- Ну что ж, пойдём ко мне в комнату, - кротко вздохнула Гюльфем.
Забыв о том, что пришли в сад за апельсинами для госпожи, девушки направились по выложенной тёсаным камнем дорожке к красным садовым воротцам. Оказавшись во внутреннем дворе, они повернули к лестнице, ведущей на женскую половину. Гюльфем уже поставила ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг кто-то тихо окликнул её:
- Ханум (прим. автора: форма обращения к женщине)!
Оглянувшись, девушка увидела Мансура, гонца-скорохода, который доставлял ей послания от Сарнияра Измаила.
- Ах, это вы, Мансур, - растерялась Гюльфем, - вы снова привезли мне записку от своего господина?
- Нет, ханум, - покачал головой гонец. - На этот раз у меня изустное поручение.
Гюльфем раздражённо покосилась на Фериду, уже навострившую уши, и, придвинувшись поближе к скороходу, спросила полушёпотом:
- Что он просил передать?
- Я желаю говорить с вами с глазу на глаз, ханум, - с важностью отвечал Мансур.
Гюльфем прижалась к перилам, освобождая проход для товарки.
- Иди вперёд, Ферида, я тебя догоню.
Сгорая от любопытства, рыжая рабыня поднялась наверх по лестнице и затаилась за дверью. Но как она ни напрягала слух, до неё доносилось только невнятное бормотание скорохода.
- Аль-Акик скоро падёт, - рассказывал тем временем Мансур, - ждать осталось недолго. Арабы мрут, как мухи от голода и недостатка воды. К тому времени, когда они откроют нам ворота, в городе не останется и половины живого населения. Но всё же жители Аль-Акик отчаянные храбрецы, легко отражают все атаки и быстро ликвидируют разломы. Если бы в городе было больше припасов, они могли бы обороняться до Судного Дня.
Гюльфем подняла на гонца красивые агатовые глаза и робко спросила:
- Но… неужели его высочество поручил вам описать мне положение арабов? Ему, как и всем мужчинам, должно быть известно, что женский ум невосприимчив к сведениям подобного рода.
- Простите, ханум, - смутился скороход, - я всего лишь хотел немного оттянуть неприятное известие.
- Его высочество... ранен? - вскрикнула Гюльфем, выдав своим испугом, что он ей далеко не так безразличен, как она стремилась показать.
- Да, но не волнуйтесь, не смертельно, - поспешил её успокоить гонец.
- Как это произошло? - спросила Гюльфем, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.
- Осаждённые арабы оборонялись, словно свирепые львы, сбрасывая со стен горшки с горючей смесью. Один из таких горшков взорвался всего в нескольких шагах от нашего бедного господина. Его высочество совсем не щадил себя. Лез очертя голову в самое пекло, хотя наш амирбар не одобрял его безрассудного поведения. «Вы должны беречь себя для престола Румайлы» - то и дело напоминал он ему. Да только царевич его нисколько не слушал. Считал, что должен быть в гуще сражений и вдохновлять своим примером бойцов.
- Он сильно пострадал? - всхлипнула Гюльфем, украдкой вытирая слёзы.
Мансур тяжело вздохнул.
- На лице у него не осталось никаких следов, но его грудь здорово опалило огнём. Какое несчастье, ханум! У сахиба был такой красивый торс. Боюсь, что рубцы от ожогов останутся на всю жизнь. Кроме того, у него сгорели волосы на груди, но наш костоправ уверяет, что они ещё вырастут.
Гюльфем поспешно смахнула слёзы с ресниц и сказала твёрдым голосом:
- Думаю, госпоже не следует ничего знать об этом взрыве. Хаджи-хаким запретил ей волноваться.
- Конечно, ханум, - подавил усмешку Мансур, - незачем её тревожить, раз сахиб всё равно не спит с ней.
- Боже мой! - воскликнула шокированная до невозможности Гюльфем. - Неужели эти интимные подробности уже стали достоянием всей армии?
- Простите, ханум, - снова засмущался гонец, - если позволите, я вам объясню, в чём тут дело. Его высочество несколько недель был прикован к постели. Ожоги причиняли ему ужасные мучения, и наш костоправ лечил его опиатами. Они снимают боль, но вызывают побочные эффекты, в частности, бред и галлюцинации. Костоправу приходилось лечить также и других бойцов, и он часто оставлял царевича на попечении часовых, которые сменялись один за другим. Когда его высочество встал на ноги, в его шатре отдежурило с полсотни латников низших чинов, отъявленных болтунов и сплетников. С тех пор по лагерю и пошли пересуды. Царевич в бреду разболтал все альковные тайны. К примеру, что он на пушечный выстрел не подпустит к себе жену...
- Ах, замолчите, прошу вас! - взмолилась Гюльфем, закрывая горящие от стыда уши руками.
- Я только хотел объяснить. Если у него с женой всё обстоит, как болтают в лагере, она и не увидит его обезображенный торс. Пусть себе спит спокойно в своей девственной постельке, не к чему ей за мужа тревожиться.
- Бедная моя госпожа! - вздохнула Гюльфем.
- Да полноте! - хмыкнул Мансур. - Себя лучше пожалейте. Скоро он приедет на побывку, амирбар настоял, чтобы он, как следует, отдохнул и восстановил свои силы. Царевич уже в пути и послал меня предупредить вас о своём приезде. Так что, готовьтесь, ханум, мало вам не покажется. После ранения он голодный и злой. В бреду такого нагородил про вас… ну, много всего, а суть в том, что он мог отдать богу душу, так и не испробовав свой персик на вкус.
Гюльфем покраснела как кумач и понеслась вверх по лестнице, рискуя сломать себе шею.
* * *
Войдя в покои княжны, Гюльфем увидела у неё в руках узкогорлый серебряный кувшин с вычеканенной на нём большой гроздью винограда. Лейла любовно поглаживала его рукой, чем привела служанку в некоторое замешательство.
- Вы звали меня, госпожа? - осторожно спросила она.
- Звала, Гюль, - ласково улыбнулась княжна. - Хочу поручить тебе кое-что чрезвычайно для меня важное. Послушай. Хотя от меня стараются скрыть всё, что может пагубно отразиться на моём здоровье, мне всё же удалось разузнать, что мой муж был тяжело ранен в бою под Аль-Акик.
- Какая досада, - пробормотала расстроенная Гюльфем, негодуя на тех, кто не может удержать свой болтливый язык за зубами.
- Хоть это сильно огорчило меня, - продолжала княжна, - я не могу не порадоваться тому, что послужило поводом для его возвращения домой. Судьба даёт мне шанс, который я ни за что не упущу - шанс добиться его любви, проявив заботу о нём. Видишь этот кувшинчик? В нём целебный отвар, который поможет моему мужу восстановить силы и здоровье. Ах, если бы я могла сама отнести ему этот кувшин! Но, увы, принятый здесь этикет исключает подобную короткость между мужем и женой.
Гюльфем сразу догадалась, чего хочет от неё княжна и воспротивилась этому всем существом.
- Умоляю, госпожа, не посылайте меня к нему. Пусть Ферида отнесёт вашему мужу целебный отвар.
- Ты же знаешь, что я не доверяю этой лживой притворщице. Чего доброго, ещё станет заигрывать с ним!
- Она не осмелится, ручаюсь вам.
Ощутив, как её щёки наливаются румянцем, Лейла склонила голову и прошептала:
- Милая Гюль, я должна признаться тебе кое в чём. Этот отвар, что я приготовила, не просто восстанавливает силы. Он для мужской силы... понимаешь?
- Вы сварили для него любовный эликсир? - вскрикнула Гюльфем, придя в ужас от предстоящего ей испытания. - По рецепту знахаря Рамина?
Лейла утвердительно кивнула.
- Я так надеюсь, что вкусив его, мой муж вспомнит обо мне и придёт в мои покои. Теперь понимаешь, почему я не могу послать к нему Фериду? Вдруг эликсир подействует сразу, а эта бесстыдница окажется у него под рукой.
- И вы решили доверить это деликатное поручение мне?
- Кому же ещё, глупенькая? - рассмеялась Лейла. - Ты же знаешь, что я доверяю тебе больше, чем себе самой.
- Боже праведный, - мысленно взмолилась Гюльфем, - избавь меня от подобных испытаний. Отнести возбуждающее питьё царевичу, и без того изнемогающему от любовной тоски! Нет, это выше моих сил. Я не могу на такое отважиться.
- Чего ты там бормочешь? - с удивлением спросила Лейла.
- Творю молитву, госпожа.
- Я уже зарядила отвар своими молитвами, так что можешь зря не утруждаться. Неси скорей, нам ещё нужно подготовить меня для объятий моего возлюбленного. И, умоляю тебя, проследи, чтобы он выпил всё до последней капли. Я должна быть уверена, что он не выплеснет эликсир в окошко, например, из-за его горького вкуса или того, что он сомневается в моих целительских способностях.
Гюльфем с опаской, словно ядовитую змею взяла кувшин из протянутых к ней рук Лейлы.
- Вы так любите мужа, госпожа, что готовы рисковать ради него своим здоровьем?
- Что за вопрос, Гюльфем? Ты же знаешь, что я души не чаю в своём муже.
- Но ведь и ваша жизнь может оказаться под угрозой.
- А я люблю его больше жизни.
- Ах, госпожа! - растрогалась Гюльфем.
- Я буду добиваться его любви, - воскликнула Лейла, - до тех пор, пока дышу, пока бьётся моё сердце.
Выйдя из её опочивальни, Гюльфем забилась в крошечное пространство под лестницей, где никому не пришло бы в голову её искать. Присев на корточки, она поставила кувшин прямо перед собой и, глядя на него затуманенными глазами, размышляла вслух, как ей лучше поступить.
- Нужно выплеснуть отвар в окно и налить в кувшин сок или воду. Но тогда я не смогу исполнить поручение госпожи, да и его высочество не поверит, что обычная вода поможет ему восстановить здоровье. Ах, было бы у меня время и сырьё, я бы приготовила свой собственный отвар по другому рецепту знахаря Рамина, который принёс бы противоположный результат. Тогда и волки были бы сыты, и овцы целы. Но у меня есть сонный порошок. Если я подмешаю его в эликсир, пожалуй, выйдет гремучая смесь. Нельзя сочетать несочетаемое, соединять несоединяемое, а самое главное, вредить здоровью сахиба, который и без того пострадал при осаде Аль-Акик. О Аллах, что же мне делать, как быть! Помоги мне, направь меня, господи…
- Что ты здесь делаешь, дитя моё? - раздался чей-то удивлённый возглас.
Гюльфем подняла голову и увидела Хаджи-хакима, который, торопясь по своим делам, обнаружил её под лестницей и остановился удовлетворить своё любопытство.
- Ах, Хаджи-хаким! - обрадовалась она. - Вы-то мне и нужны!
- Надеюсь, ты вполне здорова? - встревожился старик.
- О да, вполне, не подумайте, будто я сижу здесь из-за того, что у меня прихватило живот или что-то ещё!
- А твоя госпожа в добром здравии? - озабоченно осведомился Хаджи-хаким.
Гюльфем махнула рукой.
- С ней тоже всё в порядке. Но вы всё равно мне очень-очень нужны. Помогите мне решить одну деликатную проблему.
Хаджи-хаким улыбнулся, предположив, что речь пойдёт о каких-нибудь женских штучках.
- Пойдём в мою приёмную, деточка, там всё и обсудим.
Он протянул Гюльфем руку, помогая ей выбраться из щели, в которую она ухитрилась вместиться, и провёл её в свой кабинет. Не успели они войти, как Гюльфем без обиняков выложила ему свою проблему.
- Я бы выплеснула отвар в окно и забыла о нём, - сокрушалась девушка, - но госпожа сказала, что будет добиваться от мужа любви до своего последнего вздоха. Она настроена весьма решительно. Мне страшно за неё, но ещё больше я боюсь потерять её доверие.
- Да, моя милая, - согласился Хаджи-хаким, - перед тобой стоит совсем непростая дилемма, но мы решим её общими усилиями, да поможет нам Аллах. Я помогу тебе выполнить поручение и при этом не сгореть в том пожаре, который княжна вознамерилась раздуть своим любовным эликсиром. Неразумная женщина, совсем не щадит себя! Муж и без того опасен ей в своей любви, а под воздействием такого снадобья и вовсе смертоносен. Ах, безбашенная молодость!
- Как можно выполнить её поручение и при этом не сгореть нам обеим? - недоумевала Гюльфем.
- Можно, дитя моё. Ты отнесёшь ему этот кувшин, а большего от тебя и не ждут. Ведь так? Ты не обязана отвечать за последствия? И если муж не придёт к жене за любовью, это уже не твоя вина.
- Она очень огорчится, если он не придёт, - вздохнула Гюльфем, - и завтра снова сварит ему любовное зелье.
- А мы опять его заменим, - лукаво подмигнул ей старик.
- Чем заменим, хаким? - с любопытством спросила девушка.
- Зельем, которое отобьёт у него охоту к любовным похождениям на всё время, пока он пробудет во дворце. В конце концов, княжна устанет от своих тщетных попыток разбудить в нём страсть и смирится с тем, что ей уготовила судьба. Но тебя ей будет не в чем упрекнуть, ибо ты сделала для неё всё, что от тебя зависело.
Сблизив головы, заговорщики долго колдовали над мешочками с травами и склянками с пахучей жидкостью, пока в котелке над раздутым очагом закипала вода. Когда «снадобье» было готово, Хаджи-хаким сам перелил его в опорожнённый кувшин и отдал Гюльфем.
- Иди, дитя моё, и ничего не бойся. Даю тебе слово, что приняв это снадобье, он и пальцем тебя не тронет.
- Благодарю вас за помощь, хаким. Завтра я опять приду к вам.
- Приходи. Я заранее приготовлю отвар, чтобы тебе не пришлось терять здесь много времени.
Немного успокоившись, Гюльфем отправилась в покои царевича.
* * *
Сарнияр отдыхал на своём ложе после плотного ужина, ломая голову, как бы ему повидаться с возлюбленной. Послать ей записку? Но он был уверен, что это ни к чему не приведёт. Гюльфем ни разу не ответила на письма, которые он писал ей, выражая свою любовь. Может быть, они напугали её своей пылкостью? Она так тиха, робка и застенчива. Но как он узнает, в этом ли дело или в чём-то ещё, пока не встретится с ней?
Прода от 18.05.2022, 15:35
Забыв о том, что пришли в сад за апельсинами для госпожи, девушки направились по выложенной тёсаным камнем дорожке к красным садовым воротцам. Оказавшись во внутреннем дворе, они повернули к лестнице, ведущей на женскую половину. Гюльфем уже поставила ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг кто-то тихо окликнул её:
- Ханум (прим. автора: форма обращения к женщине)!
Оглянувшись, девушка увидела Мансура, гонца-скорохода, который доставлял ей послания от Сарнияра Измаила.
- Ах, это вы, Мансур, - растерялась Гюльфем, - вы снова привезли мне записку от своего господина?
- Нет, ханум, - покачал головой гонец. - На этот раз у меня изустное поручение.
Гюльфем раздражённо покосилась на Фериду, уже навострившую уши, и, придвинувшись поближе к скороходу, спросила полушёпотом:
- Что он просил передать?
- Я желаю говорить с вами с глазу на глаз, ханум, - с важностью отвечал Мансур.
Гюльфем прижалась к перилам, освобождая проход для товарки.
- Иди вперёд, Ферида, я тебя догоню.
Сгорая от любопытства, рыжая рабыня поднялась наверх по лестнице и затаилась за дверью. Но как она ни напрягала слух, до неё доносилось только невнятное бормотание скорохода.
- Аль-Акик скоро падёт, - рассказывал тем временем Мансур, - ждать осталось недолго. Арабы мрут, как мухи от голода и недостатка воды. К тому времени, когда они откроют нам ворота, в городе не останется и половины живого населения. Но всё же жители Аль-Акик отчаянные храбрецы, легко отражают все атаки и быстро ликвидируют разломы. Если бы в городе было больше припасов, они могли бы обороняться до Судного Дня.
Гюльфем подняла на гонца красивые агатовые глаза и робко спросила:
- Но… неужели его высочество поручил вам описать мне положение арабов? Ему, как и всем мужчинам, должно быть известно, что женский ум невосприимчив к сведениям подобного рода.
- Простите, ханум, - смутился скороход, - я всего лишь хотел немного оттянуть неприятное известие.
- Его высочество... ранен? - вскрикнула Гюльфем, выдав своим испугом, что он ей далеко не так безразличен, как она стремилась показать.
- Да, но не волнуйтесь, не смертельно, - поспешил её успокоить гонец.
- Как это произошло? - спросила Гюльфем, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.
- Осаждённые арабы оборонялись, словно свирепые львы, сбрасывая со стен горшки с горючей смесью. Один из таких горшков взорвался всего в нескольких шагах от нашего бедного господина. Его высочество совсем не щадил себя. Лез очертя голову в самое пекло, хотя наш амирбар не одобрял его безрассудного поведения. «Вы должны беречь себя для престола Румайлы» - то и дело напоминал он ему. Да только царевич его нисколько не слушал. Считал, что должен быть в гуще сражений и вдохновлять своим примером бойцов.
- Он сильно пострадал? - всхлипнула Гюльфем, украдкой вытирая слёзы.
Мансур тяжело вздохнул.
- На лице у него не осталось никаких следов, но его грудь здорово опалило огнём. Какое несчастье, ханум! У сахиба был такой красивый торс. Боюсь, что рубцы от ожогов останутся на всю жизнь. Кроме того, у него сгорели волосы на груди, но наш костоправ уверяет, что они ещё вырастут.
Гюльфем поспешно смахнула слёзы с ресниц и сказала твёрдым голосом:
- Думаю, госпоже не следует ничего знать об этом взрыве. Хаджи-хаким запретил ей волноваться.
- Конечно, ханум, - подавил усмешку Мансур, - незачем её тревожить, раз сахиб всё равно не спит с ней.
- Боже мой! - воскликнула шокированная до невозможности Гюльфем. - Неужели эти интимные подробности уже стали достоянием всей армии?
- Простите, ханум, - снова засмущался гонец, - если позволите, я вам объясню, в чём тут дело. Его высочество несколько недель был прикован к постели. Ожоги причиняли ему ужасные мучения, и наш костоправ лечил его опиатами. Они снимают боль, но вызывают побочные эффекты, в частности, бред и галлюцинации. Костоправу приходилось лечить также и других бойцов, и он часто оставлял царевича на попечении часовых, которые сменялись один за другим. Когда его высочество встал на ноги, в его шатре отдежурило с полсотни латников низших чинов, отъявленных болтунов и сплетников. С тех пор по лагерю и пошли пересуды. Царевич в бреду разболтал все альковные тайны. К примеру, что он на пушечный выстрел не подпустит к себе жену...
- Ах, замолчите, прошу вас! - взмолилась Гюльфем, закрывая горящие от стыда уши руками.
- Я только хотел объяснить. Если у него с женой всё обстоит, как болтают в лагере, она и не увидит его обезображенный торс. Пусть себе спит спокойно в своей девственной постельке, не к чему ей за мужа тревожиться.
- Бедная моя госпожа! - вздохнула Гюльфем.
- Да полноте! - хмыкнул Мансур. - Себя лучше пожалейте. Скоро он приедет на побывку, амирбар настоял, чтобы он, как следует, отдохнул и восстановил свои силы. Царевич уже в пути и послал меня предупредить вас о своём приезде. Так что, готовьтесь, ханум, мало вам не покажется. После ранения он голодный и злой. В бреду такого нагородил про вас… ну, много всего, а суть в том, что он мог отдать богу душу, так и не испробовав свой персик на вкус.
Гюльфем покраснела как кумач и понеслась вверх по лестнице, рискуя сломать себе шею.
* * *
Войдя в покои княжны, Гюльфем увидела у неё в руках узкогорлый серебряный кувшин с вычеканенной на нём большой гроздью винограда. Лейла любовно поглаживала его рукой, чем привела служанку в некоторое замешательство.
- Вы звали меня, госпожа? - осторожно спросила она.
- Звала, Гюль, - ласково улыбнулась княжна. - Хочу поручить тебе кое-что чрезвычайно для меня важное. Послушай. Хотя от меня стараются скрыть всё, что может пагубно отразиться на моём здоровье, мне всё же удалось разузнать, что мой муж был тяжело ранен в бою под Аль-Акик.
- Какая досада, - пробормотала расстроенная Гюльфем, негодуя на тех, кто не может удержать свой болтливый язык за зубами.
- Хоть это сильно огорчило меня, - продолжала княжна, - я не могу не порадоваться тому, что послужило поводом для его возвращения домой. Судьба даёт мне шанс, который я ни за что не упущу - шанс добиться его любви, проявив заботу о нём. Видишь этот кувшинчик? В нём целебный отвар, который поможет моему мужу восстановить силы и здоровье. Ах, если бы я могла сама отнести ему этот кувшин! Но, увы, принятый здесь этикет исключает подобную короткость между мужем и женой.
Гюльфем сразу догадалась, чего хочет от неё княжна и воспротивилась этому всем существом.
- Умоляю, госпожа, не посылайте меня к нему. Пусть Ферида отнесёт вашему мужу целебный отвар.
- Ты же знаешь, что я не доверяю этой лживой притворщице. Чего доброго, ещё станет заигрывать с ним!
- Она не осмелится, ручаюсь вам.
Ощутив, как её щёки наливаются румянцем, Лейла склонила голову и прошептала:
- Милая Гюль, я должна признаться тебе кое в чём. Этот отвар, что я приготовила, не просто восстанавливает силы. Он для мужской силы... понимаешь?
- Вы сварили для него любовный эликсир? - вскрикнула Гюльфем, придя в ужас от предстоящего ей испытания. - По рецепту знахаря Рамина?
Лейла утвердительно кивнула.
- Я так надеюсь, что вкусив его, мой муж вспомнит обо мне и придёт в мои покои. Теперь понимаешь, почему я не могу послать к нему Фериду? Вдруг эликсир подействует сразу, а эта бесстыдница окажется у него под рукой.
- И вы решили доверить это деликатное поручение мне?
- Кому же ещё, глупенькая? - рассмеялась Лейла. - Ты же знаешь, что я доверяю тебе больше, чем себе самой.
- Боже праведный, - мысленно взмолилась Гюльфем, - избавь меня от подобных испытаний. Отнести возбуждающее питьё царевичу, и без того изнемогающему от любовной тоски! Нет, это выше моих сил. Я не могу на такое отважиться.
- Чего ты там бормочешь? - с удивлением спросила Лейла.
- Творю молитву, госпожа.
- Я уже зарядила отвар своими молитвами, так что можешь зря не утруждаться. Неси скорей, нам ещё нужно подготовить меня для объятий моего возлюбленного. И, умоляю тебя, проследи, чтобы он выпил всё до последней капли. Я должна быть уверена, что он не выплеснет эликсир в окошко, например, из-за его горького вкуса или того, что он сомневается в моих целительских способностях.
Гюльфем с опаской, словно ядовитую змею взяла кувшин из протянутых к ней рук Лейлы.
- Вы так любите мужа, госпожа, что готовы рисковать ради него своим здоровьем?
- Что за вопрос, Гюльфем? Ты же знаешь, что я души не чаю в своём муже.
- Но ведь и ваша жизнь может оказаться под угрозой.
- А я люблю его больше жизни.
- Ах, госпожа! - растрогалась Гюльфем.
- Я буду добиваться его любви, - воскликнула Лейла, - до тех пор, пока дышу, пока бьётся моё сердце.
Выйдя из её опочивальни, Гюльфем забилась в крошечное пространство под лестницей, где никому не пришло бы в голову её искать. Присев на корточки, она поставила кувшин прямо перед собой и, глядя на него затуманенными глазами, размышляла вслух, как ей лучше поступить.
- Нужно выплеснуть отвар в окно и налить в кувшин сок или воду. Но тогда я не смогу исполнить поручение госпожи, да и его высочество не поверит, что обычная вода поможет ему восстановить здоровье. Ах, было бы у меня время и сырьё, я бы приготовила свой собственный отвар по другому рецепту знахаря Рамина, который принёс бы противоположный результат. Тогда и волки были бы сыты, и овцы целы. Но у меня есть сонный порошок. Если я подмешаю его в эликсир, пожалуй, выйдет гремучая смесь. Нельзя сочетать несочетаемое, соединять несоединяемое, а самое главное, вредить здоровью сахиба, который и без того пострадал при осаде Аль-Акик. О Аллах, что же мне делать, как быть! Помоги мне, направь меня, господи…
- Что ты здесь делаешь, дитя моё? - раздался чей-то удивлённый возглас.
Гюльфем подняла голову и увидела Хаджи-хакима, который, торопясь по своим делам, обнаружил её под лестницей и остановился удовлетворить своё любопытство.
- Ах, Хаджи-хаким! - обрадовалась она. - Вы-то мне и нужны!
- Надеюсь, ты вполне здорова? - встревожился старик.
- О да, вполне, не подумайте, будто я сижу здесь из-за того, что у меня прихватило живот или что-то ещё!
- А твоя госпожа в добром здравии? - озабоченно осведомился Хаджи-хаким.
Гюльфем махнула рукой.
- С ней тоже всё в порядке. Но вы всё равно мне очень-очень нужны. Помогите мне решить одну деликатную проблему.
Хаджи-хаким улыбнулся, предположив, что речь пойдёт о каких-нибудь женских штучках.
- Пойдём в мою приёмную, деточка, там всё и обсудим.
Он протянул Гюльфем руку, помогая ей выбраться из щели, в которую она ухитрилась вместиться, и провёл её в свой кабинет. Не успели они войти, как Гюльфем без обиняков выложила ему свою проблему.
- Я бы выплеснула отвар в окно и забыла о нём, - сокрушалась девушка, - но госпожа сказала, что будет добиваться от мужа любви до своего последнего вздоха. Она настроена весьма решительно. Мне страшно за неё, но ещё больше я боюсь потерять её доверие.
- Да, моя милая, - согласился Хаджи-хаким, - перед тобой стоит совсем непростая дилемма, но мы решим её общими усилиями, да поможет нам Аллах. Я помогу тебе выполнить поручение и при этом не сгореть в том пожаре, который княжна вознамерилась раздуть своим любовным эликсиром. Неразумная женщина, совсем не щадит себя! Муж и без того опасен ей в своей любви, а под воздействием такого снадобья и вовсе смертоносен. Ах, безбашенная молодость!
- Как можно выполнить её поручение и при этом не сгореть нам обеим? - недоумевала Гюльфем.
- Можно, дитя моё. Ты отнесёшь ему этот кувшин, а большего от тебя и не ждут. Ведь так? Ты не обязана отвечать за последствия? И если муж не придёт к жене за любовью, это уже не твоя вина.
- Она очень огорчится, если он не придёт, - вздохнула Гюльфем, - и завтра снова сварит ему любовное зелье.
- А мы опять его заменим, - лукаво подмигнул ей старик.
- Чем заменим, хаким? - с любопытством спросила девушка.
- Зельем, которое отобьёт у него охоту к любовным похождениям на всё время, пока он пробудет во дворце. В конце концов, княжна устанет от своих тщетных попыток разбудить в нём страсть и смирится с тем, что ей уготовила судьба. Но тебя ей будет не в чем упрекнуть, ибо ты сделала для неё всё, что от тебя зависело.
Сблизив головы, заговорщики долго колдовали над мешочками с травами и склянками с пахучей жидкостью, пока в котелке над раздутым очагом закипала вода. Когда «снадобье» было готово, Хаджи-хаким сам перелил его в опорожнённый кувшин и отдал Гюльфем.
- Иди, дитя моё, и ничего не бойся. Даю тебе слово, что приняв это снадобье, он и пальцем тебя не тронет.
- Благодарю вас за помощь, хаким. Завтра я опять приду к вам.
- Приходи. Я заранее приготовлю отвар, чтобы тебе не пришлось терять здесь много времени.
Немного успокоившись, Гюльфем отправилась в покои царевича.
Прода от 19.05.2022, 15:25
* * *
Сарнияр отдыхал на своём ложе после плотного ужина, ломая голову, как бы ему повидаться с возлюбленной. Послать ей записку? Но он был уверен, что это ни к чему не приведёт. Гюльфем ни разу не ответила на письма, которые он писал ей, выражая свою любовь. Может быть, они напугали её своей пылкостью? Она так тиха, робка и застенчива. Но как он узнает, в этом ли дело или в чём-то ещё, пока не встретится с ней?
