а мама стала кричать на Дени. Мама! Хорошо еще, папы не было. Если уж терпеливая и ласковая мама так накинулась, папа вообще прибил бы. А ведь раньше они говорили, что с братиком можно будет играть! Врали, стало быть.
Дени считал дни до следующего лета. До того момента, когда они поедут на дачу. Там будут Ильтены, а с госпожой Ильтен не заскучаешь. Конечно, папа отпустит его на двенадцатую дачку: все равно он больше не нужен родителям, у них есть Тюль. Когда становилось совсем грустно и горько, Дени думал о будущем лете, и грусть немного отодвигалась.
И наконец оно наступило. Папа загрузил в багажник большой синей машины кучу вещей, раньше принадлежавших Дени, а теперь отобранных у него и перешедших братику. Ванночка, стульчик, кроватка – все это совсем недавно было его, а теперь ему приходится сидеть на жестком табурете и спать на раскладушке. Даже игрушки… Стоило Тюлю протянуть к чему-либо свою цепкую мелкую лапку – это нужно было отдать. Хорошо хоть, мячик оставили. И палку, с которой Дени начал упражняться под руководством госпожи Ильтен, а потом забрал домой. Маме палка не нравилась, но папа сказал: пусть пацан развлекается. Правда, добавил: разобьешь своей палкой что-нибудь – неделю сидеть не сможешь. Не солгал… К сожалению, с палкой нельзя было играть, когда братик спит и вообще когда он рядом. Но на даче Дени оторвется!
Мама, тетешкая Тюля, расположилась на заднем сиденье, а Дени впервые позволили сесть на переднее. Он смотрел на дорогу, убегающую под колеса, на залитые солнцем верхушки деревьев по обе стороны и думал, как здорово будет покататься на лодке с госпожой Ильтен. Градус настроения пополз вверх.
Естественно, на дачку номер 12 Дени побежал первым делом. Так торопился, что и мячик, и палку забыл взять. Промчался по не просохшей еще с весны просеке, пачкая сандалики грязью, толкнул кованую калитку, приветливо помахал красноглазому железному монстру…
И у самого крыльца словно споткнулся.
На крыльце стояла коляска. А в ней спала такая же мелкая хрень, как и дома.
Детский обиженный рев, донесшийся со двора, заставил Терезу отвлечься от кастрюли с супом, а Ильтена, задремавшего в кресле с журналом – распахнуть глаза и схватиться за сердце. В отличие от мужа, Тереза поняла сразу: голос не Верочкин. Дочь так орать не могла, объем легких не тот. Тем не менее крик ребенка – явный знак неблагополучия. Тереза сняла кастрюлю с плитки, от греха подальше, и устремилась на крик.
Надо же, а она и не знала, что Хэнки приехали. Их сын, изрядно подросший за зиму, ничком лежал у крыльца и плакал навзрыд, колотя кулачками по земле.
– Малыш, что с тобой? – Тереза присела рядом. – Ты ударился? Поранился?
Дени замотал головой. Проснувшаяся Вера заворочалась в коляске. Он бросил на нее взгляд, полный отчаяния, и заревел пуще прежнего.
– Э нет, так дело не пойдет. – Тереза взяла дрожащего пацана на руки, попутно ощупав косточки. Вроде никаких повреждений; с чего же обычно не унывающему мальцу так рыдать?
– У в-вас теперь вот это есть, – заикаясь, пробормотал Дени, показывая на коляску. – Я в-вам тоже больше не нужен, да?
– Что? – Тереза нахмурилась. Парень в натуральной истерике. И это «тоже больше не нужен» очень насторожило Терезу.
– Давай-ка в дом, – решила она.
Прижала тяжеленького уже ребенка покрепче и взошла на крыльцо. Дочка раскряхтелась, сон насмарку.
– Дед Калле! – позвала она. – Забери Верочку, она проснулась.
Проснулась, уловил Дени. Это существо проснулось. Из-за него. Сейчас госпожа Ильтен разозлится и прогонит его… Он зарыдал еще сильнее.
Но госпожа Ильтен не разжала руки. Отодвинула дверную занавеску, изнутри повеяло прохладой. Дени пришел в себя в глубоком мягком кресле, завернутый в одеяло, умытый, с вытертыми соплями. Госпожа Ильтен была рядом. И господин Ильтен тоже.
– Кому это ты не нужен, дружок? – спросил он мягко и серьезно.
– Никому, – всхлипнул Дени.
– Разве?
– Папе с мамой я не нужен! – выпалил он и заговорил, захлебываясь слезами: – У них теперь другой ребенок. А меня они больше не любят. Я им только мешаю возиться с этим противным Тюлем!
– Тюль твой брат, – покачала головой Тереза. – Три-четыре года назад ты был таким же маленьким и беспомощным, и они с тобой так же возились. А сейчас ты уже большой парень. Ты много знаешь и умеешь, ты храбрый, стойкий и здоровый. Неужели не потерпишь немного, пока твой брат чуть-чуть не подрастет?
– Я хотел к вам. – Дени хлюпнул носом. – Как в том году. – Слезы не переставали течь, и нос мок, оттого предложения были кратки и бессвязны. – А у вас тоже. Это вот. Я вам теперь мешаю, да?
– Чему ты можешь помешать-то? – Тереза взъерошила его вихры и вытерла нос платком.
Он засопел и покосился на Веру.
– Вот с этим возиться.
И сам осознал: что-то здесь не то. Госпожа Ильтен сидит с ним, а не хлопочет вокруг мелкого существа. Существо спокойно лежало на диване под присмотром знакомого старика с десятой дачи, шевеля ручками и ножками.
– Кто это? – пробурчал он.
– Это моя дочка.
– Дочка? – Слово оказалось незнакомым.
Тереза вздохнула. Ну конечно, в Тикви дочки – экзотика. Они даже в сказках не фигурируют, у всех отцов там либо сын-дурак, либо сын-герой.
– Дочка – это как сын. Только девочка.
– Девочка?
Ильтен строил гримасы, непонятные Терезе. Нет чтобы прямо сказать, что имеет в виду.
– Хочешь потрогать? – предложила Тереза, взяв малышку.
– А можно? – удивился он. Ему никогда не разрешали трогать Тюля.
Она засмеялась.
– Конечно, можно. Это не диковинная хрустальная поделка, Дени, это просто маленький человечек.
Он нерешительно протянул руку, прикоснулся к крошечной лапке. Лапка была теплая, вовсе не противная на ощупь, даже приятная. Кулачок сжался вокруг его пальца.
– Ух ты! – Пожатие было неожиданно сильным.
– Держится, – констатировала госпожа Ильтен. – Малыши всегда хотят держаться за тех, кто больше.
Дени тоже хотелось держаться за кого-нибудь. За папу с мамой в последнее время не получалось.
– А можно я у вас останусь? – робко спросил он и сам испугался. – Или вам тоже лишний ребенок не нужен, раз этот есть?
– Оставайся, – легко согласилась госпожа Ильтен, и замершее сердечко отпустило. – Ребенок лишним не бывает. – Слезы высохли. – Сейчас станем есть суп, – Дени даже не попытался закапризничать, суп так суп, – а потом будешь спать в саду. – Спать так спать, главное, что ей не все равно! – Но когда за тобой придут мама с папой, ты должен их слушаться и пойти с ними.
Дени хрюкнул. Они не придут. Им и без него хорошо.
– Ты им очень нужен, малыш, – проникновенно сказал господин Ильтен. – И ты, и твой брат. Он очень скоро вырастет, и вы подружитесь.
Это вряд ли, подумал Дени. Как можно подружиться с братом, которого даже трогать не дают и все время от него отгоняют? Уж скорее он подружится с ребенком Ильтенов. Вон как он его палец ухватил.
Уложив Дени спать в гамаке и покормив Верочку, Тереза дала волю эмоциям.
– Родители хреновы! – Она металась туда-сюда по нижней комнате, негодование не давало ей сидеть спокойно. – Они что, совсем безмозглые? Ладно, Хэнк дуболом, но эта-то – мать! Я сейчас пойду и морды им обоим начищу, чтоб знали!
– Тихо, Тереза, – успокаивающе проговорил Ильтен. – Не надо никого бить. Это неэтично…
– А вот так с собственным дитем обходиться – этично? Куда бы он пошел, если бы нас не было? Куда глаза глядят? Пока не нарвался бы на похитителей детей для перепродажи или вообще извращенцев каких-нибудь? – Наслушавшись историй из будней службы охраны безопасности и сама в них поучаствовав, Тереза хорошо представляла, что может ждать ребенка, обидевшегося на родителей и хлопнувшего дверью родного дома. – Я этой курице тупой все перья повыщипываю!
– Милая, в их семье госпожа Хэнк ничего не решает, – напомнил Ильтен. – Говорить надо с господином Хэнком.
