Холодно — как лёд, растущий на костях.
Близко — слишком близко,
будто чьи-то губы прошли по затылку.
«Где был свет — будет плоть.
Где был шаг — будет боль.
Где был ты — будет Он.
Где был мир — будет Я…»
Он не понял сразу — это не голос.
Это мысль.
Воспоминание.
Только не его.
Он видит:
Песок.
Мир из песка и серых зеркал.
Небо — багровое, в трещинах.
И — Он.
Не человек.
Не зверь.
Идущий.
Его шаг — тяжёл.
За спиной — след, из которого поднимается ТУМАН.
Он шёл вниз.
Он всегда шёл вниз.
Из мира — в мир.
Из смерти — в смерть.
Из смысла — в гниль.
«Тысяча жизней — не время.
Тысяча смертей — не конец.
Когда плоть забывает,
дух вспоминает:
Он — один.»
Ян вздрагивает.
Сквозь сон, будто через воду, слышит собственное имя.
Но не знает — кто его зовёт.
Или что.
Он просыпается, захлёбываясь воздухом, будто тонул.
Пот на коже — ледяной.
Горло — будто кто-то жал.
Глаза — не видят стен.
Ян не рассказывал Паше про сон. Он сам не был уверен, был ли это сон.
Но с тех пор, в самые тихие ночи, ему казалось, будто кто-то дышит у него за спиной.
Вечер сгустился над городом быстро — как тушь, разлитая по смятой карте.
Площадь у школы вымерла. Где-то мяукнуло. Где-то под ногами треснул пластиковый стаканчик. Ян шёл молча, и даже Паша — шутник, балагур, душа компании — молчал вместе с ним.
В руках Яна был конверт без марки и имени. Бумага — плотная, запах — сухих лепестков и пепла.
«Если хочешь понять — приходи. Сегодня. 20:00. Цветочный “Орхидея”. Без друзей.»
— Ну и чё? — Пашка шептал с видом заговорщика. — Мы идём. Или я один иду, а ты потом вытаскиваешь меня из холодильника?
— Не смешно, — хрипло ответил Ян.
— Вот и хорошо. Значит, страшно. Раз страшно — значит, настоящее.
Он усмехнулся, и Ян вдруг понял: Паша тоже чувствует перемены. Просто не признаётся.
19:58. Цветочный магазин “Орхидея”.
Внутри — почти темно.
Пыльные стеклянные витрины.
Пара засохших гортензий, будто забытых гостей.
На стене — часы, идущие в обратную сторону.
И за стойкой — толстый мужик в вязаном жилете, читающий газету «Садовод-любитель».
Они вошли.
Мужик даже не поднял головы. Паша кашлянул. Ян взглянул на него, пожал плечами — и сказал:
— Эм… Под туманом цветы ярче.
Мужик медленно сложил газету. Поднял глаза. В них — ничего. Ни удивления, ни интереса.
Он кивнул.
Взял вазу с лилиями.
Отодвинул — стена за ней сместилась.
Как будто там и не было кирпичей.
— Проходите.
— Чё? — Паша хлопает глазами. — Это типа… портал? Тайная тропа? Подвал сатанистов?
— Паш, идём, — Ян уже не удивляется.
Туннель
Внутри — прохладно.
Пахнет сыростью и пыльцой.
Стены — как будто из старого мрамора, прожилки тёмно-синие, будто кровь под кожей.
Пол гулкий. Паша наступает — звук уходит вглубь, будто там нет дна.
— А если тут камеры? Или лазеры? Или крысы с дипломами?
— Замолчи, — тихо бросает Ян. — Слышишь?
Паша замер.
Вдалеке — дыхание.
Глубокое, как ветер в шахте.
И голубой свет. Мягкий. Не освещает — а ведёт.
Комната
Они выходят в зал, выложенный из белого камня.
Сводчатые потолки.
На полу — узоры, похожие на паутины, но нарисованные с математической точностью.
Посреди зала — девушка.
Высокая. В светлой рубашке, перетянутой на манер боевого кимоно.
Лицо спокойное. Волосы — короткие, стальные.
Глаза — цвета огранённого льда.
Она смотрит на них, как на результат долгого вычисления.
— Привет, — говорит она. — Я — Аста.
И в тот момент Ян понял: теперь назад дороги нет.
Привет, — сказала она. — Я — Аста.
Она посмотрела на Яна:
— Ты получил письмо?
Ян кивнул и вытащил конверт.
— Но… я не один. Он пришёл со мной.
Аста перевела взгляд на Пашу.
Паша ухмыльнулся и, небрежно, как будто достаёт жвачку из кармана, вытащил второй, почти такой же конверт.
— Чего ты так смотришь? — сказал он. — Мне тоже пришло. Я просто не стал паниковать.
Ян застыл.
Он впервые за день не знал, что сказать.
Зал, где они стояли, был без окон, но не тёмным.
Голубой свет струился из воздуха, как пар от дыхания спящего великана.
Нигде не было ламп. И не было запаха пыли. Только свежесть… и что-то ещё.
Что-то, что щекотало кожу и грело кости. Как будто сам воздух знал, что в нём — сила.
— Проходите, — Аста указала на скамью у стены.
Сама осталась стоять — спина прямая, ноги чуть расставлены.
Боевая стойка. Не показная — привычная. Живущая в теле.
— Меня зовут Аста. Это место не имеет имени, но здесь начинаются все пути.
Не все, кто получают приглашение, доходят.
Не все, кто доходят — понимают.
Паша хотел усмехнуться, но сдержался.
Ян молча смотрел на неё — и чувствовал, как внутри поднимается не страх, а ясность.
Аста:
— После Вспышки появилось множество аномалий.
Люди, животные, вещи, даже целые улицы — изменились.
Но изменилось и пространство между вещами.
— Туман?
— Да. Но туман — не сила. Он — проводник.
Он открывает тебя самому себе. Но не сразу.
Внутри каждого из вас — чаша.
У кого-то она пустая. У кого-то — треснутая.
У кого-то — глубже, чем кажется возможным.
Она посмотрела на Яна. Потом — на Пашу.
Ян впервые ощутил, как что-то внутри гулко звенит.
— И что, мы теперь как в “Наруто”? — буркнул Паша.
— Только без повязок, но с бонусами?
Аста не ответила. Подошла к алтарю у стены, положила на него ладони.
Свет усилился.
— У каждого пробуждённого — свой путь.
Кто-то усиливает тело. Кто-то управляет пространством.
Кто-то… меняет людей.
Но всё это — лишь отражения чаши.
Она указала на Янa:
— Ты чувствовал, как всё замерло? Как пошёл вниз, а время потекло мимо?
Ян кивнул.
— Это значит, твоя чаша открыта.
Но ты ещё не знаешь, чем она наполнится.
Паша встал, потянулся.
— Ладно. А как мы всё это... тренируем?
У вас тут что — спарринги, туманные катакомбы, священный шаурмячник?
Аста вдруг улыбнулась.
— Будет. Всё будет. Но не сразу.
Сперва — контроль.
Если ты сорвёшься — пострадаешь не только ты.
Есть и те, кто уже сорвался.
Те, кто не хочет, чтобы вы выжили.
Она достаёт свиток. На нём — список.
В нём — имена.
Некоторые зачёркнуты.
— Это те, кто пробудились.
Некоторые — пропали.
Некоторые — стали тем, чего мы боимся.
Она смотрит на них обоих.
— Вы теперь часть этого списка.
Хотите или нет.
Ян чувствует, как по спине пробегает холод.
А потом — словно тень внутри него… намеки на лицо.
Но не своё.
Не человеческое.
— А всё это не кажется вам… ну… слегка сектантским? — Паша развёл руками. — Тайные залы, свечи, алтарь, девушка в белом и список посвящённых.
— Может, ещё и чашу с кровью дадите?
Аста спокойно ответила:
— Ты волен уйти. Мы не держим никого.
Но знания остаются только у тех, кто готов их принять.
Паша усмехнулся:
— Я пока побуду.
Посмотрю, как тут качаются.
А потом… решу сам, куда мне двигаться.
Без чьих-то списков.
Аста слегка, лишь уголком губ, но улыбнулась.
Подземный зал был странно глухой.
Не тихой — именно глухой, как будто звук в ней не умирал, а боялся появиться.
Туман стелился по полу тонкими струями, как дыхание зверя, который притворяется спящим.
Ян шёл по мраморным плитам, и каждый шаг отдавался в груди гулким эхом.
Паша рядом — руки в карманах, глаза блестят.
Но даже он сегодня шутит тише, чем обычно.
Впереди стояла Аста.
Спокойная, как ледник, что помнит о времени иначе.
Она не смотрела — измеряла.
И, кажется, знала, кто из них что услышит ещё до того, как они сели.
— Здесь вы научитесь слушать, — сказала она. —
Не бойтесь, если сначала не услышите ничего.
У некоторых — молчание дольше.
Но когда туман заговорит, вы это поймёте.
Зал был выложен кругами, как кольца дерева.
В центре — металлический круг.
Вокруг — шесть пьедесталов с чашами.
Из них поднимался свет — не огонь, не дым.
Что-то... между.
— Это резонаторы. Они помогают пробуждённым почувствовать, в каком направлении их чаша открыта.
Ваша задача — не управлять. Не подавлять.
А услышать.
Паша уселся, скрестив ноги.
— Чаши, туман, резонаторы… Серьёзно, мы где — в “Наруто” или в “Крестном ходе по Тибету”?
— Именно, — сказала Аста, даже не повернувшись.
Он фыркнул. Ян сдержал смешок.
Но за ним — напряжение.
Прошло пять минут.
Десять.
Пятнадцать.
Туман был недвижим.
Ян сидел с закрытыми глазами.
Он слышал, как дышит Паша, как скребётся где-то капля в трубе.
Как гулко колотится его собственное сердце.
И всё сильнее — мысли:
“Что я делаю?”
“Это не работает.”
“Может, у меня нет этой чаши вообще?”
Он пробовал сосредоточиться.
Потом — отпустить.
Потом — злился.
Но с каждым разом туман отодвигался всё дальше.
Как зеркало, запотевшее изнутри.
Паша, в какой-то момент, просто перестал думать.
Он расслабился — полностью.
Он представил, как лежит в воде, где не надо плыть.
И тогда — щелчок.
Он почувствовал, как воздух над ладонью стал плотнее.
Не горячим, не холодным. Просто... живым.
Он поднял руку.
Сначала ничего.
А потом — синий дым.
Тонкая струя, как от тлеющего воска.
Она вилась над кожей, меняя форму от мысли.
— …вау, — выдохнул он.
Аста подошла.
Кивнула.
— Это не контроль. Это — настройка.
Ты не сделал. Ты позволил.
Ян видел это.
Не с завистью — с тревогой.
Он тоже закрыл глаза.
И на этот раз — всё исчезло сразу.
Осталась только тишина.
Но не пустая.
А плотная, как если бы он оказался в огромной зале, полной невидимых глаз.
Он чувствовал — что-то есть.
Где-то рядом.
И это смотрит.
Шёпота не было. Но присутствие — да.
Один из пьедесталов дрогнул.
Мрамор под ним — завибрировал.
Воздух стал холоднее.
Слева, на стене, мрамор волной сместился, будто за ним прошёл кто-то невидимый.
Он моргнул — и всё исчезло.
Аста уже стояла рядом.
— Прекрати.
— Я… ничего не делал.
— Именно.
А что-то — делало.
— Иногда, когда человек пробуждается, с ним пробуждается и другое.
Оно не всегда враждебно.
Но оно — не ты.
— Это плохо?
— Это — риск.
И путь.
Если почувствуешь, что в тебе кто-то есть…
не борись.
Смотри в глаза.
И скажи мне.
Паша хмыкнул.
— А если он скажет, что я его отражение? Это уже клиника?
Аста не ответила.
Аста ушла первой, оставив их в полумраке зала.
Туман медленно рассеивался, будто понимал, что всё важное сказано.
Ян сидел, упёршись локтями в колени, не поднимая головы.
Паша рядом — молчал, не дурачился. Что-то щёлкнуло в нём, не громко, но заметно.
— Ты в порядке? — спросил Паша тихо, не глядя.
— Не знаю, — ответил Ян. — Кажется, внутри меня… кто-то был.
Или есть.
— Ну, скажем так, если он умеет делать домашку за тебя — ты сообщи. А если нет — будем думать, как его выгонять.
Он сказал это с усмешкой, но она быстро стёрлась.
Они вышли в коридор, поднялись по винтовой лестнице, и город снова был там.
Обычный. С шумом машин, запахом еды, окнами с занавесками и кошками на подоконниках.
Но для Яна — всё изменилось.
Тот же воздух. Но другой смысл.
Те же дома. Но чужие взгляды из окон.
Позже, уже дома, он подошёл к зеркалу.
Вода стекала тонкими струйками, плёнка пены на коже.
Он смотрел на своё отражение и…
оно смотрело на него.
Ян стоял у зеркала. Он плеснул в лицо. Посмотрел на себя. И замер.
Отражение не двигалось.
Он — моргнул.
Оно — нет.
На секунду — просто смотрело.
Оценивающе. Как врач. Или судья.
Потом — всё как обычно.
Но Ян вышел из комнаты, не оборачиваясь.
Утро
— Ян! Вставай, солнце мое! —
Голос мамы тёплый, чуть сонный, как всегда.
Ян приоткрыл глаза. Комната была блеклой, как выцветшая фотография.
Внутри — усталость, какой-то глухой звон в груди и ощущение... мокрой земли под ногтями.
Сон.
Я снова там.
Я стоял у края ямы.
Темноты в ней не было — там была… жажда.
Что-то внизу ждало. А потом — руки. Они тянулись ко мне из тьмы — не чтобы убить. А чтобы утащить.
Он сел резко. Дыхание сбившееся, глаза мутные.
Рядом зашуршала мама:
— Иди умывайся, завтрак почти готов.
На кухне пахло луком и чаем.
Отец помогал накрывать стол: ставил чашки, резал хлеб.
Они почти не разговаривали — только обменивались короткими взглядами. Привычные. Спокойные.
Они были командой.
— Ты где вчера был? — спросила мама, кладя на стол тарелку. — Вернулся поздно, глаза опухшие, молчал как призрак.
— Да мы... с Пашей, — Ян пожал плечами. — В центре шатались.
— Ну и шатайся по свету. А не как в прошлый раз — приполз под утро и хрипишь, будто уголь ел, — отец аккуратно подвинул ему чашку.
— Ты сам на себя не похож. Всё нормально, я просто переживаю за тебя, все таки мир сильно изменился и сейчас опасно вот так гулять по ночам, а ты опять сбежал на ночь глядя.
Ян только кивнул.
Но внутри всё снова отозвалось звенящей ямой, тянущей, зовущей...
И снова голос в голове:
«Не бойся. Ты уже идёшь.»
По пути в школу
Улица встретила их ветром, сдутыми афишами и чем-то кислым в воздухе.
Паша догнал Яна у разрушенного рекламного щита, запрыгнул на тротуар с видом победителя.
— Спал как камень, — сказал он. — Только снился Властелин колец, но все говорили голосом нашего директора. Даже орки.
— А мне снилась яма, — Ян не смеялся. —
Огромная. Без дна.
Меня кто-то тянул туда... изнутри.
Паша задумался. Потом выдал:
— Если будешь скатываться — я тебе верёвку кину. Или хотя бы тапок, что б не мучался.
Они оба улыбнулись, но Ян чувствовал: улыбка — не дотягивается до глаз.
В зале, после школы.
Аста сидела за тяжёлым столом из чёрного дерева, локти на поверхности, лицо в ладонях.
Рядом — свиток, порванный на краю. Кружка с запекшейся полоской чая.
Три стеклянных флакона. Один — треснул.
Она выглядела так, будто сражалась. Но не с кем-то — с задачами.
— Аста? — Ян подошёл осторожно.
— У нас... аномалия, — проговорила она, не поднимая головы.
— На стройке, та, что у кольцевой.
Камеры ничего не ловят, но те, кто проходил рядом, жаловались на звон в ушах и ложные тени.
Один парень потерял речь на пять часов.
Просто стоял и смотрел в точку.
— И чё... туда кто-то пойдёт? — осторожно поинтересовался Паша.
— Я, — ответила Аста.
— Или кто-то из старших. Но пока никто не может.
— А если… мы? — Ян смотрит прямо.
— Только посмотреть. Просто собрать информацию.
— Нет, — твёрдо сказала она. — Вы новички. Это не развлечение.
— Мы не будем вступать в контакт, с чем бы оно ни было. Обещаем, — добавил Паша.
— И, ну... если совсем будет опасно— ты же нас вытащишь, да? А так, мы получим реальный опыт, может чему дельному научимся, да и ты пока разберешься со своими делами.
Аста долго молчала.
Смотрела мимо них. Сквозь.
Потом — встала. Подошла к стене, взяла два амулета с голубой нитью.
— Хорошо.
Но если хоть что-то сдвинется, задрожит, засмотрится на вас — развяжите амулет. Я приду.
Она подошла ближе.
— Вы — не бойцы. Ещё нет.
Вы — наблюдатели. Смотрите — и уходите.
— Аста... — Ян колебался. — У тебя какая сила?
Она посмотрела на него.
И сказала:
— Свет.
Только... я не могу им стать.
Могу ударить. Могу оттолкнуть тьму.
Но сама — остаюсь здесь.
Не там.
— Свет? круто, а можешь лазерный меч сделать? — спросил Паша.
Аста и Ян молча посмотрели на него.
—да что не так-то? — спросил Паша.
— Вам пора, будьте внимательны и обращайте внимание на мелочи не упуская ни чего изведу – громогласно заявила Аста.
Близко — слишком близко,
будто чьи-то губы прошли по затылку.
«Где был свет — будет плоть.
Где был шаг — будет боль.
Где был ты — будет Он.
Где был мир — будет Я…»
Он не понял сразу — это не голос.
Это мысль.
Воспоминание.
Только не его.
Он видит:
Песок.
Мир из песка и серых зеркал.
Небо — багровое, в трещинах.
И — Он.
Не человек.
Не зверь.
Идущий.
Его шаг — тяжёл.
За спиной — след, из которого поднимается ТУМАН.
Он шёл вниз.
Он всегда шёл вниз.
Из мира — в мир.
Из смерти — в смерть.
Из смысла — в гниль.
«Тысяча жизней — не время.
Тысяча смертей — не конец.
Когда плоть забывает,
дух вспоминает:
Он — один.»
Ян вздрагивает.
Сквозь сон, будто через воду, слышит собственное имя.
Но не знает — кто его зовёт.
Или что.
Он просыпается, захлёбываясь воздухом, будто тонул.
Пот на коже — ледяной.
Горло — будто кто-то жал.
Глаза — не видят стен.
Глава 3 — Цветочный магазин (и дверь, которой не было)
Ян не рассказывал Паше про сон. Он сам не был уверен, был ли это сон.
Но с тех пор, в самые тихие ночи, ему казалось, будто кто-то дышит у него за спиной.
Вечер сгустился над городом быстро — как тушь, разлитая по смятой карте.
Площадь у школы вымерла. Где-то мяукнуло. Где-то под ногами треснул пластиковый стаканчик. Ян шёл молча, и даже Паша — шутник, балагур, душа компании — молчал вместе с ним.
В руках Яна был конверт без марки и имени. Бумага — плотная, запах — сухих лепестков и пепла.
«Если хочешь понять — приходи. Сегодня. 20:00. Цветочный “Орхидея”. Без друзей.»
— Ну и чё? — Пашка шептал с видом заговорщика. — Мы идём. Или я один иду, а ты потом вытаскиваешь меня из холодильника?
— Не смешно, — хрипло ответил Ян.
— Вот и хорошо. Значит, страшно. Раз страшно — значит, настоящее.
Он усмехнулся, и Ян вдруг понял: Паша тоже чувствует перемены. Просто не признаётся.
19:58. Цветочный магазин “Орхидея”.
Внутри — почти темно.
Пыльные стеклянные витрины.
Пара засохших гортензий, будто забытых гостей.
На стене — часы, идущие в обратную сторону.
И за стойкой — толстый мужик в вязаном жилете, читающий газету «Садовод-любитель».
Они вошли.
Мужик даже не поднял головы. Паша кашлянул. Ян взглянул на него, пожал плечами — и сказал:
— Эм… Под туманом цветы ярче.
Мужик медленно сложил газету. Поднял глаза. В них — ничего. Ни удивления, ни интереса.
Он кивнул.
Взял вазу с лилиями.
Отодвинул — стена за ней сместилась.
Как будто там и не было кирпичей.
— Проходите.
— Чё? — Паша хлопает глазами. — Это типа… портал? Тайная тропа? Подвал сатанистов?
— Паш, идём, — Ян уже не удивляется.
Туннель
Внутри — прохладно.
Пахнет сыростью и пыльцой.
Стены — как будто из старого мрамора, прожилки тёмно-синие, будто кровь под кожей.
Пол гулкий. Паша наступает — звук уходит вглубь, будто там нет дна.
— А если тут камеры? Или лазеры? Или крысы с дипломами?
— Замолчи, — тихо бросает Ян. — Слышишь?
Паша замер.
Вдалеке — дыхание.
Глубокое, как ветер в шахте.
И голубой свет. Мягкий. Не освещает — а ведёт.
Комната
Они выходят в зал, выложенный из белого камня.
Сводчатые потолки.
На полу — узоры, похожие на паутины, но нарисованные с математической точностью.
Посреди зала — девушка.
Высокая. В светлой рубашке, перетянутой на манер боевого кимоно.
Лицо спокойное. Волосы — короткие, стальные.
Глаза — цвета огранённого льда.
Она смотрит на них, как на результат долгого вычисления.
— Привет, — говорит она. — Я — Аста.
И в тот момент Ян понял: теперь назад дороги нет.
Привет, — сказала она. — Я — Аста.
Она посмотрела на Яна:
— Ты получил письмо?
Ян кивнул и вытащил конверт.
— Но… я не один. Он пришёл со мной.
Аста перевела взгляд на Пашу.
Паша ухмыльнулся и, небрежно, как будто достаёт жвачку из кармана, вытащил второй, почти такой же конверт.
— Чего ты так смотришь? — сказал он. — Мне тоже пришло. Я просто не стал паниковать.
Ян застыл.
Он впервые за день не знал, что сказать.
Глава 4 — Чаша, что не всем дана
Зал, где они стояли, был без окон, но не тёмным.
Голубой свет струился из воздуха, как пар от дыхания спящего великана.
Нигде не было ламп. И не было запаха пыли. Только свежесть… и что-то ещё.
Что-то, что щекотало кожу и грело кости. Как будто сам воздух знал, что в нём — сила.
— Проходите, — Аста указала на скамью у стены.
Сама осталась стоять — спина прямая, ноги чуть расставлены.
Боевая стойка. Не показная — привычная. Живущая в теле.
— Меня зовут Аста. Это место не имеет имени, но здесь начинаются все пути.
Не все, кто получают приглашение, доходят.
Не все, кто доходят — понимают.
Паша хотел усмехнуться, но сдержался.
Ян молча смотрел на неё — и чувствовал, как внутри поднимается не страх, а ясность.
Аста:
— После Вспышки появилось множество аномалий.
Люди, животные, вещи, даже целые улицы — изменились.
Но изменилось и пространство между вещами.
— Туман?
— Да. Но туман — не сила. Он — проводник.
Он открывает тебя самому себе. Но не сразу.
Внутри каждого из вас — чаша.
У кого-то она пустая. У кого-то — треснутая.
У кого-то — глубже, чем кажется возможным.
Она посмотрела на Яна. Потом — на Пашу.
Ян впервые ощутил, как что-то внутри гулко звенит.
— И что, мы теперь как в “Наруто”? — буркнул Паша.
— Только без повязок, но с бонусами?
Аста не ответила. Подошла к алтарю у стены, положила на него ладони.
Свет усилился.
— У каждого пробуждённого — свой путь.
Кто-то усиливает тело. Кто-то управляет пространством.
Кто-то… меняет людей.
Но всё это — лишь отражения чаши.
Она указала на Янa:
— Ты чувствовал, как всё замерло? Как пошёл вниз, а время потекло мимо?
Ян кивнул.
— Это значит, твоя чаша открыта.
Но ты ещё не знаешь, чем она наполнится.
Паша встал, потянулся.
— Ладно. А как мы всё это... тренируем?
У вас тут что — спарринги, туманные катакомбы, священный шаурмячник?
Аста вдруг улыбнулась.
— Будет. Всё будет. Но не сразу.
Сперва — контроль.
Если ты сорвёшься — пострадаешь не только ты.
Есть и те, кто уже сорвался.
Те, кто не хочет, чтобы вы выжили.
Она достаёт свиток. На нём — список.
В нём — имена.
Некоторые зачёркнуты.
— Это те, кто пробудились.
Некоторые — пропали.
Некоторые — стали тем, чего мы боимся.
Она смотрит на них обоих.
— Вы теперь часть этого списка.
Хотите или нет.
Ян чувствует, как по спине пробегает холод.
А потом — словно тень внутри него… намеки на лицо.
Но не своё.
Не человеческое.
— А всё это не кажется вам… ну… слегка сектантским? — Паша развёл руками. — Тайные залы, свечи, алтарь, девушка в белом и список посвящённых.
— Может, ещё и чашу с кровью дадите?
Аста спокойно ответила:
— Ты волен уйти. Мы не держим никого.
Но знания остаются только у тех, кто готов их принять.
Паша усмехнулся:
— Я пока побуду.
Посмотрю, как тут качаются.
А потом… решу сам, куда мне двигаться.
Без чьих-то списков.
Аста слегка, лишь уголком губ, но улыбнулась.
Глава 5 — Тот, кто слушает Туман
Подземный зал был странно глухой.
Не тихой — именно глухой, как будто звук в ней не умирал, а боялся появиться.
Туман стелился по полу тонкими струями, как дыхание зверя, который притворяется спящим.
Ян шёл по мраморным плитам, и каждый шаг отдавался в груди гулким эхом.
Паша рядом — руки в карманах, глаза блестят.
Но даже он сегодня шутит тише, чем обычно.
Впереди стояла Аста.
Спокойная, как ледник, что помнит о времени иначе.
Она не смотрела — измеряла.
И, кажется, знала, кто из них что услышит ещё до того, как они сели.
— Здесь вы научитесь слушать, — сказала она. —
Не бойтесь, если сначала не услышите ничего.
У некоторых — молчание дольше.
Но когда туман заговорит, вы это поймёте.
Зал был выложен кругами, как кольца дерева.
В центре — металлический круг.
Вокруг — шесть пьедесталов с чашами.
Из них поднимался свет — не огонь, не дым.
Что-то... между.
— Это резонаторы. Они помогают пробуждённым почувствовать, в каком направлении их чаша открыта.
Ваша задача — не управлять. Не подавлять.
А услышать.
Паша уселся, скрестив ноги.
— Чаши, туман, резонаторы… Серьёзно, мы где — в “Наруто” или в “Крестном ходе по Тибету”?
— Именно, — сказала Аста, даже не повернувшись.
Он фыркнул. Ян сдержал смешок.
Но за ним — напряжение.
Прошло пять минут.
Десять.
Пятнадцать.
Туман был недвижим.
Ян сидел с закрытыми глазами.
Он слышал, как дышит Паша, как скребётся где-то капля в трубе.
Как гулко колотится его собственное сердце.
И всё сильнее — мысли:
“Что я делаю?”
“Это не работает.”
“Может, у меня нет этой чаши вообще?”
Он пробовал сосредоточиться.
Потом — отпустить.
Потом — злился.
Но с каждым разом туман отодвигался всё дальше.
Как зеркало, запотевшее изнутри.
Паша, в какой-то момент, просто перестал думать.
Он расслабился — полностью.
Он представил, как лежит в воде, где не надо плыть.
И тогда — щелчок.
Он почувствовал, как воздух над ладонью стал плотнее.
Не горячим, не холодным. Просто... живым.
Он поднял руку.
Сначала ничего.
А потом — синий дым.
Тонкая струя, как от тлеющего воска.
Она вилась над кожей, меняя форму от мысли.
— …вау, — выдохнул он.
Аста подошла.
Кивнула.
— Это не контроль. Это — настройка.
Ты не сделал. Ты позволил.
Ян видел это.
Не с завистью — с тревогой.
Он тоже закрыл глаза.
И на этот раз — всё исчезло сразу.
Осталась только тишина.
Но не пустая.
А плотная, как если бы он оказался в огромной зале, полной невидимых глаз.
Он чувствовал — что-то есть.
Где-то рядом.
И это смотрит.
Шёпота не было. Но присутствие — да.
Один из пьедесталов дрогнул.
Мрамор под ним — завибрировал.
Воздух стал холоднее.
Слева, на стене, мрамор волной сместился, будто за ним прошёл кто-то невидимый.
Он моргнул — и всё исчезло.
Аста уже стояла рядом.
— Прекрати.
— Я… ничего не делал.
— Именно.
А что-то — делало.
— Иногда, когда человек пробуждается, с ним пробуждается и другое.
Оно не всегда враждебно.
Но оно — не ты.
— Это плохо?
— Это — риск.
И путь.
Если почувствуешь, что в тебе кто-то есть…
не борись.
Смотри в глаза.
И скажи мне.
Паша хмыкнул.
— А если он скажет, что я его отражение? Это уже клиника?
Аста не ответила.
Аста ушла первой, оставив их в полумраке зала.
Туман медленно рассеивался, будто понимал, что всё важное сказано.
Ян сидел, упёршись локтями в колени, не поднимая головы.
Паша рядом — молчал, не дурачился. Что-то щёлкнуло в нём, не громко, но заметно.
— Ты в порядке? — спросил Паша тихо, не глядя.
— Не знаю, — ответил Ян. — Кажется, внутри меня… кто-то был.
Или есть.
— Ну, скажем так, если он умеет делать домашку за тебя — ты сообщи. А если нет — будем думать, как его выгонять.
Он сказал это с усмешкой, но она быстро стёрлась.
Они вышли в коридор, поднялись по винтовой лестнице, и город снова был там.
Обычный. С шумом машин, запахом еды, окнами с занавесками и кошками на подоконниках.
Но для Яна — всё изменилось.
Тот же воздух. Но другой смысл.
Те же дома. Но чужие взгляды из окон.
Позже, уже дома, он подошёл к зеркалу.
Вода стекала тонкими струйками, плёнка пены на коже.
Он смотрел на своё отражение и…
оно смотрело на него.
Ян стоял у зеркала. Он плеснул в лицо. Посмотрел на себя. И замер.
Отражение не двигалось.
Он — моргнул.
Оно — нет.
На секунду — просто смотрело.
Оценивающе. Как врач. Или судья.
Потом — всё как обычно.
Но Ян вышел из комнаты, не оборачиваясь.
Глава 6 — "Пойдёте. Но не трогайте."
Утро
— Ян! Вставай, солнце мое! —
Голос мамы тёплый, чуть сонный, как всегда.
Ян приоткрыл глаза. Комната была блеклой, как выцветшая фотография.
Внутри — усталость, какой-то глухой звон в груди и ощущение... мокрой земли под ногтями.
Сон.
Я снова там.
Я стоял у края ямы.
Темноты в ней не было — там была… жажда.
Что-то внизу ждало. А потом — руки. Они тянулись ко мне из тьмы — не чтобы убить. А чтобы утащить.
Он сел резко. Дыхание сбившееся, глаза мутные.
Рядом зашуршала мама:
— Иди умывайся, завтрак почти готов.
На кухне пахло луком и чаем.
Отец помогал накрывать стол: ставил чашки, резал хлеб.
Они почти не разговаривали — только обменивались короткими взглядами. Привычные. Спокойные.
Они были командой.
— Ты где вчера был? — спросила мама, кладя на стол тарелку. — Вернулся поздно, глаза опухшие, молчал как призрак.
— Да мы... с Пашей, — Ян пожал плечами. — В центре шатались.
— Ну и шатайся по свету. А не как в прошлый раз — приполз под утро и хрипишь, будто уголь ел, — отец аккуратно подвинул ему чашку.
— Ты сам на себя не похож. Всё нормально, я просто переживаю за тебя, все таки мир сильно изменился и сейчас опасно вот так гулять по ночам, а ты опять сбежал на ночь глядя.
Ян только кивнул.
Но внутри всё снова отозвалось звенящей ямой, тянущей, зовущей...
И снова голос в голове:
«Не бойся. Ты уже идёшь.»
По пути в школу
Улица встретила их ветром, сдутыми афишами и чем-то кислым в воздухе.
Паша догнал Яна у разрушенного рекламного щита, запрыгнул на тротуар с видом победителя.
— Спал как камень, — сказал он. — Только снился Властелин колец, но все говорили голосом нашего директора. Даже орки.
— А мне снилась яма, — Ян не смеялся. —
Огромная. Без дна.
Меня кто-то тянул туда... изнутри.
Паша задумался. Потом выдал:
— Если будешь скатываться — я тебе верёвку кину. Или хотя бы тапок, что б не мучался.
Они оба улыбнулись, но Ян чувствовал: улыбка — не дотягивается до глаз.
В зале, после школы.
Аста сидела за тяжёлым столом из чёрного дерева, локти на поверхности, лицо в ладонях.
Рядом — свиток, порванный на краю. Кружка с запекшейся полоской чая.
Три стеклянных флакона. Один — треснул.
Она выглядела так, будто сражалась. Но не с кем-то — с задачами.
— Аста? — Ян подошёл осторожно.
— У нас... аномалия, — проговорила она, не поднимая головы.
— На стройке, та, что у кольцевой.
Камеры ничего не ловят, но те, кто проходил рядом, жаловались на звон в ушах и ложные тени.
Один парень потерял речь на пять часов.
Просто стоял и смотрел в точку.
— И чё... туда кто-то пойдёт? — осторожно поинтересовался Паша.
— Я, — ответила Аста.
— Или кто-то из старших. Но пока никто не может.
— А если… мы? — Ян смотрит прямо.
— Только посмотреть. Просто собрать информацию.
— Нет, — твёрдо сказала она. — Вы новички. Это не развлечение.
— Мы не будем вступать в контакт, с чем бы оно ни было. Обещаем, — добавил Паша.
— И, ну... если совсем будет опасно— ты же нас вытащишь, да? А так, мы получим реальный опыт, может чему дельному научимся, да и ты пока разберешься со своими делами.
Аста долго молчала.
Смотрела мимо них. Сквозь.
Потом — встала. Подошла к стене, взяла два амулета с голубой нитью.
— Хорошо.
Но если хоть что-то сдвинется, задрожит, засмотрится на вас — развяжите амулет. Я приду.
Она подошла ближе.
— Вы — не бойцы. Ещё нет.
Вы — наблюдатели. Смотрите — и уходите.
— Аста... — Ян колебался. — У тебя какая сила?
Она посмотрела на него.
И сказала:
— Свет.
Только... я не могу им стать.
Могу ударить. Могу оттолкнуть тьму.
Но сама — остаюсь здесь.
Не там.
— Свет? круто, а можешь лазерный меч сделать? — спросил Паша.
Аста и Ян молча посмотрели на него.
—да что не так-то? — спросил Паша.
— Вам пора, будьте внимательны и обращайте внимание на мелочи не упуская ни чего изведу – громогласно заявила Аста.
