– Планы? – оживляется Анна, – Какие планы?
– Та так, халтурку предложили, – протягиваю я. Умение лгать никогда не было моей сильной стороной. – По мелочи.
– Да? Здорово! И на какую тему?
– Э… – протягиваю я, пытаясь быстро найти нужные слова, – заказчик вечером обещал прислать точную формулировку
– А примерно? Или, – в голос Анны прокрадывается ехидство, – Или тот же самый заказчик что в прошлый раз? И в позапрошлый? Тот самый, что никак не выпустит тебя из четырех стен?
– Все нормально, Ань.
– Нормально? – неожиданно Анна замолкает, словно натыкаясь на что-то. И продолжает уже без всякой выразительности: – ну если для тебя проводить время с воображаемым мертвым парнем вместо общества лучшей подруги – нормально, то я умываю руки. Если вдруг захочешь пообщаться – ты знаешь мой номер. Пока.
Короткие гудки прерывают любые мои возражения и комментарии.
**
Я возвращаюсь в гостиную. Фильм по-прежнему на паузе, но его в комнате уже нет – вместо этого слышится шум спускаемой воды в туалете.
Я смотрю на пустую кружку из-под кофе с молоком, на который у меня аллергия. На примятое кресло. На лежащие на полу носки.
И возвращаюсь в кресло, заворачиваясь в плед, ожидая, пока он вернется и опять займет место на диване. Фильм стоит досмотреть вместе – может он увидит в нем то, что не увижу я.
Едва ли конечно – ведь он делает и будет делать только то, к чему привык. Я уже выяснила это – за прошедшие десять месяцев и одиннадцать дней. Туже сядет, там же ляжет, туда же положит носки. Даже руки, я думаю, он будет мыть так же, как и раньше – не жалея мыла ни на ладони, ни на запястья и жмурясь, словно довольный кот, от удовольствия в процессе.
Он – вовсе не воображаемый, а вполне даже реальный друг.
А то что мертвый… что ж, у каждого свои недостатки.
Белое Пламя
Довольно старый рассказ, которым давно хотелось поделиться)
Путь к поселению оказался намного длиннее, чем Лекс рассчитывал. За проведшие часы потрёпанная куртка и добротные, хотя и не раз штопаные штаны отяжелели от влаги, беспрерывным потоком извергавшейся с посеревших небес. Видавшие виды сапоги пока стойко держались, хотя и оказались заляпанными грязью от подошвы до голенища. Капли дождя промочили волосы до корней и теперь спокойно стекали за шиворот, ниспадая с уже начавшей седеть русой гривы. Капюшона Лекс не носил – в Акервейдских лесах было слишком опасно даже в такие ненастные дни поздней осени, когда не только порядочные крестьяне, но и всякого рода отребья вроде бандитов прятались по своим домам и логовам, так что сухость головы пришлось принести в жертву хорошему обзору. Да и от такого количества влаги с небес уложенный ныне в дорожной сумку простой шерстиной шаперон все равно бы не спас.
Вещи в заплечном мешке наверняка вымокли, но Лекс уже давно перестал беспокоиться о таких мелочах походной жизни. Сейчас единственное, что его волновало – это далекий, слабый, но все же отчетливый гнилостный запах присутствия зла. Почему Фотий именно таким способом давал понять смертному о тех, чьи души необходимо было очистить, Лекс не знал. Знал только что Он никогда не ошибается.
На таком расстоянии было совершенно неясно даже точное направление поиска, так что стоило просто продолжать путь.
Едва не сверзившись с хлипкого бревенчатого моста в холодную воду горной Сивенны Лекс пробормотал очередное ругательство.
Лесная Крепость некогда были довольно оживленным местом, по крайней мере, если верить записям в Центральной Библиотеке Этерна. Чуть больше чем полвека назад поселение имело статус небольшого городка со своим бургомистром, главой стражи и даже отдельным представительством Палаты Счетов. Но после того как внезапно налетевший Ветер разнес половину города в щепки, а не успевших убраться с пути жителей превратил невесть во что, былого величия городок уже не вернул. Местные кое-как загнали бывших сограждан туда, откуда те выползли, или вовсе отправили их души на милость Апросопу, но на том их усилия и исчерпались. Немногие хотели жить в постоянном страхе перед повторением катастрофы. Мало кто желал, просыпаясь, видеть искаженные, перекрученные камни построек и слышать утробные звуки, доносившиеся по полнолуниям из заколоченных домов. Не было любителей раз за разом слушать истории о изменившихся до неузнаваемости людях, запертых в подвалах собственных жилищ и медленно теряющих всякое сходство с разумными двуногими под гнетом собственного безумия и влиянием дикой магии, и знать, что речь идет о собственных соседях.
Горожане бежали. Кто в страхе и ужасе, кто – размеренно, подготовившись и собрав все необходимое. Но результат был один – некогда немаленький городок с населением не меньше чем в полдюжины тысяч человек сегодня с трудом дотягивал до звания крупной деревни. Жили здесь или немощные старики, наотрез отказавшиеся бросать с таким трудом отвоеванные у изменившихся дома, или бедняки, не имевшие ни средств к существованию, ни храбрости для поиска своего места за пределами поселения. Жили в Лесной крепости и те немногие исследователи Ветра, которые хотели изучить его влияние на мир в этом месте, и с пару десятков охотников и трапперов, вовсю пользующихся непролазностью окрестных лесов, богатых добычей и неприветливых к чужакам. Жили в Лесной Крепости уединенно и замкнуто, выбираясь лишь в дни Ярмарки в Этерну и обменивая добытые шкуры на другие товары у приезжавших сюда немногочисленных торговцев. И именно в это проклятое высшими силами места вел Лекса тихий, но явственный зов Фотия.
Солнце уже начало подбираться к горизонту, когда неуловимый запах разложения сменил направление и все отчетливее начал раздаваться в стороне от тракта. Лекс досадливо поморщился, понимая, что вскорости придется свернуть с хоть изрядно размытой, но все же когда-то мощеной дороги в хоть и по-осеннему голые, но все еще довольно цепкие заросли кустарника, весьма плотно заполонившие все пространство подлеска. Благо, стоило пройти совсем рядом с обочиной с десяток шагов в поисках сколь-либо небольшого просвета в переплетении жестких ветвей, как Фотий смилостивился над своим слугой и явил пусть и узкую, но хорошо расчищенную тропку, ведущую куда-то вглубь леса. Именно туда, откуда доносился гнилостный запах.
Лекс медленно осмотрелся по сторонам. Ничего и никого по обе видимые стороны лесного тракта. Один только шум дождя да шелест тех немногих листьев, что ее не успели еще опасть и перегнить, вовлекаясь в вечный круговорот лесной жизни.
Он для пробы нащупал на поясе рукоять широкого кинжала, хорошо сбалансированного для метания, и нашел ее на нужном месте. Предосторожность не помешает. Лекс прислушался к собственным ощущениям. Цель была определенно не слишком далеко. Он расстегнул пряжки на заплечной перевязи и отточенным движением снял висевшие на спине ножны, позволяя левой руке ощутить привычный вес оружия. Застегнул пряжку вновь и смотал ремешок, обвивая его вокруг простого, но добротного вместилища для клинка. Никаких любимых позерами всех континентов украшений, только вырезанный с не великим искусством, но с большим жаром души знак огня. Ремешок добрых намерений Лекс никогда не носил. От сильной руки, выхватывающей клинок он все равно не спасет, а вот помешать в сражении с чудовищами, ходившими по земле, может. Пока рано было доставать клинок, но все же стоило нести ножны с ним в руке, а не за спиной. Как показывал опыт, иногда даже этого уже достаточно, чтобы мелкие бандиты и слабовольные глупцы, очарованные искушениями, сдались без боя.
Лекс еще раз обернулся, вновь не обнаружил никого на дороге, и, мысленно попросив Фотия о милости, неслышно нырнул вглубь леса. По узкой тропинке он шел почти неслышно. Шаги заглушал шум дождя, а кожаная кираса и наручи не издавали ни шуршания, ни позвякивания.
Он успел углубиться в лес на добрых четыре сотни шагов, пока не услышал то, что рано или поздно должен был услышать. Запах падали к тому моменту стал уже почти невыносимым. Острое ухо Лекса различило полные боли крики почти одновременно с тем, как его глаз разглядел поляну, скрытую ветвями орешника, на которой явно находилось что-то каменное. Он убыстрил шаг, все еще стараясь не шуметь. При том ступать приходилось вдвое осторожнее.
- Отпустите. Отпустите ее! Убейте меня! Неееет!!! – приглушенные полные боли крики мужчины перешли в нечленораздельные затихающие стенания, уже не прорывавшиеся сквозь пелену сплетенных ветвей.
Голос шел откуда-то с глубины поляны.
Лекс подкрался еще ближе, продолжая следовать по тропинке. Путь привел его к самому краю полянки, на которой находилась старое, полуразрушенное, но все еще неожиданно массивное каменное строение, похожее на остатки первого этажа давней сторожевой крепости. Именно оттуда доносились невнятные вопли, перемежаемые проклятиям, звуками удара и гортанными ругательствами. Но важнее всего были произносимые жёстким чуждым южным говором слова древнего ритуала, от которых Лекс на миг замер, как гончая, впервые за много лет почуявшая некогда упущенную добычу.
Благодарю владыка, за указанный путь.
Он скинул заплечный мешок под сень ближайшего дерева и пошел вперед, больше не таясь и не скрываясь. Не было больше нужды скрываться. Вместо путника с мечом в ножнах Лекс в мгновение ока стал служителем Очищающего Белого Пламени, судьей и палачом, вынесшим свой приговор давным-давно и теперь с неумолимой силой приводивший его в исполнение. Немезида в человеческом обличье. Он чувствовал, как в самом центре груди медленно, но верно разгоралась мучительно-болезненное пламя, некогда подарившее ему настоящую, подлинную жизнь. Он не пытался сдержать рвущуюся наружу силу, принимая и впитывая идущую с энергией боль старых ожогов, никогда не заживавших до конца.
Усиливавшийся дождь не мог заглушить это разгорающееся внутри пламя, даже будь он южным яростным ливнем сезона штормов.
Первым заметил приближающегося чужака с мечом в руках оставшийся на часах мальчишка с едва начавшими расти усами из тех, кто приходит в плохие компании из жажды приключений и желания доказать всем вокруг свою взрослость. Юнец, которому было едва только впору жениться, предпочел не тихую жизнь семьянина, возделывание полей и утехи в кабаках, а служение тем, кто обещал силы и мудрость взамен на пару услуг. За что сейчас ему и предстояло расплатиться.
Брошенный кинжал пробил живот юноши насквозь, отбросив потерявшее равновесие и захлебывающееся в крике тело.
На вопль мальчишки из дверей как по команде высыпали еще трое. Все как на подбор – поджарые, хорошо сложенные, при оружии. Самый богато одетый из них, чьи волосы тронула седина, держал в одной руке меч, а в другой – короткий посох с навершием из конского черепа, второй ухватил массивный топор с широким лезвием, а третий сжимал в руках тяжелый клинок из тех, что способен пробить доспех и тело за ним одним ударом.
Лекс не стал ждать, пока они сообразят, что к чему, и кинулся вперед. Даже для подготовленного бойца трое противников были смертельной угрозой. Для обычного воина, разумеется. Но не для Пламени в человеческом обличии.
Лекс одним слитым движением увернулся от опускающегося топора первого бойца в прочном чешуйчатом доспехе и не теряя скорости отвесил мощнейший удар в шею его товарищу. Тот успел в последний момент подставить свой меч, но не самый крепкий клинок не выдержал столкновения и раскололся. Лекс коротким обратным движением разрубил обезоруженного врага едва ли не пополам, пройдясь наискось от бедра до ключицы. Оточенная морикийская сталь рассекла кости так же легко, как мышцы, и кожу. А может дело было и вовсе не в стали, а в белом пламени, вспыхнувшем невероятной яркости светом под серым небом отдаленного уголка Акервейдских лесов. Шаг назад – и топор вновь проноситься мимо. Выпад – и враг отшатывается от неумолимо приближающегося меча ловким движением. Но Лексу ровно того и надо. Обманный прием превращает из выпад в короткий, почти без замаха, рубящий удар. Клинок, вновь вспыхивающий ярким светом, достает незакрытую броней шею, смешивая с каплями дождя брызги крови.
Седовласый остается один. Посох с черепом взмывает воздух, и черная молния чужеродной магии несется к Лексу. Но Фотий хранит своих служителей. Белый огонь на краткий болезненный миг овивает тело служителя Пламени, и черная сила рассыпается сотней искр, так и не дойдя до цели. Лекс прыгает вперед и в два выверенных тяжелых удара пробивает защиту колдуна, отправляя и его душу в великое очищающее пламя. Клинок на миг вспыхивает все там же белым светом, прорываясь через магическую защиту, и с легкостью лишает отродье тьмы сначала руки с посохом, а потом и головы.
На миг на поляне устанавливается тишина, нарушаемая только шумом дождя и чьими-то тихими всхлипами.
Лекс медленно озирается в поисках оставшихся врагов. Пламя в его жилах все также мучительно горит, не утихая, и кажется, только разгораясь сильнее и сильнее. Но никого больше нет – с оружием в руках.
Значит, Фотию все еще нужна его рука, но теперь для иного дела.
Лекс входит в разгромленный шайкой колдунов дом, краем глаза отмечая валяющиеся на полу шлема вперемешку с разбитыми глиняными бутылками и наполовину высушенными шкурами. В дальнем углу, привязанный к потолочной балке за запястья, висит голый, окровавленной и избитый человек, чье тело размалёвано знакомыми рунами. У его ног скорчилась хрупкая фигурка, скрытая под грязной тканью.
Лекс медленно приближается к человеку. Его меч, порытый кровью до самой крестовины, все еще обнажен. Слишком хорошо он знает, что именно пытался сотворить колдун.
Висящий мужчина медленно поднимает голову, рассматривая вошедшего. Его тело кроме рун покрывают синяки и ссадины, нос сломан, а глаза заплыли, превратившись в узкие щелочки.
Лекс брезгливо морщится, движением кончика клинка размыкая видимый только ему узор. Избитый человек, теперь в исступлении что-то твердящий сорванным голосом ему совершенно не интересен. В отличии от фигуры у его ног.
Пламя медленно приближается, держа наготове клинок. В тишине можно различить шепот шепот-хрип пленника, которые пытается как-то избавиться от веревок.
- Только не ее, только не ее…
Лекс медленно, очень медленно опускается на одно колено. Он кожей чувствует тошнотворный запах зла, разливающейся здесь. Зла, чьим якорем выбран этот свернувшийся под грязным одеялом в попытках спрятаться от жестокого мира ребенок.
Фотий благосклонен. Он всегда оставляет выбор и готов и поддержать огнем очищение даже самой безвинной души, после чего той будет дарован путь в светлый мир, и дать силы на изгнание зла, пусть последнее и не всегда удается.
Лекс знает, что его спаситель и владетель его души одобрит любое решение. Но Пламя уже сделал выбор, пусть он и приведет рано или поздно в бесконечную и заслуженную тьму. Служитель Огня медленно убирает одеяло и опускает руку на тело свернувшегося под ним ребенка с грязными черными волосами. Тело ребенка, покрытое черными, уже почти до конца проявившимися рунами завершенного призыва.
Он медленно, словно нараспев, читает слова, лишенные давным-давно всякого смысла. Значение имеет один лишь огонь, разгорающийся внутри и пожирающий тело. Огонь, срывающийся с ладони и окутывающий ребенка под хрипящие протесты отца.
– Та так, халтурку предложили, – протягиваю я. Умение лгать никогда не было моей сильной стороной. – По мелочи.
– Да? Здорово! И на какую тему?
– Э… – протягиваю я, пытаясь быстро найти нужные слова, – заказчик вечером обещал прислать точную формулировку
– А примерно? Или, – в голос Анны прокрадывается ехидство, – Или тот же самый заказчик что в прошлый раз? И в позапрошлый? Тот самый, что никак не выпустит тебя из четырех стен?
– Все нормально, Ань.
– Нормально? – неожиданно Анна замолкает, словно натыкаясь на что-то. И продолжает уже без всякой выразительности: – ну если для тебя проводить время с воображаемым мертвым парнем вместо общества лучшей подруги – нормально, то я умываю руки. Если вдруг захочешь пообщаться – ты знаешь мой номер. Пока.
Короткие гудки прерывают любые мои возражения и комментарии.
**
Я возвращаюсь в гостиную. Фильм по-прежнему на паузе, но его в комнате уже нет – вместо этого слышится шум спускаемой воды в туалете.
Я смотрю на пустую кружку из-под кофе с молоком, на который у меня аллергия. На примятое кресло. На лежащие на полу носки.
И возвращаюсь в кресло, заворачиваясь в плед, ожидая, пока он вернется и опять займет место на диване. Фильм стоит досмотреть вместе – может он увидит в нем то, что не увижу я.
Едва ли конечно – ведь он делает и будет делать только то, к чему привык. Я уже выяснила это – за прошедшие десять месяцев и одиннадцать дней. Туже сядет, там же ляжет, туда же положит носки. Даже руки, я думаю, он будет мыть так же, как и раньше – не жалея мыла ни на ладони, ни на запястья и жмурясь, словно довольный кот, от удовольствия в процессе.
Он – вовсе не воображаемый, а вполне даже реальный друг.
А то что мертвый… что ж, у каждого свои недостатки.
Глава 28. Белое Пламя
Белое Пламя
Довольно старый рассказ, которым давно хотелось поделиться)
Путь к поселению оказался намного длиннее, чем Лекс рассчитывал. За проведшие часы потрёпанная куртка и добротные, хотя и не раз штопаные штаны отяжелели от влаги, беспрерывным потоком извергавшейся с посеревших небес. Видавшие виды сапоги пока стойко держались, хотя и оказались заляпанными грязью от подошвы до голенища. Капли дождя промочили волосы до корней и теперь спокойно стекали за шиворот, ниспадая с уже начавшей седеть русой гривы. Капюшона Лекс не носил – в Акервейдских лесах было слишком опасно даже в такие ненастные дни поздней осени, когда не только порядочные крестьяне, но и всякого рода отребья вроде бандитов прятались по своим домам и логовам, так что сухость головы пришлось принести в жертву хорошему обзору. Да и от такого количества влаги с небес уложенный ныне в дорожной сумку простой шерстиной шаперон все равно бы не спас.
Вещи в заплечном мешке наверняка вымокли, но Лекс уже давно перестал беспокоиться о таких мелочах походной жизни. Сейчас единственное, что его волновало – это далекий, слабый, но все же отчетливый гнилостный запах присутствия зла. Почему Фотий именно таким способом давал понять смертному о тех, чьи души необходимо было очистить, Лекс не знал. Знал только что Он никогда не ошибается.
На таком расстоянии было совершенно неясно даже точное направление поиска, так что стоило просто продолжать путь.
Едва не сверзившись с хлипкого бревенчатого моста в холодную воду горной Сивенны Лекс пробормотал очередное ругательство.
Лесная Крепость некогда были довольно оживленным местом, по крайней мере, если верить записям в Центральной Библиотеке Этерна. Чуть больше чем полвека назад поселение имело статус небольшого городка со своим бургомистром, главой стражи и даже отдельным представительством Палаты Счетов. Но после того как внезапно налетевший Ветер разнес половину города в щепки, а не успевших убраться с пути жителей превратил невесть во что, былого величия городок уже не вернул. Местные кое-как загнали бывших сограждан туда, откуда те выползли, или вовсе отправили их души на милость Апросопу, но на том их усилия и исчерпались. Немногие хотели жить в постоянном страхе перед повторением катастрофы. Мало кто желал, просыпаясь, видеть искаженные, перекрученные камни построек и слышать утробные звуки, доносившиеся по полнолуниям из заколоченных домов. Не было любителей раз за разом слушать истории о изменившихся до неузнаваемости людях, запертых в подвалах собственных жилищ и медленно теряющих всякое сходство с разумными двуногими под гнетом собственного безумия и влиянием дикой магии, и знать, что речь идет о собственных соседях.
Горожане бежали. Кто в страхе и ужасе, кто – размеренно, подготовившись и собрав все необходимое. Но результат был один – некогда немаленький городок с населением не меньше чем в полдюжины тысяч человек сегодня с трудом дотягивал до звания крупной деревни. Жили здесь или немощные старики, наотрез отказавшиеся бросать с таким трудом отвоеванные у изменившихся дома, или бедняки, не имевшие ни средств к существованию, ни храбрости для поиска своего места за пределами поселения. Жили в Лесной крепости и те немногие исследователи Ветра, которые хотели изучить его влияние на мир в этом месте, и с пару десятков охотников и трапперов, вовсю пользующихся непролазностью окрестных лесов, богатых добычей и неприветливых к чужакам. Жили в Лесной Крепости уединенно и замкнуто, выбираясь лишь в дни Ярмарки в Этерну и обменивая добытые шкуры на другие товары у приезжавших сюда немногочисленных торговцев. И именно в это проклятое высшими силами места вел Лекса тихий, но явственный зов Фотия.
Солнце уже начало подбираться к горизонту, когда неуловимый запах разложения сменил направление и все отчетливее начал раздаваться в стороне от тракта. Лекс досадливо поморщился, понимая, что вскорости придется свернуть с хоть изрядно размытой, но все же когда-то мощеной дороги в хоть и по-осеннему голые, но все еще довольно цепкие заросли кустарника, весьма плотно заполонившие все пространство подлеска. Благо, стоило пройти совсем рядом с обочиной с десяток шагов в поисках сколь-либо небольшого просвета в переплетении жестких ветвей, как Фотий смилостивился над своим слугой и явил пусть и узкую, но хорошо расчищенную тропку, ведущую куда-то вглубь леса. Именно туда, откуда доносился гнилостный запах.
Лекс медленно осмотрелся по сторонам. Ничего и никого по обе видимые стороны лесного тракта. Один только шум дождя да шелест тех немногих листьев, что ее не успели еще опасть и перегнить, вовлекаясь в вечный круговорот лесной жизни.
Он для пробы нащупал на поясе рукоять широкого кинжала, хорошо сбалансированного для метания, и нашел ее на нужном месте. Предосторожность не помешает. Лекс прислушался к собственным ощущениям. Цель была определенно не слишком далеко. Он расстегнул пряжки на заплечной перевязи и отточенным движением снял висевшие на спине ножны, позволяя левой руке ощутить привычный вес оружия. Застегнул пряжку вновь и смотал ремешок, обвивая его вокруг простого, но добротного вместилища для клинка. Никаких любимых позерами всех континентов украшений, только вырезанный с не великим искусством, но с большим жаром души знак огня. Ремешок добрых намерений Лекс никогда не носил. От сильной руки, выхватывающей клинок он все равно не спасет, а вот помешать в сражении с чудовищами, ходившими по земле, может. Пока рано было доставать клинок, но все же стоило нести ножны с ним в руке, а не за спиной. Как показывал опыт, иногда даже этого уже достаточно, чтобы мелкие бандиты и слабовольные глупцы, очарованные искушениями, сдались без боя.
Лекс еще раз обернулся, вновь не обнаружил никого на дороге, и, мысленно попросив Фотия о милости, неслышно нырнул вглубь леса. По узкой тропинке он шел почти неслышно. Шаги заглушал шум дождя, а кожаная кираса и наручи не издавали ни шуршания, ни позвякивания.
Он успел углубиться в лес на добрых четыре сотни шагов, пока не услышал то, что рано или поздно должен был услышать. Запах падали к тому моменту стал уже почти невыносимым. Острое ухо Лекса различило полные боли крики почти одновременно с тем, как его глаз разглядел поляну, скрытую ветвями орешника, на которой явно находилось что-то каменное. Он убыстрил шаг, все еще стараясь не шуметь. При том ступать приходилось вдвое осторожнее.
- Отпустите. Отпустите ее! Убейте меня! Неееет!!! – приглушенные полные боли крики мужчины перешли в нечленораздельные затихающие стенания, уже не прорывавшиеся сквозь пелену сплетенных ветвей.
Голос шел откуда-то с глубины поляны.
Лекс подкрался еще ближе, продолжая следовать по тропинке. Путь привел его к самому краю полянки, на которой находилась старое, полуразрушенное, но все еще неожиданно массивное каменное строение, похожее на остатки первого этажа давней сторожевой крепости. Именно оттуда доносились невнятные вопли, перемежаемые проклятиям, звуками удара и гортанными ругательствами. Но важнее всего были произносимые жёстким чуждым южным говором слова древнего ритуала, от которых Лекс на миг замер, как гончая, впервые за много лет почуявшая некогда упущенную добычу.
Благодарю владыка, за указанный путь.
Он скинул заплечный мешок под сень ближайшего дерева и пошел вперед, больше не таясь и не скрываясь. Не было больше нужды скрываться. Вместо путника с мечом в ножнах Лекс в мгновение ока стал служителем Очищающего Белого Пламени, судьей и палачом, вынесшим свой приговор давным-давно и теперь с неумолимой силой приводивший его в исполнение. Немезида в человеческом обличье. Он чувствовал, как в самом центре груди медленно, но верно разгоралась мучительно-болезненное пламя, некогда подарившее ему настоящую, подлинную жизнь. Он не пытался сдержать рвущуюся наружу силу, принимая и впитывая идущую с энергией боль старых ожогов, никогда не заживавших до конца.
Усиливавшийся дождь не мог заглушить это разгорающееся внутри пламя, даже будь он южным яростным ливнем сезона штормов.
Первым заметил приближающегося чужака с мечом в руках оставшийся на часах мальчишка с едва начавшими расти усами из тех, кто приходит в плохие компании из жажды приключений и желания доказать всем вокруг свою взрослость. Юнец, которому было едва только впору жениться, предпочел не тихую жизнь семьянина, возделывание полей и утехи в кабаках, а служение тем, кто обещал силы и мудрость взамен на пару услуг. За что сейчас ему и предстояло расплатиться.
Брошенный кинжал пробил живот юноши насквозь, отбросив потерявшее равновесие и захлебывающееся в крике тело.
На вопль мальчишки из дверей как по команде высыпали еще трое. Все как на подбор – поджарые, хорошо сложенные, при оружии. Самый богато одетый из них, чьи волосы тронула седина, держал в одной руке меч, а в другой – короткий посох с навершием из конского черепа, второй ухватил массивный топор с широким лезвием, а третий сжимал в руках тяжелый клинок из тех, что способен пробить доспех и тело за ним одним ударом.
Лекс не стал ждать, пока они сообразят, что к чему, и кинулся вперед. Даже для подготовленного бойца трое противников были смертельной угрозой. Для обычного воина, разумеется. Но не для Пламени в человеческом обличии.
Лекс одним слитым движением увернулся от опускающегося топора первого бойца в прочном чешуйчатом доспехе и не теряя скорости отвесил мощнейший удар в шею его товарищу. Тот успел в последний момент подставить свой меч, но не самый крепкий клинок не выдержал столкновения и раскололся. Лекс коротким обратным движением разрубил обезоруженного врага едва ли не пополам, пройдясь наискось от бедра до ключицы. Оточенная морикийская сталь рассекла кости так же легко, как мышцы, и кожу. А может дело было и вовсе не в стали, а в белом пламени, вспыхнувшем невероятной яркости светом под серым небом отдаленного уголка Акервейдских лесов. Шаг назад – и топор вновь проноситься мимо. Выпад – и враг отшатывается от неумолимо приближающегося меча ловким движением. Но Лексу ровно того и надо. Обманный прием превращает из выпад в короткий, почти без замаха, рубящий удар. Клинок, вновь вспыхивающий ярким светом, достает незакрытую броней шею, смешивая с каплями дождя брызги крови.
Седовласый остается один. Посох с черепом взмывает воздух, и черная молния чужеродной магии несется к Лексу. Но Фотий хранит своих служителей. Белый огонь на краткий болезненный миг овивает тело служителя Пламени, и черная сила рассыпается сотней искр, так и не дойдя до цели. Лекс прыгает вперед и в два выверенных тяжелых удара пробивает защиту колдуна, отправляя и его душу в великое очищающее пламя. Клинок на миг вспыхивает все там же белым светом, прорываясь через магическую защиту, и с легкостью лишает отродье тьмы сначала руки с посохом, а потом и головы.
На миг на поляне устанавливается тишина, нарушаемая только шумом дождя и чьими-то тихими всхлипами.
Лекс медленно озирается в поисках оставшихся врагов. Пламя в его жилах все также мучительно горит, не утихая, и кажется, только разгораясь сильнее и сильнее. Но никого больше нет – с оружием в руках.
Значит, Фотию все еще нужна его рука, но теперь для иного дела.
Лекс входит в разгромленный шайкой колдунов дом, краем глаза отмечая валяющиеся на полу шлема вперемешку с разбитыми глиняными бутылками и наполовину высушенными шкурами. В дальнем углу, привязанный к потолочной балке за запястья, висит голый, окровавленной и избитый человек, чье тело размалёвано знакомыми рунами. У его ног скорчилась хрупкая фигурка, скрытая под грязной тканью.
Лекс медленно приближается к человеку. Его меч, порытый кровью до самой крестовины, все еще обнажен. Слишком хорошо он знает, что именно пытался сотворить колдун.
Висящий мужчина медленно поднимает голову, рассматривая вошедшего. Его тело кроме рун покрывают синяки и ссадины, нос сломан, а глаза заплыли, превратившись в узкие щелочки.
Лекс брезгливо морщится, движением кончика клинка размыкая видимый только ему узор. Избитый человек, теперь в исступлении что-то твердящий сорванным голосом ему совершенно не интересен. В отличии от фигуры у его ног.
Пламя медленно приближается, держа наготове клинок. В тишине можно различить шепот шепот-хрип пленника, которые пытается как-то избавиться от веревок.
- Только не ее, только не ее…
Лекс медленно, очень медленно опускается на одно колено. Он кожей чувствует тошнотворный запах зла, разливающейся здесь. Зла, чьим якорем выбран этот свернувшийся под грязным одеялом в попытках спрятаться от жестокого мира ребенок.
Фотий благосклонен. Он всегда оставляет выбор и готов и поддержать огнем очищение даже самой безвинной души, после чего той будет дарован путь в светлый мир, и дать силы на изгнание зла, пусть последнее и не всегда удается.
Лекс знает, что его спаситель и владетель его души одобрит любое решение. Но Пламя уже сделал выбор, пусть он и приведет рано или поздно в бесконечную и заслуженную тьму. Служитель Огня медленно убирает одеяло и опускает руку на тело свернувшегося под ним ребенка с грязными черными волосами. Тело ребенка, покрытое черными, уже почти до конца проявившимися рунами завершенного призыва.
Он медленно, словно нараспев, читает слова, лишенные давным-давно всякого смысла. Значение имеет один лишь огонь, разгорающийся внутри и пожирающий тело. Огонь, срывающийся с ладони и окутывающий ребенка под хрипящие протесты отца.
