—Среди нас двоих только я не предавал свою семью.
—Замолчи.
—Молчу-молчу.
Они ушли уже достаточно далеко, чтобы их не нашли быстро. Они стояли на дороге между двух полей. Вдали было видно, как в форте поднялась тревога и солдаты закопошились, но Чужестранка знала, что искать их не будут — она убедила своего надзирателя поверить, что письмо короля правдивое, и он не пойдёт на крайние меры, пока не получит доказательств обратного.
Аска стоял на против, примерно в пяти шагах. При нём было только два кинжала, которыми он пользоваться не любил. Аска предпочитал чувствовать, как умирает его жертва, любил душить и бить до изнеможения. Задания на убийства часто не давали такой свободы, но он всегда находил где утолить жажду такого рода.
Чужестранка бросила сумку на обочине, зная, что сейчас будет сложный бой, и ничего не должно ей помешать. Она достала из ножен меч долга. Этот бой был его долгом перед семьёй, её долгом перед собой и своей мечтой. Сейчас отступить нельзя. Чужестранка сделала глубокий вдох и то, что не сделает ни один разумный воин — закрыла глаза. Страшно. Руки не трясутся. Ноги прочно стоят. Движение легки. Но... Страшно. Почему?
Она открыла глаза. Аска стоял перед ней, не воспользовавшись секундной слабостью сестры. Чужестранка потянулась за спину, взяла два ножа и тут же кинула в ноги брату. Тот сразу отпрыгнул в сторону, ножи врезались в землю. Аска побежал вперед, доставая оба своих кинжала. Одним он ударил сверху, а второй занёс сбоку. Чужестранка защитилась мечём от первого и ударом ладони выбила второй кинжал из руки Аски. Его рука мгновенно сжалась в кулак и он перенаправил атаку в живот сестры. Чужестранка не успела уклонится. Сильная рука Брата подняла её в воздух и отбросила на несколько шагов. От этого у неё сбилось дыхание, но она смогла сгруппироваться, сделала кувырок назад и встала в стойку. Ей удалось удержать меч в руках, но Аска уже приближался. Она побежали навстречу. Их клинки встретились с громким звоном, который эхом прошёлся по округе. Аска снова занёс руку для удара и направил его в ребро. Чужестранка свободной рукой вытащила ещё один меч и направила остриё на его руку. Он не успел остановиться и лезвие вошло между его пальцев, словно горячий нож в масло, и дошло почти до сустава кисти. Аска зашипел и убрал руку, сжимая её здоровой, открываясь для контратаки. Он отпрыгнул от неё, но Чужестранка не стала терять время и тут же направилась к нему.
Пока он был в шоке от раны у неё оставался шанс, чтобы лишить его жизни, перерезать горло, вонзить меч в ребро, было много вариантов, как можно было умертвить противника. Но Чужестранка замешкалась. Снова сковал страх. Страх, который не помогал, как это бывает, не ускорял реакцию, не улучшал зрение. Это было такое чувство, которое она ещё не испытывала.
Чужестранка подошла к противнику слишком близко, теперь она была в досягаемости его атак, но сама она не спешила начать удар. Аска не стал совершать ошибку сестры и замахнулся. Чужестранка успела только заблокировать удар скрещёнными предплечьями, но удар был настолько сильным, что её отбросило. От шока мечи выпали из её рук, и они упали в высокую траву. Тело Чужестранки грохнулось мешком о твёрдую землю и подняло пыль. Из её груди вышел сдавленный крик.
Аска медленно подходил к обессиленной Чужестранке. Раненная рука висела, будто верёвка, хотя была задета только кисть, но он явно старался ей не шевелить. Перед лицом Чужестранки появился тяжёлый сапог, второй. Аска явно упивался своей победой и не спешил закончить бой, быстро убив своего противника. Один сапог поднялся. Она знала, что сейчас будет, но могла сделать только одно — зажмуриться и приготовиться к боли. Пинок пришёлся по щеке и откинул голову Чужестранки в сторону. Во рту появился солёный привкус. Следующий удар был в грудь. Из лёгких выбило весь воздух, а её тело перевернулось на бок. Чужестранка пыталась вдохнуть, но всё что удавалось это набрать чуть-чуть воздуха, но по ощущениям он не доходил даже до глотки — рефлекторные движения раненного тела тут же его выталкивали. Она открыла глаза. Перед ней торчали из-под земли два её метательных ножа. Спасение! Она потянулась за одним из них и быстро перевернулась лицом к Аске. Тот уже заносил ногу для очередного удара. Чужестранка убрала голову в сторону, ботинок брата топнул рядом с его лицо. Она тут же вонзила нож ему в ногу, в сухожилие. Аска закричал и убрал ногу. Чужестранка тут же пнула по второй, от чего он потерял равновесие и упал.
Чужестранка взяла второй нож и запрыгнула на брата, успев при этом вытащить первый нож из его ноги. Когда она тянула нож, то провернула его, чтобы причинить Аске сильную боль. Как только она села на его тело, сразу же воткнула нож в здоровую руку, пригвоздив его к земле. Второй нож впивался в его горло и уже порезал кожу. Красная капли крови потекла вниз и упала на землю и сразу впиталась, оставив после себя только тёмное пятно.
Но Чужестранка снова не спешила заканчивать бой. Опять этот страх. Опять это чувство. Почему? Чего боятся? Она победила. Почему её снова сковал этот первобытный ужас?
Она сорвала маску с лица брата. Лицо, которое она не помнила, которое не видела — кожа, прежде молодая, чистая, гладкая и упругая, сейчас сильно постарела, покрылась шрамами и морщинами, а ведь прошло не так много времени с её ухода. Каждодневные изнурительные тренировки и задания, на которых приходилось не есть сутками, не пошли ему на пользу. Он был младше Чужестранки, но любой прохожий не понял бы этого, скорее всего, он принял бы их за отца и дочь.
—Не медли, — прокряхтел Аска, — Убей.
Чужестранка начала вести нож по горлу брата, от чего тот вошёл глубже и уже порезал мышцы, но вдруг она снова остановилась. Лицо Мовен. Снова. Она убила её также, склонившись над ней, перерезала горло. Кровь также питала землю. Такая же кровь. Лицо ученицы было перед глазами и не уходило. Она уже не видала за ним брата.
Чужестранка подняла голову и посмотрела на небо. Яркий звёздный ковёр взирал на них сверху. Неужели все те, кого она убила сейчас смотрят на неё оттуда?
—Как странно, что у людей такая похожая кровь, — сказала она, — Может и мы не такие разные?
Ответа не последовало. Чужестранка закрыла глаза. По её щеке покатилась теплая капля, которая щекотала кожу. Дождь? Нет, небо было ясным. С другой стороны покатилась ещё одна. Слёзы? Исчез тот страх, который терзал её весь бой. Страх не за свою жизнь. Страх забрать чужую. Страх снова быть убийцей. Страх стать, как те, от кого она отвернулась. Всё это время Чужестранка боялась не проиграть, а наоборот — победить. Она больше не сдерживала слёз, и они потекли рекой.
Чужестранка убрала нож от горла Аски и нагнулась к его лицу, обнимая его голову. Её слёзы капали ему на кожу, но он не пытался уйти. Она пробыла в таком положении ещё несколько минут, пока брат не нарушил молчание:
—Ты должна.
—Должна? — ответила Чужестранка, всхлипывая, — Кому я должна? Семье, которой нет? Что я должна? Я должна убивать? Никто не должен отбирать жизни. Это дар богов. И даже они не смеют забирать его обратно. Я просто заблудилась в тёмном лесу, а теперь вышла на свет жизни. Я пощажу тебя. Побудь для меня гонцом. Передай семье, что я их не прощу. Ни за что. Я хотела бы сказать, что всех прощаю, но обиды мои слишком глубоко в душе. Теперь я уйду. Вы больше меня не побеспокоите, а я не буду мстить. Я хочу просто путешествовать. Хочу уйти и посмотреть, что создали боги, и что сотворили люди.
—Я не смогу вернуться ни с чем. Отец не простит невыполненного задания. Боюсь, что не останусь в живых.
—Тогда подумай: а точно семья так поступает? Может это вовсе и не семья, а сборище лицемеров и лжецов.
—Значит моя семья состоит из таких людей. Тебе правда не было там место. Правильно сделала, что сбежала. Я не представляю твою боль, но я понимаю тебя. Похоже это наша последняя встреча. Прощай, сестрёнка.
—Прощай, мой милый Аска.
Чужестранка поднялась над ним и вытащила нож из его руки. Пошла в траву и начала искать там мечи. Первый нашёлся весьма быстро. А второй затерялся и Чужестранке пришлось встать на четвереньки и пыталась увидеть отблеск металла или нащупать его руками. Меч не смог долго скрываться и скоро оказался в руках хозяйки.
Чужестранка встала, сунула меч в ножны, отряхнулась и огляделась. Аски уже не было видно. В форте был переполох. Она развернулась и посмотрела в сторону гор. Оттуда уже летел её вечный спутник, покрытый чёрным пером.
—Ты, как всегда вовремя, мой милый друг.
—Вопрос о рабстве на сегодня закрыт, продолжим завтра, — голос короля Форда был уставшим, что передавало общее настроение, — Хотелось бы, конечно, решить это побыстрее, но, очевидно, сегодня мы не придём к согласию. Дальше на повестке дня новость от архимонаха Саввы. Святейший мы слушаем Вас.
Король собрал для совещания ту же компанию, что и в прошлый раз. Новыми лицами на собрании были Святейший архимонах, который хотел переговорить с королём о вопросах религии, глава разведки Милитарии Сиван Ракан, кронпринц Камелон, а также новый представитель знати граф Темон Крис.
Архимонах встал с места, со скрипом отодвинув тяжёлый стул, оглядел всех присутствующих, открыл книгу, которую принёс с собой и поставил на стол, с трудом нашёл нужную страницу, ещё минуту пристально вглядывался в написанное, потом снова оглядел всех в зале и снова опустил взгляд в книгу.
—«И тогда Всеведущий отдаст дары — архимонах начал зачитывать отрывок из священного писания, — Среди них будет плод святого куста, и удивится мир этим ягодам, ибо уже никто из рабов Божьих не видел их, тогда Господин небесный отдаст и вторую вещь, прежде носимую покойником и вместе с ним схоронимую...», — Святейший перелистнул страницу, — Стих следующий: «Да не приемлет он рабства ни в какой его форме, ведь единственный господин ваш живет в Царствие Божием, и никто не властен над человеком, как он...». Дальше: «Будучи заблудшей овцой будет блуждать во тьме, пока не озарит свет путь и не выведет из тьмы, и укажет путь, и пойдёт по этому пути ищущий истину...». Продолжим...
—Мы здесь не для проповеди собрались, — прервал его командующий Пешин, — Можно ближе к делу.
—Я согласен, — генерал Мартин поддержал коллегу, — На носу война, возможно даже гражданская, а мы стихи слушаем.
—Уймитесь, — осадил обоих король, — Я уверен, что архимонах сейчас нам всё объяснит. Так ведь? — он обратился к Святейшему.
—Да-да, конечно. Прошу, ещё один стих: «Имени своего воин не помнил, потому что давно отказался, но все будут его знать...» Дело в нашей общей знакомой. Госпожа Чужестранка. Я думаю, что она Грядущий Спаситель, Учитель, в некоторых переводах, но это не столь важно. Я пришёл сегодня к вам, чтобы просить о протекции. Чужестранка должна жить. Любой ценой. Из бюджета Триединой Церкви уже выделены средства на это.
—Помнится, Ваш предшественник тоже уверял о «Спасителе», — вмешался Темон Крис, — И с яростной верой в глазах уверял, что это непременно будет его сыночек, найденный вскоре мёртвым в одном из борделей столицы в окружении прекрасных женщин и дрянного алкоголя, от которого и отдал душу Триединому Богу.
Новый представитель знати был человеком «глубоко верующим», как он сам о себе говорил, вот только вера его была несколько иной, чем у большинства людей. Темон проповедовал только одну религию – деньги. Он был ярым противником рабства, даже смог освободить все свои земли от этого недуга — дело, безусловно, достойное. Вот только сделано это было не из заботы о людях, а из вполне разумного расчёта — в отличие от большинства представителей своего класса, он считал, что наёмные рабочие более выгодны, чем рабы, особенно в условиях мира, когда рабы появляются из твоих собственных сограждан. Благодаря своей задумке, на которую не решались остальные дворяне, он быстро поднялся по социальной лестнице и скупил соседние земли, разорившейся знати. Короля Форда не волновала причина, по которой Темон был противником рабства, ему был важен сам этот факт, поэтому сразу после снятие с должности предыдущего представителя, он знал кого назначить на это место.
—Архимонах Анаш впал в безумие от чего и был отстранён Священным Советом, — Святейший ответил на нападки, — Срочное ночное собрание Священного Совета состоялось сегодня. На нём общим голосованием мы единогласно решили, что пророчества начинают сбываться.
—Постойте, Святейший, — сказал король, — Пока Вы нас не убедили. Из ваших стихов моей доброй подруге пока подходит только то, что она не называется своим настоящим именем и отвращение к рабству. Рабство можно в расчёт не брать, так можно каждого третьего назвать спасителем.
Архимонах закопошился в собственной мантии, достал триаду и положил на стол.
—Это триада принадлежала моему брату Арли, как некоторые присутствующие помнят, его похоронили вместе с ней. Госпожа Чужестранка передала мне эту вещь, сказав, что это заказ одного неизвестного человека. Этот же человек отдал ей ягоды. Рубенцию.
—Опять эти россказни про мифические ягоды, — Пешин снова перебил архимонаха, — На сколько мне известно, их не видели несколько веков. С чего Вы взяли, что это те самые ягоды с чудодейственным свойством? Вы сами то их видели или на слова поверили?
—Я не видел, — ответил Святейший Савва, — Но не стал бы говорить без доказательств. Сегодня ночью пришла весть из монастыря Святой Аплении. Они правда приютили некую иноверку в красном в компании принца Артура. Она отдала им целую горсть Рубенции. Настоятель Архин уверен в подлинности этих ягод. Далее, расспрашивая о госпоже Чужестранке, я узнал, что она просто не понимает саму концепцию рабства, но раз уж ваше величество не принимает это за доказательство, то это можно опустить. «Заблудшая овца» — кто может быть больше подобен этому сравнению, если не иноверец, не принимающий Единство Трёх.
—Спорное утверждение, — Темон снова поставил в неудобное положение архимонаха.
—Мне кажется, — повернулся к нему архимонах, — Безбожникам не за чем вступать в обсуждение вопросов религии.
—О религии я, как раз таки не спорю, речь идёт о выделении ресурсов страны во время надвигающейся войны. Ради кого? Одного человека? Даже если этот человек друг нашего короля, я не считаю, что нужно что-то предпринимать. Извините, Ваше Величество, но я здесь ради будущего Милитарии. Тем более, я наслышан о мастерстве боя этой женщины и о её средстве передвижения. Такому человеку вряд ли сможет что-то навредить.
—Я согласен с господином Красом, — подал голос генерал Мартин.
—Согласен с коллегой, — тут же подхватил Пешин.
—В таком случае, — Святейший наконец сел, — Церковь объявит о появлении избранного и о том, что государство не предпринимает меры в поддержку.
—Это измена! — принц Камелон ударил по столу рукой и подскочил с места, — Вы не посмеете! Сейчас же заберите свои слова назад!
Король приложил руку к лицу и громко выдохнул.
—Камелон, успокойся и сядь, — произнёс король всё ещё невозмутимым голосом.
Сын тут же послушался отца.
—Слова и действия Святейшего архимонаха нельзя расценивать, как измену. В отличии от большинства стран мы отделили религию от власти.
—Замолчи.
—Молчу-молчу.
***
Они ушли уже достаточно далеко, чтобы их не нашли быстро. Они стояли на дороге между двух полей. Вдали было видно, как в форте поднялась тревога и солдаты закопошились, но Чужестранка знала, что искать их не будут — она убедила своего надзирателя поверить, что письмо короля правдивое, и он не пойдёт на крайние меры, пока не получит доказательств обратного.
Аска стоял на против, примерно в пяти шагах. При нём было только два кинжала, которыми он пользоваться не любил. Аска предпочитал чувствовать, как умирает его жертва, любил душить и бить до изнеможения. Задания на убийства часто не давали такой свободы, но он всегда находил где утолить жажду такого рода.
Чужестранка бросила сумку на обочине, зная, что сейчас будет сложный бой, и ничего не должно ей помешать. Она достала из ножен меч долга. Этот бой был его долгом перед семьёй, её долгом перед собой и своей мечтой. Сейчас отступить нельзя. Чужестранка сделала глубокий вдох и то, что не сделает ни один разумный воин — закрыла глаза. Страшно. Руки не трясутся. Ноги прочно стоят. Движение легки. Но... Страшно. Почему?
Она открыла глаза. Аска стоял перед ней, не воспользовавшись секундной слабостью сестры. Чужестранка потянулась за спину, взяла два ножа и тут же кинула в ноги брату. Тот сразу отпрыгнул в сторону, ножи врезались в землю. Аска побежал вперед, доставая оба своих кинжала. Одним он ударил сверху, а второй занёс сбоку. Чужестранка защитилась мечём от первого и ударом ладони выбила второй кинжал из руки Аски. Его рука мгновенно сжалась в кулак и он перенаправил атаку в живот сестры. Чужестранка не успела уклонится. Сильная рука Брата подняла её в воздух и отбросила на несколько шагов. От этого у неё сбилось дыхание, но она смогла сгруппироваться, сделала кувырок назад и встала в стойку. Ей удалось удержать меч в руках, но Аска уже приближался. Она побежали навстречу. Их клинки встретились с громким звоном, который эхом прошёлся по округе. Аска снова занёс руку для удара и направил его в ребро. Чужестранка свободной рукой вытащила ещё один меч и направила остриё на его руку. Он не успел остановиться и лезвие вошло между его пальцев, словно горячий нож в масло, и дошло почти до сустава кисти. Аска зашипел и убрал руку, сжимая её здоровой, открываясь для контратаки. Он отпрыгнул от неё, но Чужестранка не стала терять время и тут же направилась к нему.
Пока он был в шоке от раны у неё оставался шанс, чтобы лишить его жизни, перерезать горло, вонзить меч в ребро, было много вариантов, как можно было умертвить противника. Но Чужестранка замешкалась. Снова сковал страх. Страх, который не помогал, как это бывает, не ускорял реакцию, не улучшал зрение. Это было такое чувство, которое она ещё не испытывала.
Чужестранка подошла к противнику слишком близко, теперь она была в досягаемости его атак, но сама она не спешила начать удар. Аска не стал совершать ошибку сестры и замахнулся. Чужестранка успела только заблокировать удар скрещёнными предплечьями, но удар был настолько сильным, что её отбросило. От шока мечи выпали из её рук, и они упали в высокую траву. Тело Чужестранки грохнулось мешком о твёрдую землю и подняло пыль. Из её груди вышел сдавленный крик.
Аска медленно подходил к обессиленной Чужестранке. Раненная рука висела, будто верёвка, хотя была задета только кисть, но он явно старался ей не шевелить. Перед лицом Чужестранки появился тяжёлый сапог, второй. Аска явно упивался своей победой и не спешил закончить бой, быстро убив своего противника. Один сапог поднялся. Она знала, что сейчас будет, но могла сделать только одно — зажмуриться и приготовиться к боли. Пинок пришёлся по щеке и откинул голову Чужестранки в сторону. Во рту появился солёный привкус. Следующий удар был в грудь. Из лёгких выбило весь воздух, а её тело перевернулось на бок. Чужестранка пыталась вдохнуть, но всё что удавалось это набрать чуть-чуть воздуха, но по ощущениям он не доходил даже до глотки — рефлекторные движения раненного тела тут же его выталкивали. Она открыла глаза. Перед ней торчали из-под земли два её метательных ножа. Спасение! Она потянулась за одним из них и быстро перевернулась лицом к Аске. Тот уже заносил ногу для очередного удара. Чужестранка убрала голову в сторону, ботинок брата топнул рядом с его лицо. Она тут же вонзила нож ему в ногу, в сухожилие. Аска закричал и убрал ногу. Чужестранка тут же пнула по второй, от чего он потерял равновесие и упал.
Чужестранка взяла второй нож и запрыгнула на брата, успев при этом вытащить первый нож из его ноги. Когда она тянула нож, то провернула его, чтобы причинить Аске сильную боль. Как только она села на его тело, сразу же воткнула нож в здоровую руку, пригвоздив его к земле. Второй нож впивался в его горло и уже порезал кожу. Красная капли крови потекла вниз и упала на землю и сразу впиталась, оставив после себя только тёмное пятно.
Но Чужестранка снова не спешила заканчивать бой. Опять этот страх. Опять это чувство. Почему? Чего боятся? Она победила. Почему её снова сковал этот первобытный ужас?
Она сорвала маску с лица брата. Лицо, которое она не помнила, которое не видела — кожа, прежде молодая, чистая, гладкая и упругая, сейчас сильно постарела, покрылась шрамами и морщинами, а ведь прошло не так много времени с её ухода. Каждодневные изнурительные тренировки и задания, на которых приходилось не есть сутками, не пошли ему на пользу. Он был младше Чужестранки, но любой прохожий не понял бы этого, скорее всего, он принял бы их за отца и дочь.
—Не медли, — прокряхтел Аска, — Убей.
Чужестранка начала вести нож по горлу брата, от чего тот вошёл глубже и уже порезал мышцы, но вдруг она снова остановилась. Лицо Мовен. Снова. Она убила её также, склонившись над ней, перерезала горло. Кровь также питала землю. Такая же кровь. Лицо ученицы было перед глазами и не уходило. Она уже не видала за ним брата.
Чужестранка подняла голову и посмотрела на небо. Яркий звёздный ковёр взирал на них сверху. Неужели все те, кого она убила сейчас смотрят на неё оттуда?
—Как странно, что у людей такая похожая кровь, — сказала она, — Может и мы не такие разные?
Ответа не последовало. Чужестранка закрыла глаза. По её щеке покатилась теплая капля, которая щекотала кожу. Дождь? Нет, небо было ясным. С другой стороны покатилась ещё одна. Слёзы? Исчез тот страх, который терзал её весь бой. Страх не за свою жизнь. Страх забрать чужую. Страх снова быть убийцей. Страх стать, как те, от кого она отвернулась. Всё это время Чужестранка боялась не проиграть, а наоборот — победить. Она больше не сдерживала слёз, и они потекли рекой.
Чужестранка убрала нож от горла Аски и нагнулась к его лицу, обнимая его голову. Её слёзы капали ему на кожу, но он не пытался уйти. Она пробыла в таком положении ещё несколько минут, пока брат не нарушил молчание:
—Ты должна.
—Должна? — ответила Чужестранка, всхлипывая, — Кому я должна? Семье, которой нет? Что я должна? Я должна убивать? Никто не должен отбирать жизни. Это дар богов. И даже они не смеют забирать его обратно. Я просто заблудилась в тёмном лесу, а теперь вышла на свет жизни. Я пощажу тебя. Побудь для меня гонцом. Передай семье, что я их не прощу. Ни за что. Я хотела бы сказать, что всех прощаю, но обиды мои слишком глубоко в душе. Теперь я уйду. Вы больше меня не побеспокоите, а я не буду мстить. Я хочу просто путешествовать. Хочу уйти и посмотреть, что создали боги, и что сотворили люди.
—Я не смогу вернуться ни с чем. Отец не простит невыполненного задания. Боюсь, что не останусь в живых.
—Тогда подумай: а точно семья так поступает? Может это вовсе и не семья, а сборище лицемеров и лжецов.
—Значит моя семья состоит из таких людей. Тебе правда не было там место. Правильно сделала, что сбежала. Я не представляю твою боль, но я понимаю тебя. Похоже это наша последняя встреча. Прощай, сестрёнка.
—Прощай, мой милый Аска.
Чужестранка поднялась над ним и вытащила нож из его руки. Пошла в траву и начала искать там мечи. Первый нашёлся весьма быстро. А второй затерялся и Чужестранке пришлось встать на четвереньки и пыталась увидеть отблеск металла или нащупать его руками. Меч не смог долго скрываться и скоро оказался в руках хозяйки.
Чужестранка встала, сунула меч в ножны, отряхнулась и огляделась. Аски уже не было видно. В форте был переполох. Она развернулась и посмотрела в сторону гор. Оттуда уже летел её вечный спутник, покрытый чёрным пером.
—Ты, как всегда вовремя, мой милый друг.
Прода от 25.08.2025, 20:05
Глава 14. Слепая вера
—Вопрос о рабстве на сегодня закрыт, продолжим завтра, — голос короля Форда был уставшим, что передавало общее настроение, — Хотелось бы, конечно, решить это побыстрее, но, очевидно, сегодня мы не придём к согласию. Дальше на повестке дня новость от архимонаха Саввы. Святейший мы слушаем Вас.
Король собрал для совещания ту же компанию, что и в прошлый раз. Новыми лицами на собрании были Святейший архимонах, который хотел переговорить с королём о вопросах религии, глава разведки Милитарии Сиван Ракан, кронпринц Камелон, а также новый представитель знати граф Темон Крис.
Архимонах встал с места, со скрипом отодвинув тяжёлый стул, оглядел всех присутствующих, открыл книгу, которую принёс с собой и поставил на стол, с трудом нашёл нужную страницу, ещё минуту пристально вглядывался в написанное, потом снова оглядел всех в зале и снова опустил взгляд в книгу.
—«И тогда Всеведущий отдаст дары — архимонах начал зачитывать отрывок из священного писания, — Среди них будет плод святого куста, и удивится мир этим ягодам, ибо уже никто из рабов Божьих не видел их, тогда Господин небесный отдаст и вторую вещь, прежде носимую покойником и вместе с ним схоронимую...», — Святейший перелистнул страницу, — Стих следующий: «Да не приемлет он рабства ни в какой его форме, ведь единственный господин ваш живет в Царствие Божием, и никто не властен над человеком, как он...». Дальше: «Будучи заблудшей овцой будет блуждать во тьме, пока не озарит свет путь и не выведет из тьмы, и укажет путь, и пойдёт по этому пути ищущий истину...». Продолжим...
—Мы здесь не для проповеди собрались, — прервал его командующий Пешин, — Можно ближе к делу.
—Я согласен, — генерал Мартин поддержал коллегу, — На носу война, возможно даже гражданская, а мы стихи слушаем.
—Уймитесь, — осадил обоих король, — Я уверен, что архимонах сейчас нам всё объяснит. Так ведь? — он обратился к Святейшему.
—Да-да, конечно. Прошу, ещё один стих: «Имени своего воин не помнил, потому что давно отказался, но все будут его знать...» Дело в нашей общей знакомой. Госпожа Чужестранка. Я думаю, что она Грядущий Спаситель, Учитель, в некоторых переводах, но это не столь важно. Я пришёл сегодня к вам, чтобы просить о протекции. Чужестранка должна жить. Любой ценой. Из бюджета Триединой Церкви уже выделены средства на это.
—Помнится, Ваш предшественник тоже уверял о «Спасителе», — вмешался Темон Крис, — И с яростной верой в глазах уверял, что это непременно будет его сыночек, найденный вскоре мёртвым в одном из борделей столицы в окружении прекрасных женщин и дрянного алкоголя, от которого и отдал душу Триединому Богу.
Новый представитель знати был человеком «глубоко верующим», как он сам о себе говорил, вот только вера его была несколько иной, чем у большинства людей. Темон проповедовал только одну религию – деньги. Он был ярым противником рабства, даже смог освободить все свои земли от этого недуга — дело, безусловно, достойное. Вот только сделано это было не из заботы о людях, а из вполне разумного расчёта — в отличие от большинства представителей своего класса, он считал, что наёмные рабочие более выгодны, чем рабы, особенно в условиях мира, когда рабы появляются из твоих собственных сограждан. Благодаря своей задумке, на которую не решались остальные дворяне, он быстро поднялся по социальной лестнице и скупил соседние земли, разорившейся знати. Короля Форда не волновала причина, по которой Темон был противником рабства, ему был важен сам этот факт, поэтому сразу после снятие с должности предыдущего представителя, он знал кого назначить на это место.
—Архимонах Анаш впал в безумие от чего и был отстранён Священным Советом, — Святейший ответил на нападки, — Срочное ночное собрание Священного Совета состоялось сегодня. На нём общим голосованием мы единогласно решили, что пророчества начинают сбываться.
—Постойте, Святейший, — сказал король, — Пока Вы нас не убедили. Из ваших стихов моей доброй подруге пока подходит только то, что она не называется своим настоящим именем и отвращение к рабству. Рабство можно в расчёт не брать, так можно каждого третьего назвать спасителем.
Архимонах закопошился в собственной мантии, достал триаду и положил на стол.
—Это триада принадлежала моему брату Арли, как некоторые присутствующие помнят, его похоронили вместе с ней. Госпожа Чужестранка передала мне эту вещь, сказав, что это заказ одного неизвестного человека. Этот же человек отдал ей ягоды. Рубенцию.
—Опять эти россказни про мифические ягоды, — Пешин снова перебил архимонаха, — На сколько мне известно, их не видели несколько веков. С чего Вы взяли, что это те самые ягоды с чудодейственным свойством? Вы сами то их видели или на слова поверили?
—Я не видел, — ответил Святейший Савва, — Но не стал бы говорить без доказательств. Сегодня ночью пришла весть из монастыря Святой Аплении. Они правда приютили некую иноверку в красном в компании принца Артура. Она отдала им целую горсть Рубенции. Настоятель Архин уверен в подлинности этих ягод. Далее, расспрашивая о госпоже Чужестранке, я узнал, что она просто не понимает саму концепцию рабства, но раз уж ваше величество не принимает это за доказательство, то это можно опустить. «Заблудшая овца» — кто может быть больше подобен этому сравнению, если не иноверец, не принимающий Единство Трёх.
—Спорное утверждение, — Темон снова поставил в неудобное положение архимонаха.
—Мне кажется, — повернулся к нему архимонах, — Безбожникам не за чем вступать в обсуждение вопросов религии.
—О религии я, как раз таки не спорю, речь идёт о выделении ресурсов страны во время надвигающейся войны. Ради кого? Одного человека? Даже если этот человек друг нашего короля, я не считаю, что нужно что-то предпринимать. Извините, Ваше Величество, но я здесь ради будущего Милитарии. Тем более, я наслышан о мастерстве боя этой женщины и о её средстве передвижения. Такому человеку вряд ли сможет что-то навредить.
—Я согласен с господином Красом, — подал голос генерал Мартин.
—Согласен с коллегой, — тут же подхватил Пешин.
—В таком случае, — Святейший наконец сел, — Церковь объявит о появлении избранного и о том, что государство не предпринимает меры в поддержку.
—Это измена! — принц Камелон ударил по столу рукой и подскочил с места, — Вы не посмеете! Сейчас же заберите свои слова назад!
Король приложил руку к лицу и громко выдохнул.
—Камелон, успокойся и сядь, — произнёс король всё ещё невозмутимым голосом.
Сын тут же послушался отца.
—Слова и действия Святейшего архимонаха нельзя расценивать, как измену. В отличии от большинства стран мы отделили религию от власти.
