Только никто не знает, что преступную схему раскрыли именно Вы! – накрыла я ладонями его руки. – Я бесконечно благодарна Вам за эту поддержку!
– Никто и не должен узнать о моём содействии в этом деле. Я буду Вашим секретным оружием, если, конечно, Вы ещё нуждаетесь во мне, – убрал он руки со стола и, сурово сведя брови, упёрся взглядом в пол.
– Синьор акционер, я верю в Вас и, как только в центре всё успокоится, я готова приступить к аджилити.
– Благодарю Вас за это! А когда состоится церемония награждения и повышения Вас в звании? – поинтересовался мужчина.
– Уже в субботу, и я прошу Вас присутствовать на ней!
– Всенепременно! Разве я мог бы поступить иначе?!
Итальянец взглянул на меня улыбчивым и благодарным взглядом.
– Можно последний вопрос о нелегальном бизнесе картин? – спросила я.
– Prego! Прэго Прошу Вас!
– Какую цену Вам пришлось заплатить за помощь родителей? Это ведь они дали наводку на офицера ФСБ и сотрудника налоговой службы, прикрывавшего кулинара. А ещё они связали Вас с родственником из ООН, а через того – с искусствоведом.
– Я вроде говорил, что провёл с ними несколько дней в загородном особняке и к супруге съездил на юбилей, – помрачнел акционер.
– Сомневаюсь, что этой оплаты хватило, но не буду совать свой нос в чужие дела, – тихо заметила я и, встав со стула, направилась к двери.
– Жене стукнуло сорок, – громким голосом произнёс иностранец и тоже поднялся со стула.
Заправив руки в карманы, он подошёл к окну и, вглядевшись вдаль прищуренным взглядом, продолжил:
– Наши родители настаивали на наследнике. С возрастом женщины теряют способность зачать, и это был последний шанс, который мне пришлось использовать, чтобы взамен расчистить нам с Вами дорогу к аджилити и избавиться от врагов.
– Ваша супруга беременна? – спросила я и с удивлением, и с радостью, и с белой завистью, ведь тоже хотела родить. К тому же я вдруг поняла, что и сама считала акционера своим – может быть, не в любовном, но в рабочем плане, – а теперь пришлось бы «возвращать».
– Через несколько месяцев она родит, – холодно ответил он и недовольно вздохнул.
– Но это же прекрасно! – Сфальшивила я, горько сглотнув. – Выходит, аджилити не состоится? Вы ведь вернётесь в Италию к семье?
– В Сицилии семья – это святое, и отец должен быть рядом с дитём, даже если не телом, то заботой, вниманием или деньгами. Только так можно избежать позора, а мать – одиночка – это позор, ещё и при живом супруге. У нас считается, что к шести годам ребёнок начинает понимать, кто он и кто его родители, – и тогда мне придётся вернуться в Италию, как бы я ни хотел остаться. До этого времени мы с Вами наладим собачьи соревнования, а после продолжим сотрудничество на расстоянии, – грустно, но уверенно ответил иностранец.
– Смотрю, Вы совсем не рады прибавлению, и это печально, – искренне молвила я, хотя и обрадовалась тому, что аджилити всё–таки будут проведены.
– Я же говорил, что дети должны быть продолжением любви, тогда они желанны и любимы. Прошу прощения за Ваше разочарование, но я не испытываю счастья.
– Вы могли отказаться!
– Не мог. Семейные ценности для сицилийца превыше всего. У нас очень крепкие родственные узы, а уважение к отцу и матери – основа социального уклада. Ослушаться – значило бы прослыть позорным сыном. К тому же, у нас был договор – они выполняют мою просьбу, а я исполняю их волю.
– Но Вы могли не помогать мне! И были бы свободным, бездетным, не имеющим лишних хлопот!
– Я сделал это из собственного эгоизма! Я желал собачьих соревнований!
– Аджилити ведь можно было организовать и в Италии! Не лгите ни мне, ни себе! – начала я заводиться от его оправданий, которые косвенно вешали на меня вину.
– Я люблю Вас! Разве это не понятно? Помогая Вам, я помогал себе! Потому что хочу быть рядом, хочу устраивать с Вами собачьи игры, хочу видеть Вашу улыбку, а не обеспокоенность! Чтобы всё это иметь – надо было устранить врагов!
– Мужчины никогда не взрослеют! Даже подвиги Вы совершаете, как дети! Зачать новую жизнь в чреве супруги из–за любви ко мне – это ужасно безрассудно, ведь дети не должны страдать от игр взрослых! Я очень надеюсь, что Вы, действительно, вернётесь однажды домой и полюбите своего ребёнка, как и положено, – подвела я итог и направилась к выходу.
В дверях я столкнулась с подполковником. Не понимая, зачем он поднялся к акционеру, я посмотрела на него взволнованным взглядом.
– Хорошо, что вы оба в зале, – небрежно толкнул он меня обратно в комнату. – У меня к вам вопросы, а, скорее, претензии!
– Рад Вашему возвращению! – протянул итальянец руку моему супругу, пытаясь смягчить обстановку.
– Сомневаюсь в этом, – не подал руки подполковник, а, надев на нос корригирующие очки, всмотрелся в документы, которые принёс с собой. – Скажите, господин акционер, по какой причине Вы выкупили все 25% акций, принадлежавших дочери морского офицера?
– По бизнес причинам, синьор подполковник, – растеряно ответил иностранец. – Чем больше доля, тем выше дивиденды.
– Вы купили не просто долю, приносящую доход, а блокирующий пакет, и я желаю знать, для чего он Вам нужен?
Я уже говорила супругу об этих 25% акций, когда навещала в больнице при СИЗО. Он, видимо, забыл об этом, как и о том, что я возглавила центр. Тем не менее я решила промолчать и уж тем более не говорить о том, что на этот пакет активов у меня с итальянцем оформлен трастовый договор и, по сути, его блокирующий голос принадлежит мне.
– Простите, не пойму, к чему Вы клоните? – нахмурился итальянец.
– Один из крупных акционеров поведал мне о многих изменениях в моём учреждении. Купленный Вами пакет даёт власть блокировать решение большинства, а, судя по его словам, Вы уже не раз противоречили таким решениям. Так что у Вас на уме? Какую линию Вы гнёте? – наехал муж на иностранца.
– Предположу, что речь идёт о том акционере, который поддерживал дочь адмирала и шёл наперекор Вашей жене. Да, признаю, я проявлял сопротивление его идеям, одной из которых было упразднить привилегированные акции, введённые Вами много лет назад.
– А Вы чего хотите? Какова Ваша стратегия в бизнесе? У Вас на руках в общей сложности 38% акций госсектора. Я не за что не поверю, что у Вас нет собственной линии поведения, приносящей выгоду именно Вам!
– Я получаю дивиденды, устраиваю мероприятия для ищеек и слежу за тем, чтобы дело приносило прибыль, а не несло убытки из–за мышления ленивых и лживых акционеров.
– Нет, господин иностранец, Вы внедряете в моё полугосударственное учреждение свои заграничные штучки! Вместо устоя и дисциплины, у нас теперь коммерческий цирк: «приведи друга и получи печеньку!» – поднял голос супруг и бросил бумаги на стол акционеру.
– Так Вы о партнёрской программе, – спокойным тоном ответил итальянец, внимательно изучив бумаги. – Это прекрасный способ рекламы без затрат из бюджета. Мы используем его не первый месяц, и он приносит плоды. Взгляните на статистику! Люди приводят своих знакомых, оба получают поблажки в виде бонусов, и центр расширяет клиентскую базу. Всё законно и прозрачно.
– У вас в Европе это называется сетевым маркетингом, а у нас, в северной части земного шара, – шарашкиной конторой. Знаете, почему? Потому что за эти дешёвые бонусы и скидки приводят в центр не только проверенных знакомых, но и кого попало! А это, в конце концов, разрушит нашу репутацию и сломает доверие к нам! Вы устроили в кинологическом центре при МВД сущее безобразие, и заставили мою супругу клюнуть на удочку об успехе и протащить бредовую идею в массы!
– Дорогой, – вступила я в разговор, положив ладонь на его колотившееся сердце, – никто никого ни к чему не принуждал. Многие акционеры приняли такое новшество на ура, и посмотри на результаты: у нас меньше затрат на рекламу, но больше клиентов! Это успех! Ты просил, чтобы центр оставался на плаву. Так вот, когда тебя не было, мы не только выжили – мы выросли, в том числе с помощью этой системы.
– Рот свой закрой! Я тебе ещё выскажу за своевольность, – процедил он сквозь зубы, нервно потрясываясь от раздражения.
– Прошу, не надо со мной так говорить, – спокойно попросила я. – Все эти месяцы я вела дела, училась бизнесу, поднимала центр выше и выше. Синьор акционер серьёзно помогал мне в этом. Всем было тяжело, но мы справились, и я имею право на слово!
– Ты наняла бизнес–консультанта для управления учреждением! Не ты, а он ведёт моё дело, потому что получает гонорар, и итальянец – потому что имеет крупную долю и ему выгодно расти. А ты, как и всегда, наивно уши развесила и идёшь на поводу у каждого, кто даёт хоть какой–то совет! Я тебя так многому учил! Я много раз повторял, что дисциплина, устав и следование закону – вот секрет руководителя. Неужели придерживаться этого правила было настолько сложно, что ты наняла чужого человека и стала слушать иностранцев?
Несправедливо отчитанная, я стояла красная, сгорающая от позора и злости. Меня распирало от желания нагрубить супругу, но я понимала, что он был итак на грани срыва. Второй инсульт был ни к чему!
– Простите, но Вы не правы, синьор подполковник! Ваша жена прошла воду, огонь и медные трубы, чтобы уберечь центр от врагов, привести к единению акционеров, вымуштровать персонал. Не говоря уже о том, как смело она повела себя, вытаскивая Вас из СИЗО. Со всем почтением, но Вас не было более года, и Вы не вправе принижать заслуги женщины, сделавшей невозможное возможным.
– Вы находитесь в моём центре, – оскалился муж, – получаете с него прибыль, и Вы решили унижать меня своими новшествами, и учить, как с женой говорить?
– Я прошу Вас упокоиться, офицер, – акционер, как и я, заметил слегка невменяемый взгляд у супруга, и слишком уж сильную тряску в руках.
– Пойдём в кабинет, – сказала я мужу и попыталась развернуть к двери.
– Все меня предали, но теперь я вернулся. Я уволю консультанта и выброшу из центра Вас с Вашими нововведениями, – бросил муж напоследок и вышел из зала акционеров.
Проведя мужа через приёмную в свой кабинет, я попросила секретаршу принести нам мятного чая с ромашкой и немного шоколадных конфет. Супруга нужно было успокоить. В моей голове спуталось всё: он что–то помнил, а что–то забыл, порой был растерян, а порой слишком агрессивен, обычно выглядел здоровым, а когда нервничал – его начинало трясти. Хотелось скорее пойти с ним к врачу и лично узнать развитие болезни мужа, чтобы понимать, чего ожидать.
Мы вошли в кабинет, который раньше принадлежал ему, а теперь – мне. Только мужу об этом ещё не успели донести. С тяжёлым вздохом он опустился в кресло, трудно справляясь с раздражением. Я заняла место напротив, за столом.
– Деньги на рекламу, значит, экономим, а секретаршу держим и консультанту платим за красивые диаграммы? Прекрасная финансовая грамотность, – с ядовитым сарказмом бросил он.
– Одной мне было не успеть за всем уследить, – спокойно ответила я. – Пришлось взять помощницу.
– Её оставим. Вместо Отвёртки будет работать, – буркнул он. – А консультанта уберу. Паразитирует на бюджете.
Супруг замолчал на пару секунд и осмотрел рабочее место.
– Устроила тут шоу из серьёзного учреждения! Вместо государственной прессы – какой-то глянец! – он схватил со стола старый журнал и с раздражением швырнул его в урну.
– Вообще-то, в этом номере описано парное тактическое соревнование, в котором мы заняли второе место всего с одной ищейкой, – возмущенно ответила я. – После публикации у нас прибавились клиенты и спонсоры. И писали об этом не только в коммерческой, но и в государственной прессе. То же самое было, когда, благодаря моим усилиям, центр начал заниматься морскими перевозками – новой и востребованной услугой, инициировав которую, я избавилась от твоей бывшей жены.
– Да, да, – усмехнулся муж безрадостно, – помню, как я просил тебя не вмешивать опергруппу МВД в сомнительные затеи. Но ты, конечно, сделала по-своему.
– Сделала, – подтвердила я. – Я рисковала в обоих случаях, и оба раза побеждала.
Он метнул в меня тяжёлый взгляд.
– Я и говорю, что ты устроила представление из моего центра кинологии! Риск остаётся риском! Всегда! Пятьдесят на пятьдесят: или проиграешь, или выиграешь. А если втянешься – не заметишь, как станешь зависимой от этого адреналина. Один неверный шаг, и всё порушится. Всё.
Супруг отстранённо махнул рукой, будто отгоняя навязчивую мысль, и отвернулся.
– Иди в свой кабинет. Мне надо прийти в себя, – его голос стал тихим, но не менее жёстким. Ослабив галстук, муж откинулся на спинку кресла, которое я давно перестроила под себя.
– Как скажешь, – сдержанно ответила я и встала, намереваясь переждать ураган в своей бывшей коморке.
– Стой! – вдруг резко окликнул он меня. – Я не понял… Ты что, мой кабинет заняла? Здесь всё поменялось!
– Это было временным решением, – начала я, – тут было светлее и удобнее для приёмов…
Супруг вскочил и подошёл ко мне вплотную. Приподняв пальцами мой подбородок, он заглянул мне глубоко в глаза, а в его взгляде читались злость и уязвлённое достоинство.
– Ты что, решила прибрать к рукам мой центр? Руководить здесь с этим итальянцем, да?
– Я взяла на себя ответственность, пока тебя не было. Временно. Чтобы центр не развалился и дождался тебя, – твёрдо произнесла я, чётко выговаривая каждое слово, стараясь убедить супруга в своей честности.
– Тогда слушай сюда: сразу после заключения комиссии ты уберёшь отсюда свои вещи. Освободишь моё кресло, мой кабинет и мою должность начальника. Вернёшь мне акции и контроль над госсектором, а себе оставишь бренд.
– Приказано? Исполнить! – остервенело произнесла я, едва сдерживая обиду и гнев, а отдав ему честь, вышла за дверь.
У подполковника были причины для благодарности. Я ведь не просто сберегла его центр, но и преумножила клиентов, популярность и доход. Тем не менее, благодарным муж не был, а вот оскорблённым и недовольным новшествами – да. Вспоминая слова итальянца о том, что действия и амбиции подполковника ограничены рамками устава, я понимала, насколько он был прав. Мой муж был слишком консервативен, и практиковать в центре новизну – было не для него. Я уже молчу об аджилити, узнав о котором он, наверное, сошёл бы с ума от возмущения и злости.
Приехав домой, мы сели за ужин, а после легли в постель, чтобы спать. К чему–то большему супруг не проявлял интереса. Как и предыдущей ночью, он повернулся ко мне спиной и натянул одеяло до самых ушей. Его поздней музой, наверное, была стена, с которой он мысленно делился несправедливостью этого мира. Я и сама не желала его после проявленного хамства, но впечатлённая рассказом итальянца о ребенке, решила снова попытаться забеременеть. Мне было чуть за тридцать, и я, как и жена акционера, начала слышать отсчёт биологических часов. Их стрелки неумолимо двигались вперёд, а шанс стать матерью угасал с каждым их стуком.
Утром я встала раньше подполковника, готовясь к уже привычной пробежке, после которой намеревалась вместе позавтракать и отправить его на военно–врачебную комиссию. Уже готовая к выходу, я услышала, как муж позвал меня из спальни.
– Никто и не должен узнать о моём содействии в этом деле. Я буду Вашим секретным оружием, если, конечно, Вы ещё нуждаетесь во мне, – убрал он руки со стола и, сурово сведя брови, упёрся взглядом в пол.
– Синьор акционер, я верю в Вас и, как только в центре всё успокоится, я готова приступить к аджилити.
– Благодарю Вас за это! А когда состоится церемония награждения и повышения Вас в звании? – поинтересовался мужчина.
– Уже в субботу, и я прошу Вас присутствовать на ней!
– Всенепременно! Разве я мог бы поступить иначе?!
Итальянец взглянул на меня улыбчивым и благодарным взглядом.
– Можно последний вопрос о нелегальном бизнесе картин? – спросила я.
– Prego! Прэго Прошу Вас!
– Какую цену Вам пришлось заплатить за помощь родителей? Это ведь они дали наводку на офицера ФСБ и сотрудника налоговой службы, прикрывавшего кулинара. А ещё они связали Вас с родственником из ООН, а через того – с искусствоведом.
– Я вроде говорил, что провёл с ними несколько дней в загородном особняке и к супруге съездил на юбилей, – помрачнел акционер.
– Сомневаюсь, что этой оплаты хватило, но не буду совать свой нос в чужие дела, – тихо заметила я и, встав со стула, направилась к двери.
– Жене стукнуло сорок, – громким голосом произнёс иностранец и тоже поднялся со стула.
Заправив руки в карманы, он подошёл к окну и, вглядевшись вдаль прищуренным взглядом, продолжил:
– Наши родители настаивали на наследнике. С возрастом женщины теряют способность зачать, и это был последний шанс, который мне пришлось использовать, чтобы взамен расчистить нам с Вами дорогу к аджилити и избавиться от врагов.
– Ваша супруга беременна? – спросила я и с удивлением, и с радостью, и с белой завистью, ведь тоже хотела родить. К тому же я вдруг поняла, что и сама считала акционера своим – может быть, не в любовном, но в рабочем плане, – а теперь пришлось бы «возвращать».
– Через несколько месяцев она родит, – холодно ответил он и недовольно вздохнул.
– Но это же прекрасно! – Сфальшивила я, горько сглотнув. – Выходит, аджилити не состоится? Вы ведь вернётесь в Италию к семье?
– В Сицилии семья – это святое, и отец должен быть рядом с дитём, даже если не телом, то заботой, вниманием или деньгами. Только так можно избежать позора, а мать – одиночка – это позор, ещё и при живом супруге. У нас считается, что к шести годам ребёнок начинает понимать, кто он и кто его родители, – и тогда мне придётся вернуться в Италию, как бы я ни хотел остаться. До этого времени мы с Вами наладим собачьи соревнования, а после продолжим сотрудничество на расстоянии, – грустно, но уверенно ответил иностранец.
– Смотрю, Вы совсем не рады прибавлению, и это печально, – искренне молвила я, хотя и обрадовалась тому, что аджилити всё–таки будут проведены.
– Я же говорил, что дети должны быть продолжением любви, тогда они желанны и любимы. Прошу прощения за Ваше разочарование, но я не испытываю счастья.
– Вы могли отказаться!
– Не мог. Семейные ценности для сицилийца превыше всего. У нас очень крепкие родственные узы, а уважение к отцу и матери – основа социального уклада. Ослушаться – значило бы прослыть позорным сыном. К тому же, у нас был договор – они выполняют мою просьбу, а я исполняю их волю.
– Но Вы могли не помогать мне! И были бы свободным, бездетным, не имеющим лишних хлопот!
– Я сделал это из собственного эгоизма! Я желал собачьих соревнований!
– Аджилити ведь можно было организовать и в Италии! Не лгите ни мне, ни себе! – начала я заводиться от его оправданий, которые косвенно вешали на меня вину.
– Я люблю Вас! Разве это не понятно? Помогая Вам, я помогал себе! Потому что хочу быть рядом, хочу устраивать с Вами собачьи игры, хочу видеть Вашу улыбку, а не обеспокоенность! Чтобы всё это иметь – надо было устранить врагов!
– Мужчины никогда не взрослеют! Даже подвиги Вы совершаете, как дети! Зачать новую жизнь в чреве супруги из–за любви ко мне – это ужасно безрассудно, ведь дети не должны страдать от игр взрослых! Я очень надеюсь, что Вы, действительно, вернётесь однажды домой и полюбите своего ребёнка, как и положено, – подвела я итог и направилась к выходу.
В дверях я столкнулась с подполковником. Не понимая, зачем он поднялся к акционеру, я посмотрела на него взволнованным взглядом.
– Хорошо, что вы оба в зале, – небрежно толкнул он меня обратно в комнату. – У меня к вам вопросы, а, скорее, претензии!
– Рад Вашему возвращению! – протянул итальянец руку моему супругу, пытаясь смягчить обстановку.
– Сомневаюсь в этом, – не подал руки подполковник, а, надев на нос корригирующие очки, всмотрелся в документы, которые принёс с собой. – Скажите, господин акционер, по какой причине Вы выкупили все 25% акций, принадлежавших дочери морского офицера?
– По бизнес причинам, синьор подполковник, – растеряно ответил иностранец. – Чем больше доля, тем выше дивиденды.
– Вы купили не просто долю, приносящую доход, а блокирующий пакет, и я желаю знать, для чего он Вам нужен?
Я уже говорила супругу об этих 25% акций, когда навещала в больнице при СИЗО. Он, видимо, забыл об этом, как и о том, что я возглавила центр. Тем не менее я решила промолчать и уж тем более не говорить о том, что на этот пакет активов у меня с итальянцем оформлен трастовый договор и, по сути, его блокирующий голос принадлежит мне.
– Простите, не пойму, к чему Вы клоните? – нахмурился итальянец.
– Один из крупных акционеров поведал мне о многих изменениях в моём учреждении. Купленный Вами пакет даёт власть блокировать решение большинства, а, судя по его словам, Вы уже не раз противоречили таким решениям. Так что у Вас на уме? Какую линию Вы гнёте? – наехал муж на иностранца.
– Предположу, что речь идёт о том акционере, который поддерживал дочь адмирала и шёл наперекор Вашей жене. Да, признаю, я проявлял сопротивление его идеям, одной из которых было упразднить привилегированные акции, введённые Вами много лет назад.
– А Вы чего хотите? Какова Ваша стратегия в бизнесе? У Вас на руках в общей сложности 38% акций госсектора. Я не за что не поверю, что у Вас нет собственной линии поведения, приносящей выгоду именно Вам!
– Я получаю дивиденды, устраиваю мероприятия для ищеек и слежу за тем, чтобы дело приносило прибыль, а не несло убытки из–за мышления ленивых и лживых акционеров.
– Нет, господин иностранец, Вы внедряете в моё полугосударственное учреждение свои заграничные штучки! Вместо устоя и дисциплины, у нас теперь коммерческий цирк: «приведи друга и получи печеньку!» – поднял голос супруг и бросил бумаги на стол акционеру.
– Так Вы о партнёрской программе, – спокойным тоном ответил итальянец, внимательно изучив бумаги. – Это прекрасный способ рекламы без затрат из бюджета. Мы используем его не первый месяц, и он приносит плоды. Взгляните на статистику! Люди приводят своих знакомых, оба получают поблажки в виде бонусов, и центр расширяет клиентскую базу. Всё законно и прозрачно.
– У вас в Европе это называется сетевым маркетингом, а у нас, в северной части земного шара, – шарашкиной конторой. Знаете, почему? Потому что за эти дешёвые бонусы и скидки приводят в центр не только проверенных знакомых, но и кого попало! А это, в конце концов, разрушит нашу репутацию и сломает доверие к нам! Вы устроили в кинологическом центре при МВД сущее безобразие, и заставили мою супругу клюнуть на удочку об успехе и протащить бредовую идею в массы!
– Дорогой, – вступила я в разговор, положив ладонь на его колотившееся сердце, – никто никого ни к чему не принуждал. Многие акционеры приняли такое новшество на ура, и посмотри на результаты: у нас меньше затрат на рекламу, но больше клиентов! Это успех! Ты просил, чтобы центр оставался на плаву. Так вот, когда тебя не было, мы не только выжили – мы выросли, в том числе с помощью этой системы.
– Рот свой закрой! Я тебе ещё выскажу за своевольность, – процедил он сквозь зубы, нервно потрясываясь от раздражения.
– Прошу, не надо со мной так говорить, – спокойно попросила я. – Все эти месяцы я вела дела, училась бизнесу, поднимала центр выше и выше. Синьор акционер серьёзно помогал мне в этом. Всем было тяжело, но мы справились, и я имею право на слово!
– Ты наняла бизнес–консультанта для управления учреждением! Не ты, а он ведёт моё дело, потому что получает гонорар, и итальянец – потому что имеет крупную долю и ему выгодно расти. А ты, как и всегда, наивно уши развесила и идёшь на поводу у каждого, кто даёт хоть какой–то совет! Я тебя так многому учил! Я много раз повторял, что дисциплина, устав и следование закону – вот секрет руководителя. Неужели придерживаться этого правила было настолько сложно, что ты наняла чужого человека и стала слушать иностранцев?
Несправедливо отчитанная, я стояла красная, сгорающая от позора и злости. Меня распирало от желания нагрубить супругу, но я понимала, что он был итак на грани срыва. Второй инсульт был ни к чему!
– Простите, но Вы не правы, синьор подполковник! Ваша жена прошла воду, огонь и медные трубы, чтобы уберечь центр от врагов, привести к единению акционеров, вымуштровать персонал. Не говоря уже о том, как смело она повела себя, вытаскивая Вас из СИЗО. Со всем почтением, но Вас не было более года, и Вы не вправе принижать заслуги женщины, сделавшей невозможное возможным.
– Вы находитесь в моём центре, – оскалился муж, – получаете с него прибыль, и Вы решили унижать меня своими новшествами, и учить, как с женой говорить?
– Я прошу Вас упокоиться, офицер, – акционер, как и я, заметил слегка невменяемый взгляд у супруга, и слишком уж сильную тряску в руках.
– Пойдём в кабинет, – сказала я мужу и попыталась развернуть к двери.
– Все меня предали, но теперь я вернулся. Я уволю консультанта и выброшу из центра Вас с Вашими нововведениями, – бросил муж напоследок и вышел из зала акционеров.
Проведя мужа через приёмную в свой кабинет, я попросила секретаршу принести нам мятного чая с ромашкой и немного шоколадных конфет. Супруга нужно было успокоить. В моей голове спуталось всё: он что–то помнил, а что–то забыл, порой был растерян, а порой слишком агрессивен, обычно выглядел здоровым, а когда нервничал – его начинало трясти. Хотелось скорее пойти с ним к врачу и лично узнать развитие болезни мужа, чтобы понимать, чего ожидать.
Мы вошли в кабинет, который раньше принадлежал ему, а теперь – мне. Только мужу об этом ещё не успели донести. С тяжёлым вздохом он опустился в кресло, трудно справляясь с раздражением. Я заняла место напротив, за столом.
– Деньги на рекламу, значит, экономим, а секретаршу держим и консультанту платим за красивые диаграммы? Прекрасная финансовая грамотность, – с ядовитым сарказмом бросил он.
– Одной мне было не успеть за всем уследить, – спокойно ответила я. – Пришлось взять помощницу.
– Её оставим. Вместо Отвёртки будет работать, – буркнул он. – А консультанта уберу. Паразитирует на бюджете.
Супруг замолчал на пару секунд и осмотрел рабочее место.
– Устроила тут шоу из серьёзного учреждения! Вместо государственной прессы – какой-то глянец! – он схватил со стола старый журнал и с раздражением швырнул его в урну.
– Вообще-то, в этом номере описано парное тактическое соревнование, в котором мы заняли второе место всего с одной ищейкой, – возмущенно ответила я. – После публикации у нас прибавились клиенты и спонсоры. И писали об этом не только в коммерческой, но и в государственной прессе. То же самое было, когда, благодаря моим усилиям, центр начал заниматься морскими перевозками – новой и востребованной услугой, инициировав которую, я избавилась от твоей бывшей жены.
– Да, да, – усмехнулся муж безрадостно, – помню, как я просил тебя не вмешивать опергруппу МВД в сомнительные затеи. Но ты, конечно, сделала по-своему.
– Сделала, – подтвердила я. – Я рисковала в обоих случаях, и оба раза побеждала.
Он метнул в меня тяжёлый взгляд.
– Я и говорю, что ты устроила представление из моего центра кинологии! Риск остаётся риском! Всегда! Пятьдесят на пятьдесят: или проиграешь, или выиграешь. А если втянешься – не заметишь, как станешь зависимой от этого адреналина. Один неверный шаг, и всё порушится. Всё.
Супруг отстранённо махнул рукой, будто отгоняя навязчивую мысль, и отвернулся.
– Иди в свой кабинет. Мне надо прийти в себя, – его голос стал тихим, но не менее жёстким. Ослабив галстук, муж откинулся на спинку кресла, которое я давно перестроила под себя.
– Как скажешь, – сдержанно ответила я и встала, намереваясь переждать ураган в своей бывшей коморке.
– Стой! – вдруг резко окликнул он меня. – Я не понял… Ты что, мой кабинет заняла? Здесь всё поменялось!
– Это было временным решением, – начала я, – тут было светлее и удобнее для приёмов…
Супруг вскочил и подошёл ко мне вплотную. Приподняв пальцами мой подбородок, он заглянул мне глубоко в глаза, а в его взгляде читались злость и уязвлённое достоинство.
– Ты что, решила прибрать к рукам мой центр? Руководить здесь с этим итальянцем, да?
– Я взяла на себя ответственность, пока тебя не было. Временно. Чтобы центр не развалился и дождался тебя, – твёрдо произнесла я, чётко выговаривая каждое слово, стараясь убедить супруга в своей честности.
– Тогда слушай сюда: сразу после заключения комиссии ты уберёшь отсюда свои вещи. Освободишь моё кресло, мой кабинет и мою должность начальника. Вернёшь мне акции и контроль над госсектором, а себе оставишь бренд.
– Приказано? Исполнить! – остервенело произнесла я, едва сдерживая обиду и гнев, а отдав ему честь, вышла за дверь.
Глава 51. Медкомиссия
У подполковника были причины для благодарности. Я ведь не просто сберегла его центр, но и преумножила клиентов, популярность и доход. Тем не менее, благодарным муж не был, а вот оскорблённым и недовольным новшествами – да. Вспоминая слова итальянца о том, что действия и амбиции подполковника ограничены рамками устава, я понимала, насколько он был прав. Мой муж был слишком консервативен, и практиковать в центре новизну – было не для него. Я уже молчу об аджилити, узнав о котором он, наверное, сошёл бы с ума от возмущения и злости.
Приехав домой, мы сели за ужин, а после легли в постель, чтобы спать. К чему–то большему супруг не проявлял интереса. Как и предыдущей ночью, он повернулся ко мне спиной и натянул одеяло до самых ушей. Его поздней музой, наверное, была стена, с которой он мысленно делился несправедливостью этого мира. Я и сама не желала его после проявленного хамства, но впечатлённая рассказом итальянца о ребенке, решила снова попытаться забеременеть. Мне было чуть за тридцать, и я, как и жена акционера, начала слышать отсчёт биологических часов. Их стрелки неумолимо двигались вперёд, а шанс стать матерью угасал с каждым их стуком.
Утром я встала раньше подполковника, готовясь к уже привычной пробежке, после которой намеревалась вместе позавтракать и отправить его на военно–врачебную комиссию. Уже готовая к выходу, я услышала, как муж позвал меня из спальни.
