Вот такой вот простой обмен: дом на обещание передать на рассмотрение широкой публики литературный, и, судя по всему, автобиографический, труд. Разумеется, я ответила согласием, и сделка была совершена. Сама мисс Валери, насколько я могла судить, собиралась провести остаток жизни со своими изысканиями и монографиями где-то на лоне природы, кажется, вовсе в каком-то бунгало на краю моря без всяких дверей. Денег за свою скромную, пожалуй, по сегодняшним меркам, карьеру, начавшуюся во времена, когда женщина-доктор была для многих не знающей свое место в мире выскочкой, Валери все же заработала достаточно для удовлетворения собственных нужд.
Ни на каком общении Белл не настаивала, да и я, несмотря на мой интерес к столь необычной родственнице, не стремилась к более тесному взаимодействию с Валери. Мы были из разных эпох и разных миров, и каждой было комфортнее поддерживать расстояние между нами.
Студенческая юность прошла беззаботно во многом благодаря отсутствию необходимости искать свой угол. Без удушающей аренды и процентов по кредитам я вовсю наслаждалась жизнью в столь нежном возрасте, и за это бехмерно благодарна Белл.
Теперь же, после того как на восемьдесят пятом году жизни Валери Белл не стало, пришло время платить по счетам. И делаю я это с превеликой неохотой. Не потому что мне не достает средств на правку и издание рукописи, которая на деле является выдержкой из личного дневника, который Белл вела где-то после своего тридцатилетия, а потому, что мне недостает уверенности в том, что миру стоит знать некоторые тайны, скрытые за занавесом, отделяющим рациональное от природного, дремучего и первозданного, не вписывающегося ни в какие рамки и представления современного образованного человека о сути вещей.
Как оказалось, в молодости Валери сотрудничала со знаменитым агентством Пинкертона, после того как в течение нескольких лет работала с алиенистами в Нью-Йорке. Увы, даже после столь блистательного опыта получить сколь-либо приличную должность в больнице у моей родственницы сразу после переезда в Бостон не вышло, и она согласилась на скромное жалование помощницы в сыскном агентстве, работая в основном с составлением описания характеров и склонностей людей после бесед и наблюдений за ними. Она редко выезжала на места происшествий вместе с остальными сотрудниками, но все же это иногда случалось, и один такой случай и был описан в документах, которые мне нужно было опубликовать, и которые я и привожу ниже.
Ознакомившись со страницами, заполненными ровным убористым почерком, я долго сомневалась, стоит ли делать предписанное старым договором. Денег у меня достаточно, и дом я могу купить себе и сама, а вот порочить репутацию известной в своем деле ученой все же кажется опрометчивым поступком. Но, подумав, я все же решила поступить по совести, когда узнала, что на предстоящем аукционе некий археолог собирается выставлять найденную в древнем кургане диковину в виде янтарного куба с пластинкой, покрытой непонятными надписями. Быть может, это совпадение, но теперь я просто обязана выполнить свою часть сделки, отдавая дань не то необыкновенному совпадению, не то некому пророческому дару, вероятно, проявившемуся у моей почившей родственницы при написании ее заметок.
Валери всю жизнь была крайне трезвомыслящим человеком, не замеченным ни в каких фантазиях или домыслах, да и в ее работе слабость и склонность к праздным грезам легко обнажается самой сутью повседневности заведующей психиатрическим отделением. Я была удивлена, что Валери решила в молодости попробовать себя в ремесле писателя и сочинила то, что не стала сама опубликовать. Чего-чего, а недостатка решимости у Валери Белл никогда не было, об этом свидетельствуют все, кто ее знал.
Что касается того, что изложенное на старых пожелтевших листах вдруг может оказаться правдой… В наш век разнузданности, что льется с экранов кинотеатров и заполняет стопки дурносделанных книг на желтой бумаге я, ни секунды не сомневаясь, опровергла даже бы тень такой мысли, будь речь о современном сочинении, отражающим моду на мистификации и сенсации нынешнего времени. Но даты, чернила, цвет бумаги и слой пыли на вместилище этих документов яснее ясного указывает на то, что время их создания соответствует указанному на записях. И от этого лично у меня по спине бегут мурашки. От этого, и от того, что сестра моей бабушки никогда ни словом, ни делом не намекала, что ей вообще есть хоть какое-то дело до досужих выдумок фантастов-романистов, оставаясь до самой своей смерти человеком прагматичным и дотошным, не гонящимся за тенями собственного или чужого разума, а лишь вглядывающимся в них с интересом исследователя. Теперь я не знаю, была ли просьба о публикации всего, что представлено ниже, стремление проявить ту грань своего характера, о которой никто из родственников или близких Валери Белл ничего не знал, или же желанием предупредить весь мир о том, что таится за порогом изученного и изведанного. Но, так или иначе, в соответствии с заключенным договором и завещанием покойной я публикую эти заметки, в том виде, в котором они были написаны, за исключением грамматических правок, снабдив их разве что своим длинным предисловием, без которого, на мой взгляд, история их написания все же не была бы полной. Остальное же остается на суд читателей.
**
09.09.1920
Завтра придется покинуть любимые меблированные комнаты Сессил и отправиться на выездную работу. Рэндалл платит двойную ставку, и это единственная причина, по которой я вообще на это согласилась. У меня еще экспертиза почерка Диксона и интерпретация сновидений де Мари не закончены, и едва ли во время новой работы я их закончу. Но что делать, что делать. Уверена, Рэндалл хочет потом послушать, как справился его племянник, Чарльз. Молодой человек не выглядит пока столь уверенным в себе, как подобает будущему главе отделения сыщиков Пинкертона, но в его юном возрасте это и неудивительно. Не знаю, как иначе я должна помочь агентству в новом деле. Генри Кервин, один из наших богачей, решил проверить без пяти минут новоиспеченного зятя, Эрика Брина, с которым его дочь намеревалась сочетаться браком после всего трех месяцев знакомства. Рэндалл, немало удивившись отсутствием в своей обширной картотеке сведений об этом бостонце, не смог тут же выложить заказчику ничего кроме недавно оконченной учебы в Англии, богатой семьи и наследственного дела, приносящего доход без всякого активного управления достаточный чтобы этот Брин жил в свое удовольствие в самом дорогостоящем районе нашего прекрасного города. Увы, просто портрет богатого прожигателя жизни, каких среди нынешних инфантильных юношей достаточно – не то, за что платят Пинкертонам. Так что теперь придется покопаться в грязном белье этого Эрика.
Что самое смешное – толку от меня в этот деле ноль. Рэндалл не хочет чтобы хоть кто-то из соседей Брина что-то прознал о нашем интересе, так что тихо снял там пустующий особняк прямо напротив владения Эрика и строго запретил показываться на глаза местной публике. Идея в том, чтобы неделю просто наблюдать за жизнью в Брин-холле, и потом уже сделать выводы и перейти, если надо, и к более близкому знакомству. Следить будет Адам, дельный человек с большим опытом. Он привел ко мне немало интересных экземпляров, и даже одного алиена, того, что отрезал головы девушкам в Дорчестере. Гевин, кажется. Прекрасный экземпляр множественного убийцы, но не безумца. Мои коллеги по работе с профессором МакГрегором оценили этот случай и мои труды там весьма высоко. Ну что было – то было, увы, получить место в больнице это мне никак не помогает. Думаю, пока там не сменится нынешний глава, который, кажется, еще не смирился с тем, что женщины вообще работают в медицине не только в роли сестер, на это рассчитывать не стоит. Но я отвлеклась.
Идея в том, что Адам руководит слежкой, Черльз у него учится, Грейс, юная наследница фотодела почившего Терри Брукса, делает и проявляет фотографии всего, что интересного мы увидим, а забияка Бернард почешет кулаки о лицо любого, у кого возникнут к нам слишком большие претензии.
Ну а я… Предположительно, я буду изучать поведение Эрика, особенности его конституции и строения черепа, чтобы предоставить исчерпывающую характеристику его личностных особенностей, ведь общаться с ним планом не предусмотрено. Что ж, если для этого нужно выезжать не свет не заря к арендованному дому, жить там тихо, как мыши, и отвлекаться от повседневной рутины за двойную плату, то, определенно, будет так. Не оставлять же мне Грейс наедине с этими достойными, но все-таки мужчинами?
**
10.09.1920.
Ранний подъем и очень суматошный день. Спальню делю с Грейс, и спальня эта - удивительно маленькая и пыльная комнатка на втором этаже. Особняк, снятый Ренделом, стоит прямо напротив Брин-хауса, но размерами жилищу Эрика уступает. На втором этаже здесь всего три спальни, внизу холл, кабинет, гостиная, крохотная кухонька и пустующая зимняя оранжерея с задним входом. Тут впятером неимоверно тесно… Как я тоскую по маленькому, но все же отдельному пространству своего кабинета у Пинкертонов… Работать пришлось в гостиной, от кабинета этого давно не знавшего ремонта особняка ключей почему-то у Адама, которому отдал все, что нужно, риэлтор, не оказалось. Вышибать дверь из-за неудобства – глупость, иначе придется лишиться солидной части заработка.
Мужчины оборудовали наблюдательный пункт в одной из спален, Грейс заняла со своей аппаратурой подвал, успев распугать местных крыс. Дом старый и заброшенный, в холле свалены стройматериалы, но ремонт тут, кажется, так и не начали, а зря, полы скрипят, водопровод едва работает, а проводка и вовсе неисправна.
Закончила физиогномический анализ Эрика Брина по тем материалам, что были у Рэндалла. Он кажется весьма избалованным и инфантильным юношей, склонным к размеренным занятиям. Увы, физиогномика не может сказать всего. Днем в окуляры в Брин-хаусе была видна неторопливая повседневная праздная жизнь, вечером же к хозяину приехали на автомобиле двое каких-то мужчин. Грейс обещала проявить фото с ними. Мужчины как мужчины, но после короткого разговора в кабинете Эрика, хорошо просматривавшегося с нашей точки наблюдения из спальни, когда гости покинули особняк, у Брина случился приступ странной кататонии. Он замер с разведенными руками прямо посреди своего кабинета. Увы, шторы были задернуты, и сказать, был ли это диковинный ритуал, индивидуальный способ молитвы или же произвольный или непроизвольный кататонический ступор никак не удавалось. Удивительно, но в своем трансе Эрик провел не меньше часа. Нужно продолжать наблюдения. Ах да, несмотря на все опасения Рэндалла, телефонная компания успела все подключить в срок. И хоть теперь мы на неделю должны стать невидимками и, при лучшем раскладе, вовсе не показываться нос за пределы особняка, связь с внешнем миром по телефонным проводам все же есть. Впрочем, как я поняла, разговор Адама с начальником был коротким. Рэндалл рад, что мы разместились и что подобранный запас продуктов покрывает наши нужды. Ну и не рад, что Бернард успел прикончить бутылку виски. Впрочем, думаю, это напускное. Уверена, что этому вояке просто жалование платят с учетом его пристрастий.
**
11.09.1920
Слежка весьма скучна и навевает тоску. Да еще и в доме, где по мансарде бегают крысы и что-то стучит в перекрытиях. Грейс с утра приснилось, словно кто-то стучит прямо ей над ухом. Юный впечатлительный ум… Впрочем, в таком старом и полузаброшенном доме с нашей монотонной работой и столь представительными мужчинами рядом – нечему удивляться. К тому же при проявке фотографий выяснилось, что подвала наводнен крысами, весьма отвлекающими от дела. В итоге фотографии вчерашних посетителей Брина вышли, прямо скажем, не впечатляющими. Адам был уверен, что нам нужна внешность этих людей, и я, желая разогнать собственную скуку, подвергла его и Грейс регрессивному гипнозу. Получившийся портрет, надо признать, вышел весьма отталкивающим – приплюснутые лица со следами явного вырождения, лягушачьи рты, глаза навыкате. Брин-то водит дела с инсмутским народцем, это в тамошней крови сильные такие признаки деградации. Ни они ли научили его странному вчерашнему ритуалу? О тех краях ходит много слухов, и никакие из них нельзя назвать воодушевляющими.
Звонил Рэндалл. Я взяла трубку. Связь была весьма посредственного свойства, но все же небольшой обмен любезностями и заверения в моей ценности во всем этом деле чуть скрасили нынешние неудобства. В основном же он говорил с Чарльзом по какому-то семейному делу. О личной части разговора я не осведомлена, хотя была она, очевидно, довольно серьезной – выглядел юноша после довольно задумчивым. Но это лишь досужее любопытсво. Из важного – Рэндалл выяснил, что номер авто с гостями Эрика – из салемских. Разумеется, это точно настроило всех еще больше против этого юного франта, за чьей размеренной жизнью мы наблюдаем.
Надо сказать, что приступ кататонии Брина не повторился, да и фото ее вышли странными – по ним выходит, что от рук Эрика во все стороны словно бы светящиеся нити расходятся. Не то дефект пленки, не то оптическая иллюзия, не то недостаток проявки, но последнее вряд ли – остальная фотокарточка в порядке, да и Грейс явно своим ремеслом владеет. Жаль, жаль. Такое фото делу не слишком помогает, а повторить его пока не было возможности – приступы ритуальной кататонии не повторялись. Сегодня в кабинете Брина гостей не было, лишь горела синим огнем какая-то горелка. Быть может, в Европе он вступил в одну из популярных там лож мистиков? Мне доводилось иметь дело с такими молодыми людьми, многие из них в Нью-Йорке заканчивали дела или в домах для скорбных рассудком. Надо продолжать наблюдения. Сами по себе увлечения подобными делами не более чем блажь, но порой эта блажь может стать причиной и безопасных, но разорительных причуд, и даже действий преступного свойства.
Рассмотрела пару близких фотографий Эрика – инфантилен, избалован, не лишен властности. Интересное сочетание. Бернард вновь пьет, Адам оставил его вместе с Чарльзом в ночное дежурство. И к лучшему – пусть будет при деле, хоть и несвойственном его натуре.
**
12.09.1920
Боюсь, что после всего, что я изложу ниже, эти записи можно будет приложить лишь к истории моей болезни. Но все же долг ученого и давняя привычка требуют фиксировать все происходящее, а мятущийся разум желает найти забвения в паутине слов. Я пишу это в глубокой тишине ночи в месте, которое, быть может, станет нашей могилой.
Но обо всем по порядку. День, можно сказать, не задался с самого утра. Точнее, с утренней почты, в которую, помимо счетов и прочей ерунды, попало и письмо Рэнделла, написанное его собственной рукой. Письмо, которое Адам зачитал неестественно спокойным голосом, собрав всех в общей гостиной. Письмо, в котором Рэнделл извинялся за нерасторопность телефонистов, что должны наладить связь лишь через три дня после написания и доставки нам послания, и просил присылать письменные отчеты и очень просил сообщать вообще обо всем. Бедняга Чарльз побелел, как полотно, я подумала, что ему не помешает укол, но все же юноша взял себя в руки.
Ни на каком общении Белл не настаивала, да и я, несмотря на мой интерес к столь необычной родственнице, не стремилась к более тесному взаимодействию с Валери. Мы были из разных эпох и разных миров, и каждой было комфортнее поддерживать расстояние между нами.
Студенческая юность прошла беззаботно во многом благодаря отсутствию необходимости искать свой угол. Без удушающей аренды и процентов по кредитам я вовсю наслаждалась жизнью в столь нежном возрасте, и за это бехмерно благодарна Белл.
Теперь же, после того как на восемьдесят пятом году жизни Валери Белл не стало, пришло время платить по счетам. И делаю я это с превеликой неохотой. Не потому что мне не достает средств на правку и издание рукописи, которая на деле является выдержкой из личного дневника, который Белл вела где-то после своего тридцатилетия, а потому, что мне недостает уверенности в том, что миру стоит знать некоторые тайны, скрытые за занавесом, отделяющим рациональное от природного, дремучего и первозданного, не вписывающегося ни в какие рамки и представления современного образованного человека о сути вещей.
Как оказалось, в молодости Валери сотрудничала со знаменитым агентством Пинкертона, после того как в течение нескольких лет работала с алиенистами в Нью-Йорке. Увы, даже после столь блистательного опыта получить сколь-либо приличную должность в больнице у моей родственницы сразу после переезда в Бостон не вышло, и она согласилась на скромное жалование помощницы в сыскном агентстве, работая в основном с составлением описания характеров и склонностей людей после бесед и наблюдений за ними. Она редко выезжала на места происшествий вместе с остальными сотрудниками, но все же это иногда случалось, и один такой случай и был описан в документах, которые мне нужно было опубликовать, и которые я и привожу ниже.
Ознакомившись со страницами, заполненными ровным убористым почерком, я долго сомневалась, стоит ли делать предписанное старым договором. Денег у меня достаточно, и дом я могу купить себе и сама, а вот порочить репутацию известной в своем деле ученой все же кажется опрометчивым поступком. Но, подумав, я все же решила поступить по совести, когда узнала, что на предстоящем аукционе некий археолог собирается выставлять найденную в древнем кургане диковину в виде янтарного куба с пластинкой, покрытой непонятными надписями. Быть может, это совпадение, но теперь я просто обязана выполнить свою часть сделки, отдавая дань не то необыкновенному совпадению, не то некому пророческому дару, вероятно, проявившемуся у моей почившей родственницы при написании ее заметок.
Валери всю жизнь была крайне трезвомыслящим человеком, не замеченным ни в каких фантазиях или домыслах, да и в ее работе слабость и склонность к праздным грезам легко обнажается самой сутью повседневности заведующей психиатрическим отделением. Я была удивлена, что Валери решила в молодости попробовать себя в ремесле писателя и сочинила то, что не стала сама опубликовать. Чего-чего, а недостатка решимости у Валери Белл никогда не было, об этом свидетельствуют все, кто ее знал.
Что касается того, что изложенное на старых пожелтевших листах вдруг может оказаться правдой… В наш век разнузданности, что льется с экранов кинотеатров и заполняет стопки дурносделанных книг на желтой бумаге я, ни секунды не сомневаясь, опровергла даже бы тень такой мысли, будь речь о современном сочинении, отражающим моду на мистификации и сенсации нынешнего времени. Но даты, чернила, цвет бумаги и слой пыли на вместилище этих документов яснее ясного указывает на то, что время их создания соответствует указанному на записях. И от этого лично у меня по спине бегут мурашки. От этого, и от того, что сестра моей бабушки никогда ни словом, ни делом не намекала, что ей вообще есть хоть какое-то дело до досужих выдумок фантастов-романистов, оставаясь до самой своей смерти человеком прагматичным и дотошным, не гонящимся за тенями собственного или чужого разума, а лишь вглядывающимся в них с интересом исследователя. Теперь я не знаю, была ли просьба о публикации всего, что представлено ниже, стремление проявить ту грань своего характера, о которой никто из родственников или близких Валери Белл ничего не знал, или же желанием предупредить весь мир о том, что таится за порогом изученного и изведанного. Но, так или иначе, в соответствии с заключенным договором и завещанием покойной я публикую эти заметки, в том виде, в котором они были написаны, за исключением грамматических правок, снабдив их разве что своим длинным предисловием, без которого, на мой взгляд, история их написания все же не была бы полной. Остальное же остается на суд читателей.
**
09.09.1920
Завтра придется покинуть любимые меблированные комнаты Сессил и отправиться на выездную работу. Рэндалл платит двойную ставку, и это единственная причина, по которой я вообще на это согласилась. У меня еще экспертиза почерка Диксона и интерпретация сновидений де Мари не закончены, и едва ли во время новой работы я их закончу. Но что делать, что делать. Уверена, Рэндалл хочет потом послушать, как справился его племянник, Чарльз. Молодой человек не выглядит пока столь уверенным в себе, как подобает будущему главе отделения сыщиков Пинкертона, но в его юном возрасте это и неудивительно. Не знаю, как иначе я должна помочь агентству в новом деле. Генри Кервин, один из наших богачей, решил проверить без пяти минут новоиспеченного зятя, Эрика Брина, с которым его дочь намеревалась сочетаться браком после всего трех месяцев знакомства. Рэндалл, немало удивившись отсутствием в своей обширной картотеке сведений об этом бостонце, не смог тут же выложить заказчику ничего кроме недавно оконченной учебы в Англии, богатой семьи и наследственного дела, приносящего доход без всякого активного управления достаточный чтобы этот Брин жил в свое удовольствие в самом дорогостоящем районе нашего прекрасного города. Увы, просто портрет богатого прожигателя жизни, каких среди нынешних инфантильных юношей достаточно – не то, за что платят Пинкертонам. Так что теперь придется покопаться в грязном белье этого Эрика.
Что самое смешное – толку от меня в этот деле ноль. Рэндалл не хочет чтобы хоть кто-то из соседей Брина что-то прознал о нашем интересе, так что тихо снял там пустующий особняк прямо напротив владения Эрика и строго запретил показываться на глаза местной публике. Идея в том, чтобы неделю просто наблюдать за жизнью в Брин-холле, и потом уже сделать выводы и перейти, если надо, и к более близкому знакомству. Следить будет Адам, дельный человек с большим опытом. Он привел ко мне немало интересных экземпляров, и даже одного алиена, того, что отрезал головы девушкам в Дорчестере. Гевин, кажется. Прекрасный экземпляр множественного убийцы, но не безумца. Мои коллеги по работе с профессором МакГрегором оценили этот случай и мои труды там весьма высоко. Ну что было – то было, увы, получить место в больнице это мне никак не помогает. Думаю, пока там не сменится нынешний глава, который, кажется, еще не смирился с тем, что женщины вообще работают в медицине не только в роли сестер, на это рассчитывать не стоит. Но я отвлеклась.
Идея в том, что Адам руководит слежкой, Черльз у него учится, Грейс, юная наследница фотодела почившего Терри Брукса, делает и проявляет фотографии всего, что интересного мы увидим, а забияка Бернард почешет кулаки о лицо любого, у кого возникнут к нам слишком большие претензии.
Ну а я… Предположительно, я буду изучать поведение Эрика, особенности его конституции и строения черепа, чтобы предоставить исчерпывающую характеристику его личностных особенностей, ведь общаться с ним планом не предусмотрено. Что ж, если для этого нужно выезжать не свет не заря к арендованному дому, жить там тихо, как мыши, и отвлекаться от повседневной рутины за двойную плату, то, определенно, будет так. Не оставлять же мне Грейс наедине с этими достойными, но все-таки мужчинами?
**
10.09.1920.
Ранний подъем и очень суматошный день. Спальню делю с Грейс, и спальня эта - удивительно маленькая и пыльная комнатка на втором этаже. Особняк, снятый Ренделом, стоит прямо напротив Брин-хауса, но размерами жилищу Эрика уступает. На втором этаже здесь всего три спальни, внизу холл, кабинет, гостиная, крохотная кухонька и пустующая зимняя оранжерея с задним входом. Тут впятером неимоверно тесно… Как я тоскую по маленькому, но все же отдельному пространству своего кабинета у Пинкертонов… Работать пришлось в гостиной, от кабинета этого давно не знавшего ремонта особняка ключей почему-то у Адама, которому отдал все, что нужно, риэлтор, не оказалось. Вышибать дверь из-за неудобства – глупость, иначе придется лишиться солидной части заработка.
Мужчины оборудовали наблюдательный пункт в одной из спален, Грейс заняла со своей аппаратурой подвал, успев распугать местных крыс. Дом старый и заброшенный, в холле свалены стройматериалы, но ремонт тут, кажется, так и не начали, а зря, полы скрипят, водопровод едва работает, а проводка и вовсе неисправна.
Закончила физиогномический анализ Эрика Брина по тем материалам, что были у Рэндалла. Он кажется весьма избалованным и инфантильным юношей, склонным к размеренным занятиям. Увы, физиогномика не может сказать всего. Днем в окуляры в Брин-хаусе была видна неторопливая повседневная праздная жизнь, вечером же к хозяину приехали на автомобиле двое каких-то мужчин. Грейс обещала проявить фото с ними. Мужчины как мужчины, но после короткого разговора в кабинете Эрика, хорошо просматривавшегося с нашей точки наблюдения из спальни, когда гости покинули особняк, у Брина случился приступ странной кататонии. Он замер с разведенными руками прямо посреди своего кабинета. Увы, шторы были задернуты, и сказать, был ли это диковинный ритуал, индивидуальный способ молитвы или же произвольный или непроизвольный кататонический ступор никак не удавалось. Удивительно, но в своем трансе Эрик провел не меньше часа. Нужно продолжать наблюдения. Ах да, несмотря на все опасения Рэндалла, телефонная компания успела все подключить в срок. И хоть теперь мы на неделю должны стать невидимками и, при лучшем раскладе, вовсе не показываться нос за пределы особняка, связь с внешнем миром по телефонным проводам все же есть. Впрочем, как я поняла, разговор Адама с начальником был коротким. Рэндалл рад, что мы разместились и что подобранный запас продуктов покрывает наши нужды. Ну и не рад, что Бернард успел прикончить бутылку виски. Впрочем, думаю, это напускное. Уверена, что этому вояке просто жалование платят с учетом его пристрастий.
**
11.09.1920
Слежка весьма скучна и навевает тоску. Да еще и в доме, где по мансарде бегают крысы и что-то стучит в перекрытиях. Грейс с утра приснилось, словно кто-то стучит прямо ей над ухом. Юный впечатлительный ум… Впрочем, в таком старом и полузаброшенном доме с нашей монотонной работой и столь представительными мужчинами рядом – нечему удивляться. К тому же при проявке фотографий выяснилось, что подвала наводнен крысами, весьма отвлекающими от дела. В итоге фотографии вчерашних посетителей Брина вышли, прямо скажем, не впечатляющими. Адам был уверен, что нам нужна внешность этих людей, и я, желая разогнать собственную скуку, подвергла его и Грейс регрессивному гипнозу. Получившийся портрет, надо признать, вышел весьма отталкивающим – приплюснутые лица со следами явного вырождения, лягушачьи рты, глаза навыкате. Брин-то водит дела с инсмутским народцем, это в тамошней крови сильные такие признаки деградации. Ни они ли научили его странному вчерашнему ритуалу? О тех краях ходит много слухов, и никакие из них нельзя назвать воодушевляющими.
Звонил Рэндалл. Я взяла трубку. Связь была весьма посредственного свойства, но все же небольшой обмен любезностями и заверения в моей ценности во всем этом деле чуть скрасили нынешние неудобства. В основном же он говорил с Чарльзом по какому-то семейному делу. О личной части разговора я не осведомлена, хотя была она, очевидно, довольно серьезной – выглядел юноша после довольно задумчивым. Но это лишь досужее любопытсво. Из важного – Рэндалл выяснил, что номер авто с гостями Эрика – из салемских. Разумеется, это точно настроило всех еще больше против этого юного франта, за чьей размеренной жизнью мы наблюдаем.
Надо сказать, что приступ кататонии Брина не повторился, да и фото ее вышли странными – по ним выходит, что от рук Эрика во все стороны словно бы светящиеся нити расходятся. Не то дефект пленки, не то оптическая иллюзия, не то недостаток проявки, но последнее вряд ли – остальная фотокарточка в порядке, да и Грейс явно своим ремеслом владеет. Жаль, жаль. Такое фото делу не слишком помогает, а повторить его пока не было возможности – приступы ритуальной кататонии не повторялись. Сегодня в кабинете Брина гостей не было, лишь горела синим огнем какая-то горелка. Быть может, в Европе он вступил в одну из популярных там лож мистиков? Мне доводилось иметь дело с такими молодыми людьми, многие из них в Нью-Йорке заканчивали дела или в домах для скорбных рассудком. Надо продолжать наблюдения. Сами по себе увлечения подобными делами не более чем блажь, но порой эта блажь может стать причиной и безопасных, но разорительных причуд, и даже действий преступного свойства.
Рассмотрела пару близких фотографий Эрика – инфантилен, избалован, не лишен властности. Интересное сочетание. Бернард вновь пьет, Адам оставил его вместе с Чарльзом в ночное дежурство. И к лучшему – пусть будет при деле, хоть и несвойственном его натуре.
**
12.09.1920
Боюсь, что после всего, что я изложу ниже, эти записи можно будет приложить лишь к истории моей болезни. Но все же долг ученого и давняя привычка требуют фиксировать все происходящее, а мятущийся разум желает найти забвения в паутине слов. Я пишу это в глубокой тишине ночи в месте, которое, быть может, станет нашей могилой.
Но обо всем по порядку. День, можно сказать, не задался с самого утра. Точнее, с утренней почты, в которую, помимо счетов и прочей ерунды, попало и письмо Рэнделла, написанное его собственной рукой. Письмо, которое Адам зачитал неестественно спокойным голосом, собрав всех в общей гостиной. Письмо, в котором Рэнделл извинялся за нерасторопность телефонистов, что должны наладить связь лишь через три дня после написания и доставки нам послания, и просил присылать письменные отчеты и очень просил сообщать вообще обо всем. Бедняга Чарльз побелел, как полотно, я подумала, что ему не помешает укол, но все же юноша взял себя в руки.
