- Но теперь всё изменится, сахиб. Вашей жене уже безразлично, что происходит вокруг.
- Я тоже думал, что всё изменится, когда её разбил паралич. Но Гюльфем внушила себе, что её можно поднять на ноги. И пока она верит в это, всё будет оставаться по-прежнему. Она будет отвергать меня, а я унижать её, принуждая к тому, чего она не может себе позволить.
- Почему бы вам не привести к ней какого-нибудь целителя из народа, который подтвердит вердикт придворных врачей? Возможно, скорее она поверит простому знахарю. Как правило, к этой братии прибегают, когда другие уже вынесли своё суждение; таким образом, её слово оказывается последним и - решающим.
В порыве признательности Сарнияр кинулся в ноги муфтию и расцеловал край его одежды.
- Как мне благодарить вас, шейх? Вы указали мне верный путь. На свете существует знахарь, слову которого она поверит безоговорочно. Но нет нужды искать его, достаточно убедить Гюльфем, что я его нашёл.
- Как это? - не понял старик.
- Она в глаза его не видела, только наслышана о нём. Я разыщу кого-нибудь похожего, хорошо ему заплачу, и он подтвердит всё, что мне угодно.
- Прошу, не продолжайте, - перебил царевича муфтий. - Как ваш духовный наставник, я не могу одобрить подобное решение. Если есть малейшая возможность вылечить вашу жену, не пренебрегайте ею. Помните о Судном Дне, когда вам придётся отвечать за всё содеянное перед господом.
* * *
Гюльфем сидела у постели княжны и нежно сжимала в своих пальчиках её исхудалую руку, похожую на засохшую ветку. Время от времени она прикладывала к губам Лейлы влажный платок, чутко следя, как бы с ней не случилось самого страшного - обезвоживания её истощённого организма. Девушка шептала молитвы одну за другой, перебирая яшмовые чётки. Они помогали ей следить за подпиткой княжны надёжнее, чем песочные часы, стоявшие рядом на круглом столике. На каждой шестой и десятой молитве Гюльфем прерывалась и снова прикладывала к губам Лейлы влажный платок.
За этим монотонным занятием и застал её царевич, показавшись в дверях спальни. С минуту он безмолвно наблюдал за печальной картиной, способной растрогать более сердобольного зрителя.
- Очевидно, тебе на роду написано жертвовать собой ради спасения княжны, - сказал Сарнияр.
Гюльфем склонила голову и произнесла:
- Какого ответа вы ждёте от меня? Разве могу я поступать по-другому?
Сарнияр глубоко вздохнул.
- Думаю, нет, иначе это была бы не ты, а совсем другая женщина. И теперь, убедившись в этом, я решил исполнить твою просьбу. Больше не могу спокойно взирать, как ты изводишь себя, дённо и нощно просиживая у постели княжны.
- О какой просьбе вы изволите говорить? - спросила девушка.
- Я согласен отправить людей на розыски тибетского целителя.
Она радостно вскрикнула и, сложив ладони, вознесла хвалу создателю.
- О, благодарю вас, ваше высочество, благодарю от всей души!
Сарнияр усмехнулся.
- Но прежде благодаришь создателя всего сущего?
- Да, за то, что он услышал мои молитвы и просветил вас.
- Хорошо, я не смею оспаривать его первенство. И подожду, пока ты, отстояв благодарственный молебен, вспомнишь о том, что и мне ты обязана своей благодарностью.
- Как! - воскликнула Гюльфем. - Это не был бескорыстный дар?
- Душа моя, не обольщайся. Корыстолюбцы вроде меня не дарят свои милости, ничего не требуя взамен.
- Чем же я могу отплатить вам за вашу доброту?
- Ты прекрасно знаешь, какой благодарности я жду от тебя.
Гюльфем поднялась на ноги и позвала себе на замену Якуба. Посадив его на своё место у ложа княжны, она дала ему несколько строжайших указаний, после чего вышла из опочивальни в приёмную своей госпожи. Сарнияр следовал за ней, не отставая ни на шаг.
Их дальнейший разговор сильно смахивал на торг, и сторонний наблюдатель ни за что не поверил бы, что ценой вопроса является высокое чувство, воспетое Хафизом и Низами.
- Если вы не забыли, я принесла обет, что никогда больше не позволю вам прикоснуться ко мне.
- Это было сказано в гневе. Я уверен, что господь не принял твоего обета.
- Господь принимает любой зарок, даже сказанный сгоряча.
- Я консультировался с одним учёным богословом. Он утверждает, что принося свой обет, ты сделала оговорку: «когда я выйду из этой ужасной комнаты». Таким образом, мы не нарушим твоего обета, если займёмся любовью в «шкатулке с секретом». Я прикажу оборудовать её по твоему вкусу, если она так ужасает тебя.
Гюльфем всплеснула полными руками.
- Нет, это неслыханно, просто уму непостижимо! Сахиб, меня приводит в ужас не эта комната, а ваша одержимость.
- Да, я одержим! Я одержим твоим греховно прекрасным телом!
- Значит, вас не волнует моя душа? Я погублю её, если нарушу свой обет!
Сарнияр гневно стиснул зубы.
- И до каких пор ты намерена его хранить? Пока не умрёт моя жена? Может быть, Ферида не лгала мне, уверяя, будто ты заришься на престол Голконды? В таком случае, мне непонятно твоё желание поднять княжну со смертного одра.
- Вы никогда и не поймёте меня, потому что одержимы лишь моей оболочкой.
- Можно ли понять женщину, полную противоречий? Ты клялась мне в любви до последнего вздоха и с лёгкостью нарушила свои клятвы. А свой зарок не подпускать меня к себе приравниваешь к спасению души.
- И в чём тут противоречие? Я могу любить вас и хранить вам верность, но при этом оставаться добродетельной женщиной.
- То есть, у нас всё шиворот-навыворот, да? - разозлился царевич. - Я жажду твоего тела, а ты предлагаешь мне лишь своё сердце. Ты думаешь, я удовольствуюсь твоей платонической любовью?
- Воля ваша, сахиб, - пожала плечами Гюльфем. - Это всё, что я могу предложить вам, пока жива госпожа.
- О, я всё больше склоняюсь к мысли, что Ферида не оговаривала тебя! Живя бок о бок с тобой, она лучше всех распознала твою сущность. Честолюбивое создание! Ты и вправду нацелилась на место моей жены. В таком случае, я беру назад своё обещание разыскать Сун Янга. Не вижу смысла оживлять княжну, которая мешает тебе возвыситься до титула магарани (прим. автора: княгиня, жена магараджи)!
С этими словами Сарнияр направился к двери. Но тут с Гюльфем, всё это время сохранявшей олимпийское спокойствие, приключилась истерика.
- О, умоляю вас! - разрыдалась она, падая на колени и стуча головой о пол. - Не судите обо мне превратно! Клянусь вам, если подобные мысли и рождались у меня в голове, я душила их, как новорождённых щенят!
Царевич бросился к ней и, преклонив колено, прижал рыдающую девушку к сердцу.
- Ну-ну, успокойся, душенька, - ласково упрашивал он, гладя её и баюкая на своей груди как младенца, - выпей холодной воды с лимоном и мятой.
Гюльфем залпом проглотила содержимое серебряного кубка. Сарнияр бережно довёл её до дивана и встал чуть поодаль, опираясь на спинку. Весь его вид выражал участие и готовность прийти на помощь, если истерика повторится.
- Поверьте, - заговорила Гюльфем, немного успокоившись, - я никогда не возносилась в своих мечтаниях до титула вашей магарани. Ферида обвинила меня, потому что её ум не в силах измерить глубину моей привязанности к госпоже. Я так приросла к ней сердцем за все годы, проведённые вместе, что начала чувствовать то же, что и она. Всё, что приходилось ей по вкусу, нравилось и мне. Её пленил ваш благородный облик, и я не устояла. Мы обе влюбились в одного и того же мужчину, потому что, следуя за ней повсюду, я видела лишь то, что видит княжна. Но она моя повелительница, а я только её тень, и мне не пристало присваивать то, в чём отказано ей.
- Отчего же, Гюль, - возразил Сарнияр, - если я тоже полюбил тебя?
- Эта предательская любовь погубит создание, доверенное мне господом. Если ваша связь с Феридой так подкосила княжну, что же станется с нею, если я займу место Фериды?
- Ничего, - раздумчиво проронил Сарнияр, - твоя госпожа спит мёртвым сном, ничего не видит, не слышит и не чувствует.
- А если она оживёт? - спросила Гюльфем. - Если у неё появится шанс зацепиться за жизнь? Мы нанесём ей новый, ещё более тяжёлый удар? Убейте меня, но я не могу дать волю своим чувствам, пока есть надежда на её выздоровление!
- Хаджи-хаким уверяет, что никакой надежды нет.
- Все врачи Голконды так говорили, когда она появилась на свет, и только знахарь Рамин…
- О, забудь этот напев, - начал злиться Сарнияр, - я уже тысячу раз его слышал! Твой Рамин мёртв, и все его познания в медицине не помогли ему зацепиться за жизнь.
- Рамин мёртв, зато жив его ученик Сун Янг.
Царевич погрузился в молчание, прокручивая в голове всё одну и ту же мысль, затем заговорил, взвешивая каждое слово:
- Ты всё-таки хочешь, чтобы я разыскал этого знахаря? Хорошенько подумай, Гюль. От твоего решения зависит не только жизнь княжны. Если Сун Янгу удастся продлить её дни, продлятся и наши с тобой мучения, душенька. Ты готова принести нашу любовь на алтарь своего жертвенного служения Лейле?
Гюльфем, в свою очередь, погрузилась в тяжкие раздумья. Царевич с нетерпением ожидал её ответа.
- Я готова пожертвовать нашей любовью ради спасения княжны, - наконец проронила она. - Для меня нет ничего дороже её жизни.
Сарнияр сжал кулаки, призывая на помощь всё своё мужество.
- А если и Сун Янг признает безнадёжным состояние моей жены, поверишь ли ты ему? - спросил он. - Смиришься ли и отвлечёшься, наконец, на свою собственную жизнь, настоящую и будущую?
- Если Сун Янг признает её безнадёжной, я поверю и смирюсь, - пообещала Гюльфем.
- И позволишь мне устроить твою судьбу?
- Я предоставлю себя в ваше распоряжение, но останусь в своём нынешнем положении при её жизни, потому что хочу быть рядом с ней до конца.
- А после её кончины…
- Мне всё равно, что будет со мной после её смерти, - заплакала Гюльфем. - Мне кажется, моя жизнь оборвётся вместе с жизнью княжны!
- Успокойся, Гюль! - умолял Сарнияр, осыпая горячими поцелуями её оледенелые руки. - Обещаю тебе, всё образуется. Я найду Сун Янга, даже если для этого мне придётся перевернуть небо и землю. Мы положимся на его решение. Мы вручим ему наши судьбы. Не плачь, душенька, ты разрываешь мне сердце своими слезами. Позволь, я распоряжусь, чтобы нам принесли кофе и сладости. Тебе необходимо подкрепить свои силы.
* * *
Сарнияр спускался по лестнице, ведущей во двор, бормоча себе под нос:
- Нет, душа моя, я не позволю тебе загубить свою жизнь. К чёрту твой мазохизм и мученичество! Я найду им лучшее применение в своей «шкатулке с секретом». Когда подкупленный мною знахарь с раскосыми глазами подтвердит, что душа моей жены улетела безвозвратно.
- Ваше высочество, - окликнул его чей-то радостный голос, - наконец-то я вас нашёл!
Сарнияр оглянулся и увидел Мансура, который пересекал двор, спеша ему навстречу.
- Я был на женской половине, - сказал царевич. - Моя жена прикована к постели, мне приходится поддерживать её угасающий дух своим присутствием.
- Какое несчастье! - расстроился Мансур. - Значит, вы не сможете совершить триумфальный въезд в Аль-Акик?
С губ царевича сорвался ликующий вопль, словно на охоте, в гоне:
- Эге-ге-гей! Стало быть, Аль-Акик пал, пока я тут прохлаждался?
Мансур восторженно закивал.
- Да, и ваш главнокомандующий призывает вас, чтобы торжественно вручить вам на золотом блюде ключи от городских ворот. А также списки ценностей и военнопленных, которые, впрочем, ещё составляются.
- Машалла! Так едем же, друг мой, немедленно едем! - воскликнул Сарнияр. - Ты скачи вперёд, а я двинусь следом.
- Как, прямо сейчас? - изумился гонец. - Но я проскакал без передышки почти четверо суток, безумно устал, умираю от голода, жажды, хочу хоть немного поспать и, кроме того, мне нужно совершить омовение.
Сарнияру пришлось немного умерить свой пыл.
- Ты прав, Мансур, тебе надо отдохнуть и привести себя в божеский вид. Я пошлю кого-нибудь другого предупредить Рахима о моём приезде.
- А как же ваша больная жена? - спросил скороход с любопытством.
Сарнияр пренебрежительно махнул рукой.
- За ней приглядят Хаджи-хаким и служанки. Она больна уже не первый день и вряд ли ей станет хуже в моё отсутствие. А мне так необходимо хотя бы на время отвлечься от домашних забот. Пожать плоды своей первой победы на территории Аравии - такое важное событие не терпит проволочек.
С весёлым посвистом он отправился созывать свой эскорт. Мансур проводил его глазами, в которых плясали насмешливые искорки.
- Да, пожинать плоды куда приятнее, нежели взращивать их с потом и кровью, - пробурчал он, направляясь к баням. На лице его появилось блаженное выражение, едва он представил себе огромный медный чан, наполненный тёплой мыльной водой, которой он смоет со своего тела четырёхдневную грязь.
- Вот список пленников, ваше высочество, - Рахим развернул довольно длинный свиток, исписанный его мелким каллиграфическим почерком. - В первой графе наиболее знатные фамилии, начиная с семьи калифа. Я отметил имена его домочадцев, их всего шестеро. Две жены и трое детей; остальные погибли в последние дни осады, когда несчастный калиф был вынужден послать на оборону города даже собственных сыновей.
Сарнияр и Рахим сидели, склонившись над списком, под пальмой, отбрасывающей длинные неровные тени на их лица.
- Я тоже думал, что всё изменится, когда её разбил паралич. Но Гюльфем внушила себе, что её можно поднять на ноги. И пока она верит в это, всё будет оставаться по-прежнему. Она будет отвергать меня, а я унижать её, принуждая к тому, чего она не может себе позволить.
- Почему бы вам не привести к ней какого-нибудь целителя из народа, который подтвердит вердикт придворных врачей? Возможно, скорее она поверит простому знахарю. Как правило, к этой братии прибегают, когда другие уже вынесли своё суждение; таким образом, её слово оказывается последним и - решающим.
В порыве признательности Сарнияр кинулся в ноги муфтию и расцеловал край его одежды.
- Как мне благодарить вас, шейх? Вы указали мне верный путь. На свете существует знахарь, слову которого она поверит безоговорочно. Но нет нужды искать его, достаточно убедить Гюльфем, что я его нашёл.
- Как это? - не понял старик.
- Она в глаза его не видела, только наслышана о нём. Я разыщу кого-нибудь похожего, хорошо ему заплачу, и он подтвердит всё, что мне угодно.
- Прошу, не продолжайте, - перебил царевича муфтий. - Как ваш духовный наставник, я не могу одобрить подобное решение. Если есть малейшая возможность вылечить вашу жену, не пренебрегайте ею. Помните о Судном Дне, когда вам придётся отвечать за всё содеянное перед господом.
* * *
Гюльфем сидела у постели княжны и нежно сжимала в своих пальчиках её исхудалую руку, похожую на засохшую ветку. Время от времени она прикладывала к губам Лейлы влажный платок, чутко следя, как бы с ней не случилось самого страшного - обезвоживания её истощённого организма. Девушка шептала молитвы одну за другой, перебирая яшмовые чётки. Они помогали ей следить за подпиткой княжны надёжнее, чем песочные часы, стоявшие рядом на круглом столике. На каждой шестой и десятой молитве Гюльфем прерывалась и снова прикладывала к губам Лейлы влажный платок.
За этим монотонным занятием и застал её царевич, показавшись в дверях спальни. С минуту он безмолвно наблюдал за печальной картиной, способной растрогать более сердобольного зрителя.
- Очевидно, тебе на роду написано жертвовать собой ради спасения княжны, - сказал Сарнияр.
Гюльфем склонила голову и произнесла:
- Какого ответа вы ждёте от меня? Разве могу я поступать по-другому?
Сарнияр глубоко вздохнул.
- Думаю, нет, иначе это была бы не ты, а совсем другая женщина. И теперь, убедившись в этом, я решил исполнить твою просьбу. Больше не могу спокойно взирать, как ты изводишь себя, дённо и нощно просиживая у постели княжны.
- О какой просьбе вы изволите говорить? - спросила девушка.
- Я согласен отправить людей на розыски тибетского целителя.
Она радостно вскрикнула и, сложив ладони, вознесла хвалу создателю.
- О, благодарю вас, ваше высочество, благодарю от всей души!
Сарнияр усмехнулся.
- Но прежде благодаришь создателя всего сущего?
- Да, за то, что он услышал мои молитвы и просветил вас.
- Хорошо, я не смею оспаривать его первенство. И подожду, пока ты, отстояв благодарственный молебен, вспомнишь о том, что и мне ты обязана своей благодарностью.
- Как! - воскликнула Гюльфем. - Это не был бескорыстный дар?
- Душа моя, не обольщайся. Корыстолюбцы вроде меня не дарят свои милости, ничего не требуя взамен.
- Чем же я могу отплатить вам за вашу доброту?
- Ты прекрасно знаешь, какой благодарности я жду от тебя.
Прода от 29.05.2022, 16:04
Гюльфем поднялась на ноги и позвала себе на замену Якуба. Посадив его на своё место у ложа княжны, она дала ему несколько строжайших указаний, после чего вышла из опочивальни в приёмную своей госпожи. Сарнияр следовал за ней, не отставая ни на шаг.
Их дальнейший разговор сильно смахивал на торг, и сторонний наблюдатель ни за что не поверил бы, что ценой вопроса является высокое чувство, воспетое Хафизом и Низами.
- Если вы не забыли, я принесла обет, что никогда больше не позволю вам прикоснуться ко мне.
- Это было сказано в гневе. Я уверен, что господь не принял твоего обета.
- Господь принимает любой зарок, даже сказанный сгоряча.
- Я консультировался с одним учёным богословом. Он утверждает, что принося свой обет, ты сделала оговорку: «когда я выйду из этой ужасной комнаты». Таким образом, мы не нарушим твоего обета, если займёмся любовью в «шкатулке с секретом». Я прикажу оборудовать её по твоему вкусу, если она так ужасает тебя.
Гюльфем всплеснула полными руками.
- Нет, это неслыханно, просто уму непостижимо! Сахиб, меня приводит в ужас не эта комната, а ваша одержимость.
- Да, я одержим! Я одержим твоим греховно прекрасным телом!
- Значит, вас не волнует моя душа? Я погублю её, если нарушу свой обет!
Сарнияр гневно стиснул зубы.
- И до каких пор ты намерена его хранить? Пока не умрёт моя жена? Может быть, Ферида не лгала мне, уверяя, будто ты заришься на престол Голконды? В таком случае, мне непонятно твоё желание поднять княжну со смертного одра.
- Вы никогда и не поймёте меня, потому что одержимы лишь моей оболочкой.
- Можно ли понять женщину, полную противоречий? Ты клялась мне в любви до последнего вздоха и с лёгкостью нарушила свои клятвы. А свой зарок не подпускать меня к себе приравниваешь к спасению души.
- И в чём тут противоречие? Я могу любить вас и хранить вам верность, но при этом оставаться добродетельной женщиной.
- То есть, у нас всё шиворот-навыворот, да? - разозлился царевич. - Я жажду твоего тела, а ты предлагаешь мне лишь своё сердце. Ты думаешь, я удовольствуюсь твоей платонической любовью?
- Воля ваша, сахиб, - пожала плечами Гюльфем. - Это всё, что я могу предложить вам, пока жива госпожа.
- О, я всё больше склоняюсь к мысли, что Ферида не оговаривала тебя! Живя бок о бок с тобой, она лучше всех распознала твою сущность. Честолюбивое создание! Ты и вправду нацелилась на место моей жены. В таком случае, я беру назад своё обещание разыскать Сун Янга. Не вижу смысла оживлять княжну, которая мешает тебе возвыситься до титула магарани (прим. автора: княгиня, жена магараджи)!
С этими словами Сарнияр направился к двери. Но тут с Гюльфем, всё это время сохранявшей олимпийское спокойствие, приключилась истерика.
- О, умоляю вас! - разрыдалась она, падая на колени и стуча головой о пол. - Не судите обо мне превратно! Клянусь вам, если подобные мысли и рождались у меня в голове, я душила их, как новорождённых щенят!
Царевич бросился к ней и, преклонив колено, прижал рыдающую девушку к сердцу.
- Ну-ну, успокойся, душенька, - ласково упрашивал он, гладя её и баюкая на своей груди как младенца, - выпей холодной воды с лимоном и мятой.
Гюльфем залпом проглотила содержимое серебряного кубка. Сарнияр бережно довёл её до дивана и встал чуть поодаль, опираясь на спинку. Весь его вид выражал участие и готовность прийти на помощь, если истерика повторится.
- Поверьте, - заговорила Гюльфем, немного успокоившись, - я никогда не возносилась в своих мечтаниях до титула вашей магарани. Ферида обвинила меня, потому что её ум не в силах измерить глубину моей привязанности к госпоже. Я так приросла к ней сердцем за все годы, проведённые вместе, что начала чувствовать то же, что и она. Всё, что приходилось ей по вкусу, нравилось и мне. Её пленил ваш благородный облик, и я не устояла. Мы обе влюбились в одного и того же мужчину, потому что, следуя за ней повсюду, я видела лишь то, что видит княжна. Но она моя повелительница, а я только её тень, и мне не пристало присваивать то, в чём отказано ей.
- Отчего же, Гюль, - возразил Сарнияр, - если я тоже полюбил тебя?
- Эта предательская любовь погубит создание, доверенное мне господом. Если ваша связь с Феридой так подкосила княжну, что же станется с нею, если я займу место Фериды?
- Ничего, - раздумчиво проронил Сарнияр, - твоя госпожа спит мёртвым сном, ничего не видит, не слышит и не чувствует.
- А если она оживёт? - спросила Гюльфем. - Если у неё появится шанс зацепиться за жизнь? Мы нанесём ей новый, ещё более тяжёлый удар? Убейте меня, но я не могу дать волю своим чувствам, пока есть надежда на её выздоровление!
- Хаджи-хаким уверяет, что никакой надежды нет.
- Все врачи Голконды так говорили, когда она появилась на свет, и только знахарь Рамин…
- О, забудь этот напев, - начал злиться Сарнияр, - я уже тысячу раз его слышал! Твой Рамин мёртв, и все его познания в медицине не помогли ему зацепиться за жизнь.
- Рамин мёртв, зато жив его ученик Сун Янг.
Царевич погрузился в молчание, прокручивая в голове всё одну и ту же мысль, затем заговорил, взвешивая каждое слово:
- Ты всё-таки хочешь, чтобы я разыскал этого знахаря? Хорошенько подумай, Гюль. От твоего решения зависит не только жизнь княжны. Если Сун Янгу удастся продлить её дни, продлятся и наши с тобой мучения, душенька. Ты готова принести нашу любовь на алтарь своего жертвенного служения Лейле?
Гюльфем, в свою очередь, погрузилась в тяжкие раздумья. Царевич с нетерпением ожидал её ответа.
- Я готова пожертвовать нашей любовью ради спасения княжны, - наконец проронила она. - Для меня нет ничего дороже её жизни.
Сарнияр сжал кулаки, призывая на помощь всё своё мужество.
- А если и Сун Янг признает безнадёжным состояние моей жены, поверишь ли ты ему? - спросил он. - Смиришься ли и отвлечёшься, наконец, на свою собственную жизнь, настоящую и будущую?
- Если Сун Янг признает её безнадёжной, я поверю и смирюсь, - пообещала Гюльфем.
- И позволишь мне устроить твою судьбу?
- Я предоставлю себя в ваше распоряжение, но останусь в своём нынешнем положении при её жизни, потому что хочу быть рядом с ней до конца.
- А после её кончины…
- Мне всё равно, что будет со мной после её смерти, - заплакала Гюльфем. - Мне кажется, моя жизнь оборвётся вместе с жизнью княжны!
- Успокойся, Гюль! - умолял Сарнияр, осыпая горячими поцелуями её оледенелые руки. - Обещаю тебе, всё образуется. Я найду Сун Янга, даже если для этого мне придётся перевернуть небо и землю. Мы положимся на его решение. Мы вручим ему наши судьбы. Не плачь, душенька, ты разрываешь мне сердце своими слезами. Позволь, я распоряжусь, чтобы нам принесли кофе и сладости. Тебе необходимо подкрепить свои силы.
* * *
Сарнияр спускался по лестнице, ведущей во двор, бормоча себе под нос:
- Нет, душа моя, я не позволю тебе загубить свою жизнь. К чёрту твой мазохизм и мученичество! Я найду им лучшее применение в своей «шкатулке с секретом». Когда подкупленный мною знахарь с раскосыми глазами подтвердит, что душа моей жены улетела безвозвратно.
- Ваше высочество, - окликнул его чей-то радостный голос, - наконец-то я вас нашёл!
Сарнияр оглянулся и увидел Мансура, который пересекал двор, спеша ему навстречу.
- Я был на женской половине, - сказал царевич. - Моя жена прикована к постели, мне приходится поддерживать её угасающий дух своим присутствием.
- Какое несчастье! - расстроился Мансур. - Значит, вы не сможете совершить триумфальный въезд в Аль-Акик?
С губ царевича сорвался ликующий вопль, словно на охоте, в гоне:
- Эге-ге-гей! Стало быть, Аль-Акик пал, пока я тут прохлаждался?
Мансур восторженно закивал.
- Да, и ваш главнокомандующий призывает вас, чтобы торжественно вручить вам на золотом блюде ключи от городских ворот. А также списки ценностей и военнопленных, которые, впрочем, ещё составляются.
- Машалла! Так едем же, друг мой, немедленно едем! - воскликнул Сарнияр. - Ты скачи вперёд, а я двинусь следом.
- Как, прямо сейчас? - изумился гонец. - Но я проскакал без передышки почти четверо суток, безумно устал, умираю от голода, жажды, хочу хоть немного поспать и, кроме того, мне нужно совершить омовение.
Сарнияру пришлось немного умерить свой пыл.
- Ты прав, Мансур, тебе надо отдохнуть и привести себя в божеский вид. Я пошлю кого-нибудь другого предупредить Рахима о моём приезде.
- А как же ваша больная жена? - спросил скороход с любопытством.
Сарнияр пренебрежительно махнул рукой.
- За ней приглядят Хаджи-хаким и служанки. Она больна уже не первый день и вряд ли ей станет хуже в моё отсутствие. А мне так необходимо хотя бы на время отвлечься от домашних забот. Пожать плоды своей первой победы на территории Аравии - такое важное событие не терпит проволочек.
С весёлым посвистом он отправился созывать свой эскорт. Мансур проводил его глазами, в которых плясали насмешливые искорки.
- Да, пожинать плоды куда приятнее, нежели взращивать их с потом и кровью, - пробурчал он, направляясь к баням. На лице его появилось блаженное выражение, едва он представил себе огромный медный чан, наполненный тёплой мыльной водой, которой он смоет со своего тела четырёхдневную грязь.
Глава 10. Встреча с Сун Янгом.
- Вот список пленников, ваше высочество, - Рахим развернул довольно длинный свиток, исписанный его мелким каллиграфическим почерком. - В первой графе наиболее знатные фамилии, начиная с семьи калифа. Я отметил имена его домочадцев, их всего шестеро. Две жены и трое детей; остальные погибли в последние дни осады, когда несчастный калиф был вынужден послать на оборону города даже собственных сыновей.
Сарнияр и Рахим сидели, склонившись над списком, под пальмой, отбрасывающей длинные неровные тени на их лица.
