Глава 24
Наши дни. Таня
Маленькая кухонька освещалась солнечным светом. Лучи отражались в смешных узорах на стенах. В раковине грудой валялась грязная посуда, но мне не было никакого дела до неё. Я наблюдала за чайками из окна и чувствовала, как внутри было тепло. Какими бы обстоятельства не были, с появлением Ильи я ожила.
Мою улыбку смыл звонок от мамы. Стоило мне поднять трубку, как внутри все сжалось от напряжения. Её голос был сухим, но в нём отчетливо слышалась холодная ярость. Она говорила немного, но когда рамки приличия и разговоры о погоде подошли к концу, мама перешла к делу.
— Меня вызывали в министерство. — Я напряглась. Последний раз, когда женщина посещала это место, был несчастный случай в стенах больницы, когда дежурство было именно её. — Но знаешь, я никак не могла предположить, что это будет знакомство со сватьей.
— Что? — Я нашла опору в пластиковом подоконнике. — Я не знала, что мама Ильи…
— Ильи? — Ее голос дрогнул. — При чем тут этот негодяй? — Я зажмурилась от страха. Больше всего мне не хотелось, чтобы мама узнала обо всем так. — Я познакомилась с Валентиной Ивановной, — мамой твоего жениха, Татьяна. Правда, о наличие у тебя жениха, я тоже узнала от неё. — Теперь женщина кричала. — Когда вся страна узнала об этом, моя дочь не удосужилась позвонить и рассказать!
— Мама, — мой тихий голос растворялся в криках матери. — Мама, я не выхожу замуж. Вернее… — я тяжело вздохнула, нервно растирая лоб. — Все слишком сложно.
— Сложно было стоять на ковре заместителя министра здравоохранения и слышать, что ни ее сын, ни моя дочь не удосужились сказать такие новости! Незначительные, правда?
— Прости, мама. Но я не выхожу замуж за Диму.
— Нет, Татьяна, ты выходишь замуж за Панова. — Ее голос не терпел препирательств.
— Мама… — она на меня откровенно давила. Я не понимала, почему она так была категорично настроена. — Я не люблю его.
— Надо было думать об этом, когда ты соглашалась. — Гневное пыхтение прекратилось. — Я жду вас обоих в Нижнем. В эти выходные. Валентина Ивановна тоже будет.
— Мама! — Но женщина бросила трубку. Я моргала ресницами в растерянности.
Позиция родительницы была очевидна, но мне не понятна. Я даже не знала, что мама Панова числилась в начальстве моей мамы. Варвара Николаевна была человеком, который тщательно следил за своей репутацией. К тому же, из последних наших разговоров, я поняла, что и она сама мечтала о повышении. Ситуация с замужеством могла омрачить её репутацию, особенно могла помочь его матушка.
Я набрала номер Димы. Он ответил не сразу, а когда ответил его голос был тихим и нетрезвым. А время было не больше восьми утра!
— Дима? — Мой голос дрожал. — Что с тобой?
— Что тебе нужно? — Его грубость кольнула меня. — Что всем вам от меня нужно?
— Наши мамы узнали о помолвке. — Я стиснула зубы от злости. — Нам надо поговорить.
— Я не в состоянии говорить, особенно с тобой.
Он сбросил вызов. Я возмущенно фыркнула! Мама требует свадьбы, а Дима просто упивается собственным горем. Да, я была виновата. Но… я не могла подумать, что все обернется именно так!
Я была в ужасе. Перепрыгивая через ступеньки в подъезде, невольно толкнув поднимающуюся соседку, я выбежала из дома, прыгнула в салон машины, который напоминал парилку.
Мне нужно было быть в отеле. Выходные закончились, и меня ждали очередные рутинные хлопоты. Как говорила моя мама, когда ты работаешь начальником, ты и друг, и психолог, и профессионал своего дела. Поэтому, я завела мотор, открыла окна и отправилась на работу. По пути позвонила Стасу. Было время, когда Дима вытаскивал его из неприятных состояний, теперь настало время Милославского.
— Рыбакова, — Стас вздохнул. — Ты как раз не вовремя, — его слова с издевкой не тронули меня. Мы всегда общались в таком формате. — Во что твоя тощая задница опять вляпалась?
— Моя пока никуда. — Я говорила громко, перекрикивая звуки дорог. — Я Панову звонила сегодня, он не в особо хорошем состоянии.
— Это в каком? — Я услышала шелест бумаг. Потом мужчина отвлекся и начал говорить кому-то другому. — Нет, этот отчет мне не нужен. Там не цифры, а вода одна. План должен быть хотя бы схож с фактом прошлого года. Не цифра к цифре, а с учётом планируемых сделок с контрагентами и индексами. Откройте справку из Минпромторга и посмотри! — Ему что-то ответили, и мужчина раздраженно бросил, — Женя, мне тебя ещё научить надо? Идиоты. — Я усмехнулась. Станислав Милославский был разным. Как руководителя я его временами боялась. Вскоре друг вспомнил, что я все ещё на проводе. — Так что с Димой, причина его бед?
— Я случилась, Стас. А еще мне надо срочно привести его в чувства, но в отеле сегодня выставка художника, которого я уговаривала несколько недель ещё до моего отпуска. Мне нельзя отсутствовать.
— Так, расхитительница мужских сердец, — мужчина вздохнул, послышался звук соприкосновения крышки ноутбука и клавиатуры. — Поеду проверю своего лучшего друга.
— Позвони мне, пожалуйста. Это правда важно. Если смогу вырваться, я приеду.
— Ну, уж нет! — Резко отозвался Филатов. — Ты для него сейчас красная тряпка. Не хватало ещё потом с Вороновым разбираться.
— Поверь мне, Стас, ситуация такая, что гнев Ильи совсем не страшен.
— Заинтриговала, — он хмыкнул. Звук сигнализации и шорохи. Мужчина сел в автомобиль. — Позвони Сеньке, я поехал.
— Спасибо. — Чувствуя, как волнение за Диму усиливалось, прошептала я и услышала его насмешливое:
— Не познакомься ещё с кем-то, пока на работу едешь, дикарка.
— Упаси боже.
В отеле была суматоха. Саша, — администратор, — заметив меня на входе тут же подскочил и с криками подошел ко мне. Его выглаженная униформа становилась маловата парню. За последние два года он набрал веса. Я вопросительно на него посмотрела.
— Художник.
— Что с ним?
— Только что позвонил и отказался.
— Чертовы творческие индивиды, — прорычала я. — Сказал почему?
— Он продал. Все картины.
— Как? — Мои округлившиеся глаза вызвали нервную усмешку у Саши. Парень почесал затылок. — Как можно продать двадцать картин за один день?
— Сам задался этим вопросом. Таня, — растерянный взгляд работника заставил меня сжаться. Парень совсем не знал, как отказать теперь стопившимся в фойе гостям. — Как теперь их выгнать?
— Так, — я хлопнула в ладоши, передала сумку парнишке, — сейчас разберусь.
Звук каблуков разносился по огромной комнате, чем привлекало внимание ожидающих. Люди всегда жаждут хлеба и зрелища, и я уже предполагала уровень их недовольства.
— Уважаемые посетители, — начала я. — Вышла небольшая техническая ошибка. Прошу прощения за долгое ожидание. — Видя, как начали в возмущении вытягиваться лица пришедших, я спешно добавила, — в нашем отеле потрясающий ресторан. — Взглянув мельком на наручные часы, я поняла, — шведский стол в самом разгаре. — Прошу в качестве извинения перейти туда и отобедать. За счёт организаторов, конечно.
Пока люди поднимались со своих диванчиков, я набрала номер этого художника. Его звали Герман Рождественский. Старый скряга, который долгое время трясся над своими картинами. Да, они были прекрасными, и он даже успел запечатлеть меня на одной из них. Я была уверена, что расстаться с ними он бы не смог.
— Герман, доброе утро! — Послышалось пыхтение. — Мы же с вами договорились.
— Увы, деточка. Нашелся покупатель на все мои картины.
— И даже на мой портрет? — Меня потряхивает от злости.
— На него в особенности. — Я прищурилась. Неприятные подозрения заползли в разум. Илья? Нет, на подлость такую он сейчас не способен, — мы воссоединились, и он не стал бы выкупать все картины. Но я знала и ещё одного человека, у которого денег было предостаточно и который с большим удовольствием оставил бы в своем доме моё изображение.
— Простите, имя покупателя случайно не Панов Дмитрий?
— Он, дочка.
— Если я договорюсь с ним о презентации картин, вы сможете приехать? — Надежда теплилась внутри. Я с легкостью могла уговорить Панова. Лишь бы только он пришел в себя.
Меня ждало разочарование по имени Дима. Стас, отчаявшийся, сидел за его кухонным столом и пил кофе. Рядом с ним находился опустошенный бокал, хранивший терпкий запах спиртного, а на полу множество пустых бутылок. Дима спал на стуле рядом с ним, опустив тяжелую голову на сложенные руки. Наши глаза с другом встретились, когда я без труда зашла в его квартиру, — дверь была не заперта. Стас хмурился, качал головой. Мужчина злился. Я тоже. Когда Панов был очень нужен, он оказался не в форме.
— Вон, причина твоего запоя пришла, — грубо толкнув друга, бросил Милославский. Я выразительно на него посмотрела, тот только недовольно поджал губы. — Эй, пьяница!
— Отстань ты, — на поднимая головы, буркнул спящий мужчина.
— Дима, — я подала голос, и его голова тут же поднялась. Он медленно перевел взгляд с начала на меня, потом на друга.
— Глюки? — С надеждой в голове прошептал Панов. Стас отрицательно покачал головой. — Черт.
— Дима, — снова позвала его я.
— Что? — Мутный взгляд карих глаз нашел меня. — Что ещё, Таня? Что ещё ты от меня хочешь?
— Зачем ты скупил все картины? — Я подошла ближе, села на свободный стул и случайно пнула пустую бутылку. — Что с тобой?
— Ты ещё спрашиваешь? — Он усмехнулся, качая головой, а после поморщился из-за головной боли. — Ты с начала соглашаешься выйти за меня, а потом в ту же ночь сходишься с ним.
Я знала, что разговор был неизбежен. Знала, поэтому не стала возмущаться его самобичеванием. Я была виновата, поэтому слушала его и смотрела в окно. В голосе мужчины было слишком много боли и тоски. Он гневно почесал затылок, а после забыв о существовании его лучшего друга, повернулся ко мне.
— Что должен чувствовать бесконечно влюбленный в тебя мужчина, если ему с начала дают надежду, а после отнимают? — Он посмотрел куда-то позади меня. В свою спальню, дверь которой была распахнута. Я проследила за его взглядом.
— Зачем купил картины? — Сухие пальцы Димы опустились на мою ладонь, и я увидела, как нахмурился Стас.
— Опять же для тебя.
— Зачем? — его ладонь стиснула мою руку. Попытку вырваться он не принял во внимание. — Дима, эти картины мне нужны. Ты лишаешь меня возможности сражаться в конкурсе.
— Плевал я твой конкурс, Каштаночка. — Он усмехнулся. Карие глаза, которые раньше светились озорством сейчас были поглощены бездной отчаяния. Чувство вины скреблось по стенкам души, но я отчаянно пыталась об этом не думать.
— Он увидел портрет твой на витрине в мастерской Германа. — Пояснил мне Стас.
— А дальше, как в тумане. — Виноватая улыбка появилась на помятом лице Панова.
— Дима, послушай. Эти картины должны были сейчас висеть на стендах в фойе моего отеля, а не собирать пыль в твоей спальне.
— Забирай. — Просто ответил Панов. Я вскинула брови, искренне радуясь. Стас продолжал качать головой. Он поднялся, насыпал молотый кофе в турку, налил туда воды и поставил на огонь.
— Брат, тебе нужно трезветь.
— Если я не могу быть пьяным от любви, то буду от вина. — Мужчина не отрывал от меня глаз. Я стушевалась от этого высказывания. Начинать говорить о наших матерях мне откровенно было страшно.
— Завтра утром у нас важная встреча, Дима, — напомнил Стас.
— Напомни-ка мне, — указательный палец устремился в грудь нависающего над хозяином квартиры гостя, — сколько раз я в одиночку проводил совещания, пока ты тешатся жалостью к себе?
— Панов, — голос Стаса был тихим, но в нём таилась угроза. — Забываешься?
— Я вечером тебе привезу их обратно.
— Не нужны они мне. — Отмахнулся мужчина. Он хотел подняться, уперся ладонями на стол, но пошатнулся. Я тут же оказалась около Димы, хватая его за плечи. Видя меня так близко к себе, он не смог сдержаться, и я почувствовал крепкую мужскую ладонь на талии. — Забирай эти чертовы картины. Кроме одной, — его хватка стала сильнее, я начала отталкивать его, и тут подоспел друг. Стас отцепил нас, и я поспешила отойти к двери. — Твой портрет я не отдам.
— Больной, — буркнул уставший Стас, поставив дымящуюся кружку прямо перед носом Димы. Панов скривил лицо и недоверчиво уставился на Милославского. — Пей, — скомандовал Стас. Потом он посмотрел на меня. — А ты забирай картины.
Мне повторять дважды было ни к чему. Я наспех выставила с начала все художества в подъезд, а после перетащила в машину. Когда загружала последнюю картину из подъезда вышел Стас. Он закурил сигарету, и я почувствовал, как во рту увеличилось слюноотделение.
— Как он?
— Вот почему я просил тебя оставить Панова в покое, — укоризненно произнёс Филатов. — Дима сильный духом для других, но когда что-то касается него самого, он рассыпается.
— Я не хотела, чтобы произошло так. — Захлопнув слишком усердно крышку багажника, я обернулась к другу.
На улице было душно. Очевидно, ближе к вечеру разродится гроза. Впрочем, в моей душе гроза уже бушевала с утра. Стас тяжело вздохнул. Его лицо было без эмоций, но лишь зеленые глаза зло наблюдали за моим лицом. Я же уже едва сдерживала себя.
— Не хотела, но получилось, — сквозь зубы процедил он. Он выпустил дым и спросил, — Ты так из-за Димы нервничаешь?
— Помимо конкурса, который вы, дорогие друзья, придумали, появилась ещё проблема с родителями. — Стас нахмурился, я поспешила пояснить. — Моя мама узнала о помолвке с Димой. — Его глаза округлились. — И она познакомилась с его мамой. — Густые черные брови взлетели вверх. — И мама Димы оказывается заместитель министра здравоохранения, и теперь репутация мамы под угрозой. — Сигарета выпала между ослабевших пальцев.
— Пресса работает быстро, — шокировано прошептал Филатов. Я хмыкнула. Да, когда не надо пресса работала быстро. — Но ты ей сказала, что ты не выходишь замуж?
— Да, но она не приняла мой ответ. — Я облокотилась на багажник и сложила руки на груди. — Она четко дала понять, что если я расстрою Валентину Ивановну, то Валентина Ивановна расстроит маму. — Почесав бровь, я добавила. — Мама просто метит на повышение. И дела шли в гору.
— То есть, настаивает мама Димы? — Стас выглядел потрясенным. — Это даже странно.
— Нас мамы ждут вдвоём в эти выходные в Нижнем. — Я заострила внимание на последней его фразе и осеклась. — Почему странно?
— Его мама отпустила сына в свободное плавание, как только ему стукнуло восемнадцать. Эдакая жесткая политика воспитания. Она никогда не лезла в его жизнь, и не собиралась.
— Может, отчаялась, что сын никак не женится?
— Скорее она беспокоится о своей репутации. Димка голову потерял. Мы были в шоке, увидев, как он делает тебе предложение на глазах у всех. — Я совсем поникла. Стас улыбнулся, подбадривающе потрепал меня по плечу. — Не беспокойся. Вытащим этого из запоя, приведем в чувства. А потом вы поедите к матерям о объясните им, что это все неправда.
— Ты прав. — я ответила на его улыбку. На душе стало чуть поспокойнее.
Когда я приехала в отель, у меня в запасе оставалось на так много времени. Сотрудники выгрузили и развесили картины. Герман прибыл через час, как я ему позвонила и сообщила об удачном событии. И уже спустя тридцать минут, художник на все фойе отеля рассказывал о каждой картине.
Я стояла около барной стойки. Рядом со мной, облокотившись локтями на поверхность рабочего пространства, находился Витя. Сегодня была его смена. Мы наблюдали за выставкой с улыбкой на лице.
