– Что случилось? – спросила я, вернувшись в комнату.
– Ты куда–то уходишь?
– На утреннюю пробежку.
– С каких пор ты бегаешь? – недовольно спросил он, приподнявшись на локоть.
– Что ты хотел, подполковник?
– Спросить, что на завтрак, раз ты уже встала, – требовательно ответил муж, косвенно намекая на мои женские обязанности, которые должны были быть превыше всего.
– Всё, что найдёшь в холодильнике! – с вредностью бросила я в ответ.
– Раньше ты подавала еду! Что изменилось?
– Я же сказала, что у меня пробежка! Приготовь себе что–нибудь сам или дождись, когда я вернусь – позавтракаем вместе.
– Вижу, ты не особо рада возвращению мужа. У тебя теперь своя жизнь, а я в ней лишний! – накрылся он одеялом с головой, точно капризное дитя.
Этим обидчивым жестом он выбесил меня куда сильнее, чем упрёком. Я не терпела мужские обиды, особенно с нотками шантажа и предъявлением вины.
– Во всяком случае, милый супруг, ты вернулся в чистую постель, а не в грязь измены, как я когда–то. Мне было за что вредничать тебе после тюрьмы: ты поставил мне ультиматум — либо ребёнок, либо свобода, и ты кувыркался на этой кровати с Отвёрткой, пока я мёрзла в одиночном карцере. Я же все эти месяцы боролась за то, что было дорого нам обоим, и сумела сохранить и тебя, и твой бизнес. У тебя нет ни причин, ни оправданий на вредность мне, – высказала я всё, что накипело и, хлопнув дверью, ушла.
Выйдя из подъезда дома, я тяжело выдохнула, пытаясь с воздухом сбросить весь груз, что лёг на сердце с возвращением мужа. Знаешь, лейтенант, мы часто идеализируем любовь, особенно при вынужденном расставании. Мы начинаем скучать и вспоминаем только хорошее, напрочь забыв о том, что тяготило в браке, о взаимных обидах и о претензиях друг к другу. Говорят, что в паре один всегда идёт вперёд, а второй – стоит на месте. Это расстояние становится заметным при воссоединении людей. Так получилось и у нас: пока я развивалась, муж оставался таким, каким был. Руководящая должность научила меня решительности, а итальянец – уверенности в себе. Моя самооценка настолько выросла благодаря событиям последних месяцев, что командный тон супруга бил по ушам, как металл по медному тазу. Это была встреча прошлого и настоящего в паре, у которой больше не было будущего, ведь межвременную пропасть уже было не сократить.
Вместо радости от возвращения подполковника, я испытывала тяжесть и тягучее «не могу, не желаю». Если неделю назад я мечтала слышать его шаги в квартире, то сейчас хотела вновь остаться одна. С другой стороны, я немного винила себя в таких рассуждениях, называя их капризами души. «А как же любовь до гроба? Верность в печали и радости, преданность в здравии и болезни?» – пристыжала я собственные мысли, стараясь не забывать о том, что муж попал в СИЗО и потерял здоровье именно из–за меня, а значит, надо было стиснуть зубы и терпеть.
Пробежка, действительно, способствовала расслаблению мышц тела и мозга, как заявлял итальянец, и под её конец я остыла от злости на подполковника. Вернувшись домой, я застала его спящим в постели, почти в той же позе, что и до моего ухода.
– Вставай, завтрак готов! – растолкала я мужа в плечо, когда стол был уже сервирован.
– Доброе утро! – сказал он мне сонным голосом, как будто забыл, что мы недавно общались.
– Я… вот, с пробежки пришла, – решила я прощупать почву на предмет его забывчивости.
– Не знал, что ты бегаешь, но это похвально! – зевая, ответил супруг и поднялся с кровати.
Я промолчала, взволнованная провалами в его памяти, о которых была намерена спросить врача по окончанию медкомиссии.
После мирного завтрака я подвезла супруга в военный госпиталь, где ему предстояло комплексное обследование: кардиограмма, МРТ головы, когнитивные тесты, анализы и консультации разных специалистов. Всё это занимало несколько дней, в течение которых он должен был лежать в больнице.
– Желаю удачи, дорогой! – сказала я искренне, целуя его в щёку.
– Я не вредничаю тебе! – внезапно произнёс супруг, как будто вспомнил утренний спор. – Я сам себя не понимаю.
– При правильном лечении в домашних условиях ты быстро пойдёшь на поправку! И вскоре станешь самим собой!
Подполковник коснулся рукой моего лица.
– Ты стала ещё красивей, чем была!
– А ты остался таким же приверженцем закостенелых традиций, что в доме, что на работе, – воспользовавшись моментом его спокойного настроя, решила я поговорить «начистоту». – Пересмотри свои взгляды на управление в центре кинологии! Согласна, что фундамент должен остаться твоим: стабильность, качество, надёжность. Но новые методики тоже имеют право быть – они привлекают людей современным подходом к ведению дел.
– Я не желаю это обсуждать! – одёрнул он ладонь и щёлкнул ручкой двери, приоткрыв её. – Всё будет как раньше: ты вернёшься в бренд, а итальянец… если он не разделяет моих взглядов на бизнес – скатертью дорога. А не захочет катиться – я подтолкну, – воинственно вышел супруг из машины и, не оглянувшись на меня, зашёл в здание клиники.
«Упрямый и бескомпромиссный! Ничуть не изменился!» – фыркнула я и отправилась на работу.
Надо было потихоньку собирать свои вещи и вновь переезжать в небольшую коморку из кабинета супруга. Вот я и решила заняться сборами и сортировкой бумаг, часть которых предстояло передать мужу вместе с должностью начальницы. Вытащив из урны номер независимого журнала, я опустилась в кресло и, листая страницу за страницей, придалась ностальгии, вспоминая, как сложно было поначалу, и как интересно стало руководить потом.
– Синьора, можно войти? – раздался голос иностранца, постучавшего в дверь моего кабинета.
– Прэго, синьор! Входите!
– Смотрю, Вы не забрасываете итальянский язык?
– Конечно, нет. У нас впереди аджилити – надо быть готовой к встречам с клиентами, – я улыбнулась и, вспомнив вчерашний инцидент, добавила: – Простите за слова подполковника. Он наехал на Вас совершенно несправедливо.
– Вы не виноваты в том, что делает и говорит супруг. Тем более, Вы сами слышали – его настропалил против меня другой акционер.
– Этот гад ставил палки в колёса уже очень давно, особенно пока мой муж отсутствовал в центре, а теперь решил отомстить, наговаривая на нас чёрт знает что, – заметно разнервничалась я и даже вскочила из–за стола.
– У подполковника и у меня совершенно разные подходы к бизнесу. Это правда. Я – капиталист, для меня важна материальная прибыль. Моя стратегия – вертикальная. А Ваш муж стремится к стабильности, к надёжной клиентской базе, к устойчивости. Его модель роста – горизонтальная.
– Какая разница! Вы ведь не управляете центром. Вы предлагаете новшества и проводите мероприятия. А он взъелся на Вас так, словно Вы у него центр отобрать планируете.
– Ваш муж догадался, что я – Ваш серый кардинал, и ему это не понравилось. Кроме того, на моих руках не просто блокирующий пакет, а 38% акций госсектора. С такой долей в бизнесе я могу соперничать ему, предлагая свои «вертикальные» методики на совете акционеров и блокируя его «горизонтальные». Я для него угроза, от которой он хочет избавиться.
– Просто супруг не знает о трастовом договоре между Вами и мной. Возможно, если рассказать ему об этом, он успокоится.
– Это лишь ухудшит ситуацию. Если он узнает, что юридически блокирующим пакетом обладаете Вы, он начнёт использовать это в своих интересах, управляя советом акционеров через Вас. После того как Вы вернёте ему контрольный пакет, Ваша позиция сильно ослабнет, и эти 25% станут Вашим единственным скрытым рычагом влияния. Поймите, я уважаю подполковника, но он – доминант, единоличный правитель в этом центре. Ему важно, чтобы последнее слово было за ним, а мне важно, чтобы и Вы обладали правами.
– Вы правы. С его возвращением я не просто возвращаюсь в бренд, но и теряю возможность принимать решения даже там. Всё будет как раньше: он – руководитель, я – исполнитель, – грустно признала я правду. – Хорошо, что у нас с Вами хотя бы останется аджилити. Хоть где–то я смогу принимать решения сама.
– Ваш муж видит во мне конкурента и будет следить за каждым моим шагом, особенно – за моим влиянием на вас. В таких условиях наш «параллельный» проект под угрозой. Мы рискуем подставить и себя, и крупную клиентуру, которая этого не простит.
– Вы хотите сказать, мы не сможем?.. – спросила я, едва сдерживая слёзы. – Не сможем проводить аджилити?
– Не в центре кинологии. Боюсь, нам придётся искать другую площадку для проведения соревнований. Логика подсказывает, что я надолго здесь не задержусь, потому что, если подполковник будет душить Вас излишним контролем и принимать в штыки любое моё предложение, то я переведу активы из привилегированных в обычные со стандартными дивидендами, и покину это учреждение.
– Я не хочу, чтобы вы уходили, – прошептала я, нахмурившись.
– Поверьте, я сам этого не хочу! Я не хочу разлуки с Вами, – акционер печально ухмыльнулся. – Да и терять легальный доход мне вовсе невыгодно. Но у меня есть самоуважение, и я не потерплю постоянных придирок. Простите за это!
– Я понимаю, – горько сглотнула я, чувствуя, как внутри всё опускается.
– Я, собственно, зашёл узнать, нашли ли Вы время взглянуть на брошюры по зимней выставке? Возможно, это будет последнее мероприятие, которое я устрою для центра. Хотелось бы успеть подать заявку.
– Простите, я обязательно посмотрю сегодня.
Он кивнул, откланялся и вышел, а я опустилась обратно в кресло и схватилась за голову. Лейтенант… никогда в моей жизни не было чудес! За всё хорошее я платила слишком дорого. Я теряла тех, кого любила, и кто верил в меня. Постоянный выбор между меньшим злом, вечные потери, чувство боли от того, что радость не бывает долгой – вот из чего состояла моя жизнь. Я так боролась за свободу мужа – и добилась её. Но расплата за это пришла без промедлений: я могла потерять итальянца – человека, который стал мне близким и родным. Именно он поддерживал меня, когда я осталась одна, запуганная министром, окружённая врагами, нерешительная, растерянная, и без опоры.
«Нет, – подумала я. – Я должна найти выход. Должна!»
С тяжёлым сердцем я разложила перед собой материалы по выставке. Буквы расплывались, не желая складываться в смысл. В голове шумел внутренний спор – совесть, логика, мысли – все голоса перемешались в какофонии. Я не могла сосредоточиться на выставке и просто согласилась на участие в ней.
В пятницу после полудня я приехала за мужем в военный госпиталь. Перед тем как забрать его домой, мне нужно было поговорить с неврологом – женщиной–врачом, подписавшей медицинское заключение. Я чувствовала, как сердце колотится, будто перед экзаменом. Я не знала, чего ожидать, но надеялась на лучшее.
– Прошу, присаживайтесь, – мягко пригласила она, открыв дверь кабинета.
– Благодарю, – села я на холодный пластмассовый стул.
– Мы провели полное обследование, тестировали когнитивные функции, реакцию на стресс, проверили его восприятие. Ваш муж ориентирован, дееспособен, он может принимать решения, но в спокойном режиме. Без давления, без спешки, без перегрузок. Медицинская комиссия сочла, что он может вернуться к работе, но только в административной роли – никакой оперативной деятельности, командировок или ночных смен. Получить водительские права он сможет не раньше чем через три месяца – если восстановление продолжится без осложнений.
– Он подполковник МВД в запасе. Сейчас руководит центром кинологии: контракты, клиенты, акционеры... в общем, бумажная работа. Однако случаются командировки, споры с партнёрами, непредвиденные обстоятельства, требующие незамедлительного внимания.
– Лучше без поездок и внезапного стресса. Ему нужна структура и рутина, чёткий график и отсутствие перегрузок.
Я тяжело вздохнула.
– Я вижу, что он пришёл в себя после инсульта, но чувствую, что он стал другим. У него пробелы в памяти и иногда он выглядит растерянным. Это пугает меня.
– После инсульта у подполковника начались изменения, типичные для сосудистой деменции. У него страдают внимание и кратковременная память, а иногда он может забыть даже то, что вызвало стресс в далёком прошлом. К тому же может быть нарушен эмоциональный контроль. Такие пациенты могут вспыхивать, быть раздражительными, что раньше было скрыто, теперь выходит наружу.
– Он и до этого не был мягким… но сейчас может сорваться или обидеться без причины. А потом как будто сам не помнит или не понимает, что сделал.
– Это типично. Вспышки агрессии, импульсивность, путаница – это последствия нарушенного кровоснабжения мозга. У него сохранён интеллект, навыки, опыт – но страдает «регулятор эмоций», условно говоря.
– У моего знакомого… у него тоже была деменция после инсульта, – вспомнила я пчеловода и ощутила, как перехватило горло. – К концу жизни он никого не узнавал, но всё равно оставался добрым. Добрейшей души человек… А муж, выходит, стал ещё более нетерпимым к людям.
– Сравнивать не стоит. У вашего супруга не болезнь Альцгеймера, где поражаются в первую очередь зоны памяти. У него – сосудистая деменция, очаговая, и затронуты участки мозга, контролирующие поведение. Эмоции у таких пациентов становятся резче, реакции – менее предсказуемыми. Это не его вина, это неврологический симптом, результат повреждения зон мозга, отвечающих за регуляцию эмоций и импульсов.
– Получается, теперь мне придётся жить с человеком, который раньше был вспыльчивым — но хотя бы осознанно, а теперь и вовсе не будет понимать, что делает?
Я не сдержала дрожи в голосе. Невролог внимательно посмотрела на меня, как врач и как женщина.
– Это тяжело. Но да – вспышки будут. Временами муж будет раздражённым, а иногда растерянным. Но он осознаёт ситуацию и не теряет человечности, он просто не может контролировать эмоции. Он боится утратить контроль, боится стать «обузой». Поэтому будет защищаться... агрессией. Самое важное – не провоцировать стресс. Разговаривать спокойно, сдержанно. Давать ощущение, что он по-прежнему опора, а не объект опеки.
– Как же он будет работать с людьми при таком настрое?
– С поддержкой. Планёр, напоминания, помощник рядом. Никакой гонки, только чёткий ритм, стабильность, расписание. Не перегружайте его – тогда он справится.
Был ещё вопрос, который мучил меня, и я замялась, но всё-таки задала его врачу:
– А как у подполковника… как у него с потенцией?
Доктор не удивилась. Лишь чуть потянула уголки губ – не в насмешке, скорее с сочувствием.
– У него могут быть затруднения с эрекцией. Во–первых, из–за нарушения кровотока. Во–вторых, из–за стресса, тревожности, депрессии. Даже если физиологически он способен, психологически – может не испытывать желания или уверенности в себе. Попробуйте, показать, что он ценен Вам как любовник. При необходимости Вы можете проконсультироваться с урологом и психотерапевтом.
– Я… я хочу ребёнка. Ещё до инсульта у него было варикоцеле. Но мы смогли однажды зачать, только случился выкидыш… Я не теряю надежду…, – разоткровенничалась я.
