– Суд постановил, – произнесла судья тяжёлым тоном, и я оторвала каблуки от пола, приподнимаясь на носки, перенеся всё напряжение тела на кончики пальцев, – признать действия лейтенанта МВД правомерными. В этих действиях усматриваются признаки необходимой самообороны при отражении внезапного вооружённого нападения, представлявшего реальную угрозу жизни и здоровью как самой подсудимой, так и сотрудника ФСБ, находившегося с ней в помещении. В возбуждении уголовного дела по умышленному нанесению тяжкого вреда здоровью отказать. Заседание окончено.
Я выдохнула и вновь опустилась на стопы ног, освобождённая от напряжения и обвинения в свой адрес.
Министр недовольно мотал головой, почти не справляясь с той злобой, что испытывал ко мне. Мало того, что я уничтожила его как госслужащего и в тюрьму засадила, так уже дважды отразила жалкие попытки потянуть меня за собой. Его цирковой адвокат сцепился в словесной схватке с инструктором–кинологом. А мой защитник открыл дипломат и стал укладывать в него копии закрытого дела. ФСБшник стоял один, отперевшись о дверной косяк, и задумчиво смотрел на всё происходящее. Я подошла к нему.
– Спасибо! – тихо сказали мои губы.
– За что, лейтенант?
– Вы же не видели собаковода за моей спиной…
– Там было темно. Я не знаю, что видел!
Отлепившись от косяка, он кивнул мне и покинул зал. Я смотрела ему вслед и была благодарна. Он, может быть, и был мужланом, сложно принимавшим женщин в ряды военных, но его поступки были мужскими, а это вызывало уважение.
– Госпожа, раз мы сегодня выиграли суд, то позвольте сделать Вам подарок, – внезапно произнёс мой адвокат.
– Это я должна Вам подарки дарить в знак благодарности за победу.
– Пойдёмте со мной!
Вы вышли из здания суда на тёплый летний ветерок, и с наслаждением вздохнув, я расстегнула верхнюю пуговицу на кителе.
У тротуара метрах в сорока стоял фургон министерства внутренних дел с затемнёнными стёклами. Из кабинки вышел знакомый мне капитан, который однажды помог избавить центр от дочери морского офицера. Я поняла, что это были ребята из отдела по борьбе с наркотиками, бывшие подчинённые моего супруга.
Я улыбнулась, предположив, что офицер пойдёт мне навстречу, но, отдав мне честь, он свернул к кузову и распахнул скрипучую дверцу. Через пару секунд из фургона спустился… мой муж, подполковник министерства внутренних дел, бритый, постриженный, в гражданской одежде.
«Я сделал, как Вы велели – потолковал с замом генпрокурора и дело о насилии закрыли. Подполковник свободен, бумаги ушли в секретный архив, официальная версия: отлучался от службы по причине болезни», – промолвил адвокат, но его речь звучала фоном. Я смотрела на мужа, идущего ко мне – того, кого не видела много месяцев, в чьём заключении винила себя, но которого смогла спасти и защитить от штампа о судимости, несмотря на то, что это всем казалось неосуществимым. Мои глаза были наполнены слезами, а вскоре их ручейки хлынули по щекам, и я побежала навстречу ему, а, поравнявшись, прижалась к дорогому телу и разрыдалась на мощной груди.
– Подполковник, мы ещё понадобимся Вам? – спросил капитан.
– Езжайте по своим делам! Я останусь с женой! Исполняйте приказ! – прозвучал уверенный голос супруга, который я не слышала уже очень давно, и, которому, на тот момент, была безумно рада.
Глава 50. Возвращение хозяина
– Я так скучала по тебе, – сказала я, схватив мужа за щеки. – Ты даже не представляешь, что мне пришлось пройти, чтобы... – запнулась я, понимая, что и он прошёл через ад. – Поехали скорей домой!
Супруг смотрел мне в глаза растерянным взглядом, как будто ему было сложно подобрать слова. Я понимала его, а потому не давила, и была счастлива, что период ретроградного Меркурия в моей жизни подошёл к концу.
– Съездим в центр! Хочу посмотреть, как там дела, – наконец–то вымолвил он.
– Там всё хорошо, дорогой! Я уверяю тебя. Я сохранила наше учреждение и даже развила его функциональность. У нас новые клиенты, спонсоры, партнёры. Мы побеждали на выставках и в соревнованиях. Я всё покажу тебе завтра, а сегодняшний день хотела бы провести с тобой наедине в нашей квартире.
– Хорошо, – спокойно ответил подполковник, чем несколько смутил меня: я ожидала сопротивления своей идее, ведь муж всегда был карьеристом и вряд ли предпочёл бы меня работе.
Я села за руль, а он устроился рядом. В дороге мы ехали молча, не зная, что говорить друг другу. Мне казалось, что если я спрошу его о СИЗО или задам вопросы о здоровье, он вспыхнет, как пропитанный керосином фитиль. Хвастаться своими достижениями и тем, что я победила врагов, казалось мне так же рискованным. Мне думалось, что муж сердился на меня за всё, что случилось, а помня его вспыльчивость, я старалась быть осторожной. Мне не хотелось скандала в первый же день его возвращения. Сказать по правде, лейтенант, я ощущала напряжённость, пока вела автомобиль. Время от времени я смотрела на супруга, разглядывавшего дорогу, будто мы ехали по ней впервые. Его брови были сведены в каком–то глубоком отчаянии, а во взгляде читалась печаль и странная детская грусть. Я вспоминала себя, освобожденную из колонии: мы тоже ехали в машине с мужем, а я не верила своим глазам, вновь видевшим полёты птиц, людей на тротуарах, здания и светофоры. Мне вспомнилось, как я ловила ладонью ветерок в приоткрытом окне и наслаждалась волей. Правда, в душе моей тогда таилась ненависть ко всем. Вот я и беспокоилась, что супруг ощущал ту же темень.
– Милый, сегодня такой приятный тёплый день. Может, ты приоткроешь окно и насладишься летним воздухом? – улыбнулась я мужу.
– У меня медкомиссия послезавтра, – резко заговорил он на другую тему.
– Я знаю, что твоё здоровье укрепляется. Ты пройдёшь все тесты! Я уверена! Вернёшься к работе и снова получишь права. Всё будет хорошо, родной, – сказала я, положив руку ему на бедро.
Супруг промолчал и снова ушёл в свой внутренний мир.
Приехав домой, я принялась готовить, а мужа отправила в расслабляющую ванну. Когда он вышел из душевой, на столе уже ждало его любимое блюдо: отбивная с жареным картофелем – беспроигрышный вариант, от которого он никогда не отказывался. Одетый в банный халат, он молча взялся за еду. Супруг редко позволял себе расхлябанный вид, а за столом обычно сидел в рубашке и брюках, поэтому его «свободный» стиль слегка удивил меня, но я списала сие на послетюремную апатию.
– Другой еды нет? – отшвырнул он любимое блюдо.
– Но… ты всегда любил картошку с мясом.
– Сделай омлет или подай что–то другое! – скомандовал муж мне, точно кухарке, но, несмотря на то, что меня покоробил его тон, я приступила к поручению.
Взбалтывая яйца, я вновь вспоминала себя после тюрьмы: те же капризы, тот же недовольный тон, та же раздражённость в голосе. «Эффект бумеранга», – как однажды сказал мой супруг, – его отношение ко мне было отражением моей давней ненависти к нему. Я ведь тоже винила мужа в выкидыше и в том, что бросил меня в колонии. Теперь настал его черёд ненавидеть меня за то, что стала причиной его попадания в СИЗО. Поднося омлет мужу, я увидела, как он уплетал картофель с отбивной. Мне показалось это издёвкой, и, возмутившись про себя, я стукнула тарелкой о поверхность стола.
Подняв на меня взгляд, супруг спросил:
– Кто заменяет меня в кинологическом центре?
Убеждённая в том, что подполковник знал о положении дел в нашем учреждении, я сильно удивилась такого вопросу. Присев на свой стул, я начала объяснять, чуть прокашлянув от волнения:
– Милый, я думала, ты в курсе, что…
– В курсе чего? – сменил он тон на грозный.
– Я же писала тебе письмо, в котором сообщала, что временно веду дела сама.
– Ты что, меня подсидела? – поднял голос муж, а я сжала блузку на груди, слегка вспотев от нервного напряжения.
Я много раз представляла этот разговор, но никогда не думала, что он начнётся именно так. Помня, что говорили мне о состояние здоровья подполковника, я догадалась, что он просто забыл.
– Дорогой, ты перевёл мне акции, ты же помнишь? На тот момент было крайне важно избавиться от твоей бывшей жены и взять правление центром в собственные руки, ведь никто другой, кроме нашей семьи не боролся бы за процветание и безопасность дела.
– От какой угрозы ты обеспечивала безопасность бизнесу? – сурово свёл брови супруг.
– Когда ты долго отсутствовал, и никто не мог назвать весомых причин, люди стали уходить из центра. Мы начали терять всё то, что строили. Правления как такового не было, и это стало приводить к разобщённости между нашими акционерами. Сотрудники страдали от неопределённости. Клиенты не могли довериться нам, и я…
– Кто брендом руководит? – не дослушал муж до конца.
– Я начальствую над брендом и над госсектором.
– То есть ты решила занять моё место полностью? Выжить меня из моего же дела? – укоризненно спросил подполковник.
– Я решила спасти твоё дело! Или у тебя были лучшие кандидатуры на эту роль?
Муж молчал, но его ноздри недовольно раздувались. Я присела на корточки у ножек стола и обняла супруга.
– Пойми меня, любимый, – это было похоже на корабль, чей капитан внезапно пропал. Если бы я не встала за штурвал, мы бы не выстояли бури.
– Ты молодец… – начал муж, похлопав ладонью меня по спине, а я подняла на него глаза, счастливая от похвалы из его уст. – Ты молодец… уже потому, что сумела не развалить всё то, что я так кропотливо строил, – пренебрежительным тоном докончил он фразу.
Я резко встала и упёрлась руками в бока. Моё терпение кончалось, и я едва совладала с собой.
– Почему так сложно просто похвалить жену за то, что она справилась? – насупилась я в негодовании.
– Справилась с чем? – поднялся со стула супруг. – С тем, что центр сохранила? Это была твоя задача! – повысив голос, тыкал он пальцем в моё лицо. – Ты была обязана сделать это после того, как я…, – он запнулся.
– Ну, продолжай! Как ты отсидел больше года в СИЗО за то, что отомстил за поруганную честь жены? Жены, которая тебе одни проблемы создаёт? Ведь если бы она слушала тебя, ничего бы не было? Так? Ты это хочешь сказать? – громким голосом оттараторила я.
– Я не виню тебя в том, что случилось, – тихо сказал супруг и снова сел на стул.
– Винишь! Я это знаю, подполковник. Ты винишь меня во всём, что не так в твоей судьбе.
Муж кашлянул, словно завершая тему этим резким звуком.
– Ладно. Справилась, и хорошо! – снисходительно сказал он. – Теперь я вернулся, и как только медкомиссия одобрит моё возвращение к рабочим делам, я возьму обратно в свои руки и правление, и акции. Ты вернёшься в кресло руководителя бренда, и всё встанет на свои места.
После этого умозаключения муж продолжил трапезу в тишине. Я сидела напротив, но не ела. У меня не было аппетита. Я смотрела на него и испытывала горечь на душе. Горечь настолько сильную, что она разъедала стенки моего желудка и жгла изжогой изнутри. Да, я, конечно, помнила, что обещала вернуть супругу его центр, что занимала его место временно и что акции он перевёл мне намеренно… Помнила, но за эти месяцы я серьёзно выросла, как личность и как начальница. Я сломала себя и построила заново, как новое крепкое здание и обломков былого. Из своего характера я вытащила кирпичи чрезмерной мягкости и доброты. Зато добавила уверенность, решительность и справедливость. Я научилась балансу между жёсткостью и отзывчивостью в общении с подчинёнными, хитростью и открытостью в общении с клиентами, принципиальностью и компромиссами в общении с акционерами. Мне нравилась моя руководящая должность, как в бренде, так и в госсекторе центра, я любила своё учреждение и ценила каждую медаль ищеек, которых мы тренировали. Я не могла смириться с осознанием того, что наступило время возвращать всё это мужу. Казалось бы, я давно уже могла настроиться на это, но морально подготовиться так и не вышло.
Весь вечер супруг провёл у телевизора, смотря какой–то матч и попивая квас. Я занималась домом, но была где–то далеко – в своих тревожных, нерадостных мыслях.
Перед сном, я отправилась в душ. Купалась я тихо, стараясь не плескать водой по кафельной плитке. Даже не знаю почему: то ли боялась усилить шум своих размышлений, то ли улавливала напряжение, исходившее от мужа, и старалась его не обострять. По моим волосам, плечам и телу струилась тёплая вода. Я закрыла глаза и приподняла голову вверх навстречу струйкам. Мне стало забавно от их щекотливых щелчков по щекам, и я улыбнулась. А ещё... я подумала, что муж, наверное, ждёт тепла, прикосновений и интимной близости – ритуала возвращения в себя, в квартиру, в меня. Я даже ощутила его руку на своей пояснице и услышала тихое: «ложись». Как раньше.
Однако когда я вышла из душевой, то обнаружила его в постели, отвернувшимся лицом к стене. Одеяло было натянуто до ушей, как будто подполковник мёрз, а его плечи были зажаты, как у ребёнка, не желавшего говорить. Я подошла к кровати на цыпочках и легла рядом с супругом. Его спина судорожно поднималась при каждом вдохе. Он то ли делал вид, то ли, правда, спал.
Я смотрела на мужа и вспоминала, как мне было холодной одной всё это время, и как я мечтала снова прижаться к нему. Но рядом со мной лежал какой–то чужой человек, и чувство одиночества было гораздо сильнее, чем в те ночи, которыми я его ждала.
Наутро мы отправились в кинологический центр. Я жутко волновалась реакции супруга на те изменения, что мы претерпели. Ещё вчера я позвонила в отдел кадров и предупредила о появлении подполковника на работе.
Уже на тренировочном поле нас встретил персонал и некоторые акционеры. Все были рады возвращению супруга, хотя во взглядах большинства читался вопрос: кто останется у штурвала центра – я или бывший капитан? Довольный подполковник уверенно жал руки в знак благодарности за добрые слова. Решивший навестить питомцев, он задержался на поле с инструктором–кинологом, а я поднялась в приёмную на втором этаже.
– Итальянский акционер ко мне не захаживал? – спросила я у секретарши с лёгким беспокойством, ведь мне показалось странным, что его не было среди встречавших мужа.
– Вчера он появился на пороге и хотел обсудить с Вами новую выставку, но я сообщила, что Вас не будет, ведь подполковник вернулся домой.
– Сейчас он у себя? – кивнула я в сторону зала акционеров.
– Вроде бы так. Только… – она запнулась, глядя в сторону, – он был какой–то… не в себе.
– Что–то случилось? – испугалась я нежданных проблем. – Чем синьор не доволен?
– Похоже, что возвращением Вашего супруга, – неожиданно сказала секретарша, покраснев от стыда. – Когда он услышал от меня последние новости, то вышел из приёмной мрачный и задумчивый. Даже попрощаться забыл. По–моему, он приревновал.
– Ревность уместна там, где есть роман, – сказала я холодно, встретившись с ней взглядом. – В рабочих отношениях это не ревность, а, скорее, Ваша излишняя фантазия. Постарайтесь держать её под контролем.
– Так точно, – пролепетала она, опустив глаза.
Я знала, что иностранец был ко мне неравнодушен, но мне не нравилось, когда об этом говорил кто–то ещё. Особенно теперь, когда вернулся муж.
Подправив причёску, я постучалась в акционерный зал.
– Войдите! – одобрил мой визит итальянец.
Он сидел за столом у окна и, как обычно, копался в куче документов. Я подошла поближе и, отодвинув стул, уселась напротив.
