Но зачем в этом участвовать ФСБшнику? Из жалости? Из мужской солидарности? Это было на него совсем не похоже. Силовик – был человеком принципа, и уж точно не из тех, кто стал бы покрывать ложь ради спокойствия чьей–то души. Скорее всего, он получил уже поддельную версию справки, которую одобрил.
Я всмотрелась в копию факса, на которой адресатом был отдел кадров МВД, где инспектор, передавшая бумаги силовику, скорее всего, подлог и совершила. Только зачем ей было так подставляться? Подделка документов – серьёзная статья. Что такого полковник мог предложить ей взамен?
Понятно, что действовать тем же методом, что и в военной медкомиссии, я не могла. Во–первых, потому что именно в МВД справку и подменили. А во–вторых там работал полковник, и любое неосторожное действие, и даже вопрос, – мог быть передан ему. Напрямую обращаться к министру я тоже не хотела – мне было не нужно, чтобы он узнал правду, если, конечно, сам её не исказил. Приехав домой, я подняла телефонную трубку и позвонила главе юридического отдела нашего центра.
– Добрый день! Простите, что отвлекаю в выходной, но мне нужна Ваша профессиональная консультация, – тихо сказала я.
– Мы с Вами, начальство, уже вышли на праздники, но центр продолжает функционировать, а значит, решать неотложные вопросы, касательно его, по–прежнему мог долг, – отозвался юрист.
– Мой вопрос не совсем по работе. Он, скорее, личного характера, – слегка замялась я.
– Всегда к Вашим услугам, Госпожа. Внимательно слушаю, – в его голосе послышались вежливость и любопытство.
– Скажите, когда в МВД поступает справка с военной медкомиссии, какие этапы она проходит от аппарата факса до стола министра? – решила я убедиться, что не упустила ни одного возможного участника цепочки.
– Любой входящий факс принимается секретарём–регистратором, а после передаётся по назначению.
– А напрямую кадровикам? – я снова сверилась с номером, на который был отправлен факс.
– Если речь о выписке полковника, – догадался юрист, выждав паузу, – то он мог отправить её сразу же отделу кадров – инспектору, отвечающей за сотрудников. Миновать регистратора для офицера высшего состава – обычная практика. Инспектор же оформляет подтверждение о принятии и ознакомлении с выпиской, которое затем подписывает министр.
– Получается, что министр лично не читает справку?
– Редко. У человека такого уровня слишком много работы, чтобы изучать все входящие документы. Для этого есть инспектора. Министр же просто ставит подпись, доверяя системе. Но справка, как и любой входящий документ, обязана быть подшитой в личное дело сотрудника. Это железное правило.
– Как можно получить доступ к личному делу моего мужа?
– Смотря, что именно Вас интересует. Медицинская справка, я правильно понял?
– Да, но я не могу просить его об этом напрямую… и не хочу светиться с этой просьбой в самой системе МВД, – неуклюже ответила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Называть истинную причину я не хотела.
– Понял. Вам нужен официальный доступ, но оформленный под другим предлогом. Есть вариант.
– Слушаю, – обрадовалась я.
– Мы можем издать внутренний указ о внеплановой кадровой проверке с формулировкой: «Сверка служебных данных всех сотрудников центра и лиц, прикомандированных к центру из МВД». Основание – несостыковки в документах за уходящий год.
– То есть мы запросим дела сразу всех, не выделяя полковника?
– Да. Сегодня я подготовлю указ, а завтра мы с Вами поедем в регистратуру МВД. Я – как юрист центра, с подписью и печатью на документе. А Вы – как начальница. Запросим копии дел всех сотрудников, находящихся при МВД, но работающих у нас. Это и штатные, и прикомандированные. Полковник попадёт во второй список, и никто не насторожится.
– Это точно сработает?
– Сработает. Такие сверки случаются регулярно под конец года. Бюрократия любит отчётность.
– Спасибо. Увидимся завтра в приёмной МВД.
– Буду на месте в девять утра.
Я положила трубку, и какое–то время просто сидела, глядя на настенные часы. Всё должно было быть сделано чисто и аккуратно, и я надеялась, что так оно и будет.
Теперь настало время напомнить о себе неврологу. Мне показалось крайне неэтичным с его стороны скрывать от меня ухудшение состояния пациента, за приёмы которого я платила лично и исправно. Я поведала ему всё, что значилось в медицинском заключении военной комиссии, и потребовала разъяснений.
– Госпожа, я понимаю Вашу озабоченность, и, поверьте, переживаю за полковника ничуть не меньше, – начал он, вздыхая. – Однако он пропускает визиты ко мне уже которую неделю, ссылаясь на объёмы работы, которая накапливается за будни. Заставить его приходить я, увы, не в праве, но не раз подчёркивал: лечение – только во благо, иначе будут ухудшения.
– То есть супруг всё это время не наблюдался у Вас вообще?! – воскликнула я ошеломлённо, вскочив с дивана от жуткого негодования. – Вы хотите сказать, что принимали оплату, но пациента не лечили, и молчали об этом передо мной?
– Вы ведь знаете, что визиты ко мне оплачиваются вне зависимости от того, приходит больной или нет, – произнёс он с холодной деловитостью, стараясь отбить все претензии.
– Дело вовсе не деньгах! – отрезала я резко. – Вы были обязаны сообщить мне, что он не приходит. Обязаны!
– Ваш муж каждый раз уверяет меня, что появится на следующей неделе, и просит не ставить Вас в известность. А я связан врачебной тайной.
– Какой ещё врачебной тайной, когда речь идёт о тяжёлом больном, который не в том состоянии, чтобы решать сам за себя?! – не выдержала я и накричала на доктора. – Из–за Вашей халатности ему стало хуже. А то, что Вы ссылаетесь на профессиональную тайну – лицемерие. Вам выгодно отсутствие больного, за которого платят всё равно! Вы проявили халатность, и теперь я серьёзно сомневаюсь в Вашей компетентности.
– Если Вы смените врача, полковнику станет только хуже. Он знает меня ещё с СИЗО. Моё лечение стабилизировало его состояние. Всё ухудшилось лишь после того, как он перестал приходить. И в этом нет моей вины.
– Есть! – отчётливо проговорила я. – Скажи Вы мне об этом вовремя, я бы заставила мужа вернуться к лечению.
Я порывисто решила сменить невролога, но быстро остыла, трезво взвесив все риски. На тот момент супругу, и правда, было спокойнее наблюдаться у знакомого врача, а мне – проще всё контролировать, оставаясь в курсе происходящего. Я понимала – муж просто больше не хотел напоминаний о том, что болен. Лечение возвращало к реальности, а он пытался убежать от неё. Забросив терапию, он пытался себя убедить, что всё не так уж серьёзно. Вот только где он выходные проводил? – задумалась я.
– Чтобы ставить Вас в известность, мне потребуется письменное разрешение полковника на передачу сведений третьим лицам.
– Разрешение он подпишет, можете не сомневаться. Но если ещё раз умолчите о его отсутствии – я подам на Вас в суд. Надеюсь, мы поняли друг друга?
– Да, госпожа, мне всё предельно ясно.
– Постарайтесь сделать всё возможное и невозможное, чтобы мой супруг держался на плаву. И ни слова об этом разговоре. Никогда.
– Ваш приказ будет исполнен. У меня завтра начинается отпуск, но как только вернусь в январе, немедленно свяжусь с полковником… и с Вами, – дал он отбой, попрощавшись.
«Кретин! – заругалась я, грохнув трубку об аппарат телефона. – Ещё лучшим специалистом в столице зовётся! Халявщик!». Зато теперь я нашла на него управу и знала, чем занять супруга на выходные, которые в будущем намеревалась отвести для аджилити – занять с гарантией – так, чтобы он вдруг не появился в центре.
Я подъехала к зданию МВД к девяти утра на следующий день. Юрист уже ждал меня в своём автомобиле, нетерпеливо вертя головой во все стороны. Пересев к нему, я быстро просмотрела документы и подписала указ о внеплановой сверке данных.
– Спасибо, что откликнулись на мою просьбу и так оперативно подготовили бумаги, да и сюда рванули в свой выходной! – сказала я ему искренне.
– Не проблема, госпожа. А что, полковник что–то с медицинской справкой мутит? – прямо спросил меня юрист.
– Муж... стал забывчивым и... потерял оригинал, – ответила я обтекаемо, не решаясь открыть ему правду.
– Об этом никто не узнает, – с хитрой улыбкой заверил он. – Если эта выписка – рычаг давления на Вашего мужа, то мне это только на руку, как и всем сотрудникам центра. Чем меньше полковник влияет на работу учреждения, тем больше мы процветаем. Уж извините за откровенность. Я ведь уже говорил, что хочу работать на современный центр кинологии, с передовыми методиками дрессировки и индивидуальным подходом к нуждам клиентов. А Ваш муж слегка консервативен, и рубит всё новое на корню. Как бы то ни было, я вижу, как он пытается вернуть себе активы, а значит – и власть. Я помогаю Вам ради того, чтобы этого не произошло.
– Звучит, как заговор, – с осуждением заметила я.
– А разве мы не сговорились с Вами о том, чтобы приехать сюда в предпраздничные дни с ненужной проверкой? – отбил он моё нападение, ткнув носом в горькую правду.
– Пойдёмте, пока в регистратуре не выстроилась очередь из запоздалых посетителей, таких, как мы.
– Непременно. Только запомните: причина сверки – несоответствие в отпускных и отгулах некоторых сотрудников.
– Конечно, – кивнула я.
Мы вышли из машины и вошли в здание МВД.
Ступая по коридору к регистратуре, я случайно столкнулась с министром. Он шёл навстречу, в военной шинели, подтянутый, строгий и горделивый. Я отдала ему честь и шагнула в приёмную.
– Какая встреча, лейтенант, – внезапно остановил он меня.
– Рада Вас видеть! Правда, считала, что руководство давно уже в отпуске.
– Но Вы ведь тоже здесь. Работаете, значит.
– Наш кадровый отдел заметил лёгкие несостыковки в годовом отчёте по сотрудникам. Кто когда брал выходные и отпуска, знаете ли... – сказала я, вспомнив наставления юриста, и слегка пожала плечами. – Поэтому мы здесь – пришли всё сверить перед тем, как завершить этот год.
– Похвально! Я тоже не люблю неточности, и поступил бы точно так же. Что, собственно, и делаю. Хотя... чего уж врать! Я и по выходным работаю. Ведь дома меня, увы, никто не ждёт... Но это непростительные сентименты, – он усмехнулся, как будто извиняясь за проявленную слабость.
– Печально. Но уверена, что и на Вашей улице будет праздник. Удачи в работе и доброго нового года!
– И Вам того же! Да, кстати... – он слегка наклонился ко мне, бережно взяв за локоть, и отправив юриста в приёмную. – Здоровье Вашего мужа улучшилось, судя по выписке из медкомиссии. Безумно рад. Считаю, что это Ваша заслуга. Домашний уют и женская ласка пошли ему на пользу после СИЗО.
Эти слова прозвучали так искренне, что я убедилась: министр не знал о подделанной справке. А я, конечно, и не думала сдавать супруга.
«Какой же ты, полковник, идиот…, – пронеслось у меня в голове. – Если всё всплывёт – тебе крупно не поздоровится, ведь этот честный человек разочаруется в тебе, и не оставит преступление без наказания».
– Благодарю Вас, товарищ министр, – ответили мои уста, нагло скрывая правду о справке.
– Ваш муж стал спокойнее, и делает свою работу в министерстве на ура. Хотя я вижу по нему что тяжело. Пару раз в выходные столкнулись с ним в коридоре. Уважаю таких трудяг. И… Я был не прав, называя Вас «удобной женой». Прошу прощения за это. Вы – подарок судьбы для любого мужчины, – его слова засмущали меня и болезненно надавили на совесть.
«Подарок… Как же. Только и делаю, что спорю с больным человеком…».
– Спасибо за добрые слова, министр, – улыбнулась я, пряча чувство вины.
– Не смею задерживать. Будьте здоровы!
– Всех благ! – попрощалась я, сохранив спокойное лицо, и поспешила догнать юриста, уже занявшего место у стойки регистрации.
Вскоре к нам подошёл молодой секретарь – юноша в форме старшего сержанта. Румяный, с аккуратной стрижкой и немного взволнованным взглядом.
– Добрый день! Чем могу вам помочь? – спросил он вежливо и добродушно.
Юрист, слегка улыбнувшись, положил на стойку папку с указом.
– Проверка из центра кинологии. Внеплановая сверка по личным делам прикомандированных и штатных. У нас расхождения в отпускных и отгулах, и надо бы разобраться во всём до наступления нового года, – мягко, но уверенно пояснил он, следуя заранее согласованной легенде.
Парень поднял бумаги и пробежал по ним глазами.
– Ага… понятно, – кивнул он, поправив ремень. – Сейчас организуем. Только прошу вас подождать минутку. Я приглашу сюда старшую по кадрам.
Он скрылся за дверью, а мы с юристом переглянулись. Пока всё шло хорошо и строго по плану.
Через десять минут к нам вышла женщина–инспектор. Лет сорока, высокая, темноволосая, с чётким овалом лица и резкими скулами. В её пронзительных карих глазах и лёгком прищуре не было ни намёка на доброжелательность: только холод, расчёт и деловой настрой, граничащий с презрением. На её худощавой, но выразительной фигуре сидела точно влитая форма лейтенанта МВД. Инспектор держалась с выправкой и отчуждённостью. Оценивающий взгляд прошёлся по нам с юристом, но задержавшись чуть дольше на мне.
– Начальница отдела кадров, – сказала она твёрдо и натянуто, почти не скрывая, что наш визит был ей неприятен. – Это вы к нам с проверкой?
– Да, – отозвался юрист. – Центр проводит сверку внутреннего состава и прикомандированных лиц. Это касается расхождений по дням отсутствия с оформлением. Просим предоставить временный доступ к делам.
Негодующе приподняв подбородок, она помолчала пару секунд.
– А почему лично? Обычно такие запросы идут по линии отдела: официальный запрос за неделю, официальное подтверждение.
– В предновогодние дни? Вы шутите? – с лёгкой усмешкой произнёс юрист. – Нам нужно успеть закрыть отчёты. К сожалению, наш кадровик заметил несостыковку слишком поздно, поэтому мы здесь – стараемся уложиться в сутки. Поверьте, мы бы лучше где–нибудь в кафе какао попивали, чем находились здесь!
– «Мы» – это кто? – не сводя с меня глаз, холодно уточнила она. От этого взгляда я ощущала напряжение – как будто бы ступила на чужую территорию и не предполагала, где именно её пересекла.
– «Мы» – это начальница кинологического центра и её юрист, – вступила я в беседу, разглядывая женщину, которая по непонятным мне причинам, пошла на преступление со справкой.
– Вы супруга полковника? – как–то злобно спросила она.
– Да, капитан МВД, – представилась я, протянув руку для формального рукопожатия. Но инспектор резко отвернулась, сделав вид, что не заметила моего жеста.
– Хорошо, – сказала она, просматривая мой указ. – Наш секретарь предоставит вам доступ к личным делам сотрудников центра, состоящих при МВД, за исключением куратора. Он – вышестоящее лицо.
– Юридически полковник прикомандирован к нашему учреждению, – настойчиво разъяснил юрист, – и я, как представитель центра, желаю лично убедиться, что его отпускные зарегистрированы корректно, включая отгулы по медицинским причинам.
Я всмотрелась в копию факса, на которой адресатом был отдел кадров МВД, где инспектор, передавшая бумаги силовику, скорее всего, подлог и совершила. Только зачем ей было так подставляться? Подделка документов – серьёзная статья. Что такого полковник мог предложить ей взамен?
Понятно, что действовать тем же методом, что и в военной медкомиссии, я не могла. Во–первых, потому что именно в МВД справку и подменили. А во–вторых там работал полковник, и любое неосторожное действие, и даже вопрос, – мог быть передан ему. Напрямую обращаться к министру я тоже не хотела – мне было не нужно, чтобы он узнал правду, если, конечно, сам её не исказил. Приехав домой, я подняла телефонную трубку и позвонила главе юридического отдела нашего центра.
– Добрый день! Простите, что отвлекаю в выходной, но мне нужна Ваша профессиональная консультация, – тихо сказала я.
– Мы с Вами, начальство, уже вышли на праздники, но центр продолжает функционировать, а значит, решать неотложные вопросы, касательно его, по–прежнему мог долг, – отозвался юрист.
– Мой вопрос не совсем по работе. Он, скорее, личного характера, – слегка замялась я.
– Всегда к Вашим услугам, Госпожа. Внимательно слушаю, – в его голосе послышались вежливость и любопытство.
– Скажите, когда в МВД поступает справка с военной медкомиссии, какие этапы она проходит от аппарата факса до стола министра? – решила я убедиться, что не упустила ни одного возможного участника цепочки.
– Любой входящий факс принимается секретарём–регистратором, а после передаётся по назначению.
– А напрямую кадровикам? – я снова сверилась с номером, на который был отправлен факс.
– Если речь о выписке полковника, – догадался юрист, выждав паузу, – то он мог отправить её сразу же отделу кадров – инспектору, отвечающей за сотрудников. Миновать регистратора для офицера высшего состава – обычная практика. Инспектор же оформляет подтверждение о принятии и ознакомлении с выпиской, которое затем подписывает министр.
– Получается, что министр лично не читает справку?
– Редко. У человека такого уровня слишком много работы, чтобы изучать все входящие документы. Для этого есть инспектора. Министр же просто ставит подпись, доверяя системе. Но справка, как и любой входящий документ, обязана быть подшитой в личное дело сотрудника. Это железное правило.
– Как можно получить доступ к личному делу моего мужа?
– Смотря, что именно Вас интересует. Медицинская справка, я правильно понял?
– Да, но я не могу просить его об этом напрямую… и не хочу светиться с этой просьбой в самой системе МВД, – неуклюже ответила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Называть истинную причину я не хотела.
– Понял. Вам нужен официальный доступ, но оформленный под другим предлогом. Есть вариант.
– Слушаю, – обрадовалась я.
– Мы можем издать внутренний указ о внеплановой кадровой проверке с формулировкой: «Сверка служебных данных всех сотрудников центра и лиц, прикомандированных к центру из МВД». Основание – несостыковки в документах за уходящий год.
– То есть мы запросим дела сразу всех, не выделяя полковника?
– Да. Сегодня я подготовлю указ, а завтра мы с Вами поедем в регистратуру МВД. Я – как юрист центра, с подписью и печатью на документе. А Вы – как начальница. Запросим копии дел всех сотрудников, находящихся при МВД, но работающих у нас. Это и штатные, и прикомандированные. Полковник попадёт во второй список, и никто не насторожится.
– Это точно сработает?
– Сработает. Такие сверки случаются регулярно под конец года. Бюрократия любит отчётность.
– Спасибо. Увидимся завтра в приёмной МВД.
– Буду на месте в девять утра.
Я положила трубку, и какое–то время просто сидела, глядя на настенные часы. Всё должно было быть сделано чисто и аккуратно, и я надеялась, что так оно и будет.
Теперь настало время напомнить о себе неврологу. Мне показалось крайне неэтичным с его стороны скрывать от меня ухудшение состояния пациента, за приёмы которого я платила лично и исправно. Я поведала ему всё, что значилось в медицинском заключении военной комиссии, и потребовала разъяснений.

– Госпожа, я понимаю Вашу озабоченность, и, поверьте, переживаю за полковника ничуть не меньше, – начал он, вздыхая. – Однако он пропускает визиты ко мне уже которую неделю, ссылаясь на объёмы работы, которая накапливается за будни. Заставить его приходить я, увы, не в праве, но не раз подчёркивал: лечение – только во благо, иначе будут ухудшения.
– То есть супруг всё это время не наблюдался у Вас вообще?! – воскликнула я ошеломлённо, вскочив с дивана от жуткого негодования. – Вы хотите сказать, что принимали оплату, но пациента не лечили, и молчали об этом передо мной?
– Вы ведь знаете, что визиты ко мне оплачиваются вне зависимости от того, приходит больной или нет, – произнёс он с холодной деловитостью, стараясь отбить все претензии.
– Дело вовсе не деньгах! – отрезала я резко. – Вы были обязаны сообщить мне, что он не приходит. Обязаны!
– Ваш муж каждый раз уверяет меня, что появится на следующей неделе, и просит не ставить Вас в известность. А я связан врачебной тайной.
– Какой ещё врачебной тайной, когда речь идёт о тяжёлом больном, который не в том состоянии, чтобы решать сам за себя?! – не выдержала я и накричала на доктора. – Из–за Вашей халатности ему стало хуже. А то, что Вы ссылаетесь на профессиональную тайну – лицемерие. Вам выгодно отсутствие больного, за которого платят всё равно! Вы проявили халатность, и теперь я серьёзно сомневаюсь в Вашей компетентности.
– Если Вы смените врача, полковнику станет только хуже. Он знает меня ещё с СИЗО. Моё лечение стабилизировало его состояние. Всё ухудшилось лишь после того, как он перестал приходить. И в этом нет моей вины.
– Есть! – отчётливо проговорила я. – Скажи Вы мне об этом вовремя, я бы заставила мужа вернуться к лечению.
Я порывисто решила сменить невролога, но быстро остыла, трезво взвесив все риски. На тот момент супругу, и правда, было спокойнее наблюдаться у знакомого врача, а мне – проще всё контролировать, оставаясь в курсе происходящего. Я понимала – муж просто больше не хотел напоминаний о том, что болен. Лечение возвращало к реальности, а он пытался убежать от неё. Забросив терапию, он пытался себя убедить, что всё не так уж серьёзно. Вот только где он выходные проводил? – задумалась я.
– Чтобы ставить Вас в известность, мне потребуется письменное разрешение полковника на передачу сведений третьим лицам.
– Разрешение он подпишет, можете не сомневаться. Но если ещё раз умолчите о его отсутствии – я подам на Вас в суд. Надеюсь, мы поняли друг друга?
– Да, госпожа, мне всё предельно ясно.
– Постарайтесь сделать всё возможное и невозможное, чтобы мой супруг держался на плаву. И ни слова об этом разговоре. Никогда.
– Ваш приказ будет исполнен. У меня завтра начинается отпуск, но как только вернусь в январе, немедленно свяжусь с полковником… и с Вами, – дал он отбой, попрощавшись.
«Кретин! – заругалась я, грохнув трубку об аппарат телефона. – Ещё лучшим специалистом в столице зовётся! Халявщик!». Зато теперь я нашла на него управу и знала, чем занять супруга на выходные, которые в будущем намеревалась отвести для аджилити – занять с гарантией – так, чтобы он вдруг не появился в центре.
Глава 61. Разоблачение
Я подъехала к зданию МВД к девяти утра на следующий день. Юрист уже ждал меня в своём автомобиле, нетерпеливо вертя головой во все стороны. Пересев к нему, я быстро просмотрела документы и подписала указ о внеплановой сверке данных.
– Спасибо, что откликнулись на мою просьбу и так оперативно подготовили бумаги, да и сюда рванули в свой выходной! – сказала я ему искренне.
– Не проблема, госпожа. А что, полковник что–то с медицинской справкой мутит? – прямо спросил меня юрист.
– Муж... стал забывчивым и... потерял оригинал, – ответила я обтекаемо, не решаясь открыть ему правду.
– Об этом никто не узнает, – с хитрой улыбкой заверил он. – Если эта выписка – рычаг давления на Вашего мужа, то мне это только на руку, как и всем сотрудникам центра. Чем меньше полковник влияет на работу учреждения, тем больше мы процветаем. Уж извините за откровенность. Я ведь уже говорил, что хочу работать на современный центр кинологии, с передовыми методиками дрессировки и индивидуальным подходом к нуждам клиентов. А Ваш муж слегка консервативен, и рубит всё новое на корню. Как бы то ни было, я вижу, как он пытается вернуть себе активы, а значит – и власть. Я помогаю Вам ради того, чтобы этого не произошло.
– Звучит, как заговор, – с осуждением заметила я.
– А разве мы не сговорились с Вами о том, чтобы приехать сюда в предпраздничные дни с ненужной проверкой? – отбил он моё нападение, ткнув носом в горькую правду.
– Пойдёмте, пока в регистратуре не выстроилась очередь из запоздалых посетителей, таких, как мы.
– Непременно. Только запомните: причина сверки – несоответствие в отпускных и отгулах некоторых сотрудников.
– Конечно, – кивнула я.
Мы вышли из машины и вошли в здание МВД.
Ступая по коридору к регистратуре, я случайно столкнулась с министром. Он шёл навстречу, в военной шинели, подтянутый, строгий и горделивый. Я отдала ему честь и шагнула в приёмную.
– Какая встреча, лейтенант, – внезапно остановил он меня.
– Рада Вас видеть! Правда, считала, что руководство давно уже в отпуске.
– Но Вы ведь тоже здесь. Работаете, значит.
– Наш кадровый отдел заметил лёгкие несостыковки в годовом отчёте по сотрудникам. Кто когда брал выходные и отпуска, знаете ли... – сказала я, вспомнив наставления юриста, и слегка пожала плечами. – Поэтому мы здесь – пришли всё сверить перед тем, как завершить этот год.
– Похвально! Я тоже не люблю неточности, и поступил бы точно так же. Что, собственно, и делаю. Хотя... чего уж врать! Я и по выходным работаю. Ведь дома меня, увы, никто не ждёт... Но это непростительные сентименты, – он усмехнулся, как будто извиняясь за проявленную слабость.
– Печально. Но уверена, что и на Вашей улице будет праздник. Удачи в работе и доброго нового года!
– И Вам того же! Да, кстати... – он слегка наклонился ко мне, бережно взяв за локоть, и отправив юриста в приёмную. – Здоровье Вашего мужа улучшилось, судя по выписке из медкомиссии. Безумно рад. Считаю, что это Ваша заслуга. Домашний уют и женская ласка пошли ему на пользу после СИЗО.
Эти слова прозвучали так искренне, что я убедилась: министр не знал о подделанной справке. А я, конечно, и не думала сдавать супруга.
«Какой же ты, полковник, идиот…, – пронеслось у меня в голове. – Если всё всплывёт – тебе крупно не поздоровится, ведь этот честный человек разочаруется в тебе, и не оставит преступление без наказания».
– Благодарю Вас, товарищ министр, – ответили мои уста, нагло скрывая правду о справке.
– Ваш муж стал спокойнее, и делает свою работу в министерстве на ура. Хотя я вижу по нему что тяжело. Пару раз в выходные столкнулись с ним в коридоре. Уважаю таких трудяг. И… Я был не прав, называя Вас «удобной женой». Прошу прощения за это. Вы – подарок судьбы для любого мужчины, – его слова засмущали меня и болезненно надавили на совесть.
«Подарок… Как же. Только и делаю, что спорю с больным человеком…».
– Спасибо за добрые слова, министр, – улыбнулась я, пряча чувство вины.
– Не смею задерживать. Будьте здоровы!
– Всех благ! – попрощалась я, сохранив спокойное лицо, и поспешила догнать юриста, уже занявшего место у стойки регистрации.
Вскоре к нам подошёл молодой секретарь – юноша в форме старшего сержанта. Румяный, с аккуратной стрижкой и немного взволнованным взглядом.
– Добрый день! Чем могу вам помочь? – спросил он вежливо и добродушно.
Юрист, слегка улыбнувшись, положил на стойку папку с указом.
– Проверка из центра кинологии. Внеплановая сверка по личным делам прикомандированных и штатных. У нас расхождения в отпускных и отгулах, и надо бы разобраться во всём до наступления нового года, – мягко, но уверенно пояснил он, следуя заранее согласованной легенде.
Парень поднял бумаги и пробежал по ним глазами.
– Ага… понятно, – кивнул он, поправив ремень. – Сейчас организуем. Только прошу вас подождать минутку. Я приглашу сюда старшую по кадрам.
Он скрылся за дверью, а мы с юристом переглянулись. Пока всё шло хорошо и строго по плану.
Через десять минут к нам вышла женщина–инспектор. Лет сорока, высокая, темноволосая, с чётким овалом лица и резкими скулами. В её пронзительных карих глазах и лёгком прищуре не было ни намёка на доброжелательность: только холод, расчёт и деловой настрой, граничащий с презрением. На её худощавой, но выразительной фигуре сидела точно влитая форма лейтенанта МВД. Инспектор держалась с выправкой и отчуждённостью. Оценивающий взгляд прошёлся по нам с юристом, но задержавшись чуть дольше на мне.
– Начальница отдела кадров, – сказала она твёрдо и натянуто, почти не скрывая, что наш визит был ей неприятен. – Это вы к нам с проверкой?

– Да, – отозвался юрист. – Центр проводит сверку внутреннего состава и прикомандированных лиц. Это касается расхождений по дням отсутствия с оформлением. Просим предоставить временный доступ к делам.
Негодующе приподняв подбородок, она помолчала пару секунд.
– А почему лично? Обычно такие запросы идут по линии отдела: официальный запрос за неделю, официальное подтверждение.
– В предновогодние дни? Вы шутите? – с лёгкой усмешкой произнёс юрист. – Нам нужно успеть закрыть отчёты. К сожалению, наш кадровик заметил несостыковку слишком поздно, поэтому мы здесь – стараемся уложиться в сутки. Поверьте, мы бы лучше где–нибудь в кафе какао попивали, чем находились здесь!
– «Мы» – это кто? – не сводя с меня глаз, холодно уточнила она. От этого взгляда я ощущала напряжение – как будто бы ступила на чужую территорию и не предполагала, где именно её пересекла.
– «Мы» – это начальница кинологического центра и её юрист, – вступила я в беседу, разглядывая женщину, которая по непонятным мне причинам, пошла на преступление со справкой.
– Вы супруга полковника? – как–то злобно спросила она.
– Да, капитан МВД, – представилась я, протянув руку для формального рукопожатия. Но инспектор резко отвернулась, сделав вид, что не заметила моего жеста.
– Хорошо, – сказала она, просматривая мой указ. – Наш секретарь предоставит вам доступ к личным делам сотрудников центра, состоящих при МВД, за исключением куратора. Он – вышестоящее лицо.
– Юридически полковник прикомандирован к нашему учреждению, – настойчиво разъяснил юрист, – и я, как представитель центра, желаю лично убедиться, что его отпускные зарегистрированы корректно, включая отгулы по медицинским причинам.