Через полчаса Айше, разочарованная тем, что султан не оставил её на ночь, вышла из его покоев, шагнула за кулису, даже не вспомнив про Кемаля, и споткнулась о мёртвое тело, преградившее ей путь. На её громкие вопли сбежались толпы охраны. Султан Мюрад тоже вышел из спальни и побледнел как мертвец, узнав в убитом своего почётного гостя Сулеймана-пашу.
- Ищите убийцу! - в бешенстве прорычал он.
Стражники бросились врассыпную. Под лестницей нашли связанного по рукам и ногам, полураздетого Кемаля и учинили ему строжайший допрос. Клацая зубами от страха, евнух во всём сознался, но при этом свалил всю вину на Ильбана, а себя выставил чуть не героем, старавшимся защитить свою госпожу. Ему поверили и отпустили.
Султан позвал дильсизов - безмолвных исполнителей его приговоров, зачастую тайных, передаваемых кивком, движением руки или просто взглядом. Эти немые палачи в высоких колпаках и длинных одеяниях с распашными рукавами устремились в комнату Ильбана. Его нашли уже мёртвым. Бедняга повесился на крюке, вбитом в потолок, предварительно сняв с него фонарь.
Сребролюбивых евнухов, охранявших двери гарема, задушили как котят, зашили в мешки и утопили в Босфоре. Султанша Сафия была выслана в Шатёр Стареющих Женщин, но пробыла там недолго. Шах-заде умолил отца простить её и вернуть в гарем. По приказу султана был срочно созван диван, на котором приняли решение послать к царевичу Румайлы султанского зятя Ахмеда-пашу. Этому удачливому вельможе, женатому на одной из сестёр падишаха, и было поручено отвезти Сарнияру Измаилу султанский фирман о назначении его наместником Аравии.
- Не говори дочери Сулеймана-паши о том, что с ним случилось, - напутствовал зятя султан. - Скажи, что я послал его на войну с португальцами. Позднее я извещу эту женщину о его героической смерти на поле боя. Она должна гордиться своим отцом. Прошу тебя, Ахмед, не проболтайся, какую позорную смерть он принял по моему недосмотру.
Сервиназ больше не сидела в своих покоях затворницей. Каждое утро она выходила на прогулку в сад вместе со своей служанкой Мухсиной. В последнее время по приказу Сарнияра за садом начали заботливо ухаживать, так как здесь должен был состояться праздник по случаю их бракосочетания. Прогулки Сервиназ были своего рода инспекцией. Каждой женщине хочется, чтобы такое важное событие в её жизни прошло без сучка, без задоринки. Свои замечания она высказывала Мухсине, а та уже передавала их главному садовнику.
Как-то, бредя по дорожке сада, Сервиназ остановилась у иудина дерева, раздумывая, не приказать ли вырубить его под корень.
- Говорят, это дерево притягивает несчастья, - заметила она, - к тому же, цветы у него какой-то неестественной окраски.
- Вы слишком суеверны, госпожа, - возразила Мухсина, - пусть себе растёт. Лучше обратите внимание на те жасминовые кусты. По-моему, их постригли неровно.
Сервиназ посмотрела в ту сторону, куда указывала прислужница. За кустарниками раскинулась апельсиновая роща, и там, среди деревьев мелькали создания, похожие на фей в своих лёгких невесомых нарядах. Сервиназ насчитала их не менее дюжины.
- До сих пор я была уверена, - промолвила она, - что мы с тобой единственные женщины в крепости.
- Это не так, госпожа, - смущённо проронила служанка.
- Вижу, что не так. Кто эти девы, Мухсина? Только не говори, что мой жених выписал танцовщиц к нашей свадьбе.
- Не скажу, - вздохнула Мухсина. - Это одалиски его высочества. Ваш батюшка подарил их ему.
- Не может быть, - воскликнула Сервиназ.
- Отчего же? Сулейман-паша привёз его высочеству щедрые дары, в том числе и дюжину невольниц, в надежде его задобрить. Наверно, считал, что царевич держит вас в плену из-за того, что ему не хватает женского общества. Но всё вышло совсем не так, как рассчитывал паша. Он уехал в Стамбул, а рабынь оставил здесь.
- В качестве свадебного подарка зятю? - возмутилась Сервиназ.
- Так уж получилось, госпожа, ничего не поделаешь. Подарки назад не забирают. Теперь у вашего жениха есть маленький гарем. Кстати, все эти рабыни были девственны. Но... теперь уже вряд ли, по крайней мере, одна из них, гречанка Анастасия приглянулась вашему жениху, мне доподлинно известно.
- Покажи мне, которая из них гречанка.
- Вон та, госпожа, высокая и тоненькая как тростинка.
- У неё золотые волосы, - обескураженно проговорила Сервиназ.
- Да, но их золото не сравнится с золотом ваших волос, госпожа. У неё они скорее бронзовые, чем золотые.
- Верно, но её локоны густые и роскошные, тогда как мои тонкие как пакля. А её глаза напоминают сапфиры.
- Зато ваши глаза, госпожа, подобны кусочкам янтаря, из которого делают чётки.
- Не говори ерунды, Мухсина. Эта девица гораздо красивее меня.
- Но она всего лишь рабыня, а вы будете женой, единственной, как принято у румалийцев.
- Как знать, - покачала головой Сервиназ. - Мой жених собирается водить дружбу с турками, скоро сам отуречится и возьмёт ещё трёх жён. Я этого не потерплю, Мухсина. Он должен быть только моим.
- Почему, госпожа, если вы его не любите? Пусть себе отвлекается на других. Всё равно вашего места никто не займёт.
- Если я его не люблю, - сказала Сервиназ, - почему же моё сердце изнывает от боли, когда я смотрю на эту девушку? Позови её ко мне, Мухсина.
- Но, госпожа...
- Позови, - настойчиво повторила Сервиназ. - Я должна знать, что у неё на уме.
Мухсина неуклюже раздвинула кусты, пробралась в апельсиновую рощу и через минуту вернулась с девицей редкостной необыкновенной красоты, с лучистыми тёмно-синими глазами, безупречной фигурой и мраморно-белой кожей. Красавица окинула Сервиназ надменным взглядом и процедила сквозь зубы:
- Доброго дня, госпожа. Что вам угодно?
- Хочу познакомиться с тобой поближе. Тебя зовут Анастасия?
Рабыня вздёрнула тонкий изящный носик.
- Его высочество нарёк меня Афсуной - Чародейкой.
- Неужели? - не поверила Сервиназ. - Его высочество дал тебе турецкое имя? Разве ты приняла ислам?
- Ещё нет, но обязательно приму, чтобы стать такой же госпожой, как вы.
- Откуда такая бойкая? - спросила Сервиназ у Мухсины.
- Ваш батюшка купил её со всеми остальными на Бедестане (прим. автора: крупнейший рынок рабов в Стамбуле), - последовал немедленный ответ.
- Ты не можешь стать такой же, как я, Анастасия, - спокойно заговорила Сервиназ. - Ты всего лишь рабыня, проданная на базаре, а я дочь османского паши. Я выхожу замуж за наследника Румайлы. Как ты смеешь равнять себя со мной?
- Вы нужны своему жениху не для любви, - дерзко отвечала ей рабыня. - Он женится на вас по расчёту, желая закрепить свой союз с Османской империей. Когда его цель будет достигнута, ваша власть закончится и начнётся моё время. А вам останется только утешаться своим высоким титулом.
- Пожалуй, ты права, - неожиданно согласилась с ней Сервиназ, - сейчас у меня больше влияния. Когда я стану женой, превращусь в обычную домашнюю курицу, с которой никто не считается, даже собственный муж. Я непременно воспользуюсь своей властью, пока ещё хожу в невестах. А ты, Анастасия, хоть и наделена неземной красотой, никогда ничего не добьёшься из-за своей непроходимой тупости.
Гречанка широко раскрыла прелестный розовый ротик. А Сервиназ повернулась на пятках, как индийский дервиш и стремительно зашагала к парадной лестнице, изо всех сил сдерживая слёзы. У самого дома она замедлила шаг, поджидая служанку, которая с трудом поспевала за ней.
- Только этого не хватало, - всплеснула руками Мухсина, входя следом за ней в комнату, - плакать из-за какой-то глупой девчонки!
- Не так уж она и глупа, - грустно молвила Сервиназ, подойдя к подзеркальнику, на котором стояло серебряное зеркало, инкрустированное перламутром.
- Будь она умна, - возразила Мухсина, - скорее старалась бы угодить вам, чем ссориться с вами. Не принимайте всерьёз это ничтожество.
- Она сказала, - всхлипнула Сервиназ, придирчиво разглядывая в зеркале своё заплаканное личико, - что царевич женится на мне по расчёту. Что, если это правда, Мухсина, и он удерживал меня в плену, потому что решил помириться с турками, а вовсе не из любви? Теперь я уже не так уверена в его чувствах. Если бы он любил меня искренно, не стал бы развлекаться с другими женщинами в канун нашей свадьбы.
Мухсина крепко задумалась.
- Возможно, он уделяет внимание этим одалискам из уважения к Сулейману-паше.
- Что за глупость, Мухсина! - рассердилась Сервиназ.
- Вовсе нет. Они подарены ему будущим тестем, и он не может пренебречь его даром. Мужчины устроены по-другому, не так, как мы, госпожа. Для них это в порядке вещей - не ограничивать себя одной женщиной. Потому-то в нашем мире и существуют гаремы.
- Как же мне убедиться в искренности его чувств, Мухсина?
- Дайте-ка подумать. Пусть его высочество подтвердит свою любовь к вам, отказавшись от подарка паши. Верно, что он не может возвратить ему одалисок, не показав при этом своего неуважения. Но никто его не осудит, если он передарит их кому-нибудь ещё. Ведь они теперь его собственность, и он может делать с ними всё, что ему вздумается. Так вы избавитесь от своих сомнений, а заодно от нахальных девиц, слишком много о себе возомнивших.
Сервиназ улыбнулась сквозь слёзы.
- Какая же ты умница, Мухсина! Я не перестаю поражаться твоей смекалке. Ты позовёшь его ко мне?
- Сию минуту, госпожа.
Служанка накинула чарчаф и вышла из комнаты. В ожидании царевича Сервиназ тщательно стёрла с лица следы печали, немного подрумянила щёки и подвела глаза сурьмой, чтобы сделать их более выразительными.
Войдя в комнату, Сарнияр остановился в восхищении. Опустившись на одно колено, он поцеловал край её платья нежно-сиреневого шёлка, цвет которого придавал её золотистой коже прозрачность фарфора.
- Ты неотразима сегодня, моя пери, - воскликнул он, ласково пожимая ей руки, - вся светишься, цветёшь и благоухаешь как утренняя роза. А твои щёчки подобны лепесткам жасмина, что растёт у апельсиновой рощи. Ты - самый очаровательный цветок в моём саду, Сервиназ.
Молодая вдова поразилась, что он может быть таким поэтичным.
- А вы, наоборот, мрачнее тучи, эфенди. Что-нибудь случилось?
Сарнияр вздохнул.
- Ничего особенного, моя пери. Меня печалит, что Рахим всё ещё сердится на меня. Заперся в своей крепости как сыч, скорбя о том, что из него не вышло второго Искандера или, на худой конец, Чингисхана. Я шлю к нему гонца за гонцом, но он не отвечает на мои письма.
Слушая его, Сервиназ ласково играла его рукой, сплетала ему пальцы и рисовала у него на ладони замысловатые узоры, чем вызывала у него благодушную улыбку.
- Вашего друга нужно порадовать чем-нибудь, эфенди. Почему бы вам не послать ему в дар тех невольниц, что привёз мой отец? Вы приняли их, чтобы не обидеть пашу. Но вам они не нужны, ведь у вас теперь есть я, и мы скоро поженимся. Бедняжки болтаются без дела, им нечем себя занять. Можно было бы использовать их для подготовки к свадьбе, но они предназначены для утех и ни к какой работе не приучены. Для нас они обуза, а для холостого мужчины - совсем другое дело.
Сарнияр растерянно уставился на свою суженую, смотревшую на него невинными глазами, с обезоруживающей улыбкой на лице.
- Я не уверен, что ему понравится такой подарок, - запинаясь, сказал он.
- Отчего же нет? Или он не любит женщин?
- Слава богу, Рахим не мужеложец, иначе я не знался бы с ним. И рабыни у него всегда были. Но он вояка, понимаешь, и этим всё сказано. Женщины занимают если не последнее, то и далеко не главное место в его жизни.
- Но ведь война закончилась, эфенди. Вашему другу следует не сожалеть об упущенных победах, а приспосабливаться к мирной жизни. Если вы хотите помочь ему в этом, пошлите ему прекрасных невольниц. Они отвлекут его, развеют его тоску. Пусть поначалу он не оценит вашу заботу, но со временем будет благодарен вам за неё.
- Хорошо, - решился царевич, - так и сделаю. Я на всё согласен, чтобы вернуть ему вкус к жизни, а себе его дружбу. Спасибо, моя пери, за твой добрый совет.
Он принялся с жаром целовать ей руки.
- Но у меня к тебе есть одна просьба, - продолжал Сарнияр. - Не зови меня больше эфенди, не обращайся ко мне на вы. Говоря так, ты снова и снова даёшь мне понять, что мы всё ещё далеки друг от друга.
Сервиназ склонилась к царевичу, голова которого лежала у неё на коленях. Он обвил рукой её стройный стан. Их уста так сблизились, что смешалось дыхание.
- Обещаю, мой суженый, - прошептала она в самые губы юноше, - стать тебе преданной спутницей и подругой до конца моих дней.
- А я со своей стороны обещаю, - воскликнул он, - сделать всё, чтобы ты была счастлива со мной и никогда не пожалела о своём решении выйти замуж за меня. Обещаю, что никогда и ничем тебя не огорчу!
Их губы слились в головокружительном поцелуе, от которого у Сервиназ захватило дух. Она воспарила к небесам, и чувство полёта, отрешённости от всего земного осталось, когда поцелуй закончился. Сарнияр тоже был взволнован и тяжело дышал, не сводя с неё глаз.
- Теперь я верю, что ты и вправду меня любишь, - шепнула она. - И я тоже тебя люблю. Это просто чудо, что господь позволил нам полюбить друг друга.
- Он был милостив к нам, - прошептал в ответ царевич.
- Ищите убийцу! - в бешенстве прорычал он.
Стражники бросились врассыпную. Под лестницей нашли связанного по рукам и ногам, полураздетого Кемаля и учинили ему строжайший допрос. Клацая зубами от страха, евнух во всём сознался, но при этом свалил всю вину на Ильбана, а себя выставил чуть не героем, старавшимся защитить свою госпожу. Ему поверили и отпустили.
Султан позвал дильсизов - безмолвных исполнителей его приговоров, зачастую тайных, передаваемых кивком, движением руки или просто взглядом. Эти немые палачи в высоких колпаках и длинных одеяниях с распашными рукавами устремились в комнату Ильбана. Его нашли уже мёртвым. Бедняга повесился на крюке, вбитом в потолок, предварительно сняв с него фонарь.
Сребролюбивых евнухов, охранявших двери гарема, задушили как котят, зашили в мешки и утопили в Босфоре. Султанша Сафия была выслана в Шатёр Стареющих Женщин, но пробыла там недолго. Шах-заде умолил отца простить её и вернуть в гарем. По приказу султана был срочно созван диван, на котором приняли решение послать к царевичу Румайлы султанского зятя Ахмеда-пашу. Этому удачливому вельможе, женатому на одной из сестёр падишаха, и было поручено отвезти Сарнияру Измаилу султанский фирман о назначении его наместником Аравии.
- Не говори дочери Сулеймана-паши о том, что с ним случилось, - напутствовал зятя султан. - Скажи, что я послал его на войну с португальцами. Позднее я извещу эту женщину о его героической смерти на поле боя. Она должна гордиться своим отцом. Прошу тебя, Ахмед, не проболтайся, какую позорную смерть он принял по моему недосмотру.
Глава 18. Свадьба Сарнияра и Сервиназ.
Сервиназ больше не сидела в своих покоях затворницей. Каждое утро она выходила на прогулку в сад вместе со своей служанкой Мухсиной. В последнее время по приказу Сарнияра за садом начали заботливо ухаживать, так как здесь должен был состояться праздник по случаю их бракосочетания. Прогулки Сервиназ были своего рода инспекцией. Каждой женщине хочется, чтобы такое важное событие в её жизни прошло без сучка, без задоринки. Свои замечания она высказывала Мухсине, а та уже передавала их главному садовнику.
Как-то, бредя по дорожке сада, Сервиназ остановилась у иудина дерева, раздумывая, не приказать ли вырубить его под корень.
- Говорят, это дерево притягивает несчастья, - заметила она, - к тому же, цветы у него какой-то неестественной окраски.
- Вы слишком суеверны, госпожа, - возразила Мухсина, - пусть себе растёт. Лучше обратите внимание на те жасминовые кусты. По-моему, их постригли неровно.
Сервиназ посмотрела в ту сторону, куда указывала прислужница. За кустарниками раскинулась апельсиновая роща, и там, среди деревьев мелькали создания, похожие на фей в своих лёгких невесомых нарядах. Сервиназ насчитала их не менее дюжины.
- До сих пор я была уверена, - промолвила она, - что мы с тобой единственные женщины в крепости.
- Это не так, госпожа, - смущённо проронила служанка.
- Вижу, что не так. Кто эти девы, Мухсина? Только не говори, что мой жених выписал танцовщиц к нашей свадьбе.
- Не скажу, - вздохнула Мухсина. - Это одалиски его высочества. Ваш батюшка подарил их ему.
- Не может быть, - воскликнула Сервиназ.
- Отчего же? Сулейман-паша привёз его высочеству щедрые дары, в том числе и дюжину невольниц, в надежде его задобрить. Наверно, считал, что царевич держит вас в плену из-за того, что ему не хватает женского общества. Но всё вышло совсем не так, как рассчитывал паша. Он уехал в Стамбул, а рабынь оставил здесь.
- В качестве свадебного подарка зятю? - возмутилась Сервиназ.
- Так уж получилось, госпожа, ничего не поделаешь. Подарки назад не забирают. Теперь у вашего жениха есть маленький гарем. Кстати, все эти рабыни были девственны. Но... теперь уже вряд ли, по крайней мере, одна из них, гречанка Анастасия приглянулась вашему жениху, мне доподлинно известно.
- Покажи мне, которая из них гречанка.
- Вон та, госпожа, высокая и тоненькая как тростинка.
- У неё золотые волосы, - обескураженно проговорила Сервиназ.
- Да, но их золото не сравнится с золотом ваших волос, госпожа. У неё они скорее бронзовые, чем золотые.
- Верно, но её локоны густые и роскошные, тогда как мои тонкие как пакля. А её глаза напоминают сапфиры.
- Зато ваши глаза, госпожа, подобны кусочкам янтаря, из которого делают чётки.
- Не говори ерунды, Мухсина. Эта девица гораздо красивее меня.
- Но она всего лишь рабыня, а вы будете женой, единственной, как принято у румалийцев.
- Как знать, - покачала головой Сервиназ. - Мой жених собирается водить дружбу с турками, скоро сам отуречится и возьмёт ещё трёх жён. Я этого не потерплю, Мухсина. Он должен быть только моим.
- Почему, госпожа, если вы его не любите? Пусть себе отвлекается на других. Всё равно вашего места никто не займёт.
- Если я его не люблю, - сказала Сервиназ, - почему же моё сердце изнывает от боли, когда я смотрю на эту девушку? Позови её ко мне, Мухсина.
- Но, госпожа...
- Позови, - настойчиво повторила Сервиназ. - Я должна знать, что у неё на уме.
Мухсина неуклюже раздвинула кусты, пробралась в апельсиновую рощу и через минуту вернулась с девицей редкостной необыкновенной красоты, с лучистыми тёмно-синими глазами, безупречной фигурой и мраморно-белой кожей. Красавица окинула Сервиназ надменным взглядом и процедила сквозь зубы:
- Доброго дня, госпожа. Что вам угодно?
- Хочу познакомиться с тобой поближе. Тебя зовут Анастасия?
Рабыня вздёрнула тонкий изящный носик.
- Его высочество нарёк меня Афсуной - Чародейкой.
- Неужели? - не поверила Сервиназ. - Его высочество дал тебе турецкое имя? Разве ты приняла ислам?
- Ещё нет, но обязательно приму, чтобы стать такой же госпожой, как вы.
- Откуда такая бойкая? - спросила Сервиназ у Мухсины.
- Ваш батюшка купил её со всеми остальными на Бедестане (прим. автора: крупнейший рынок рабов в Стамбуле), - последовал немедленный ответ.
- Ты не можешь стать такой же, как я, Анастасия, - спокойно заговорила Сервиназ. - Ты всего лишь рабыня, проданная на базаре, а я дочь османского паши. Я выхожу замуж за наследника Румайлы. Как ты смеешь равнять себя со мной?
- Вы нужны своему жениху не для любви, - дерзко отвечала ей рабыня. - Он женится на вас по расчёту, желая закрепить свой союз с Османской империей. Когда его цель будет достигнута, ваша власть закончится и начнётся моё время. А вам останется только утешаться своим высоким титулом.
- Пожалуй, ты права, - неожиданно согласилась с ней Сервиназ, - сейчас у меня больше влияния. Когда я стану женой, превращусь в обычную домашнюю курицу, с которой никто не считается, даже собственный муж. Я непременно воспользуюсь своей властью, пока ещё хожу в невестах. А ты, Анастасия, хоть и наделена неземной красотой, никогда ничего не добьёшься из-за своей непроходимой тупости.
Гречанка широко раскрыла прелестный розовый ротик. А Сервиназ повернулась на пятках, как индийский дервиш и стремительно зашагала к парадной лестнице, изо всех сил сдерживая слёзы. У самого дома она замедлила шаг, поджидая служанку, которая с трудом поспевала за ней.
- Только этого не хватало, - всплеснула руками Мухсина, входя следом за ней в комнату, - плакать из-за какой-то глупой девчонки!
- Не так уж она и глупа, - грустно молвила Сервиназ, подойдя к подзеркальнику, на котором стояло серебряное зеркало, инкрустированное перламутром.
- Будь она умна, - возразила Мухсина, - скорее старалась бы угодить вам, чем ссориться с вами. Не принимайте всерьёз это ничтожество.
- Она сказала, - всхлипнула Сервиназ, придирчиво разглядывая в зеркале своё заплаканное личико, - что царевич женится на мне по расчёту. Что, если это правда, Мухсина, и он удерживал меня в плену, потому что решил помириться с турками, а вовсе не из любви? Теперь я уже не так уверена в его чувствах. Если бы он любил меня искренно, не стал бы развлекаться с другими женщинами в канун нашей свадьбы.
Мухсина крепко задумалась.
- Возможно, он уделяет внимание этим одалискам из уважения к Сулейману-паше.
- Что за глупость, Мухсина! - рассердилась Сервиназ.
- Вовсе нет. Они подарены ему будущим тестем, и он не может пренебречь его даром. Мужчины устроены по-другому, не так, как мы, госпожа. Для них это в порядке вещей - не ограничивать себя одной женщиной. Потому-то в нашем мире и существуют гаремы.
- Как же мне убедиться в искренности его чувств, Мухсина?
- Дайте-ка подумать. Пусть его высочество подтвердит свою любовь к вам, отказавшись от подарка паши. Верно, что он не может возвратить ему одалисок, не показав при этом своего неуважения. Но никто его не осудит, если он передарит их кому-нибудь ещё. Ведь они теперь его собственность, и он может делать с ними всё, что ему вздумается. Так вы избавитесь от своих сомнений, а заодно от нахальных девиц, слишком много о себе возомнивших.
Сервиназ улыбнулась сквозь слёзы.
- Какая же ты умница, Мухсина! Я не перестаю поражаться твоей смекалке. Ты позовёшь его ко мне?
- Сию минуту, госпожа.
Служанка накинула чарчаф и вышла из комнаты. В ожидании царевича Сервиназ тщательно стёрла с лица следы печали, немного подрумянила щёки и подвела глаза сурьмой, чтобы сделать их более выразительными.
Войдя в комнату, Сарнияр остановился в восхищении. Опустившись на одно колено, он поцеловал край её платья нежно-сиреневого шёлка, цвет которого придавал её золотистой коже прозрачность фарфора.
- Ты неотразима сегодня, моя пери, - воскликнул он, ласково пожимая ей руки, - вся светишься, цветёшь и благоухаешь как утренняя роза. А твои щёчки подобны лепесткам жасмина, что растёт у апельсиновой рощи. Ты - самый очаровательный цветок в моём саду, Сервиназ.
Молодая вдова поразилась, что он может быть таким поэтичным.
- А вы, наоборот, мрачнее тучи, эфенди. Что-нибудь случилось?
Сарнияр вздохнул.
- Ничего особенного, моя пери. Меня печалит, что Рахим всё ещё сердится на меня. Заперся в своей крепости как сыч, скорбя о том, что из него не вышло второго Искандера или, на худой конец, Чингисхана. Я шлю к нему гонца за гонцом, но он не отвечает на мои письма.
Слушая его, Сервиназ ласково играла его рукой, сплетала ему пальцы и рисовала у него на ладони замысловатые узоры, чем вызывала у него благодушную улыбку.
- Вашего друга нужно порадовать чем-нибудь, эфенди. Почему бы вам не послать ему в дар тех невольниц, что привёз мой отец? Вы приняли их, чтобы не обидеть пашу. Но вам они не нужны, ведь у вас теперь есть я, и мы скоро поженимся. Бедняжки болтаются без дела, им нечем себя занять. Можно было бы использовать их для подготовки к свадьбе, но они предназначены для утех и ни к какой работе не приучены. Для нас они обуза, а для холостого мужчины - совсем другое дело.
Сарнияр растерянно уставился на свою суженую, смотревшую на него невинными глазами, с обезоруживающей улыбкой на лице.
- Я не уверен, что ему понравится такой подарок, - запинаясь, сказал он.
- Отчего же нет? Или он не любит женщин?
- Слава богу, Рахим не мужеложец, иначе я не знался бы с ним. И рабыни у него всегда были. Но он вояка, понимаешь, и этим всё сказано. Женщины занимают если не последнее, то и далеко не главное место в его жизни.
- Но ведь война закончилась, эфенди. Вашему другу следует не сожалеть об упущенных победах, а приспосабливаться к мирной жизни. Если вы хотите помочь ему в этом, пошлите ему прекрасных невольниц. Они отвлекут его, развеют его тоску. Пусть поначалу он не оценит вашу заботу, но со временем будет благодарен вам за неё.
- Хорошо, - решился царевич, - так и сделаю. Я на всё согласен, чтобы вернуть ему вкус к жизни, а себе его дружбу. Спасибо, моя пери, за твой добрый совет.
Он принялся с жаром целовать ей руки.
- Но у меня к тебе есть одна просьба, - продолжал Сарнияр. - Не зови меня больше эфенди, не обращайся ко мне на вы. Говоря так, ты снова и снова даёшь мне понять, что мы всё ещё далеки друг от друга.
Сервиназ склонилась к царевичу, голова которого лежала у неё на коленях. Он обвил рукой её стройный стан. Их уста так сблизились, что смешалось дыхание.
- Обещаю, мой суженый, - прошептала она в самые губы юноше, - стать тебе преданной спутницей и подругой до конца моих дней.
- А я со своей стороны обещаю, - воскликнул он, - сделать всё, чтобы ты была счастлива со мной и никогда не пожалела о своём решении выйти замуж за меня. Обещаю, что никогда и ничем тебя не огорчу!
Их губы слились в головокружительном поцелуе, от которого у Сервиназ захватило дух. Она воспарила к небесам, и чувство полёта, отрешённости от всего земного осталось, когда поцелуй закончился. Сарнияр тоже был взволнован и тяжело дышал, не сводя с неё глаз.
- Теперь я верю, что ты и вправду меня любишь, - шепнула она. - И я тоже тебя люблю. Это просто чудо, что господь позволил нам полюбить друг друга.
- Он был милостив к нам, - прошептал в ответ царевич.
