- А если она умрёт не скоро? Если всё выйдет, как планировали отец с султаном Акбаром? Твоя жена протянет ещё несколько лет и скончается к моменту совершеннолетия принцессы. И ты, увидев её несравненную красу, забудешь о других женщинах.
- Не говори ерунду, Зигфар, - рассердился старший царевич, - моя жена безнадёжна, врачи дают ей не более года.
- Зачем тогда ты разыскал тибетского целителя? Эти буддисты способны творить чудеса, потому что водятся с бесом.
- Я не искал его, он сам подвернулся мне под руку. И к тому же, этот китаец выхаживает брата нашей будущей невестки Камала. Мне ничего не оставалось, как пригласить его к ложу Лейлы. Это был мой долг, пойми, Зигфар. Но я уверен, что он так же окажется бессилен спасти её, как и все другие врачи. Кстати, а ты не хочешь поехать в Аль-Акик на свадьбу Амирана?
- Нет, не хочу.
- Я позволил Марджин сопровождать матушку и Сухейлу. Думаю, будет несправедливо, если ты останешься тут на время свадебных торжеств.
- Но ведь ты остаёшься, и батюшка тоже. И этот наш новый родич, брат Зулейки. Что мне делать на празднике, где соберутся одни женщины, не считая новобрачного?
- Хочешь, я познакомлю тебя с Камалом? - предложил Сарнияр. - Он твой сверстник, я хочу, чтобы ты подружился с ним.
- Какой мне прок от дружбы с калекой? - брезгливо выпятил нижнюю губу Зигфар. - Он не может составить мне компанию в играх.
- Сейчас не может, но в перспективе…
- Хм! Значит, ты уверен в его исцелении?
- Конечно. Сун Янг вернёт подвижность его рукам.
- Как странно! Этот чародей способен вылечить калеку, но бессилен спасти твою жену?
- Иди-ка ты спать, умник, - проворчал Сарнияр. - Раз не желаешь веселиться на свадьбе брата, изволь соблюдать режим.
Найдя китайца в комнате, отведённой ему на женской половине дворца, царевич тщательно проинструктировал его, что именно он должен делать и говорить в покоях княжны.
- Главное, не забудьте: вы теперь Сун Янг. Никто, кроме Камала, не знает вашего настоящего имени. Но я изолирую его от членов моей семьи, сославшись на ваше предписание. Это будет несложно, поскольку они не горят желанием общаться с увечным родственником. Запомните, Маолин: вы так же, как и ваш подопечный, остаётесь моим пленником. Если нарушите мои указания, я прикажу отрубить вам голову.
Маолин усмехнулся.
- За то, что я лечил арабов «живой водой»?
- Вот именно. Не воображайте, что я об этом забыл и постарайтесь заслужить моё прощение.
Продолжая нагонять страх на Маолина, Сарнияр довёл его до покоев жены и пропустил вперёд себя в опочивальню, пропитавшуюся запахом лекарств. У постели Лейлы сидел маленький Якуб, обмахивая её опахалом из павлиньих перьев.
- Где Гюльфем-ханум? - спросил у него Сарнияр.
- Спит, - ответил мальчик, - совсем из сил выбилась: дежурила тут бессменно днями и ночами. Мне еле удалось уломать её прилечь на часок-другой.
Сарнияр заскрежетал зубами.
- Я больше не позволю ей так себя изводить! Жалко будить её, однако придётся. Иди, Якуб, позови ханум.
- А может, всё-таки немножко подождать? - с робкой надеждой вопросил мальчуган. - Пускай отдохнёт: лучше будет выглядеть, а то совсем уже с лица спала.
- К сожалению, у меня нет времени ждать. Если она так устала, как ты говоришь, может проспать до утра. Ты скажи ей, Якуб, что я доставил к госпоже Сун Янга, как и обещал. Эта новость освежит её лучше, чем сон.
Услав мальчишку за Гюльфем, царевич повернулся к китайцу, раскосые глаза которого были прикованы к умирающей Лейле.
- Только не говорите, Маолин, что её можно спасти, - воскликнул он, испугавшись выражения его глаз.
- Я этого не утверждаю, - спокойно отвечал китаец.
- Вы помните о моём предостережении?
- Ещё бы не помнить!
- Вы оставили склянку с живой водой в покоях Камала, а с собой принесли самую обычную воду?
- Как вы и велели. Почему вы вдруг занервничали?
- Я заметил, как у вас загорелись глаза при виде потенциального объекта для ваших исследований.
- Нет-нет, тут дело в другом, грозный Марс. Мне кажется, я уже видел эту женщину. Её лицо не совсем незнакомо мне.
- Вы обманываетесь, уверяю вас. Да и можно ли назвать лицом эту застывшую восковую маску?
В это мгновение дверь распахнулась, и в комнату вбежала запыхавшаяся Гюльфем.
- Сун Янг! - закричала она, не обращая внимания на Сарнияра. - Боже мой! Вот радость-то!
- Душенька, - завёл царевич, - как видишь, я исполнил…
Не слушая его, Гюльфем кинулась к ногам растерявшегося китайца.
- Вы - лучик света в царстве беспроглядной тьмы, Сун Янг! Какое облегчение - узнать, что вы откликнулись на мой отчаянный призыв! Вы сделали это в память о нашем любимом учителе?
- Не совсем, - смущённо потупился китаец. - Я и не подозревал, что меня везут к умирающей ученице Рамина.
Гюльфем с осуждающей миной на лице покосилась на царевича.
- Его высочество совсем ничего не рассказал вам о моей госпоже?
- Э-э, - замялся китаец, - только то, что она прикована к постели.
- Прекратите говорить обо мне так, будто меня здесь нет! - разозлился Сарнияр, испугавшись, как бы он невзначай не сболтнул чего лишнего.
Гюльфем виновато опустила глаза.
- Простите меня, ваше высочество, - произнесла она, - за то, что я так бурно выразила свою радость при виде друга.
- Друга? - огорошенно переспросил Сарнияр. - Ничего не понимаю. Ты знакома с Сун Янгом?
- Не так близко, как мне хотелось бы. Мы встречались с ним в Лхассе, в монастыре Потала, во время наших с княжной наездов к Рамину.
- Теперь и я припомнил этих двух женщин, в ту пору ещё совсем юных девушек, - признался Маолин, он же Сун Янг.
- Прохвост! - сквозь зубы процедил царевич. - Какого дьявола ты назвался Маолином?
- Я вам уже говорил, - шепнул в ответ Сун Янг, - меня повсюду преследуют за то, что я двигаю науку вперёд...
- Кем бы ты ни был, не вздумай уверять Гюльфем, что у моей жены есть шанс на выздоровление, - грозно прошипел Сарнияр.
- Упаси меня бог внушать напрасную надежду этой женщине!
- Ведь вы же спасёте мою госпожу, Сун Янг? - с замиранием сердца спросила Гюльфем.
- Я попытаюсь, - ответил китаец. - У меня есть одно сильное средство. На парализованных больных оно производит почти гальваническое действие. Но если молниеносного эффекта не последует, значит, увы, спасения нет.
Сарнияр улыбнулся, с тайным наслаждением предвкушая полный провал его опыта. Сун Янг выудил склянку с водой из глубокого кармана вполне пристойной одежды, напяленной на лохмотья с отрывками из священных писаний. Открутив пробку, он приложил узкое горлышко стеклянной бутыли к пересохшим губам княжны. Минуты текли мучительно долго, не принося никаких видимых изменений в её состоянии.
Гюльфем закрыла лицо руками и в отчаянии разрыдалась, не смущаясь присутствием мужчин. Рука Сарнияра потянулась к ней и по-хозяйски императивно опустилась на её плечо.
- Не плачь, душенька. Господь не желает возвращать нам Лейлу. На всё его воля. Да примиримся с ней и подумаем о себе, грешных!
Движением плеча Гюльфем стряхнула его руку и бросилась к ногам княжны.
- Просыпайся! - лихорадочно взмолилась она. - Просыпайся, прошу тебя, просыпайся! О Аллах, разбуди госпожу, не дай ей умереть!
И тут случилось невероятное. Словно бы вняв её отчаянной мольбе, Лейла пошевелила исхудавшей рукой, похожей на сухую ветку.
- Импульс есть! - неосторожно брякнул китаец, но тут же прикусил язык.
Гюльфем вновь зарыдала, на этот раз от радости и облегчения.
Сарнияр схватил целителя за шиворот и без церемоний выволок в приёмную.
- Ты подменил склянки, пройдоха! - обрушился он на него, размахивая кулачищами.
- Нет-нет, уверяю вас! - бойко отбивался китаец. - То, что произошло, иначе, как чудом, не назовёшь. И родниковая вода из Эль-Хаса не имеет к этому никакого отношения.
- А что имеет? Мольбы Гюльфем?
- Порой молитва, услышанная создателем, действеннее любых усилий врача.
Царевич вырвал у него из рук склянку, поднёс её ко рту и одним глотком осушил её.
- На вкус это самая обычная вода, - нехотя признал он.
- Это и есть обычная вода, которую мы набрали из колодца у ворот. Ничего не поделаешь, сердитый Марс. Вы должны мне позволить заняться лечением вашей жены. Так угодно создателю.
- Мне ничего другого и не остаётся, - пробурчал Сарнияр, помрачнев. - Все мои надежды рухнули, а воздушные замки растаяли как дым.
- Не говорите так. Создатель выразил вам свою волю, вы должны её покорно принять.
- В таком случае, пусть он не прогневается на меня, если я сей же час покину эту печальную обитель и отправлюсь туда, где властвует веселье.
- Пожалуй, и, правда, вам лучше поехать в Аль-Акик, - согласился китаец, желая поскорей избавиться от всепроникающего ока царевича. - На свадьбе брата вы отвлечётесь, развеете грусть-тоску.
- Да будет так, - произнёс Сарнияр и ушёл, даже не попрощавшись с Гюльфем.
Оставшись в приёмной один, китаец вознёс хвалу своему божеству за то, что вода из целебного родника в Эль-Хаса на вкус не отличается от обычной воды.
- Сун Янг, где же вы? - донёсся из спальни голос Гюльфем.
- Иду, милая, иду, - радостно откликнулся тот, поднимаясь с колен. - О премудрый Рамин, если бы ты мог видеть меня сейчас, как бы ты возгордился своим учеником!
* * *
Сарнияр брёл по пустынным коридорам женской половины, твердя себе под нос:
- Всё кончено! Всё кончено, всё кончено, всё кончено!
Вдруг до его слуха долетел жалобный плач. Сарнияр вздрогнул и застыл на месте, прислушиваясь.
- Неужели здесь ещё у кого-то есть повод убиваться, как у меня?
Выглянув из-за мраморной колонны, он увидел свою маленькую сестрёнку Марджин. Она сидела на верхней ступеньке лестницы, ведущей во двор, свесив короткие ножки в нарядных сафьяновых туфельках.
- Ох, мама, мамочка! - горько всхлипывала Марджин, размазывая слёзы по распухшему личику.
У царевича сжалось сердце. Он хотел броситься к ней со словами утешения, но резко остановился, завидев Камала, очень красивого мальчика с длинными чёрными кудрями, обрамлявшими его бледный лоб и высокие скулы.
- Почему ты плачешь? - спросил Камал, присев рядом с девочкой на ступеньку. - Кто обидел тебя?
Марджин подняла на него заплаканные глазки.
- Мама… - всхлипнула она.
- Неужели мать способна обидеть своего ребёнка? - не поверил Камал.
- Она приказала мне ложиться спать, - начала свой невесёлый рассказ Марджин. - И пока я спала, уехала с сестрицей Сухейлой в Аль-Акик на свадьбу Амирана и Зулейки. Она сделала это нарочно, нарочно, нарочно! Мой брат Сарнияр обещал, что я поеду на свадьбу. Сказал, что мне полезно своими глазами увидеть этот ритуал, потому что я тоже когда-нибудь выйду замуж. А матушка согласилась с ним, но сделала по-своему. Они оба не любят меня, и мать, и отец. Один братец Сарнияр обожает меня, потому что я хорошенькая, и он бы хотел иметь такую дочку как я.
Камал прижался губами к румяной щёчке Марджин и прошептал:
- Ты невообразимо хорошенькая, даже когда плачешь. Да что там! Ты точно звёздочка в небесах! Прекраснее тебя я не встречал никого.
Слегка утешенная его ласковыми словами, девочка вытерла слёзы и с любопытством спросила:
- А как же твои сёстры?
- Им далеко до тебя.
- Как до звёзд в небесах? - невольно улыбнулась Марджин.
- Ещё дальше, - улыбнулся он в ответ.
Она надула пухлые губки и сообщила заговорщическим тоном:
- Далеко-далеко отсюда, в Индии живёт султан Акбар, и у него есть дочка ещё красивее меня. Мой другой брат Зигфар сходит с ума от своей любви к ней. Я думаю, если бы ты увидел её, сказал бы, что я дурнушка в сравнении с дочкой султана.
- Нет, моя звёздочка. Для меня нет никого красивее тебя.
- Ты говоришь так, потому что не видел принцессу.
- А разве ты не принцесса?
- Я всего лишь царская дочка, а батюшка принцессы Раминан владеет целой империей.
- Тогда она наверняка зазнайка и гордячка, - предположил Камал.
- Да, пожалуй, - согласилась с ним Марджин. - Когда мы вместе жили в Индии, я хотела с ней подружиться, потому что мы ровесницы и у нас есть общие интересы. К примеру, мне тоже понравилось играть на ситар. Это такой музыкальный инструмент с длинным грифом, похожий на лютню. Принцесса играет на нём лучше всех в империи. Я попросила её научить меня, но она не захотела со мной водиться. А над Зигфаром так и вовсе потешалась, дразнила его и доводила до истерик. Она ещё совсем малявка, но уже считает себя выше всех.
Марджин перевела дух и продолжала:
- Я на неё ничуточки не сержусь. Наверно, я бы тоже загордилась, если бы меня так баловали, как её. Но со мной всё по-другому. Отец любит одного Зигфара, а матушка маленького Явида. Ему нет ещё и года, и он её последний ребёнок. А меня никто не любит, кроме Сарнияра, да и он наверняка разлюбит меня, когда у него пойдут свои дети.
- Если ты позволишь, звёздочка моя, - возбуждённо заговорил Камал, - я буду любить тебя ещё крепче, чем твой старший брат.
Девочка оценивающе посмотрела на Камала.
- У тебя красивое лицо. Пожалуй, я позволю тебе любить меня. А как ты будешь выражать свою любовь?
- Я буду сочинять для тебя осанны.
- А что это такое?
- Это восхваления в стихах или прозе. Но тебя я буду восхвалять только стихами. Ты станешь моей музой.
- Не говори ерунду, Зигфар, - рассердился старший царевич, - моя жена безнадёжна, врачи дают ей не более года.
- Зачем тогда ты разыскал тибетского целителя? Эти буддисты способны творить чудеса, потому что водятся с бесом.
- Я не искал его, он сам подвернулся мне под руку. И к тому же, этот китаец выхаживает брата нашей будущей невестки Камала. Мне ничего не оставалось, как пригласить его к ложу Лейлы. Это был мой долг, пойми, Зигфар. Но я уверен, что он так же окажется бессилен спасти её, как и все другие врачи. Кстати, а ты не хочешь поехать в Аль-Акик на свадьбу Амирана?
- Нет, не хочу.
- Я позволил Марджин сопровождать матушку и Сухейлу. Думаю, будет несправедливо, если ты останешься тут на время свадебных торжеств.
- Но ведь ты остаёшься, и батюшка тоже. И этот наш новый родич, брат Зулейки. Что мне делать на празднике, где соберутся одни женщины, не считая новобрачного?
- Хочешь, я познакомлю тебя с Камалом? - предложил Сарнияр. - Он твой сверстник, я хочу, чтобы ты подружился с ним.
- Какой мне прок от дружбы с калекой? - брезгливо выпятил нижнюю губу Зигфар. - Он не может составить мне компанию в играх.
- Сейчас не может, но в перспективе…
- Хм! Значит, ты уверен в его исцелении?
- Конечно. Сун Янг вернёт подвижность его рукам.
- Как странно! Этот чародей способен вылечить калеку, но бессилен спасти твою жену?
- Иди-ка ты спать, умник, - проворчал Сарнияр. - Раз не желаешь веселиться на свадьбе брата, изволь соблюдать режим.
Найдя китайца в комнате, отведённой ему на женской половине дворца, царевич тщательно проинструктировал его, что именно он должен делать и говорить в покоях княжны.
- Главное, не забудьте: вы теперь Сун Янг. Никто, кроме Камала, не знает вашего настоящего имени. Но я изолирую его от членов моей семьи, сославшись на ваше предписание. Это будет несложно, поскольку они не горят желанием общаться с увечным родственником. Запомните, Маолин: вы так же, как и ваш подопечный, остаётесь моим пленником. Если нарушите мои указания, я прикажу отрубить вам голову.
Маолин усмехнулся.
- За то, что я лечил арабов «живой водой»?
- Вот именно. Не воображайте, что я об этом забыл и постарайтесь заслужить моё прощение.
Продолжая нагонять страх на Маолина, Сарнияр довёл его до покоев жены и пропустил вперёд себя в опочивальню, пропитавшуюся запахом лекарств. У постели Лейлы сидел маленький Якуб, обмахивая её опахалом из павлиньих перьев.
- Где Гюльфем-ханум? - спросил у него Сарнияр.
- Спит, - ответил мальчик, - совсем из сил выбилась: дежурила тут бессменно днями и ночами. Мне еле удалось уломать её прилечь на часок-другой.
Сарнияр заскрежетал зубами.
- Я больше не позволю ей так себя изводить! Жалко будить её, однако придётся. Иди, Якуб, позови ханум.
- А может, всё-таки немножко подождать? - с робкой надеждой вопросил мальчуган. - Пускай отдохнёт: лучше будет выглядеть, а то совсем уже с лица спала.
- К сожалению, у меня нет времени ждать. Если она так устала, как ты говоришь, может проспать до утра. Ты скажи ей, Якуб, что я доставил к госпоже Сун Янга, как и обещал. Эта новость освежит её лучше, чем сон.
Услав мальчишку за Гюльфем, царевич повернулся к китайцу, раскосые глаза которого были прикованы к умирающей Лейле.
- Только не говорите, Маолин, что её можно спасти, - воскликнул он, испугавшись выражения его глаз.
- Я этого не утверждаю, - спокойно отвечал китаец.
- Вы помните о моём предостережении?
- Ещё бы не помнить!
- Вы оставили склянку с живой водой в покоях Камала, а с собой принесли самую обычную воду?
- Как вы и велели. Почему вы вдруг занервничали?
- Я заметил, как у вас загорелись глаза при виде потенциального объекта для ваших исследований.
- Нет-нет, тут дело в другом, грозный Марс. Мне кажется, я уже видел эту женщину. Её лицо не совсем незнакомо мне.
- Вы обманываетесь, уверяю вас. Да и можно ли назвать лицом эту застывшую восковую маску?
В это мгновение дверь распахнулась, и в комнату вбежала запыхавшаяся Гюльфем.
- Сун Янг! - закричала она, не обращая внимания на Сарнияра. - Боже мой! Вот радость-то!
- Душенька, - завёл царевич, - как видишь, я исполнил…
Не слушая его, Гюльфем кинулась к ногам растерявшегося китайца.
- Вы - лучик света в царстве беспроглядной тьмы, Сун Янг! Какое облегчение - узнать, что вы откликнулись на мой отчаянный призыв! Вы сделали это в память о нашем любимом учителе?
- Не совсем, - смущённо потупился китаец. - Я и не подозревал, что меня везут к умирающей ученице Рамина.
Гюльфем с осуждающей миной на лице покосилась на царевича.
- Его высочество совсем ничего не рассказал вам о моей госпоже?
- Э-э, - замялся китаец, - только то, что она прикована к постели.
- Прекратите говорить обо мне так, будто меня здесь нет! - разозлился Сарнияр, испугавшись, как бы он невзначай не сболтнул чего лишнего.
Гюльфем виновато опустила глаза.
- Простите меня, ваше высочество, - произнесла она, - за то, что я так бурно выразила свою радость при виде друга.
- Друга? - огорошенно переспросил Сарнияр. - Ничего не понимаю. Ты знакома с Сун Янгом?
- Не так близко, как мне хотелось бы. Мы встречались с ним в Лхассе, в монастыре Потала, во время наших с княжной наездов к Рамину.
- Теперь и я припомнил этих двух женщин, в ту пору ещё совсем юных девушек, - признался Маолин, он же Сун Янг.
- Прохвост! - сквозь зубы процедил царевич. - Какого дьявола ты назвался Маолином?
- Я вам уже говорил, - шепнул в ответ Сун Янг, - меня повсюду преследуют за то, что я двигаю науку вперёд...
- Кем бы ты ни был, не вздумай уверять Гюльфем, что у моей жены есть шанс на выздоровление, - грозно прошипел Сарнияр.
- Упаси меня бог внушать напрасную надежду этой женщине!
- Ведь вы же спасёте мою госпожу, Сун Янг? - с замиранием сердца спросила Гюльфем.
- Я попытаюсь, - ответил китаец. - У меня есть одно сильное средство. На парализованных больных оно производит почти гальваническое действие. Но если молниеносного эффекта не последует, значит, увы, спасения нет.
Сарнияр улыбнулся, с тайным наслаждением предвкушая полный провал его опыта. Сун Янг выудил склянку с водой из глубокого кармана вполне пристойной одежды, напяленной на лохмотья с отрывками из священных писаний. Открутив пробку, он приложил узкое горлышко стеклянной бутыли к пересохшим губам княжны. Минуты текли мучительно долго, не принося никаких видимых изменений в её состоянии.
Гюльфем закрыла лицо руками и в отчаянии разрыдалась, не смущаясь присутствием мужчин. Рука Сарнияра потянулась к ней и по-хозяйски императивно опустилась на её плечо.
- Не плачь, душенька. Господь не желает возвращать нам Лейлу. На всё его воля. Да примиримся с ней и подумаем о себе, грешных!
Движением плеча Гюльфем стряхнула его руку и бросилась к ногам княжны.
- Просыпайся! - лихорадочно взмолилась она. - Просыпайся, прошу тебя, просыпайся! О Аллах, разбуди госпожу, не дай ей умереть!
И тут случилось невероятное. Словно бы вняв её отчаянной мольбе, Лейла пошевелила исхудавшей рукой, похожей на сухую ветку.
- Импульс есть! - неосторожно брякнул китаец, но тут же прикусил язык.
Гюльфем вновь зарыдала, на этот раз от радости и облегчения.
Сарнияр схватил целителя за шиворот и без церемоний выволок в приёмную.
- Ты подменил склянки, пройдоха! - обрушился он на него, размахивая кулачищами.
- Нет-нет, уверяю вас! - бойко отбивался китаец. - То, что произошло, иначе, как чудом, не назовёшь. И родниковая вода из Эль-Хаса не имеет к этому никакого отношения.
- А что имеет? Мольбы Гюльфем?
- Порой молитва, услышанная создателем, действеннее любых усилий врача.
Царевич вырвал у него из рук склянку, поднёс её ко рту и одним глотком осушил её.
- На вкус это самая обычная вода, - нехотя признал он.
- Это и есть обычная вода, которую мы набрали из колодца у ворот. Ничего не поделаешь, сердитый Марс. Вы должны мне позволить заняться лечением вашей жены. Так угодно создателю.
- Мне ничего другого и не остаётся, - пробурчал Сарнияр, помрачнев. - Все мои надежды рухнули, а воздушные замки растаяли как дым.
- Не говорите так. Создатель выразил вам свою волю, вы должны её покорно принять.
- В таком случае, пусть он не прогневается на меня, если я сей же час покину эту печальную обитель и отправлюсь туда, где властвует веселье.
- Пожалуй, и, правда, вам лучше поехать в Аль-Акик, - согласился китаец, желая поскорей избавиться от всепроникающего ока царевича. - На свадьбе брата вы отвлечётесь, развеете грусть-тоску.
- Да будет так, - произнёс Сарнияр и ушёл, даже не попрощавшись с Гюльфем.
Оставшись в приёмной один, китаец вознёс хвалу своему божеству за то, что вода из целебного родника в Эль-Хаса на вкус не отличается от обычной воды.
- Сун Янг, где же вы? - донёсся из спальни голос Гюльфем.
- Иду, милая, иду, - радостно откликнулся тот, поднимаясь с колен. - О премудрый Рамин, если бы ты мог видеть меня сейчас, как бы ты возгордился своим учеником!
Прода от 03.06.2022, 16:56
* * *
Сарнияр брёл по пустынным коридорам женской половины, твердя себе под нос:
- Всё кончено! Всё кончено, всё кончено, всё кончено!
Вдруг до его слуха долетел жалобный плач. Сарнияр вздрогнул и застыл на месте, прислушиваясь.
- Неужели здесь ещё у кого-то есть повод убиваться, как у меня?
Выглянув из-за мраморной колонны, он увидел свою маленькую сестрёнку Марджин. Она сидела на верхней ступеньке лестницы, ведущей во двор, свесив короткие ножки в нарядных сафьяновых туфельках.
- Ох, мама, мамочка! - горько всхлипывала Марджин, размазывая слёзы по распухшему личику.
У царевича сжалось сердце. Он хотел броситься к ней со словами утешения, но резко остановился, завидев Камала, очень красивого мальчика с длинными чёрными кудрями, обрамлявшими его бледный лоб и высокие скулы.
- Почему ты плачешь? - спросил Камал, присев рядом с девочкой на ступеньку. - Кто обидел тебя?
Марджин подняла на него заплаканные глазки.
- Мама… - всхлипнула она.
- Неужели мать способна обидеть своего ребёнка? - не поверил Камал.
- Она приказала мне ложиться спать, - начала свой невесёлый рассказ Марджин. - И пока я спала, уехала с сестрицей Сухейлой в Аль-Акик на свадьбу Амирана и Зулейки. Она сделала это нарочно, нарочно, нарочно! Мой брат Сарнияр обещал, что я поеду на свадьбу. Сказал, что мне полезно своими глазами увидеть этот ритуал, потому что я тоже когда-нибудь выйду замуж. А матушка согласилась с ним, но сделала по-своему. Они оба не любят меня, и мать, и отец. Один братец Сарнияр обожает меня, потому что я хорошенькая, и он бы хотел иметь такую дочку как я.
Камал прижался губами к румяной щёчке Марджин и прошептал:
- Ты невообразимо хорошенькая, даже когда плачешь. Да что там! Ты точно звёздочка в небесах! Прекраснее тебя я не встречал никого.
Слегка утешенная его ласковыми словами, девочка вытерла слёзы и с любопытством спросила:
- А как же твои сёстры?
- Им далеко до тебя.
- Как до звёзд в небесах? - невольно улыбнулась Марджин.
- Ещё дальше, - улыбнулся он в ответ.
Она надула пухлые губки и сообщила заговорщическим тоном:
- Далеко-далеко отсюда, в Индии живёт султан Акбар, и у него есть дочка ещё красивее меня. Мой другой брат Зигфар сходит с ума от своей любви к ней. Я думаю, если бы ты увидел её, сказал бы, что я дурнушка в сравнении с дочкой султана.
- Нет, моя звёздочка. Для меня нет никого красивее тебя.
- Ты говоришь так, потому что не видел принцессу.
- А разве ты не принцесса?
- Я всего лишь царская дочка, а батюшка принцессы Раминан владеет целой империей.
- Тогда она наверняка зазнайка и гордячка, - предположил Камал.
- Да, пожалуй, - согласилась с ним Марджин. - Когда мы вместе жили в Индии, я хотела с ней подружиться, потому что мы ровесницы и у нас есть общие интересы. К примеру, мне тоже понравилось играть на ситар. Это такой музыкальный инструмент с длинным грифом, похожий на лютню. Принцесса играет на нём лучше всех в империи. Я попросила её научить меня, но она не захотела со мной водиться. А над Зигфаром так и вовсе потешалась, дразнила его и доводила до истерик. Она ещё совсем малявка, но уже считает себя выше всех.
Марджин перевела дух и продолжала:
- Я на неё ничуточки не сержусь. Наверно, я бы тоже загордилась, если бы меня так баловали, как её. Но со мной всё по-другому. Отец любит одного Зигфара, а матушка маленького Явида. Ему нет ещё и года, и он её последний ребёнок. А меня никто не любит, кроме Сарнияра, да и он наверняка разлюбит меня, когда у него пойдут свои дети.
- Если ты позволишь, звёздочка моя, - возбуждённо заговорил Камал, - я буду любить тебя ещё крепче, чем твой старший брат.
Девочка оценивающе посмотрела на Камала.
- У тебя красивое лицо. Пожалуй, я позволю тебе любить меня. А как ты будешь выражать свою любовь?
- Я буду сочинять для тебя осанны.
- А что это такое?
- Это восхваления в стихах или прозе. Но тебя я буду восхвалять только стихами. Ты станешь моей музой.
