Он боится утратить контроль, боится стать «обузой». Поэтому будет защищаться... агрессией. Самое важное – не провоцировать стресс. Разговаривать спокойно, сдержанно. Давать ощущение, что он по-прежнему опора, а не объект опеки.
– Как же он будет работать с людьми при таком настрое?
– С поддержкой. Планёр, напоминания, помощник рядом. Никакой гонки, только чёткий ритм, стабильность, расписание. Не перегружайте его – тогда он справится.
Был ещё вопрос, который мучил меня, и я замялась, но всё-таки задала его врачу:
– А как у подполковника… как у него с потенцией?
Доктор не удивилась. Лишь чуть потянула уголки губ – не в насмешке, скорее с сочувствием.
– У него могут быть затруднения с эрекцией. Во–первых, из–за нарушения кровотока. Во–вторых, из–за стресса, тревожности, депрессии. Даже если физиологически он способен, психологически – может не испытывать желания или уверенности в себе. Попробуйте, показать, что он ценен Вам как любовник. При необходимости Вы можете проконсультироваться с урологом и психотерапевтом.
– Я… я хочу ребёнка. Ещё до инсульта у него было варикоцеле. Но мы смогли однажды зачать, только случился выкидыш… Я не теряю надежду…, – разоткровенничалась я.
– В таком случае, поторопитесь. Сосудистая деменция необратима, с годами она будет усугубляться, даже при лечении. Хотите ребёнка – не ждите. И ещё… я понимаю, что Вам непросто. С такими офицерами важно одно: дать им чувство, что они всё ещё на службе, всё ещё в строю, что они значимы. Мы это учли, а потому и разрешили продолжить работу. Но постарайтесь и дома, и в центре кинологии огородить его от стресса и нагрузок.
Я вышла из кабинета с камнем на сердце. Подполковник всегда был для меня воплощением силы и крепости – и было больно осознавать, что теперь он ослаб, стал уязвим, подвержен стрессам и переутомлению. Ещё больнее было признать, что его поведение стало менее контролируемым, а меня впереди ждали вспышки гнева, обиды, провалы в памяти и чувство собственной неполноценности с его стороны. Я поняла главное: он уже никогда не будет прежним – подполковник заболел и слегка постарел.
На службе ему позволили остаться только для того, чтобы он чувствовал себя нужным – чтобы не сгорел от пустоты и не сошёл с ума от чувства бесполезности. Это решение было скорее психологической подушкой, чем признанием его профессиональной полноценности.
Но проблема заключалась в другом: административная роль означала, что рядом с ним должен был быть помощник – человек, берущий на себя практику, оперативные вопросы, урегулирование конфликтов. А мой муж вряд ли бы согласился на это. Его упрямство и потребность в контроле исключали поддержку и помощь, даже мою. Он стал бы настаивать, что может сам руководить – и брендом, и государственным направлением. А на деле... не справился бы ни с тем, ни с другим.
Вечером муж был в приподнятом настроении – уверенный, что сможет вернуться к работе в центре и продолжить состоять в запасе при своём ведомстве.
– Я уже отправил заключение военной медкомиссии в МВД, – радостно сообщил он, когда я поставила перед ним ужин.
– Когда ты успел, дорогой? – удивилась я, присаживаясь напротив.
– Сразу после тестов. В госпитальном секретариате есть телефон и факс, администратор помогла всё отправить.
– А на чьё имя ты отправил бумаги? На куратора кинологического центра?
– Нет, новому министру. Куратор отвечает только за моё право управлять центром, а вопрос возвращения в резерв, продления стажа и восстановления льгот – это уже дело министерского уровня.
– А кто у нас теперь министр? – спросила я с интересом.
– Так этот… Тот самый офицер ФСБ, который тебе помогал в расследовании. Это он тебя завтра в звании повысит.
– Прекрасные новости, что теперь министр – силовик! – не сдержала я улыбки.
– Да какая разница! Они все одинаковые – говнюки.
– Согласна, – кивнула я, хотя внутри у меня всё потеплело. ФСБшнику я доверяла больше, чем человеку неизвестному, который мог бы возглавить Министерство внутренних дел. К тому же, я была рада, что силовик наконец–то занял пост своей мечты. Мне это показалось справедливым.
К ночи я была настроена решительно. Я хотела близости с мужем и надеялась, что у нас получится зачать. Заранее отправившись в душ, я рассчитывала вернуться в спальню ещё до того, как он отвернётся к стене и погрузится в сон.
Под струями горячей воды я пыталась отпустить напряжение, но в голове звучали слова невролога – тяжёлые, пугающие. Я думала о своём муже – больном, «подбитым», но отчаянно держащемся за остатки прошлого «я».
От волнения застучало в висках, но я отогнала от себя тревоги, ведь тело и мозг женщины должны быть расслаблены перед зачатием. Во всяком случае, мне казалось, что нервы и скованность уменьшают шансы забеременеть. На смену прежним мыслям, пришли новые. Я глубоко задумалась о ценностях Сицилии: культурных, семейных, деловых. Казалось бы, акционер был старше меня на несколько лет – взрослый, уверенный в себе мужчина, который мог бы пойти наперекор семье, если бы не хотел детей. Но он подчинился – передал своё семя жене, оплатив сделку с кланом. Родителей его я тоже не могла понять: заставить сына завести ребёнка, как будто это дело долга, а не личного выбора. Странная культура…
Бывшая начальница задумалась, а я ухмыльнулся её размышлениям. Рождённый в восточной Европе, я не раз наблюдал повиновение детей и давление со стороны их родителей. Там, где семья стоит превыше индивидуальности, покорность воли старших перебивает собственные интересы, а продолжение рода – обязанность, потому что «положено».
– А ты, лейтенант, ты ведь тоже иностранец?
– Да, как я и говорил, моя мама южных кровей, но папа – северянин, к которому я иммигрировал.
– На твоей родине тоже женятся по родительскому приказу, а детей рожают, потому что «надо»?
– Очень часто, – спокойно ответил я. – Только потом отцы не интересуются своими детьми, а жёны страдают из–за измен. Уважение к родителям важно. Но судьбу каждый должен строить сам.
– Твои принципы близки к моим, – заулыбалась майор. – И, знаешь, я бы не стала заставлять отца ребёнка оставаться рядом. Это бы вызвало злость, а не привязанность с добротой. Лучше воспитывать одной, чем принуждать кого–то, – погрустнела бывшая начальница.
Не зная, что сказать в ответ, я просто улыбнулся ей.
Выйдя из ванной, я застала мужа за чтением журнала. Он лежал на постели в пижамных штанах, а его торс был обнажён. Я присмотрелась к своему супругу. Он похудел, а мускулы слегка обмякли. От сухости кожи образовались возрастные морщинки, и всё же он был привлекателен, как мужчина. Это так странно, лейтенант: его чрезмерная строгость, контроль и жёсткость раздражали в быту, но возбуждали в сексе.
Я подошла ближе и отложила журнал на тумбочку. Муж снял очки, глядя на меня с лёгким удивлением.
– Я соскучилась. Мне не хватало твоего тепла, – прошептала я, развязывая пояс халата и позволяя ткани соскользнуть с моих плеч, обнажая грудь.
Муж приподнялся на постели и примкнул губами ко вставшим соскам. Сев сверху, я поглаживала его по волосам, получая удовольствие от ласок. Насладившись грудью, он крепко взял меня за талию и уложил на спину, а, вытащив свой орган, улёгся между моих ног. С эрекцией всё было в порядке – приподнятое настроение сказалось на мужском здоровье благотворно.
Я не сдержала лёгкий вскрик и прикусила губу, когда супруг вошёл в меня. Похоже, год без близости дал о себе знать. Это усилило желание мужа: он начал двигаться уверенно, с настойчивостью хозяина, вновь занявшего своё место. Я подчинялась, несмотря на лёгкую боль, впускала как можно глубже, обнимала за плечи, отдавалась и растворялась в нём.
– Милый, прошу… кончи в меня, – прошептала я на пике страсти, заволновавшись, что он, как обычно, выбросит семя мне на живот.
– Исполню твой приказ, – ответил муж сквозь стиснутые зубы, зажмурившись и задыхаясь от возбуждения, а через секунду сбросил в меня весь свой пульсирующий жар. Я ощущала, как он заполняет меня – и молилась, чтобы этот жар принёс не просто тепло, но и новую жизнь.
Утром я проснулась с хорошим настроением. Это был мой день – знаменательный и великий, – день присвоения мне звания капитана. Торжественная церемония была назначена после полудня в актовом зале главного управления МВД, а после неё – банкет. Однако новый министр, – бывший офицер ФСБ, – вызвал нас с итальянцем к себе часами ранее, чтобы лично похвалить за содействие в поимке преступников. Я была вовсе не против воспользоваться случаем и поздравить его с полученной должностью, а также забрать из отдела снабжения свою новую служебную форму.
Сладкое волнение от предстоявшего дня вызвало улыбку на губах, и я расплылась в ней ещё до того, как разомкнула сонные глазки.
– Доброе утро! – заметил мой позитивный настрой подполковник.
Он лежал на своей половине постели и читал вчерашний журнал в оптических очках. До СИЗО супруг прекрасно видел, и я осторожничала с вопросами о зрении, боясь задеть за живое, ведь мне было известно, что стресс и недостаток освещения в тюрьме сажают зрительные функции. Но уверенно сидевший на переносице, этот аксессуар придавал мужу чрезмерно солидный и серьёзный вид. И мне отчего–то стало смешно.
– Доброе, милый, – легонько засмеялась я, улёгшись на его груди. – Тебе идут очки!
– Судя по твоей реакции, я в них смешон, – наигранно насупился муж.
– Вовсе нет! Сексуален, – подыграла я и смачно поцеловала его в щёку.
Супругу понравился мой комплимент, разлившийся по самолюбию, как мягкое масло по тёплой сковороде.
– Ты же придёшь на моё награждение? – спросила я, ведь для меня его присутствие на церемонии было важно.
– Подъеду на такси к полудню.
– Ты даже не спрашивал меня о расследовании и спецоперации…, – грустно подчеркнула я его безразличие к моим успехам.
– Милая, то, что ты помогла раскрыть международное дело по нелегальной торговле картинами_ известно всем. В нём были замешаны местные и заграничные шишки! Это была сенсация, и репортёры трубили об этом на каждом канале, на каждой странице газет. Даже в СИЗО об этом знали! Столько подробностей, что и спрашивать большее просто не нужно.
– Наверное, ты удивился, что я взялась за это дело? – хотелось мне услышать приятные детали о реакции мужа на новости.
– Я вспомнил фотографии картин, которые отдал тебе в конверте перед своим арестом. К тому же, – голос супруга стал жёстче. – Помнится мне, ты занималась этим делом ещё на службе в таможне: ходила со старым офицером на закрытую выставку, а потом в ресторане благодарила его, – и всё это происходило, пока я был в командировке. А узнал я об этом от подполковника перед судом над тобой, когда он должен был дать показания, что видел тебя тем вечером, и что ты не была под наркотиками.
– Ну прости… – надула я губы в показном сожалении. – А ты гордишься мной? – приподнявшись на груди супруга, посмотрела я в его глаза.
Он пару секунд помолчал, а после снял с себя очки и серьёзно ответил:
– Скажу тебе честно, что рад твоему повышению. Однако сильно сомневаюсь, что ты одна смогла продумать стратегию по поимке контрабандистов и поспособствовать раскрытию дела международного масштаба, не пострадав и не сорвавшись на эмоции.
– Считаешь меня недостаточно умной? – расстроенным тоном спросила я его, а радость сменилась на горечь.
– Я никогда не считал тебя дурой, и уверен, что именно ты дала толчок расследованию и повела следствие в нужное русло. Будучи жутко упрямой и неотступной, ты всё–таки добилась своего, и преступники были схвачены. Твоя заслуга в этом деле – настойчивость и инициатива. Но хладнокровная тактика, в которой ничего не сорвалось, и никто не скрылся от закона, – не твоих рук дело. Да, ты умеешь мыслить стратегически, но чрезмерные эмоции не позволяют тебе расчётливо идти по плану, ты хоть где–нибудь, да сорвёшься на сантименты и свалишься в пропасть. Выходит, кто–то удерживал тебя на страховке, не позволяя упасть. Предположу, что итальянец. Он холоден умом и дальновиден. А расплатилась ты с ним акциями центра.
Почти угадав, супруг в очередной раз доказал, что был совсем не глуп. Мне было нечего сказать в ответ. Вернее, я даже не знала, как лучше обставить ситуацию, поэтому сместила фокус с акционера на других фигурантов.
– Мне помогал офицер ФСБ и заграничные ведомства. Благодаря обеим сторонам мы накопали компромат, а после взяли всех с поличным.
– Вот мне и интересно, как ты сумела выйти на таких весомых «помощников».
– Да, итальянец помогал! – выпалила я под натиском мужа, слегка взволнованная этим разговором, будто боялась за последствия для иностранца, и из этого страха выбрала тактику наступления. – Ты хоть понимаешь, как оказался на свободе?
– Неужто благодаря акционеру? – язвительно спросил супруг.
– Благодаря мне, подполковник! Я подняла всю подноготную министра МВД, чтобы суметь поставить его на колени и вытащить тебя! Мне было нужно, чтобы он забрал заявление о насилии или чтобы дело просто замяли. И да, акционер мне в этом помог!
– А я тебя об этом просил? – поднял муж голос. – Я разобрался с чиновником по–мужски и был готов понести наказание за свои действия. А теперь … он возомнил себя всевластным, даже находясь в тюрьме: мол, «это я забрал заявление и потому он на свободе»! Какое благородство со стороны подонка и насильника!
– Дело закрыл Генпрокурор, потому что я выяснила, что соседка, выступавшая свидетелем на слушание по твоему делу, дала показания под нажимом прокуратуры. Она не видела деталей драки, – возмущенно высказалась я, отодвинувшись от супруга на свою половину постели.
– Значит, не министр, а Генпрокурор был снисходителен к несчастному больному мне! Вот и вся разница! – распылялся муж.
– Я же объяснила, что дело не в жалости…, – схватилась я ладонями за свои щёки, поняв, что оказалась в западне у вредности супруга. Он не хотел слышать правду, – мою правду, – и слышал только свою, внушавшую намёк на немощность.
– Просто не делай из меня идиота! – через минуту сказал муж голосом потише. – Я всё прекрасно понял, и твоя ошибка в привлечении иностранца теперь выйдет центру боком. С блокирующим пакетом акций он постарается развернуть работу учреждения в капиталистическую сторону. Он разрушит фундамент учреждения ради максимальной прибыли. Пойми, что я забочусь о репутации и долговечности центра: у нас серьёзные клиенты, а методы ведения дел – проверенные. Мы – прочная земля, а он из нас пытается сделать воздух, набитый деньгами: прибыль есть, а основа – пустышка!
– Внести немного новизны не помешает. Нужно идти в ногу со временем. Мир меняется, и клиенты тоже. Сегодня им недостаточно просто стабильности и проверенных методик – они ищут гибкость и современные подходы. Если мы застрянем в прошлом, нас вытеснят конкуренты, которые умеют сочетать качество с инновациями. Клиенты хотят видеть, что центр развивается, что он реагирует на запросы времени, а не пылится в традициях. Новизна – это не угроза, а шанс удержать позиции и привлечь новых людей.
– Вот и проявилось пагубное влияние итальянца на твоё мышление, – поджал муж губы. – Я не смогу позволить тебе руководить даже брендом при таком подходе. Мне нужны проверенные люди, а не инноваторы, ведущие мой центр к краху.
– Как же он будет работать с людьми при таком настрое?
– С поддержкой. Планёр, напоминания, помощник рядом. Никакой гонки, только чёткий ритм, стабильность, расписание. Не перегружайте его – тогда он справится.
Был ещё вопрос, который мучил меня, и я замялась, но всё-таки задала его врачу:
– А как у подполковника… как у него с потенцией?
Доктор не удивилась. Лишь чуть потянула уголки губ – не в насмешке, скорее с сочувствием.
– У него могут быть затруднения с эрекцией. Во–первых, из–за нарушения кровотока. Во–вторых, из–за стресса, тревожности, депрессии. Даже если физиологически он способен, психологически – может не испытывать желания или уверенности в себе. Попробуйте, показать, что он ценен Вам как любовник. При необходимости Вы можете проконсультироваться с урологом и психотерапевтом.
– Я… я хочу ребёнка. Ещё до инсульта у него было варикоцеле. Но мы смогли однажды зачать, только случился выкидыш… Я не теряю надежду…, – разоткровенничалась я.
– В таком случае, поторопитесь. Сосудистая деменция необратима, с годами она будет усугубляться, даже при лечении. Хотите ребёнка – не ждите. И ещё… я понимаю, что Вам непросто. С такими офицерами важно одно: дать им чувство, что они всё ещё на службе, всё ещё в строю, что они значимы. Мы это учли, а потому и разрешили продолжить работу. Но постарайтесь и дома, и в центре кинологии огородить его от стресса и нагрузок.
Я вышла из кабинета с камнем на сердце. Подполковник всегда был для меня воплощением силы и крепости – и было больно осознавать, что теперь он ослаб, стал уязвим, подвержен стрессам и переутомлению. Ещё больнее было признать, что его поведение стало менее контролируемым, а меня впереди ждали вспышки гнева, обиды, провалы в памяти и чувство собственной неполноценности с его стороны. Я поняла главное: он уже никогда не будет прежним – подполковник заболел и слегка постарел.
На службе ему позволили остаться только для того, чтобы он чувствовал себя нужным – чтобы не сгорел от пустоты и не сошёл с ума от чувства бесполезности. Это решение было скорее психологической подушкой, чем признанием его профессиональной полноценности.
Но проблема заключалась в другом: административная роль означала, что рядом с ним должен был быть помощник – человек, берущий на себя практику, оперативные вопросы, урегулирование конфликтов. А мой муж вряд ли бы согласился на это. Его упрямство и потребность в контроле исключали поддержку и помощь, даже мою. Он стал бы настаивать, что может сам руководить – и брендом, и государственным направлением. А на деле... не справился бы ни с тем, ни с другим.
Вечером муж был в приподнятом настроении – уверенный, что сможет вернуться к работе в центре и продолжить состоять в запасе при своём ведомстве.
– Я уже отправил заключение военной медкомиссии в МВД, – радостно сообщил он, когда я поставила перед ним ужин.
– Когда ты успел, дорогой? – удивилась я, присаживаясь напротив.
– Сразу после тестов. В госпитальном секретариате есть телефон и факс, администратор помогла всё отправить.
– А на чьё имя ты отправил бумаги? На куратора кинологического центра?
– Нет, новому министру. Куратор отвечает только за моё право управлять центром, а вопрос возвращения в резерв, продления стажа и восстановления льгот – это уже дело министерского уровня.
– А кто у нас теперь министр? – спросила я с интересом.
– Так этот… Тот самый офицер ФСБ, который тебе помогал в расследовании. Это он тебя завтра в звании повысит.
– Прекрасные новости, что теперь министр – силовик! – не сдержала я улыбки.
– Да какая разница! Они все одинаковые – говнюки.
– Согласна, – кивнула я, хотя внутри у меня всё потеплело. ФСБшнику я доверяла больше, чем человеку неизвестному, который мог бы возглавить Министерство внутренних дел. К тому же, я была рада, что силовик наконец–то занял пост своей мечты. Мне это показалось справедливым.
К ночи я была настроена решительно. Я хотела близости с мужем и надеялась, что у нас получится зачать. Заранее отправившись в душ, я рассчитывала вернуться в спальню ещё до того, как он отвернётся к стене и погрузится в сон.
Под струями горячей воды я пыталась отпустить напряжение, но в голове звучали слова невролога – тяжёлые, пугающие. Я думала о своём муже – больном, «подбитым», но отчаянно держащемся за остатки прошлого «я».
От волнения застучало в висках, но я отогнала от себя тревоги, ведь тело и мозг женщины должны быть расслаблены перед зачатием. Во всяком случае, мне казалось, что нервы и скованность уменьшают шансы забеременеть. На смену прежним мыслям, пришли новые. Я глубоко задумалась о ценностях Сицилии: культурных, семейных, деловых. Казалось бы, акционер был старше меня на несколько лет – взрослый, уверенный в себе мужчина, который мог бы пойти наперекор семье, если бы не хотел детей. Но он подчинился – передал своё семя жене, оплатив сделку с кланом. Родителей его я тоже не могла понять: заставить сына завести ребёнка, как будто это дело долга, а не личного выбора. Странная культура…
Бывшая начальница задумалась, а я ухмыльнулся её размышлениям. Рождённый в восточной Европе, я не раз наблюдал повиновение детей и давление со стороны их родителей. Там, где семья стоит превыше индивидуальности, покорность воли старших перебивает собственные интересы, а продолжение рода – обязанность, потому что «положено».
– А ты, лейтенант, ты ведь тоже иностранец?
– Да, как я и говорил, моя мама южных кровей, но папа – северянин, к которому я иммигрировал.
– На твоей родине тоже женятся по родительскому приказу, а детей рожают, потому что «надо»?
– Очень часто, – спокойно ответил я. – Только потом отцы не интересуются своими детьми, а жёны страдают из–за измен. Уважение к родителям важно. Но судьбу каждый должен строить сам.
– Твои принципы близки к моим, – заулыбалась майор. – И, знаешь, я бы не стала заставлять отца ребёнка оставаться рядом. Это бы вызвало злость, а не привязанность с добротой. Лучше воспитывать одной, чем принуждать кого–то, – погрустнела бывшая начальница.
Не зная, что сказать в ответ, я просто улыбнулся ей.
Выйдя из ванной, я застала мужа за чтением журнала. Он лежал на постели в пижамных штанах, а его торс был обнажён. Я присмотрелась к своему супругу. Он похудел, а мускулы слегка обмякли. От сухости кожи образовались возрастные морщинки, и всё же он был привлекателен, как мужчина. Это так странно, лейтенант: его чрезмерная строгость, контроль и жёсткость раздражали в быту, но возбуждали в сексе.
Я подошла ближе и отложила журнал на тумбочку. Муж снял очки, глядя на меня с лёгким удивлением.
– Я соскучилась. Мне не хватало твоего тепла, – прошептала я, развязывая пояс халата и позволяя ткани соскользнуть с моих плеч, обнажая грудь.
Муж приподнялся на постели и примкнул губами ко вставшим соскам. Сев сверху, я поглаживала его по волосам, получая удовольствие от ласок. Насладившись грудью, он крепко взял меня за талию и уложил на спину, а, вытащив свой орган, улёгся между моих ног. С эрекцией всё было в порядке – приподнятое настроение сказалось на мужском здоровье благотворно.
Я не сдержала лёгкий вскрик и прикусила губу, когда супруг вошёл в меня. Похоже, год без близости дал о себе знать. Это усилило желание мужа: он начал двигаться уверенно, с настойчивостью хозяина, вновь занявшего своё место. Я подчинялась, несмотря на лёгкую боль, впускала как можно глубже, обнимала за плечи, отдавалась и растворялась в нём.
– Милый, прошу… кончи в меня, – прошептала я на пике страсти, заволновавшись, что он, как обычно, выбросит семя мне на живот.
– Исполню твой приказ, – ответил муж сквозь стиснутые зубы, зажмурившись и задыхаясь от возбуждения, а через секунду сбросил в меня весь свой пульсирующий жар. Я ощущала, как он заполняет меня – и молилась, чтобы этот жар принёс не просто тепло, но и новую жизнь.
Глава 52. Доблесть
Утром я проснулась с хорошим настроением. Это был мой день – знаменательный и великий, – день присвоения мне звания капитана. Торжественная церемония была назначена после полудня в актовом зале главного управления МВД, а после неё – банкет. Однако новый министр, – бывший офицер ФСБ, – вызвал нас с итальянцем к себе часами ранее, чтобы лично похвалить за содействие в поимке преступников. Я была вовсе не против воспользоваться случаем и поздравить его с полученной должностью, а также забрать из отдела снабжения свою новую служебную форму.
Сладкое волнение от предстоявшего дня вызвало улыбку на губах, и я расплылась в ней ещё до того, как разомкнула сонные глазки.
– Доброе утро! – заметил мой позитивный настрой подполковник.
Он лежал на своей половине постели и читал вчерашний журнал в оптических очках. До СИЗО супруг прекрасно видел, и я осторожничала с вопросами о зрении, боясь задеть за живое, ведь мне было известно, что стресс и недостаток освещения в тюрьме сажают зрительные функции. Но уверенно сидевший на переносице, этот аксессуар придавал мужу чрезмерно солидный и серьёзный вид. И мне отчего–то стало смешно.
– Доброе, милый, – легонько засмеялась я, улёгшись на его груди. – Тебе идут очки!
– Судя по твоей реакции, я в них смешон, – наигранно насупился муж.
– Вовсе нет! Сексуален, – подыграла я и смачно поцеловала его в щёку.
Супругу понравился мой комплимент, разлившийся по самолюбию, как мягкое масло по тёплой сковороде.
– Ты же придёшь на моё награждение? – спросила я, ведь для меня его присутствие на церемонии было важно.
– Подъеду на такси к полудню.
– Ты даже не спрашивал меня о расследовании и спецоперации…, – грустно подчеркнула я его безразличие к моим успехам.
– Милая, то, что ты помогла раскрыть международное дело по нелегальной торговле картинами_ известно всем. В нём были замешаны местные и заграничные шишки! Это была сенсация, и репортёры трубили об этом на каждом канале, на каждой странице газет. Даже в СИЗО об этом знали! Столько подробностей, что и спрашивать большее просто не нужно.
– Наверное, ты удивился, что я взялась за это дело? – хотелось мне услышать приятные детали о реакции мужа на новости.
– Я вспомнил фотографии картин, которые отдал тебе в конверте перед своим арестом. К тому же, – голос супруга стал жёстче. – Помнится мне, ты занималась этим делом ещё на службе в таможне: ходила со старым офицером на закрытую выставку, а потом в ресторане благодарила его, – и всё это происходило, пока я был в командировке. А узнал я об этом от подполковника перед судом над тобой, когда он должен был дать показания, что видел тебя тем вечером, и что ты не была под наркотиками.
– Ну прости… – надула я губы в показном сожалении. – А ты гордишься мной? – приподнявшись на груди супруга, посмотрела я в его глаза.
Он пару секунд помолчал, а после снял с себя очки и серьёзно ответил:
– Скажу тебе честно, что рад твоему повышению. Однако сильно сомневаюсь, что ты одна смогла продумать стратегию по поимке контрабандистов и поспособствовать раскрытию дела международного масштаба, не пострадав и не сорвавшись на эмоции.
– Считаешь меня недостаточно умной? – расстроенным тоном спросила я его, а радость сменилась на горечь.
– Я никогда не считал тебя дурой, и уверен, что именно ты дала толчок расследованию и повела следствие в нужное русло. Будучи жутко упрямой и неотступной, ты всё–таки добилась своего, и преступники были схвачены. Твоя заслуга в этом деле – настойчивость и инициатива. Но хладнокровная тактика, в которой ничего не сорвалось, и никто не скрылся от закона, – не твоих рук дело. Да, ты умеешь мыслить стратегически, но чрезмерные эмоции не позволяют тебе расчётливо идти по плану, ты хоть где–нибудь, да сорвёшься на сантименты и свалишься в пропасть. Выходит, кто–то удерживал тебя на страховке, не позволяя упасть. Предположу, что итальянец. Он холоден умом и дальновиден. А расплатилась ты с ним акциями центра.
Почти угадав, супруг в очередной раз доказал, что был совсем не глуп. Мне было нечего сказать в ответ. Вернее, я даже не знала, как лучше обставить ситуацию, поэтому сместила фокус с акционера на других фигурантов.
– Мне помогал офицер ФСБ и заграничные ведомства. Благодаря обеим сторонам мы накопали компромат, а после взяли всех с поличным.
– Вот мне и интересно, как ты сумела выйти на таких весомых «помощников».
– Да, итальянец помогал! – выпалила я под натиском мужа, слегка взволнованная этим разговором, будто боялась за последствия для иностранца, и из этого страха выбрала тактику наступления. – Ты хоть понимаешь, как оказался на свободе?
– Неужто благодаря акционеру? – язвительно спросил супруг.
– Благодаря мне, подполковник! Я подняла всю подноготную министра МВД, чтобы суметь поставить его на колени и вытащить тебя! Мне было нужно, чтобы он забрал заявление о насилии или чтобы дело просто замяли. И да, акционер мне в этом помог!
– А я тебя об этом просил? – поднял муж голос. – Я разобрался с чиновником по–мужски и был готов понести наказание за свои действия. А теперь … он возомнил себя всевластным, даже находясь в тюрьме: мол, «это я забрал заявление и потому он на свободе»! Какое благородство со стороны подонка и насильника!
– Дело закрыл Генпрокурор, потому что я выяснила, что соседка, выступавшая свидетелем на слушание по твоему делу, дала показания под нажимом прокуратуры. Она не видела деталей драки, – возмущенно высказалась я, отодвинувшись от супруга на свою половину постели.
– Значит, не министр, а Генпрокурор был снисходителен к несчастному больному мне! Вот и вся разница! – распылялся муж.
– Я же объяснила, что дело не в жалости…, – схватилась я ладонями за свои щёки, поняв, что оказалась в западне у вредности супруга. Он не хотел слышать правду, – мою правду, – и слышал только свою, внушавшую намёк на немощность.
– Просто не делай из меня идиота! – через минуту сказал муж голосом потише. – Я всё прекрасно понял, и твоя ошибка в привлечении иностранца теперь выйдет центру боком. С блокирующим пакетом акций он постарается развернуть работу учреждения в капиталистическую сторону. Он разрушит фундамент учреждения ради максимальной прибыли. Пойми, что я забочусь о репутации и долговечности центра: у нас серьёзные клиенты, а методы ведения дел – проверенные. Мы – прочная земля, а он из нас пытается сделать воздух, набитый деньгами: прибыль есть, а основа – пустышка!
– Внести немного новизны не помешает. Нужно идти в ногу со временем. Мир меняется, и клиенты тоже. Сегодня им недостаточно просто стабильности и проверенных методик – они ищут гибкость и современные подходы. Если мы застрянем в прошлом, нас вытеснят конкуренты, которые умеют сочетать качество с инновациями. Клиенты хотят видеть, что центр развивается, что он реагирует на запросы времени, а не пылится в традициях. Новизна – это не угроза, а шанс удержать позиции и привлечь новых людей.
– Вот и проявилось пагубное влияние итальянца на твоё мышление, – поджал муж губы. – Я не смогу позволить тебе руководить даже брендом при таком подходе. Мне нужны проверенные люди, а не инноваторы, ведущие мой центр к краху.
