Наутро я чувствовала слабость после вчерашнего насыщенного дня. Я проснулась от запаха кофе, тянувшегося с кухни. Обычно муж не утруждал себя такими мелочами и ждал, когда на стол накрою я, ведь это было «не его мужское дело». Вот я и удивилась, услышав стук ножа по разделочной доске и шипение масла на сковородке. Медленно встав с постели, я набросила пеньюар и босая вышла на кухню.
– Присаживайся, – сказал он миролюбиво, заметив меня в проёме. – Я завтрак решил приготовить, пока ты спишь.
Сконфуженно заправив волосы за уши, я подошла к столу, но взгляд невольно зацепился за ведёрко с мусором, в которое полковник бросал яичную скорлупу. Среди помоев лежали мои прекрасные розы – помятые, с обломанными стеблями.
– Зачем ты это сделал? – спросила я, дрогнувшим от огорчения голосом.
– Что именно? – обернулся муж, взглянув на меня удивлённо, будто не понимал, о чём шла речь.
– Ты выкинул мой букет.
Всмотревшись в ведро, он равнодушно пожал плечами, то ли и правда ничего не помня, то ли играя в забывчивость.
– Не припомню такого… может, ты сама выбросила и забыла?
Я промолчала, не зная, что сказать в ответ, поверить или сделать вид, что верю.
Муж разделил яичницу на нас двоих и пополнил чашечки кофе.
– Скажи, а заходил ли к нам вчера капитан из отдела по борьбе с наркотиками? – решила я проверить, что он запомнил со вчерашнего вечера.
– Да. Посидели, выпили, баб обсудили.
– Каких ещё баб? – удивилась я, зная, что обычно он так не говорил о женщинах, да и обсуждать их не любил.
– Да я уже не помню! Каких–то… а о чём ещё разговаривать? – отмахнулся супруг.
– Мне казалось, он хотел поздравить тебя с повышением. С погонами полковника и назначением координатором всех кинологических центров города, – осторожно продолжила я.
– Ах, ты об этом?! Пустяки, чтобы время тратить на беседы о них!
– Вот как? – вырвалось у меня.
– Ешь с хлебцем, так сытнее, – протянул он мне ломоть. – И вообще, я понял, что не стоит из–за этого нервничать. Ты просто вернёшь мне мои акции – и всё. Раньше я был всего лишь начальником кинологического центра, а теперь стал координатором своего же учреждения при МВД, а это рангом выше. С контрольным пакетом я верну возможность влиять на оперативную работу в центре. Выходит, у меня будет полная власть – и внутри, и снаружи.
Я поперхнулась яичницей, услышав его рассуждения.
– Спокойно, милая, не торопись, когда ешь, – похлопал он меня по голой ляжке под столом.
– Но… как же ты будешь руководить собственным кинологическим центром, и курировать остальные в столице?
– Найму помощника. Сегодня только первый день на моём новом посту. Разберусь со временем. Тебе нравится завтрак?
– Да, очень вкусно. Спасибо, – задумчиво ответила я мужу.
Супруг был прав: в должности куратора при МВД он получал над центром политический и силовой контроль – доступ к любым директивам и влиянию сверху, а также право лоббировать свои решения. А обладая ещё и контрольным пакетом акций, он мог вмешиваться в каждодневную оперативную работу центра – руководить людьми и собаками, одобрять или сворачивать проекты. Он мог одновременно ставить себе задачи и сам же их исполнять. Без малейшего противовеса. Абсолютная, почти тоталитарная власть. В тот момент я ясно поняла: дело было уже не столько во мне, сколько в самом центре. Страдая сосудистой деменцией, муж был не в состоянии тянуть на себе все центры в городе и управлять своим учреждением. В конце концов это привело бы к неминуемому краху нашего центра. А значит, нужно было срочно вступать в игру – и сделать мягкий, женский ход, который мы с итальянцем и обсуждали накануне.
– Будет замечательно, милый! – наигранно улыбнулась я. – Тогда нам никто не будет угрозой, кроме, конечно, министра МВД и Генпрокурора, которые по–прежнему могут вносить свои корректировки, но только в случае крайней необходимости.
– Да, им до центра дела нет в спокойное время! – довольно кивнул он в знак согласия, с аппетитом уплетая завтрак. – Я тут подумал… не возражаю, чтобы ты и дальше называлась начальницей центра. Юридически я не смогу быть и координатором, и руководителем одновременно, поэтому по документам управленцем будешь ты. Но у меня будут акции и влияние, этого хватит, чтобы держать всё в руках.
– Спасибо, дорогой. Надеюсь, ты позволишь мне вносить некоторые правки как руководителю?
Муж посмотрел мне в глаза и легко улыбнулся.
– Конечно! Только согласованные со мной. И только в том случае, если избавимся от итальянского акционера. Его новшества столкнут центр в яму.
– И как ты собираешься это сделать – избавиться от него?
– Придумаю, как только получу назад свой контрольный пакет, – холодным голосом ответил он, понимая, что я была против. – Меня больше волнует... Ты ведь не собираешься зажать мои акции, любимая? – прозвучала нотка иронии в его голосе и он с подозрением взглянул он на меня.
– Конечно, я верну их. Только надо подождать.
Он с грохотом бросил вилку на тарелку, и я напряглась всем телом.
– Подождать чего?
Я глубоко вдохнула и начала свою шахматную партию:
– Прости, но я подслушала твой разговор с министром, – призналась я, не поднимая взгляда.
– Ну, это на тебя похоже. И что?
– Он – бывший ФСБшник, мужчина принципиальный и краеугольный. Он не будет идти на компромиссы, и пытаться войти в чьё–либо положение.
– К чему ты клонишь?
– Министр не потерпит, если ты сразу же начнёшь возвращать себе рычаги власти. Если я передам тебе акции прямо сейчас, он может решить, что ты игнорируешь его приказ, а он ведь пошёл на уступку и не списал тебя на пенсию. Задетый за самолюбие, он может сорваться и вовсе отстранить тебя от службы в МВД. Но через три месяца у тебя будет повторная медкомиссия. Ты пройдёшь её с лёгкостью, если не станешь пренебрегать лечением. Возвращение водительских прав будет знаком, что твоё здоровье стабильно, что ты восстановился и освоился на свободе после СИЗО. К тому же, работая на новой должности всё это время, ты докажешь, что честно исполнил министрову волю. Тогда, передача акций не будет выглядеть как вызов, а как спокойный переход. ФСБшник не придерётся, не оскорбится и не поднимет шум.
Я вышла из–за стола и села на колени к мужу.
– Милый, я на твоей стороне, – взяла я в ладони его лицо. – Акции я верну. Просто нужно немного времени, чтобы всё утряслось. Сейчас твоя позиция слишком шаткая. Надо подождать, когда она снова окрепнет.
Он тяжело вздохнул и задержал на мне задумчивый взгляд, а после потянул за пояс моего пеньюара. Материя раскрылась, и муж стянул её с моих плеч, оставив меня в одной комбинации. Встав, усадил меня на столешницу, а его пальцы коснулись моей ступни, мягко массируя её.
– Ты сама, как лепесток красивой розы – нежная, хрупкая, с бархатной кожей, – сказал он, водя кончиком носа у меня по щеке.
– А ты такой сильный, – ответила я, крепко сжав его бицепсы, – как стебель этой розы: твёрдый, местами колючий, но всё равно дающий жизнь цветку.
Ладонь супруга скользнула вверх по щиколотке, по икре, выше – до самого бедра. Я затаила дыхание. Он прижался губами к моей шее, оставляя на ней следы от влажных поцелуев.
Через пару минут муж вошёл в меня страстно и властно. Я скрестила руки вокруг его шеи и принимала в себя крепкий член, одновременно вспоминая слова врача из медкомиссии об эрекции полковника: приподнятое настроение способствовало ей. Только с чего ему быть приподнятым, как только не с того, что муж решил бороться за центр и, продумав план борьбы, воодушевился им.
Кончив во влагалище, он прошептал мне на ухо:
«Верю, что ты на моей стороне, дорогая, и что муж тебе дороже центра. Но, если ты забеременеешь – ещё лучше, ведь ребёнок станет гарантией того, что твоя хитрая головка займётся материнством, а не бизнес–интригами».
Он спустил меня на ноги и, коснувшись губами щеки, покинул кухню. «Продуманный ход – сделать меня матерью и отстранить от дел», – размышляла я, глядя в окно. В глубине души зрела обида за то, что муж рассматривал ребёнка как повод выбить меня из игры, но на тот момент жизни это было не самое главное.
– Вызовите ко мне итальянского акционера. Немедленно! – приказала я секретарше, едва приехав на работу.
Голова просто кипела от мыслей. Муж явно вышел на тропу войны – со всем миром, и со мной в том числе. Он был умным и опытным командиром, и, возможно, раскусил мою хитрость, заодно играя и свои ходы. Ходы, которые были мне очень невыгодны, за исключением одного: ребёнка я действительно хотела.
– Что случилось, синьора? – вошёл иностранец, легко постучав по двери.
– Заприте дверь, – сказала я, опускаясь в кресло.
Он выполнил просьбу и сел за стол напротив.
– У нас есть три месяца до медкомиссии моего супруга. Мне удалось отсрочить передачу акций ровно на этот срок. Нам с Вами нужно срочно выстроить план, чтобы он не получил контрольный пакет никогда. Иначе… – я прижала ладонь к груди, пытаясь перевести дух. – Иначе не останется ни центра, ни нас с Вами, ни всей этой затеи с аджилити.
– Кара миа… Произошло что–то особенно тревожное?
– Сегодня утром он был не в себе. Подозрительно дружелюбный и забывчивый – если только не притворялся. Он якобы забыл, что выбросил… впрочем, неважно, – не захотела я расстраивать акционера рассказом о выброшенных цветах. – Главное, муж уже сел за шахматную доску и просчитал ходы. Он хочет получить полный контроль над центром.
– Именно это мы обсуждали вчера вечером.
– Да, обсуждали. Но тогда я сосредоточилась лишь на возврате акций, упустив, что он теперь куратор всех центров. С контрольным пакетом это даст ему полномочия управлять нашим учреждением как сверху, так и изнутри – наделит тотальной властью.
– Это было довольно очевидно, – осторожно заметил иностранец.
– Очевидно Вам, но не мне! – вспылила я. – Вот такая я недальновидная, если пожелаете!
– Успокойтесь, синьора. Я понимаю, что действовать нужно без промедления. Поэтому я уже взял на себя смелость созвать сегодня в полдень экономический отдел и вашего бизнес–консультанта. Мы определим слабые места центра и усилим их за счёт необходимых новшеств.
– И как нам это поможет? – я сжала виски так крепко, будто они разваливались на части.
– Ваш муж не любит нововведений. Даже не имея акций, он начнёт их саботировать. Это даст нам возможность собрать компромат – зафиксировать, как полковник вмешивается в оперативную работу центра, хотя прав на это не имеет. Предоставив материалы министру, мы сможем добиться официального запрета на передачу акций Вашему супругу из–за конфликта интересов.
– Но муж даже знать об этих новшествах не будет, работая из кабинета МВД. Как он, по–Вашему, сможет вмешаться?
– Синьора, Вы же его жена. Вы должны лучше меня понимать: полковник не пропустит квартального собрания, которое назначено через месяц. А именно там мы и представим эти изменения. И именно с этого собрания начнётся шахматная партия.
– Пальцем в небо…
– Вы верите мне, бэлла миа?
– Пока Вы меня не подводили.
– Вот и доверьтесь ещё раз.
Я покачала головой, словно пытаясь привести в порядок мысли.
– Я не желаю мужу вреда. Что, если Ваша затея сработает, но ФСБшник взбесится и спишет его со службы?
– Если такое случится, это станет наименьшим из зол в нашем случае. Либо «списанный» муж, либо «списанный» центр вместе с аджилити. Выбор за Вами. Вы же здесь и начальница, и жена.
– Жена… Я ребёнка хочу! Вы понимаете это? – сорвалось с меня, а голос дрогнул и вырвался криком. – Если его спишут на пенсию, он этого не выдержит! И я… я не знаю, что будет с его мужским здоровьем, – проговорила я захлёбываясь от эмоций.
Резко поднявшись со стула, акционер налил себе стакан воды из кувшина и залпом осушил его. Тяжко вздохнув, привёл в порядок лацканы костюма и снова сел за стол, не глядя мне в глаза.
– Прошу Вас, синьора, – сказал он строгим, натянутым голосом. – Я не желаю представлять вашу супружескую близость. А Ваши слова… они… они интимные, и мысли в голову идут.
Меня обожгло стыдом и жалостью к влюблённому мужчине.
– Простите, я лишнего ляпнула, – ответив, прикусила я губу. – Но… как же я смогу передать в министерство компромат на собственного мужа, да ещё так, чтобы он об этом не узнал?
– Будем решать проблемы по мере их поступления. А пока займёмся поиском слабых мест центра.
Я кивнула, и итальянец отдал поклон, даже не посмотрев на меня, а после вышел из кабинета.
В полдень я вошла в акционерный зал, где пахло крепким кофе и дорогим мужским парфюмом. За длинным столом уже сидели бизнес–консультант, бухгалтер центра и несколько сотрудников экономического отдела. Кроме итальянца, других акционеров в помещении не наблюдалось, и я с облегчением выдохнула. Чем меньше людей было задействовано во всём происходящем в центре, тем безопаснее для нашей игры в бизнес–шахматы.
Совещание началось с общего обсуждения: мы проверяли текущие отчёты, говорили о зарплатах инструкторов, о плановых расходах и замене автотранспорта для перевозки собак. Несколько минут ушло на обсуждение аренды вольеров и закупок корма – вопросы обыденные, но необходимые.
Когда насущные дела были закрыты, я задала главный вопрос:
– Господа, я хотела бы знать, какая сфера работы нашего центра сегодня буксует и требует развития. Не хотелось бы прозевать проблему, а потом хвататься за голову, не зная, с чего начинать её исправлять.
Акционер взглянул на меня с одобрением, а главный экономист пролистал свои бумаги и, наконец, озвучил:
– По нашим данным, за последние два года число клиентов, которые обучают у нас своих собственных служебных собак, а не арендуют наших, сократилось почти на сорок процентов. Других упущений у центра нет.
– Сорок? – нахмурилась я. – Почему так резко?
Бизнес–консультант сдержанно вздохнул:
– Это общая тенденция. Причина проста: ведомства недовольны тем, что не могут контролировать сам процесс дрессировки. У них нет доверия к центрам кинологии.
– Что Вы имеете в виду под «недоверием»? – уточнил итальянец.
– У владельцев собак есть опасения, что псов обучат не по ведомственным методикам. Прецеденты уже бывали в других кинологических центрах. Хозяева просто не могут присутствовать на всех занятиях – ведь все они служебные лица при исполнении. Им некогда следить за тренировками ищеек.
– Почему же я впервые слышу об этой проблеме? – не сдержалась я.
В беседу вступила бухгалтер:
– Бывший начальник центра, Ваш муж, не считал это серьёзным направлением. Приоритет отдавался аренде уже подготовленных собак. Полковник полагал, что обучать ведомственных псов – дело неблагодарное – они ведь не наши питомцы, и на него не стоит тратить деньги и время инструкторов.
– Понятно, – постучала я пальцами по столу. – Это необходимо срочно исправить. Давайте вместе подумаем, как восполнить это упущение.
– То есть мы теряем большой сегмент рынка из–за отсутствия прозрачности? И никто ничего с этим не делает? – возмутился акционер.
– Верно, – кивнул консультант. – Как уже было сказано, полковник не считал это проблемой. Да и кинологов лишних в центре нет.
– Это легко исправить, – ответил итальянец с лёгкой улыбкой. – В Европе уже давно применяют видеоконтроль тренировочного процесса. Каждая дрессировка фиксируется на камеры, а записи передаются хозяевам. Владельцы могут в любой момент проверить, чему и как учат их собаку. Это укрепляет доверие и устраняет большинство претензий.
– Присаживайся, – сказал он миролюбиво, заметив меня в проёме. – Я завтрак решил приготовить, пока ты спишь.
Сконфуженно заправив волосы за уши, я подошла к столу, но взгляд невольно зацепился за ведёрко с мусором, в которое полковник бросал яичную скорлупу. Среди помоев лежали мои прекрасные розы – помятые, с обломанными стеблями.
– Зачем ты это сделал? – спросила я, дрогнувшим от огорчения голосом.
– Что именно? – обернулся муж, взглянув на меня удивлённо, будто не понимал, о чём шла речь.
– Ты выкинул мой букет.
Всмотревшись в ведро, он равнодушно пожал плечами, то ли и правда ничего не помня, то ли играя в забывчивость.
– Не припомню такого… может, ты сама выбросила и забыла?
Я промолчала, не зная, что сказать в ответ, поверить или сделать вид, что верю.
Муж разделил яичницу на нас двоих и пополнил чашечки кофе.
– Скажи, а заходил ли к нам вчера капитан из отдела по борьбе с наркотиками? – решила я проверить, что он запомнил со вчерашнего вечера.
– Да. Посидели, выпили, баб обсудили.
– Каких ещё баб? – удивилась я, зная, что обычно он так не говорил о женщинах, да и обсуждать их не любил.
– Да я уже не помню! Каких–то… а о чём ещё разговаривать? – отмахнулся супруг.
– Мне казалось, он хотел поздравить тебя с повышением. С погонами полковника и назначением координатором всех кинологических центров города, – осторожно продолжила я.
– Ах, ты об этом?! Пустяки, чтобы время тратить на беседы о них!
– Вот как? – вырвалось у меня.
– Ешь с хлебцем, так сытнее, – протянул он мне ломоть. – И вообще, я понял, что не стоит из–за этого нервничать. Ты просто вернёшь мне мои акции – и всё. Раньше я был всего лишь начальником кинологического центра, а теперь стал координатором своего же учреждения при МВД, а это рангом выше. С контрольным пакетом я верну возможность влиять на оперативную работу в центре. Выходит, у меня будет полная власть – и внутри, и снаружи.
Я поперхнулась яичницей, услышав его рассуждения.
– Спокойно, милая, не торопись, когда ешь, – похлопал он меня по голой ляжке под столом.
– Но… как же ты будешь руководить собственным кинологическим центром, и курировать остальные в столице?
– Найму помощника. Сегодня только первый день на моём новом посту. Разберусь со временем. Тебе нравится завтрак?
– Да, очень вкусно. Спасибо, – задумчиво ответила я мужу.
Супруг был прав: в должности куратора при МВД он получал над центром политический и силовой контроль – доступ к любым директивам и влиянию сверху, а также право лоббировать свои решения. А обладая ещё и контрольным пакетом акций, он мог вмешиваться в каждодневную оперативную работу центра – руководить людьми и собаками, одобрять или сворачивать проекты. Он мог одновременно ставить себе задачи и сам же их исполнять. Без малейшего противовеса. Абсолютная, почти тоталитарная власть. В тот момент я ясно поняла: дело было уже не столько во мне, сколько в самом центре. Страдая сосудистой деменцией, муж был не в состоянии тянуть на себе все центры в городе и управлять своим учреждением. В конце концов это привело бы к неминуемому краху нашего центра. А значит, нужно было срочно вступать в игру – и сделать мягкий, женский ход, который мы с итальянцем и обсуждали накануне.
– Будет замечательно, милый! – наигранно улыбнулась я. – Тогда нам никто не будет угрозой, кроме, конечно, министра МВД и Генпрокурора, которые по–прежнему могут вносить свои корректировки, но только в случае крайней необходимости.
– Да, им до центра дела нет в спокойное время! – довольно кивнул он в знак согласия, с аппетитом уплетая завтрак. – Я тут подумал… не возражаю, чтобы ты и дальше называлась начальницей центра. Юридически я не смогу быть и координатором, и руководителем одновременно, поэтому по документам управленцем будешь ты. Но у меня будут акции и влияние, этого хватит, чтобы держать всё в руках.
– Спасибо, дорогой. Надеюсь, ты позволишь мне вносить некоторые правки как руководителю?
Муж посмотрел мне в глаза и легко улыбнулся.
– Конечно! Только согласованные со мной. И только в том случае, если избавимся от итальянского акционера. Его новшества столкнут центр в яму.
– И как ты собираешься это сделать – избавиться от него?
– Придумаю, как только получу назад свой контрольный пакет, – холодным голосом ответил он, понимая, что я была против. – Меня больше волнует... Ты ведь не собираешься зажать мои акции, любимая? – прозвучала нотка иронии в его голосе и он с подозрением взглянул он на меня.
– Конечно, я верну их. Только надо подождать.
Он с грохотом бросил вилку на тарелку, и я напряглась всем телом.
– Подождать чего?
Я глубоко вдохнула и начала свою шахматную партию:
– Прости, но я подслушала твой разговор с министром, – призналась я, не поднимая взгляда.
– Ну, это на тебя похоже. И что?
– Он – бывший ФСБшник, мужчина принципиальный и краеугольный. Он не будет идти на компромиссы, и пытаться войти в чьё–либо положение.
– К чему ты клонишь?
– Министр не потерпит, если ты сразу же начнёшь возвращать себе рычаги власти. Если я передам тебе акции прямо сейчас, он может решить, что ты игнорируешь его приказ, а он ведь пошёл на уступку и не списал тебя на пенсию. Задетый за самолюбие, он может сорваться и вовсе отстранить тебя от службы в МВД. Но через три месяца у тебя будет повторная медкомиссия. Ты пройдёшь её с лёгкостью, если не станешь пренебрегать лечением. Возвращение водительских прав будет знаком, что твоё здоровье стабильно, что ты восстановился и освоился на свободе после СИЗО. К тому же, работая на новой должности всё это время, ты докажешь, что честно исполнил министрову волю. Тогда, передача акций не будет выглядеть как вызов, а как спокойный переход. ФСБшник не придерётся, не оскорбится и не поднимет шум.
Я вышла из–за стола и села на колени к мужу.
– Милый, я на твоей стороне, – взяла я в ладони его лицо. – Акции я верну. Просто нужно немного времени, чтобы всё утряслось. Сейчас твоя позиция слишком шаткая. Надо подождать, когда она снова окрепнет.
Он тяжело вздохнул и задержал на мне задумчивый взгляд, а после потянул за пояс моего пеньюара. Материя раскрылась, и муж стянул её с моих плеч, оставив меня в одной комбинации. Встав, усадил меня на столешницу, а его пальцы коснулись моей ступни, мягко массируя её.
– Ты сама, как лепесток красивой розы – нежная, хрупкая, с бархатной кожей, – сказал он, водя кончиком носа у меня по щеке.
– А ты такой сильный, – ответила я, крепко сжав его бицепсы, – как стебель этой розы: твёрдый, местами колючий, но всё равно дающий жизнь цветку.
Ладонь супруга скользнула вверх по щиколотке, по икре, выше – до самого бедра. Я затаила дыхание. Он прижался губами к моей шее, оставляя на ней следы от влажных поцелуев.
Через пару минут муж вошёл в меня страстно и властно. Я скрестила руки вокруг его шеи и принимала в себя крепкий член, одновременно вспоминая слова врача из медкомиссии об эрекции полковника: приподнятое настроение способствовало ей. Только с чего ему быть приподнятым, как только не с того, что муж решил бороться за центр и, продумав план борьбы, воодушевился им.
Кончив во влагалище, он прошептал мне на ухо:
«Верю, что ты на моей стороне, дорогая, и что муж тебе дороже центра. Но, если ты забеременеешь – ещё лучше, ведь ребёнок станет гарантией того, что твоя хитрая головка займётся материнством, а не бизнес–интригами».
Он спустил меня на ноги и, коснувшись губами щеки, покинул кухню. «Продуманный ход – сделать меня матерью и отстранить от дел», – размышляла я, глядя в окно. В глубине души зрела обида за то, что муж рассматривал ребёнка как повод выбить меня из игры, но на тот момент жизни это было не самое главное.
– Вызовите ко мне итальянского акционера. Немедленно! – приказала я секретарше, едва приехав на работу.
Голова просто кипела от мыслей. Муж явно вышел на тропу войны – со всем миром, и со мной в том числе. Он был умным и опытным командиром, и, возможно, раскусил мою хитрость, заодно играя и свои ходы. Ходы, которые были мне очень невыгодны, за исключением одного: ребёнка я действительно хотела.
– Что случилось, синьора? – вошёл иностранец, легко постучав по двери.
– Заприте дверь, – сказала я, опускаясь в кресло.
Он выполнил просьбу и сел за стол напротив.
– У нас есть три месяца до медкомиссии моего супруга. Мне удалось отсрочить передачу акций ровно на этот срок. Нам с Вами нужно срочно выстроить план, чтобы он не получил контрольный пакет никогда. Иначе… – я прижала ладонь к груди, пытаясь перевести дух. – Иначе не останется ни центра, ни нас с Вами, ни всей этой затеи с аджилити.
– Кара миа… Произошло что–то особенно тревожное?
– Сегодня утром он был не в себе. Подозрительно дружелюбный и забывчивый – если только не притворялся. Он якобы забыл, что выбросил… впрочем, неважно, – не захотела я расстраивать акционера рассказом о выброшенных цветах. – Главное, муж уже сел за шахматную доску и просчитал ходы. Он хочет получить полный контроль над центром.
– Именно это мы обсуждали вчера вечером.
– Да, обсуждали. Но тогда я сосредоточилась лишь на возврате акций, упустив, что он теперь куратор всех центров. С контрольным пакетом это даст ему полномочия управлять нашим учреждением как сверху, так и изнутри – наделит тотальной властью.
– Это было довольно очевидно, – осторожно заметил иностранец.
– Очевидно Вам, но не мне! – вспылила я. – Вот такая я недальновидная, если пожелаете!
– Успокойтесь, синьора. Я понимаю, что действовать нужно без промедления. Поэтому я уже взял на себя смелость созвать сегодня в полдень экономический отдел и вашего бизнес–консультанта. Мы определим слабые места центра и усилим их за счёт необходимых новшеств.
– И как нам это поможет? – я сжала виски так крепко, будто они разваливались на части.
– Ваш муж не любит нововведений. Даже не имея акций, он начнёт их саботировать. Это даст нам возможность собрать компромат – зафиксировать, как полковник вмешивается в оперативную работу центра, хотя прав на это не имеет. Предоставив материалы министру, мы сможем добиться официального запрета на передачу акций Вашему супругу из–за конфликта интересов.
– Но муж даже знать об этих новшествах не будет, работая из кабинета МВД. Как он, по–Вашему, сможет вмешаться?
– Синьора, Вы же его жена. Вы должны лучше меня понимать: полковник не пропустит квартального собрания, которое назначено через месяц. А именно там мы и представим эти изменения. И именно с этого собрания начнётся шахматная партия.
– Пальцем в небо…
– Вы верите мне, бэлла миа?
– Пока Вы меня не подводили.
– Вот и доверьтесь ещё раз.
Я покачала головой, словно пытаясь привести в порядок мысли.
– Я не желаю мужу вреда. Что, если Ваша затея сработает, но ФСБшник взбесится и спишет его со службы?
– Если такое случится, это станет наименьшим из зол в нашем случае. Либо «списанный» муж, либо «списанный» центр вместе с аджилити. Выбор за Вами. Вы же здесь и начальница, и жена.
– Жена… Я ребёнка хочу! Вы понимаете это? – сорвалось с меня, а голос дрогнул и вырвался криком. – Если его спишут на пенсию, он этого не выдержит! И я… я не знаю, что будет с его мужским здоровьем, – проговорила я захлёбываясь от эмоций.
Резко поднявшись со стула, акционер налил себе стакан воды из кувшина и залпом осушил его. Тяжко вздохнув, привёл в порядок лацканы костюма и снова сел за стол, не глядя мне в глаза.
– Прошу Вас, синьора, – сказал он строгим, натянутым голосом. – Я не желаю представлять вашу супружескую близость. А Ваши слова… они… они интимные, и мысли в голову идут.
Меня обожгло стыдом и жалостью к влюблённому мужчине.
– Простите, я лишнего ляпнула, – ответив, прикусила я губу. – Но… как же я смогу передать в министерство компромат на собственного мужа, да ещё так, чтобы он об этом не узнал?
– Будем решать проблемы по мере их поступления. А пока займёмся поиском слабых мест центра.
Я кивнула, и итальянец отдал поклон, даже не посмотрев на меня, а после вышел из кабинета.
В полдень я вошла в акционерный зал, где пахло крепким кофе и дорогим мужским парфюмом. За длинным столом уже сидели бизнес–консультант, бухгалтер центра и несколько сотрудников экономического отдела. Кроме итальянца, других акционеров в помещении не наблюдалось, и я с облегчением выдохнула. Чем меньше людей было задействовано во всём происходящем в центре, тем безопаснее для нашей игры в бизнес–шахматы.
Совещание началось с общего обсуждения: мы проверяли текущие отчёты, говорили о зарплатах инструкторов, о плановых расходах и замене автотранспорта для перевозки собак. Несколько минут ушло на обсуждение аренды вольеров и закупок корма – вопросы обыденные, но необходимые.
Когда насущные дела были закрыты, я задала главный вопрос:
– Господа, я хотела бы знать, какая сфера работы нашего центра сегодня буксует и требует развития. Не хотелось бы прозевать проблему, а потом хвататься за голову, не зная, с чего начинать её исправлять.
Акционер взглянул на меня с одобрением, а главный экономист пролистал свои бумаги и, наконец, озвучил:
– По нашим данным, за последние два года число клиентов, которые обучают у нас своих собственных служебных собак, а не арендуют наших, сократилось почти на сорок процентов. Других упущений у центра нет.
– Сорок? – нахмурилась я. – Почему так резко?
Бизнес–консультант сдержанно вздохнул:
– Это общая тенденция. Причина проста: ведомства недовольны тем, что не могут контролировать сам процесс дрессировки. У них нет доверия к центрам кинологии.
– Что Вы имеете в виду под «недоверием»? – уточнил итальянец.
– У владельцев собак есть опасения, что псов обучат не по ведомственным методикам. Прецеденты уже бывали в других кинологических центрах. Хозяева просто не могут присутствовать на всех занятиях – ведь все они служебные лица при исполнении. Им некогда следить за тренировками ищеек.
– Почему же я впервые слышу об этой проблеме? – не сдержалась я.
В беседу вступила бухгалтер:
– Бывший начальник центра, Ваш муж, не считал это серьёзным направлением. Приоритет отдавался аренде уже подготовленных собак. Полковник полагал, что обучать ведомственных псов – дело неблагодарное – они ведь не наши питомцы, и на него не стоит тратить деньги и время инструкторов.
– Понятно, – постучала я пальцами по столу. – Это необходимо срочно исправить. Давайте вместе подумаем, как восполнить это упущение.
– То есть мы теряем большой сегмент рынка из–за отсутствия прозрачности? И никто ничего с этим не делает? – возмутился акционер.
– Верно, – кивнул консультант. – Как уже было сказано, полковник не считал это проблемой. Да и кинологов лишних в центре нет.
– Это легко исправить, – ответил итальянец с лёгкой улыбкой. – В Европе уже давно применяют видеоконтроль тренировочного процесса. Каждая дрессировка фиксируется на камеры, а записи передаются хозяевам. Владельцы могут в любой момент проверить, чему и как учат их собаку. Это укрепляет доверие и устраняет большинство претензий.
