– С чего Вы взяли?
– С его же уст. Подслушала. И уверена в том, что говорю как никогда.
– Будет надёжнее, если я для начала с соседкой переговорю.
– Она всё будет отрицать, боясь, что и сама пойдёт под суд за дачу ложных показаний. Куда эффективнее будет поговорить с заместителем. Генпрокурор доверяет ему, а потому послушает совета и закроет дело, которое, так или иначе, затребует его участия в очередном скандале.
– Но у нас нет существенных доказательств того, что соседка лгала.
– В комнатах допроса есть видеокамеры. Мужчина в очках захочет помочь моему мужу, – сыну его усопшего друга, – и с удовольствием посмотрит их с Вами. А когда убедится во всём, то заставит генпрокурора закрыть это дело, ведь иначе последнему светят статьи за превышение полномочий, нажим на свидетеля и подтасовку доказательств. А я уверена, что и соседка, и министр МВД подтвердят причастность генпрокурора к давлению на свидетеля. Соседка – из страха быть осуждённой, чиновник – из мести.
– Хорошо, я продумаю, как это сделать…, – растерянно протянул адвокат. – Вы поэтому настаивали на отсрочке суда? Собирали улики против министра и генпрокурора.
– Почти! В мои планы входило прищучить чиновника и шантажом заставить забрать заявление. Но вышло куда удобнее.
– Простите. Я был несправедлив к Вам, считая, что Вы оставили мужа в СИЗО из собственных интересов.
– Неважно! Вы не первый и не последний, кто оскорбляет меня зазря. Однако искупить вину Вам будет позволено, если поможете мне ещё в одном деле.
– В каком? – напряжённым тоном спросил адвокат.
Я рассказала ему в подробностях о том выстреле, что сделала в подвале на дачном участке чиновника. Рассказала без прикрас и безо лжи, и честно призналась, что в последнюю секунду намеренно пустила пулю ему в пах. Юрист внимательно выслушал, а после пообещал помочь, защищая в суде, хоть это и не было его профильным делом.
Через неделю мне действительно пришла повестка, а уже в конце месяца я прибыла в гарнизонный военный суд округа. Зал был душным, с низким потолком, облупленной штукатуркой и запахом пыльных ковров, расстеленных повсюду. Я находилась за столом подсудимых в форменном кителе, с военной осанкой, холодным взглядом и сцепленными кистями рук, чтобы никто не видел, как дрожали пальцы. Рядом сидел защитник, и от его присутствия было полегче. Напротив нас разместились министр со своим адвокатом, разодетым точно на бал, а не в суд. Лицо чиновника было багровым, глаза – прищурены, губы – изогнуты злобной чертой. Трибуну возглавляла женщина–судья, лет пятидесяти, со стянутыми в хвост волосами и сухим голосом, вызывавшим острое желание оправдаться, даже если ты ничего не сделал.

– Судебное заседание объявляется открытым, – монотонно сказала она, и меня прошиб влажный пот.
– Ваша честь, – начал адвокат министра, аккуратно поправляя воротник–жабо своей рубашки. – Подсудимая, лейтенант МВД, при задержании министра МВД совершила выстрел в паховую область моего клиента. По её словам, это был опережающий выстрел – якобы во имя сохранения жизней. Однако мой подзащитный, ранее обвинённый в сексуальном насилии над лейтенантом, чья вина так и не была доказана, – считает, что выстрел был нанесён намеренно, с целью причинения тяжкого увечья, без каких–либо законных оснований. Это не самооборона, а акт насильственной личной мести, замаскированный под правомерные действия, что нарушает нормы, как Уголовного, так и дисциплинарного кодексов.
– Странно, что Ваш подзащитный, невиновный в сексуальном насилии над лейтенантом, счёл её выстрел в пах умышленным. Не уловлю мотива женщины без оснований стрелять ниже пояса, – пробормотал мой адвокат, как будто невзначай, но я поняла, что эти слова должны были проникнуть в голову судьи уже с самого начала.
– Если Вам есть, что сказать в защиту подсудимой, то говорите, опираясь на факты, – грозно сказала судья.
Мой адвокат поднялся:
– Все материалы дела, включая баллистическую экспертизу, подтверждают, что именно министр открыл огонь первым. На теле моей подзащитной медэкспертизой было зафиксировано осколочное ранение от выстрела. Подсудимая действовала в рамках закона, отражая реальную угрозу жизни – своей и сотрудника ФСБ, находившегося в том же помещении. Мы ходатайствуем о признании её действий правомерной самообороной в условиях крайней необходимости.
Судья кивнула.
– Приступим к допросу потерпевшего.
– Я находился у себя в дачном доме, – начал он хриплым, мерзко бархатным тоном. – Подвал – это часть жилой территории. Я услышал шум оттуда, взял охотничье ружьё и спустился вниз. Убедившись, что в подвале кто–то был, я направил оружие без намерения стрелять. В полумраке мне было сложно разглядеть ФСБшника. Внезапно за моей спиной возникла подсудимая и прокричала что–то неразборчивое. Я развернулся и, даже не видя кто это был, выпустил пулю. Она же стрельнула мне в пах, хотя за секунду до этого целилась в плечо. Это не защитный выстрел, Ваша честь, а карательная расправа.
– Так почему Вы выстрелили первым? – подняла брови судья.
– Реакция на незваных гостей. Я испугался. Это не было нападением. Я просто хотел защититься.
– Подсудимая, встаньте.
Я встала, и колени чуть не подкосились, но я удержалась на ногах.
– Опишите произошедшее, – сказала судья.
– Я проводила спецоперацию. Была получена информация о незаконном хранилище культурных ценностей на территории министровой дачи. Обладая статусом временного руководителя опергруппой ФСБ с разрешением действовать по усмотрению в непредвиденной ситуации, я не стала ждать ордера и, проникнув в дом, спустилась в подвал. Тем временем министр нацелил дуло ружья в грудь офицеру ФСБ. Угрожая убийством, чиновник снял оружие с предохранителя, и в этот момент я вышла из укрытия, приказав ему не двигаться. Однако, ослушавшись приказа, он, резко обернулся и выстрелил в меня. Пуля задела мне руку выше локтя, но я не растерялась и отреагировала в долю секунды.
– Вы сказали, что министр угрожал офицеру ФСБ. Как незнакомцу, пробравшемуся в дом или как человеку узнанному им?
– Министр прекрасно знал, с кем разговаривал. Да, в подвале было темно, но горело какое–то тусклое бра, позволявшее вполне разглядеть собеседника на близком расстоянии. К тому же разговор между мужчинами начался ещё до того, как я спустилась вниз. Именно на приглушённый звук их голосов, я и пошла в подвал. Последние слова чиновника были такими: «Мой давний друг – ты не оставил мне выбора!».
Судья недовольно вздохнула, взглянув на обвинителя.
– Почему именно пах? – спросил министров адвокат, театрально откинувшись на спинку стула. – Слишком уж… точно.
– Я держала на мушке плечо чиновника, но когда он развернулся и выстрелил, задев меня пулей, я дёрнулась от боли и сбила прицел.
Судья кивнула, а я чувствовала, как мои щёки пылают. В зале повисло напряжение, и я молилась, чтобы мне поверили.
– Заслушаем свидетеля. Офицер ФСБ, войдите в зал!
Силовик вошёл в помещение, встав перед нами ровно, как доска. Его голос был твёрдым и нарочито объективным.

– Подтверждаю, что министр навёл на меня ружьё. Я потянулся к кобуре, но он заметил это и щёлкнул предохранителем. Появилась лейтенант МВД и приказала ему остановиться. Он прекрасно слышал женский голос, но всё–таки выстрелил в неё. Буквально в ту же секунду она пустила пулю в ответ. Благодаря такой реакции, мы оба живы.
– Что Вы делали на даче обвинителя? – резонно спросила судья.
– Я вёл дело по нелегальной торговле картинами. Он был главным подозреваемым, и я поставил пару ребят следить за ним и прослушку установить. Всего за несколько дней до спецоперации мне поступила информация от них о том, что круизный лайнер будет «пустым», а вот оригинал старинного гобелена министр во время отплытия судна, запрячет в подвале на дачном участке. Я туда и отправился, а ордер был в процессе подготовки, только на руки я его получить не успел. Мои ребята из опергруппы должны были ордер доставить на место, но они там так и не показались, умышленно бросив меня в опасности.
– Выходит, опергруппа Вас предала?
– Они уже под трибуналом, Ваша честь!
Адвокат министра поморщился и задал вопрос:
– Господин, офицер ФСБ, из деталей дела мне известно, что Вы стояли в углу во время выстрелов, а подсудимая стреляла из дверного проёма. Министр же, стоял посередине, между Вами и ей. Насколько детально Вы наблюдали перестрелку?
– Чиновник повернулся ко мне спиной во время выстрела в лейтенанта, тем самым загородив обзор. Я лишь услышал выстрел пистолета, а затем он рухнул на пол, схватившись за пах.
– Выходит, Вы не видели, как и куда целилась подсудимая?
– Не видел. Но логически рассуждая, вздрогнув от боли, она могла уйти прицелом ниже. Да и темно там было! Помните, что всё это заняло доли секунды.
Я понимала, что честные показания силовика серьёзно урезали мой шанс выйти из зала суда невиновной. Ведь как получалось? Свидетелей стрельбы больше не было. Значит, судье предстояло решить, кому же поверить: слову министра или моему.
«Следующий свидетель – инструктор–кинолог», – пригласила судья участника, бесполезного для заседания, ведь он пришёл минутой после выстрелов.
В зал вошёл наш верный собаковод. Он посмотрел на меня, и я как будто бы узрела зеркало в его глазах. В его отражение на моём лице читалось отчаяние.
– Как Вы оказались в подвале? – спросила судья.
– Лейтенант МВД поручила мне вызвать техников, потому как наша собака Титан унюхала тайники под полом в гостиной. Сама начальница услышала голоса из подвала и пошла туда одна. Переживая за неё, я спустился на цоколь, как только вызвал технарей из ФСБ.
– Скажите, Вы видели выстрелы?
– Я шёл по коридору, и сначала услышал предупредительный крик лейтенанта. Потом была вспышка, вызванная выстрелом из ружья. Затем начальница выпустила ответную пулю из пистолета.
– Вы видели, куда она целилась?
Инструктор–кинолог взглянул на меня, а затем сглотнул.
– Да, видел, я находился за её спиной, буквально в паре шагов от проёма. Моя начальница целилась в... него, но уже после... первого выстрела, задевшего её руку, – соврал собаковод, чуть заикаясь.
– Изъясняйтесь отчётливее, «в него» – это куда? В какую часть тела?
Мужчина растерялся, не понимая, что должен сказать, чтобы помочь.
– Ваша честь, Вас когда–нибудь ранили? – решила я дать ему подсказку. – Сила летящей пули, даже слегка задевая за кожу, вызовет боль и отдёрнет назад. Я выстрелила наугад!
– Я не спрашиваю Вас об этом, подсудимая! Проявите уважение в зале суда! На данный момент допрашивается Ваш кинолог, а не Вы.
– Прошу прощения! – сказала я.
– Итак, Ваша начальница смещала прицел намеренно или ненамеренно?
– При ранении она совершила резкое движение торсом, сбившись с прицела, но осознавая опасность положения, собралась и выпустила пулю, кудя пришлось, чтобы обезвредить опасного преступника. Это моё видение ситуации, – резко ответил собаковод.
– Мужчина врёт, его там не было, – тяжёлым голосом сказал министр.
– Вы корчились от боли на полу. Я сомневаюсь, что Вы были способны здраво оценить ситуацию, - ответил ему собаковод.
– Господин, офицер ФСБ, Вы готовы подтвердить присутствие кинолога в подвале? – спросил адвокат силовика.
Тот поводил поджатыми губами то вверх, то вниз, а после приврал:
– Мне было плохо видно, но да, за лейтенантом стоял ещё один силуэт.
– Враньё! – выкрикнул министр, подавшись телом вперёд, чуть не свалившись с коляски. – Когда собаковод пришёл в подвал, то спросил о произошедшем, а эта стерва сказала ему медиков звать. По–Вашему, госпожа судья, свидетель, видевший всё, будет спрашивать участников о том, что случилось?
– Да сам, только и делаешь, что врёшь! – сорвался инструктор–кинолог. – Ты ястреб, клюющий своих жертв. Ты нашу собаку, Лесси, отравил – мстительная ты тварь! Центр в упадок привёл, зарплаты нам занижал, над начальницей издевался. Да жаль, что тебя вообще не пристрелили! Хотя так даже лучше, не мужику мужские причиндалы не нужны!
– Инструктор–кинолог, держите себя в руках! – повысила голос судья и постучала молотком о подставку, заставляя всех замолчать.
– Свидетели перестрелки, вам известна статья за ложные показания? Вы не хотите отказаться от своих слов, пока не поздно?
– Нет! – рявкнул собаковод, а силовик покачал головой.
– Суд удаляется в совещательную комнату, – объявила судья и нас тоже развели по разным коридорам.
– Думаете, получится избежать наказания? – с надеждой взглянула я на адвоката.
– Наказан должен быть министр, а не Вы. Женщин нельзя судить за то, что над ними надругались. Я понимаю Ваши мотивы. И судья понимает. Нам повезло, что сегодня это – женщина. Я не зря намекнул ей о том, что факт насилия просто был не доказан, но это не значит, что насилия не было. Женщина поддержит женщину. Всё, что ей нужно сделать: подшить к своей поддержке аргументы и показания свидетелей.
Через двадцать минут нас снова собрали в комнате заседания.

– Суд постановил, – произнесла судья тяжёлым тоном, и я оторвала каблуки от пола, приподнимаясь на носки, перенеся всё напряжение тела на кончики пальцев, – признать действия лейтенанта МВД правомерными. В этих действиях усматриваются признаки необходимой самообороны при отражении внезапного вооружённого нападения, представлявшего реальную угрозу жизни и здоровью как самой подсудимой, так и сотрудника ФСБ, находившегося с ней в помещении. В возбуждении уголовного дела по умышленному нанесению тяжкого вреда здоровью отказать. Заседание окончено.
Я выдохнула и вновь опустилась на стопы ног, освобождённая от напряжения и обвинения в свой адрес.
Министр недовольно мотал головой, почти не справляясь с той злобой, что испытывал ко мне. Мало того, что я уничтожила его как госслужащего и в тюрьму засадила, так уже дважды отразила жалкие попытки потянуть меня за собой. Его цирковой адвокат сцепился в словесной схватке с инструктором–кинологом. А мой защитник открыл дипломат и стал укладывать в него копии закрытого дела. ФСБшник стоял один, отперевшись о дверной косяк, и задумчиво смотрел на всё происходящее. Я подошла к нему.
– Спасибо! – тихо сказали мои губы.
– За что, лейтенант?
– Вы же не видели собаковода за моей спиной…
– Там было темно. Я не знаю, что видел!
Отлепившись от косяка, он кивнул мне и покинул зал. Я смотрела ему вслед и была благодарна. Он, может быть, и был мужланом, сложно принимавшим женщин в ряды военных, но его поступки были мужскими, а это вызывало уважение.
– Госпожа, раз мы сегодня выиграли суд, то позвольте сделать Вам подарок, – внезапно произнёс мой адвокат.
– Это я должна Вам подарки дарить в знак благодарности за победу.
– Пойдёмте со мной!
Вы вышли из здания суда на тёплый летний ветерок, и с наслаждением вздохнув, я расстегнула верхнюю пуговицу на кителе.
У тротуара метрах в сорока стоял фургон министерства внутренних дел с затемнёнными стёклами.