- Я хорошо помню тот день, когда в лавку явился Мансур. Пока Гюль чистила каштаны на кухне, я спустился в подвал за эликсиром. Потом она вернулась в гостиную и...
- А где в это время находился Мансур? - перебил его мавр.
- Совершал омовение в нашей мыльне... О, боже праведный! Гюль не могла подмешать яд и в каштаны. Между нами возник спор, сколько сахара следует в них положить, и она дала их попробовать...
Сун Янг внезапно поперхнулся и, отпустив воротник Бехрама, осел на пол, как мешок с трухой.
- Кому? - спросил Бехрам без особого любопытства, не слишком доверяя китайцу, как заинтересованному лицу.
- Позволь ответить вопросом на вопрос, Бехрам... вам удалось установить, каким ядом были отравлены жена и дети сахиба?
- Это был минеральный яд, предназначенный для травли крыс.
- Боже всемилостивый, - пробормотал Сун Янг и потерял сознание.
Когда он открыл глаза, Бехрам бросил губку в плошку с уксусом, при помощи которого привёл его в чувства.
- Если ты плюхаешься в обморок как баба, - с презрением молвил он, - из страха, что сахиб расправится с твоей женой, можешь не опасаться за её жизнь. Он не только даровал ей своё прощение, но, судя по всему, намерен жениться на ней в самое ближайшее время.
Сун Янг подскочил, как ужаленный.
- Что ты несёшь, нечестивец? Гюльфем замужняя женщина.
- Приди в себя, дурень. Он уже месяц живёт с ней как с женой. Но очевидно, ему надоело жить во грехе, и он решил узаконить сей нечестивый союз. Я узнал об этом из самого достоверного источника.
- И как зовут твой источник? - недоверчиво спросил Сун Янг.
- Ферхад, - усмехнулся мавр, - новый Меркурий сахиба, хранитель его ложа и сердечных тайн. Пока я ездил с Мансуром в Алиф, этот шустрый малый узурпировал моё место подле сахиба. Но не думаю, что он надолго задержится там, потому что плохо хранит его секреты. У него я выведал, что завтра после полуденного намаза в загородную усадьбу прибудет сам шейх Кавус ибн Родани, верховный кадий Алькадира. Тебя тоже доставят туда с завязанными глазами.
- Зачем мне завяжут глаза? - удивился Сун Янг.
- Чтобы ты не запомнил дорогу во дворец, - прыснул со смеху Бехрам, - и не докучал своей бывшей жене после того, как скажешь ей три раза подряд: «Я с тобой развожусь».
- Никогда мои уста не произнесут этих слов! - в отчаянии поклялся Сун Янг.
- Тогда шейх объявит твой брак недействительным, потому что ты иноверец. В глазах Аллаха вы с женой не соединены. Твоё упрямство только сыграет на руку сахибу. Кадий повенчает их в тот же миг. Никакого срока очищения, положенного после развода! Если брака не было, то и он не нужен. Прямо там и сыграют свадебку.
- Но члены царской семьи венчаются в своей башне в соборной мечети!
Бехрам махнул рукой.
- Сахибу сейчас не до соблюдения традиций. Он неспроста спешит со свадьбой. Царю о его намерениях пока ничего не известно. Надобно донести ему о том, что его сын тайно вернулся в Алькадир и хочет жениться на безродной. Я бы сам донёс на него, но боюсь потерять его доверие. А у тебя есть все основания для недовольства. Он украл у тебя жену среди бела дня. Я просто диву даюсь, отчего ты до сих пор не пожаловался на него государю?
- Я ходил во дворец, - сообщил Сун Янг, - но оказалось, что не так-то просто добиться аудиенции у царя. Привратник велел мне написать челобитную, которую вначале рассмотрят его секретари. Я объяснил, что пришёл к государю по личному делу, касающемуся его сына. Стража у ворот подняла меня на смех. Мне сказали, что царевич несёт службу на турецкой границе, и в городе его нет. Никто не хотел мне верить, что он здесь и приходил в мою лавку. Только один стражник сжалился надо мной и сказал: если у меня есть хоть что-нибудь вещественное в подтверждение моих слов, я могу им воспользоваться как верительной грамотой, чтобы получить пропуск к царю.
У меня случайно оказалась цидулька, написанная рукой царевича с припиской его глухонемого слуги. К сожалению, я не подумал о том, что она может мне пригодиться и оставил её дома. Я вернулся за запиской в лавку, но её и след простыл. Видать, царевич обнаружил пропажу записки и послал своего немого выкрасть её из лавки, чтобы не осталось улик.
- Ну, и история, - усмехнулся Бехрам. - А о чём говорилось в той записке?
- Сахиб приказал немому слуге отвезти мою жену во дворец. Но я решил, что речь идёт о царском дворце и направился к государю в полной уверенности, что меня пропустят к нему без всяких проволочек. Позднее я пытался выведать через слуг придворных, которые иногда покупают у меня лекарства, что это за таинственный дворец, но, увы, никто о нём не слышал.
- Бедняга, - притворно вздохнул Бехрам.
- Это ещё не всё. Когда стало ясно, что государь мне не поможет, я отправился к кадию Алькадира, этому самому Кавусу ибн Родани. Но и там меня ждала осечка. Его писарь сказал, если я имею претензии к особе царской крови, мою жалобу должен разбирать придворный кадий. Я снова пошёл во дворец и на сей раз попросился на приём к Саиду. Меня принял его писарь и сказал, поскольку я не являюсь придворным, должен подать свою жалобу кадию Алькадира Кавусу ибн Родани.
Бехрам крепился изо всех сил, стараясь сдержать разбиравший его смех, но не стерпел и в течение нескольких минут хохотал до слёз, схватившись руками за бока.
- Ну, и волокита, ха-ха!..
- Не понимаю, почему это тебя забавляет, - сквозь зубы прошипел Сун Янг, - если ты пришёл мне помочь.
Вволю посмеявшись над ним, Бехрам сказал:
- Я и в самом деле пришёл тебе помочь, кафир. Но говорю прямо, что делаю это не из любви к тебе, а из ненависти к твоей супруге. Я бы охотно её придушил как змею, если бы не боялся лишиться головы и своей службы, которой дорожу. Но, по крайней мере, в моих силах не дать ей подняться до той высоты, на какую она замахнулась. Пусть эта змея ползает по земле, как все гады, подобные ей. Так ты пойдёшь к царю с доносом? Не струсишь?
- Можешь на меня положиться, - заверил Сун Янг. - Спасибо тебе за помощь, хотя не скрою, что твоя ненависть к Гюльфем меня пугает.
- Мне пора возвращаться во дворец, кафир, - спохватился Бехрам, - пока ещё не рассвело. Письмо Рахима оставляю тебе. Воспользуйся им как верительной грамотой, иначе тебя опять не пропустят к царю. Но смотри не проговорись ему, что получил это письмо из моих рук. Выкручивайся, как хочешь, но ни слова обо мне.
Китаец проводил ночного гостя до двери, и Бехрам, выйдя из дома, растворился в темноте.
* * *
- Значит, он уехал из крепости? - уточнил Аль-Шукрейн, выслушав донесение гонца, только что воротившегося из своей поездки в Алиф.
- Именно так, повелитель, - отвечал посыльный, стоя на коленях у подножия трона. - Отбыл, препоручив своему фавориту охрану рубежей Османской империи.
- Почему же он до сих пор не объявился? - встревожился царь. - Что могло так задержать его в пути?
- Не знаю и не ведаю, повелитель.
- А что заставило его уехать? - с живым интересом спросил Аль-Шукрейн.
- Мне об этом ничего не сказали, государь. Но я предполагаю, что он решил переждать вспышку эпидемии подальше от её очага. Его высочество должен хранить себя для престола Румайлы и своего народа. Да убережёт его Аллах от всех невзгод!
- Иншаллах, - произнёс Аль-Шукрейн.
В эту минуту к нему подошёл один из стражников и протянул на серебряном подносе распечатанное письмо.
- Кто это принёс? - спросил царь, внимательно изучив послание.
- Один неверный нижайше молит вас принять его, владыка.
- Пустите его ко мне, - приказал Аль-Шукрейн.
Стража расступилась, пропуская к трону Сун Янга. Китаец упал на колени и в знак своего глубокого почтения поцеловал полу золототканого доломана царя.
- Твоё лицо мне знакомо, - сказал Аль-Шукрейн, когда он поднял голову.
- Меня зовут Сун Янг, повелитель, я уроженец Поднебесной. Много лет назад я лечил вашу покойную невестку, княжну Голконды, а теперь держу аптекарскую лавку, пользую снадобьями ваших подданных. У меня есть жена, государь, которую я получил из рук вашего сына в награду за то, что пытался вылечить княжну. Не сочтите мои слова за дерзость, но его высочество... э-э... был влюблён в Гюльфем в ту пору, когда она служила его жене и, как оказалось, не охладел к ней и поныне.
- С чего ты взял? - удивился царь. - Они переписывались?
- Нет, повелитель. Примерно с месяц назад ваш сын похитил мою жену. Подобное не могло привидеться мне в самом страшном сне. Я пребываю в такой безутешной печали, что впору учинить над собой харакири.
- О чём ты толкуешь, кафир? - взвился Аль-Шукрейн. - Если бы мой сын вернулся в Алькадир, я бы первым об этом узнал.
- И всё же он вернулся, повелитель, чтобы украсть у меня жену, и я только сегодня ночью узнал, что он держит её в своём загородном доме, купленном втайне от вас.
- В моём государстве, кафир, невозможно купить что-либо втайне от меня, тем более недвижимость. Мой сборщик налогов уведомил меня о приобретении его высочества ещё до того, как он перевёз из дворца кое-какие пожитки в своё новое гнездо. Значит, он уже с месяц прячется там, не показываясь мне на глаза?
- Именно так, государь, а всё потому, что на уме у него дурное. Он задумал развести меня с женой и самому на ней жениться.
- Проклятье! - закричал царь. - Похоже, потеряв жену и детей, мой сын и разума заодно лишился.
- Значит, вам уже известно, что он овдовел?
- Мне доложили, что в крепости случилась вспышка холеры. Её жертвами стали моя невестка, внуки и их нянька.
- Это не так, повелитель, они все были отравлены. Ваш сын, очевидно, желает сохранить это в тайне, по крайней мере, пока ведёт расследование. А свидетельством тому, что он ищет злоумышленника, служит письмо, которое я вам принёс.
- Откуда у тебя это письмо, кафир? - спросил царь.
Сун Янг прижал ладонь к своей впалой груди.
- Мне принёс его человек, чьё имя мне незнакомо, к тому же он обмотал лицо и голову тюрбаном так, что были видны только глаза. Он сказал, что служит Сарнияру Измаилу, но прежде вам, своему государю и повелителю. Его долг понуждает довести до вашего сведения всё, что ваш сын творит за вашей спиной, открыть вам все тайны, которые он от вас скрывает. А ещё незнакомец сказал, что боится потерять доверие его высочества, поэтому не может сам донести на него.
Государь глубоко задумался. Его глаза перебегали по строчкам письма и остановились на одной из последних.
- Здесь говорится о женщине, опутавшей чарами моего сына, твоей жене, насколько я понимаю. Судя по всему, автор письма убеждён, что именно она отравила мою невестку и внуков.
- Да, мой повелитель, - кивнул Сун Янг, - и в этом ещё одна причина, почему я здесь и взываю к вашей справедливости. Мой дом покроется несмываемым позором, если я не обелю свою жену. Хотя царевич не признаёт за ней вины, все другие обвинят мою Гюльфем в том, чего она не совершала.
- А ты уверен в её невиновности?
- Да, повелитель, и не потому, что я ослеплён любовью к ней, подобно вашему сыну, а потому, что мне известно имя настоящего убийцы.
- И кто же он, кафир? - спросил царь, затаив дыхание.
- Это Камал, государь. Он приходил в мою лавку за отравой для крыс в тот самый час, когда скороход царевича приехал за снадобьем для вашей невестки. Так уж вышло, что какое-то время Камал оставался в гостиной один, а там уже лежала посылка, приготовленная для отправки в Алиф. Он вполне мог воспользоваться этим, хотя мой ум не в силах постичь, зачем ему вздумалось травить жену и детей царевича.
Коварная улыбка скользнула по тонким губам Аль-Шукрейна.
- Твоя слепота поражает меня, кафир. Ты же был в Аль-Акик, когда мой сын вторгся в этот город со своим войском. Он вырезал семью Камала, убил его отца и братьев.
- Но сохранил жизнь его матери, сёстрам и ему самому, - робко ввернул Сун Янг. - И вообще это дело давнее, государь.
- Дела подобного рода не имеют срока давности, кафир.
- Но его высочество был добр к Камалу. Он позволил мне заняться его лечением. О мальчике неплохо заботились, дали ему хорошее образование и почётную должность при вашем дворе.
- Всё это жалкая подачка взамен отнятых благ. Ты рассуждаешь как плебей, кафир. А в жилах Камала течёт благородная кровь.
- Если у благородных в обычае замышлять тайное смертоубийство, то я горжусь тем, что я плебей.
- Я не думаю, что этот юноша замышлял отомстить моему сыну, но когда ему выпала такая возможность, не удержался от соблазна. Так или иначе, он заслуживает смерти.
- Вы казните его, государь? - со слезами в голосе спросил Сун Янг. - Видит бог, я люблю этого мальчика, но он запятнал мой дом и меня, своего исцелителя.
- По закону решить его участь должен мой сын. Но для начала ему придётся найти Камала, ибо он бесследно исчез уже около двух месяцев назад. Как я теперь понимаю, он попросту удрал, испугавшись дела своих рук, но в какой бы норе он ни прятался, мой сын его непременно найдёт. Нужно только сообщить ему, кто убийца, и это сделаешь ты, кафир. А я, уж не обессудь, не хочу в это вмешиваться.
- Как, повелитель, - воскликнул Сун Янг, - я пришёл к вам в надежде, что вы поможете мне вернуть мою жену, а вы отказываете мне в помощи?
- А где в это время находился Мансур? - перебил его мавр.
- Совершал омовение в нашей мыльне... О, боже праведный! Гюль не могла подмешать яд и в каштаны. Между нами возник спор, сколько сахара следует в них положить, и она дала их попробовать...
Сун Янг внезапно поперхнулся и, отпустив воротник Бехрама, осел на пол, как мешок с трухой.
- Кому? - спросил Бехрам без особого любопытства, не слишком доверяя китайцу, как заинтересованному лицу.
- Позволь ответить вопросом на вопрос, Бехрам... вам удалось установить, каким ядом были отравлены жена и дети сахиба?
- Это был минеральный яд, предназначенный для травли крыс.
- Боже всемилостивый, - пробормотал Сун Янг и потерял сознание.
Когда он открыл глаза, Бехрам бросил губку в плошку с уксусом, при помощи которого привёл его в чувства.
- Если ты плюхаешься в обморок как баба, - с презрением молвил он, - из страха, что сахиб расправится с твоей женой, можешь не опасаться за её жизнь. Он не только даровал ей своё прощение, но, судя по всему, намерен жениться на ней в самое ближайшее время.
Сун Янг подскочил, как ужаленный.
- Что ты несёшь, нечестивец? Гюльфем замужняя женщина.
- Приди в себя, дурень. Он уже месяц живёт с ней как с женой. Но очевидно, ему надоело жить во грехе, и он решил узаконить сей нечестивый союз. Я узнал об этом из самого достоверного источника.
- И как зовут твой источник? - недоверчиво спросил Сун Янг.
- Ферхад, - усмехнулся мавр, - новый Меркурий сахиба, хранитель его ложа и сердечных тайн. Пока я ездил с Мансуром в Алиф, этот шустрый малый узурпировал моё место подле сахиба. Но не думаю, что он надолго задержится там, потому что плохо хранит его секреты. У него я выведал, что завтра после полуденного намаза в загородную усадьбу прибудет сам шейх Кавус ибн Родани, верховный кадий Алькадира. Тебя тоже доставят туда с завязанными глазами.
- Зачем мне завяжут глаза? - удивился Сун Янг.
- Чтобы ты не запомнил дорогу во дворец, - прыснул со смеху Бехрам, - и не докучал своей бывшей жене после того, как скажешь ей три раза подряд: «Я с тобой развожусь».
- Никогда мои уста не произнесут этих слов! - в отчаянии поклялся Сун Янг.
- Тогда шейх объявит твой брак недействительным, потому что ты иноверец. В глазах Аллаха вы с женой не соединены. Твоё упрямство только сыграет на руку сахибу. Кадий повенчает их в тот же миг. Никакого срока очищения, положенного после развода! Если брака не было, то и он не нужен. Прямо там и сыграют свадебку.
- Но члены царской семьи венчаются в своей башне в соборной мечети!
Бехрам махнул рукой.
- Сахибу сейчас не до соблюдения традиций. Он неспроста спешит со свадьбой. Царю о его намерениях пока ничего не известно. Надобно донести ему о том, что его сын тайно вернулся в Алькадир и хочет жениться на безродной. Я бы сам донёс на него, но боюсь потерять его доверие. А у тебя есть все основания для недовольства. Он украл у тебя жену среди бела дня. Я просто диву даюсь, отчего ты до сих пор не пожаловался на него государю?
- Я ходил во дворец, - сообщил Сун Янг, - но оказалось, что не так-то просто добиться аудиенции у царя. Привратник велел мне написать челобитную, которую вначале рассмотрят его секретари. Я объяснил, что пришёл к государю по личному делу, касающемуся его сына. Стража у ворот подняла меня на смех. Мне сказали, что царевич несёт службу на турецкой границе, и в городе его нет. Никто не хотел мне верить, что он здесь и приходил в мою лавку. Только один стражник сжалился надо мной и сказал: если у меня есть хоть что-нибудь вещественное в подтверждение моих слов, я могу им воспользоваться как верительной грамотой, чтобы получить пропуск к царю.
У меня случайно оказалась цидулька, написанная рукой царевича с припиской его глухонемого слуги. К сожалению, я не подумал о том, что она может мне пригодиться и оставил её дома. Я вернулся за запиской в лавку, но её и след простыл. Видать, царевич обнаружил пропажу записки и послал своего немого выкрасть её из лавки, чтобы не осталось улик.
- Ну, и история, - усмехнулся Бехрам. - А о чём говорилось в той записке?
- Сахиб приказал немому слуге отвезти мою жену во дворец. Но я решил, что речь идёт о царском дворце и направился к государю в полной уверенности, что меня пропустят к нему без всяких проволочек. Позднее я пытался выведать через слуг придворных, которые иногда покупают у меня лекарства, что это за таинственный дворец, но, увы, никто о нём не слышал.
- Бедняга, - притворно вздохнул Бехрам.
- Это ещё не всё. Когда стало ясно, что государь мне не поможет, я отправился к кадию Алькадира, этому самому Кавусу ибн Родани. Но и там меня ждала осечка. Его писарь сказал, если я имею претензии к особе царской крови, мою жалобу должен разбирать придворный кадий. Я снова пошёл во дворец и на сей раз попросился на приём к Саиду. Меня принял его писарь и сказал, поскольку я не являюсь придворным, должен подать свою жалобу кадию Алькадира Кавусу ибн Родани.
Бехрам крепился изо всех сил, стараясь сдержать разбиравший его смех, но не стерпел и в течение нескольких минут хохотал до слёз, схватившись руками за бока.
- Ну, и волокита, ха-ха!..
- Не понимаю, почему это тебя забавляет, - сквозь зубы прошипел Сун Янг, - если ты пришёл мне помочь.
Вволю посмеявшись над ним, Бехрам сказал:
- Я и в самом деле пришёл тебе помочь, кафир. Но говорю прямо, что делаю это не из любви к тебе, а из ненависти к твоей супруге. Я бы охотно её придушил как змею, если бы не боялся лишиться головы и своей службы, которой дорожу. Но, по крайней мере, в моих силах не дать ей подняться до той высоты, на какую она замахнулась. Пусть эта змея ползает по земле, как все гады, подобные ей. Так ты пойдёшь к царю с доносом? Не струсишь?
- Можешь на меня положиться, - заверил Сун Янг. - Спасибо тебе за помощь, хотя не скрою, что твоя ненависть к Гюльфем меня пугает.
- Мне пора возвращаться во дворец, кафир, - спохватился Бехрам, - пока ещё не рассвело. Письмо Рахима оставляю тебе. Воспользуйся им как верительной грамотой, иначе тебя опять не пропустят к царю. Но смотри не проговорись ему, что получил это письмо из моих рук. Выкручивайся, как хочешь, но ни слова обо мне.
Китаец проводил ночного гостя до двери, и Бехрам, выйдя из дома, растворился в темноте.
Прода от 16.07.2022, 17:04
* * *
- Значит, он уехал из крепости? - уточнил Аль-Шукрейн, выслушав донесение гонца, только что воротившегося из своей поездки в Алиф.
- Именно так, повелитель, - отвечал посыльный, стоя на коленях у подножия трона. - Отбыл, препоручив своему фавориту охрану рубежей Османской империи.
- Почему же он до сих пор не объявился? - встревожился царь. - Что могло так задержать его в пути?
- Не знаю и не ведаю, повелитель.
- А что заставило его уехать? - с живым интересом спросил Аль-Шукрейн.
- Мне об этом ничего не сказали, государь. Но я предполагаю, что он решил переждать вспышку эпидемии подальше от её очага. Его высочество должен хранить себя для престола Румайлы и своего народа. Да убережёт его Аллах от всех невзгод!
- Иншаллах, - произнёс Аль-Шукрейн.
В эту минуту к нему подошёл один из стражников и протянул на серебряном подносе распечатанное письмо.
- Кто это принёс? - спросил царь, внимательно изучив послание.
- Один неверный нижайше молит вас принять его, владыка.
- Пустите его ко мне, - приказал Аль-Шукрейн.
Стража расступилась, пропуская к трону Сун Янга. Китаец упал на колени и в знак своего глубокого почтения поцеловал полу золототканого доломана царя.
- Твоё лицо мне знакомо, - сказал Аль-Шукрейн, когда он поднял голову.
- Меня зовут Сун Янг, повелитель, я уроженец Поднебесной. Много лет назад я лечил вашу покойную невестку, княжну Голконды, а теперь держу аптекарскую лавку, пользую снадобьями ваших подданных. У меня есть жена, государь, которую я получил из рук вашего сына в награду за то, что пытался вылечить княжну. Не сочтите мои слова за дерзость, но его высочество... э-э... был влюблён в Гюльфем в ту пору, когда она служила его жене и, как оказалось, не охладел к ней и поныне.
- С чего ты взял? - удивился царь. - Они переписывались?
- Нет, повелитель. Примерно с месяц назад ваш сын похитил мою жену. Подобное не могло привидеться мне в самом страшном сне. Я пребываю в такой безутешной печали, что впору учинить над собой харакири.
- О чём ты толкуешь, кафир? - взвился Аль-Шукрейн. - Если бы мой сын вернулся в Алькадир, я бы первым об этом узнал.
- И всё же он вернулся, повелитель, чтобы украсть у меня жену, и я только сегодня ночью узнал, что он держит её в своём загородном доме, купленном втайне от вас.
- В моём государстве, кафир, невозможно купить что-либо втайне от меня, тем более недвижимость. Мой сборщик налогов уведомил меня о приобретении его высочества ещё до того, как он перевёз из дворца кое-какие пожитки в своё новое гнездо. Значит, он уже с месяц прячется там, не показываясь мне на глаза?
- Именно так, государь, а всё потому, что на уме у него дурное. Он задумал развести меня с женой и самому на ней жениться.
- Проклятье! - закричал царь. - Похоже, потеряв жену и детей, мой сын и разума заодно лишился.
- Значит, вам уже известно, что он овдовел?
- Мне доложили, что в крепости случилась вспышка холеры. Её жертвами стали моя невестка, внуки и их нянька.
- Это не так, повелитель, они все были отравлены. Ваш сын, очевидно, желает сохранить это в тайне, по крайней мере, пока ведёт расследование. А свидетельством тому, что он ищет злоумышленника, служит письмо, которое я вам принёс.
- Откуда у тебя это письмо, кафир? - спросил царь.
Сун Янг прижал ладонь к своей впалой груди.
- Мне принёс его человек, чьё имя мне незнакомо, к тому же он обмотал лицо и голову тюрбаном так, что были видны только глаза. Он сказал, что служит Сарнияру Измаилу, но прежде вам, своему государю и повелителю. Его долг понуждает довести до вашего сведения всё, что ваш сын творит за вашей спиной, открыть вам все тайны, которые он от вас скрывает. А ещё незнакомец сказал, что боится потерять доверие его высочества, поэтому не может сам донести на него.
Государь глубоко задумался. Его глаза перебегали по строчкам письма и остановились на одной из последних.
- Здесь говорится о женщине, опутавшей чарами моего сына, твоей жене, насколько я понимаю. Судя по всему, автор письма убеждён, что именно она отравила мою невестку и внуков.
- Да, мой повелитель, - кивнул Сун Янг, - и в этом ещё одна причина, почему я здесь и взываю к вашей справедливости. Мой дом покроется несмываемым позором, если я не обелю свою жену. Хотя царевич не признаёт за ней вины, все другие обвинят мою Гюльфем в том, чего она не совершала.
- А ты уверен в её невиновности?
- Да, повелитель, и не потому, что я ослеплён любовью к ней, подобно вашему сыну, а потому, что мне известно имя настоящего убийцы.
- И кто же он, кафир? - спросил царь, затаив дыхание.
- Это Камал, государь. Он приходил в мою лавку за отравой для крыс в тот самый час, когда скороход царевича приехал за снадобьем для вашей невестки. Так уж вышло, что какое-то время Камал оставался в гостиной один, а там уже лежала посылка, приготовленная для отправки в Алиф. Он вполне мог воспользоваться этим, хотя мой ум не в силах постичь, зачем ему вздумалось травить жену и детей царевича.
Коварная улыбка скользнула по тонким губам Аль-Шукрейна.
- Твоя слепота поражает меня, кафир. Ты же был в Аль-Акик, когда мой сын вторгся в этот город со своим войском. Он вырезал семью Камала, убил его отца и братьев.
- Но сохранил жизнь его матери, сёстрам и ему самому, - робко ввернул Сун Янг. - И вообще это дело давнее, государь.
- Дела подобного рода не имеют срока давности, кафир.
- Но его высочество был добр к Камалу. Он позволил мне заняться его лечением. О мальчике неплохо заботились, дали ему хорошее образование и почётную должность при вашем дворе.
- Всё это жалкая подачка взамен отнятых благ. Ты рассуждаешь как плебей, кафир. А в жилах Камала течёт благородная кровь.
- Если у благородных в обычае замышлять тайное смертоубийство, то я горжусь тем, что я плебей.
- Я не думаю, что этот юноша замышлял отомстить моему сыну, но когда ему выпала такая возможность, не удержался от соблазна. Так или иначе, он заслуживает смерти.
- Вы казните его, государь? - со слезами в голосе спросил Сун Янг. - Видит бог, я люблю этого мальчика, но он запятнал мой дом и меня, своего исцелителя.
- По закону решить его участь должен мой сын. Но для начала ему придётся найти Камала, ибо он бесследно исчез уже около двух месяцев назад. Как я теперь понимаю, он попросту удрал, испугавшись дела своих рук, но в какой бы норе он ни прятался, мой сын его непременно найдёт. Нужно только сообщить ему, кто убийца, и это сделаешь ты, кафир. А я, уж не обессудь, не хочу в это вмешиваться.
- Как, повелитель, - воскликнул Сун Янг, - я пришёл к вам в надежде, что вы поможете мне вернуть мою жену, а вы отказываете мне в помощи?
