Ты курируешь нас: ставишь задачи и контролируешь их выполнение сверху, а я разрабатываю проекты и приказываю их исполнять внутри. И здесь моё слово действительно имеет вес, – продолжила я, – но всё, что я делаю, проникнуто глубоким уважением к ведомственным процедурам, которые ты сам утвердил в регламенте.
Помещение накрыла гробовая тишина. Все опустили головы, опасаясь последствий моих слов перед авторитетом полковника. Лишь итальянский акционер резко взглянул на меня широкими глазами, полными удивления и гордости.
– Сколько времени уйдёт на то, чтобы подготовиться к пилотному проекту? – спросила я поникшим голосом, обращаясь к рекламщику и бизнес–консультанту. – Как быстро мы сможем привлечь первых клиентов, и какие сроки старта укажем в рекламе?
– Нужно быть реалистами, – ответил консультант, задумчиво покрутив ручку. – Доверие к кинологическим центрам, особенно когда речь идёт о тренировках личных питомцев, сегодня очень низкое. Минимум месяц нужно выделить на саму рекламу и поиск клиентов. Если поставим срок короче и не найдём заказчиков, потратим бюджет впустую, а повторные объявления вызовут у потенциальных заказчиков сомнения – «почему никто не откликается?».
– Если начальница позволит, – с упрёком вмешался мой муж, – запускать проект стоит только после Нового года. Начать рекламировать можно уже сейчас, давая анонсы в газеты. А в объявлении можно сразу указать старт в январе.
– Почему именно тогда? – спросил один из спонсоров, заинтересовавшись.
– Потому что сейчас – неподходящее время, – спокойно объяснил он. – До Нового года у ведомств много отчётных и организационных задач, люди перегружены работой. А в преддверии праздников многие уезжают, отключаются от служебных дел. Людям не до тренировок собак. Записываться будут на январь.
– Два месяца – это реальный срок для нахождения заказчиков? – уточнила я, глядя на рекламщика.
– Думаю, да.
Я кивнула, принимая это во внимание, хотя моё внимание давно сбилось с темы проекта и перенеслось на конфликт с супругом, возникший на людях.
– Хорошо. Стартуйте кампанию с середины января, а рекламу пускайте сейчас.
– Что ж, я откланяюсь, – встал из–за стола полковник, – у меня дела в министерстве, а служебная машина уже ждёт. Результаты голосования обсудим позже. Дома, уже наедине, – жёстким голосом бросил он мне, намекая на тяжёлый разговор предстоявшим вечером.
Я горько глотнула и поняла, что натворила – за его спиной я ещё могла действовать по–своему, но открыто и принципиально противоречить ему боялась. Но это уже было сделано. И меня начало потрясывать от страха.
Через минуту молчания началось голосование.
– После собрания попросите консультанта, юриста и рекламный отдел зайти к Вам в кабинет, – тихо шепнул итальянец.
– Зачем? – спросила я, тревожно глядя на него.
– Просто сделайте это, – взволнованно ответил он.
Я кивнула и послушалась.
По итогам голосования было решено, что программа не будет рекламироваться под эгидой «европейского стандарта», а представится просто как новый проект центра с современным технологическим сопровождением. Для пилотных тренировок выбрали направление защиты владельца. Сроки запуска уточнили на середину января, а техническое обслуживание оборудования оставили внешней фирме для качественного монтажа и дальнейшей поддержки на условиях конфиденциальности. Инструктору–кинологу была поставлена задача подобрать собаководов и разработать методику пилотных тренировок, а вопросы финансирования и согласований возложили на бухгалтерию и юридический отдел.
Если честно, меня уже мало интересовал результат – я сидела отстранённая, зная, что вечером меня ждёт серьёзный нагоняй от супруга. Колени слегка дрожали, а ладони вспотели. Я вовсе не сожалела о том, что поставила мужа на место, но вот за последствия такой смелости переживала нешуточно.
Когда все разошлись, рекламщик, юрист, бизнес–консультант, итальянец и я направились в мой кабинет.
– Сколько времени занимает редактирование регламента? – спросил акционер юриста.
– Обычно около двух месяцев, если следовать всем бюрократическим процедурам, – ответил тот. – Но при необходимости процесс можно ускорить до месяца–полутора.
– Чисто теоретически, куратор может закрыть направление по тренировке частных питомцев? – продолжил интересоваться итальянец.
– Конечно, – подтвердил юрист. – Если посчитает, что это направление невыгодно центру или приносит убытки. Однако полковник на собрании явно не выступал против проекта, да и направление закрывать не собирался, иначе сказал бы об этом.
– Тем не менее, предположим такой сценарий, – задумчиво произнёс акционер. – Если мы успеем провести пилотные тренировки до того, как направление будет официально закрыто в регламенте, тогда это решение куратора можно будет пересмотреть.
– Нет, – возразил юрист, – если в регламенте будет чётко прописано полное закрытие направления, остальные аргументы перестают иметь значение. Центр обязан прекратить предоставлять эту услугу.
– А если вместо убытков начнётся прирост денежных средств? – спросил акционер.
– В таком случае можно будет попытаться оспорить решение о закрытии, но мы не успеем получить прибыль за два месяца, если только пилотные дрессировки стартуют в середине января.
– Вы нашли клиентов по неофициальным запросам? – обратился акционер к рекламщику.
– Нет, неделя, которую вы дали нам – слишком мало. Тем более устно, а не анонсом или рекламой.
– Значит, так, – продолжил итальянец. – Запускайте рекламу немедленно, но начало проекта обозначьте: «как только наберём трёх собак» – без точных сроков. Далее, Вы, бизнес–консультант, поднимите списки клиентов, которые раньше дрессировали у нас служебных собак, но по каким–то причинам прекратили сотрудничество. Список мне на стол – я лично их обзвоню и предложу участвовать в модернизированном проекте. Эти вопросы не подлежали голосованию и изменение сроков не засчитают нарушением. На этом всё, – поклонился итальянец, сосредоточив задумчивый взгляд на полу, словно ища там что–то важное.
Мужчины покинули мой кабинет, а я плюхнулась в кресло, сжимая голову от внезапной боли.
– Вам не интересно, почему я раздал эти задания? – с лёгкой критикой спросил итальянец.
– Честно говоря, меня сейчас больше волнует семейная драма, которая разыграется у меня дома вечером, – призналась я. – Я же публично перечила супругу. Такого он мне не простит!
– Вы... – упёрся он руками в бока и начал ходить по комнате, заметно нервничая. – Простите, но Вы слишком сосредоточены на страхе перед мужем, вместо того чтобы обратить внимание на следующий ход, который он сделает – и это будет шах и мат.
– Я не научилась, по Вашему совету, смотреть на него как на обычного противника в шахматы и не бояться, – возмутилась я на его упрёк. – Да, мне страшно и сейчас этот страх сильнее всего! Кроме того, Ваше предложение играть за спиной полковника и записать саботаж против проекта на камеру провалилось. Он учуял ловушку, потому что не глупее Вас. Это надо было продумать изначально! Теперь же идти к министру МВД нам не с чем. Так какая разница, на чём я сосредоточена, если мы уже этот ход проиграли?
– Я специально установил камеры в зале заседаний, чтобы просчитать его следующий шаг. Будь полковник искренен, разнёс бы проект в пух и прах. Но он повёл себя спокойно, чтобы у нас не было компромата, а сам задумал навредить иначе. И пока у нас есть время отразить удар, но через два месяца он пройдёт медкомиссию и затребует обратно свои акции. Вы сами говорили, что сроки поджимают, и сами же согласились ждать с запуском кампании до середины января. Как это понимать? – поднял он голос.
– Во–первых, не повышайте тон! – резко ответила я. – Я понимаю Ваш интерес к аджилити, а потому и к моему правлению центром, но война за акции и учреждение – только между мной и мужем!
– И Вы решили сдаться в этой войне? – усмехнулся он, разочарованно хмыкая.
– Полковник прав – никто под Новый год не станет участвовать в новом проекте.
– До Нового года целых два месяца, dio mio! – настаивал итальянец. – Если прямо сейчас найти трёх собак, мы проведём пилотный проект за месяц, а к концу следующего месяца, если разработаем продолжение и удержим клиентов, получим первую прибыль. Да, она уйдёт на покрытие расходов бесплатных тренировок, но зато будет зафиксирована официально. С этими данными мы сможем пойти к министру МВД и защитить направление, которое, я почти уверен, Ваш муж уже попытается прикрыть.
И тогда мы докажем, что здесь налицо конфликт интересов. В глазах силовика это будет выглядеть так: у нас прибыльное модернизированное направление, а полковник вдруг в спешке решает его закрыть просто из личных мотивов – хотя на собрании и словом об этом не обмолвился. Вот тут–то и пригодится запись с камеры.
– А с чего Вы взяли, что муж действительно собрался закрывать направление? – спросила я.
– Вы же слышали, как он отзывался о дрессировке ведомственных псов: «чужие служебные собаки», «не вижу выгоды», «ещё до того, как я покинул центр, хотел убрать это направление полностью, но теперь...»
– В словах мужа есть «но», – заметила я.
– Да, а продолжение «но теперь точно уберу».
– Зачем супругу вредить собственному центру? – спросила я.
– Потому что он против любых нововведений и, конечно же, против камер, – с раздражением сказал итальянец. – Я уже молчу о том, как его бесит, что именно Вы возглавляете центр. Это обычная зависть, и именно из–за неё он Вам и вредит! Простите, но будь я на месте Вашего мужа, я бы радовался, что стал куратором и, объединившись с женой – начальницей, вместе вёл семейный бизнес к процветанию. Вы же – две стороны одной медали: внешнее и внутреннее управление. Да будь он умным мужчиной без комплексов из–за того, что жена заняла его кресло, ваш центр уже гремел бы на всю страну, а то и за её пределами! А он вместо этого только ставит палки в колёса. А Вы сдаётесь, потому что боитесь обычного человека и терпите его надуманное превосходство. Кто сказал, что он умнее и лучше Вас? Кто дал ему право управлять всем сверху, через Вашу голову? – итальянец смотрел на меня с упрёком, всё больше повышая голос.
– Я не желаю спорить с Вами об отношениях между мной и супругом! – резко ответила я. – Вы сами только что по–хозяйски раздали приказы моим, заметьте, подчинённым.
– Простите, надо было действовать быстро, – признался он.
– Прощаю, – сказала я, – но впредь не делайте так! Я здесь начальница. Вы же меня этому и научили, поэтому без обид. Если после ваших команд проект выстрелит, а на мужа появится компромат, и акции останутся при мне – будет отлично. А сейчас я хочу побыть одна. Покиньте кабинет, исполняйте приказ!
Итак, лейтенант, до военной медкомиссии мужа оставалось два месяца. По истечении этого срока он бы потребовал возврата контрольного пакета акций, и у меня не было веских причин отказать. За те же два месяца он мог внести изменения в регламент и вычеркнуть из него целое направление – услугу дрессировки ведомственных собак. Я сомневалась, что супруг действительно планировал так поступить, но вероятность однозначно существовала. Если итальянец был прав, и полковник лишь изображал объективность, то удар пришёлся бы именно по нашему направлению.
У нас был тот же срок, чтобы найти клиентов, согласных пройти пилотный курс бесплатно, успешно провести его и уже от платных заказов зафиксировать первую прибыль. Отчёт об этих поступлениях мы могли бы предоставить министру МВД – но только в том случае, если к тому моменту супруг уже бы начал процедуру закрытия направления. Вся стратегия сводилась к тому, чтобы подловить полковника на конфликте интересов: он пытается исключить направление из регламента, не дождавшись результатов пилота, которые могут быть успешными и принести государству прибыль.
Такое поведение доказывало бы, что супруг вмешивается в дела центра не как заинтересованное должностное лицо, а из личных мотивов – вредности, упрямства, стремления вернуть себе место начальника, вредя при этом самому учреждению. А это уже прямой конфликт интересов. В этом случае я могла бы обоснованно поставить вопрос перед министром МВД: человек, действующий вразрез с интересами центра, не имеет права владеть контрольным пакетом акций, поскольку будет использовать его для давления и саботажа.
Я сомневалась, что у нас всё получится, а ещё не могла выбросить из головы конфликт с супругом, разгоревшийся в зале для собраний. Меня распирали и страх, и отчаяние, и целый ворох переживаний, из–за которых я едва дотянула до конца рабочего дня.
Поднимаясь на лифте домой, я чувствовала слабость, будто мои ноги были набиты плотным синтепоном. Они едва держали меня, дрожали и подгибались под тяжестью тела. Сердце бешено колотилось в груди, а руки сильно тряслись, когда я вставляла ключ в замочную скважину. Первая попытка открыть дверь не увенчалась успехом. Я глубоко вдохнула, пытаясь справиться с животным страхом – страхом быть наказанной собственным мужем. И вот я стояла в том коридоре и думала, как же это неправильно – бояться человека, с которым живёшь под одной крышей. Но я боялась, и ничего не могла с этим поделать. Я всегда тревожилась за его реакцию на мои слова или действия, но теперь, после болезни и всего, что муж перенёс в заключении, он стал вдвойне непредсказуем, и волновалась я тоже вдвойне.
Пока я набиралась храбрости вставить ключ заново, дверь вдруг распахнулась. Передо мной стоял супруг.
– Ключ заел, – тихонько оправдалась я.
Он молча кивнул, а, пропустив меня в квартиру, вернулся на диван, на столике возле которого стояла кружка пива. Супруг смотрел по телевизору футбольный матч между Италией и Францией.
– За кого болеешь? – спросила я нейтрально, пытаясь уловить его настрой.
– За французских ребят. Не за Италию же мне болеть! Я ненавижу макаронников!
– Ясно, – не стала я развивать конфликт, и так понимая, что муж только что метнул камень в сторону итальянского акционера.
– А ты что в прихожей стоишь? Я голодный. Всё жду, когда хозяйка дома наконец–то ужин приготовит.
Разувшись, я прошла в гостиную и попыталась незаметно убрать со стола кружку с пивом. Алкоголь мог ухудшить и без того нерадостное состояние его здоровья, и вызвать ещё большее желание затеять спор.
– Не трогай, – холодно отрезал он.
– Тебе нельзя пить.
– Пиво – не выпивка. Так, развлечение. Награда самому себе после занудной работы с бумажками в сраном кабинете МВД.
– Не надо выражаться, я прошу тебя. Раньше ты таких слов не употреблял.
– То было раньше. До того, как меня заперли в этой бюрократической клетке, – злобно бросил он.
Такие разговоры случались у нас всё чаще, и я старалась не подливать масла в огонь. Пройдя на кухню, я налила стакан воды и выпила до дна, пытаясь успокоить пульс. Я не могла понять, как вести себя с ним тем вечером: муж либо забыл, что я перечила ему при всех, либо намеренно терзал мне душу, оттягивая выговор.
Помещение накрыла гробовая тишина. Все опустили головы, опасаясь последствий моих слов перед авторитетом полковника. Лишь итальянский акционер резко взглянул на меня широкими глазами, полными удивления и гордости.
– Сколько времени уйдёт на то, чтобы подготовиться к пилотному проекту? – спросила я поникшим голосом, обращаясь к рекламщику и бизнес–консультанту. – Как быстро мы сможем привлечь первых клиентов, и какие сроки старта укажем в рекламе?
– Нужно быть реалистами, – ответил консультант, задумчиво покрутив ручку. – Доверие к кинологическим центрам, особенно когда речь идёт о тренировках личных питомцев, сегодня очень низкое. Минимум месяц нужно выделить на саму рекламу и поиск клиентов. Если поставим срок короче и не найдём заказчиков, потратим бюджет впустую, а повторные объявления вызовут у потенциальных заказчиков сомнения – «почему никто не откликается?».
– Если начальница позволит, – с упрёком вмешался мой муж, – запускать проект стоит только после Нового года. Начать рекламировать можно уже сейчас, давая анонсы в газеты. А в объявлении можно сразу указать старт в январе.
– Почему именно тогда? – спросил один из спонсоров, заинтересовавшись.
– Потому что сейчас – неподходящее время, – спокойно объяснил он. – До Нового года у ведомств много отчётных и организационных задач, люди перегружены работой. А в преддверии праздников многие уезжают, отключаются от служебных дел. Людям не до тренировок собак. Записываться будут на январь.
– Два месяца – это реальный срок для нахождения заказчиков? – уточнила я, глядя на рекламщика.
– Думаю, да.
Я кивнула, принимая это во внимание, хотя моё внимание давно сбилось с темы проекта и перенеслось на конфликт с супругом, возникший на людях.
– Хорошо. Стартуйте кампанию с середины января, а рекламу пускайте сейчас.
– Что ж, я откланяюсь, – встал из–за стола полковник, – у меня дела в министерстве, а служебная машина уже ждёт. Результаты голосования обсудим позже. Дома, уже наедине, – жёстким голосом бросил он мне, намекая на тяжёлый разговор предстоявшим вечером.
Я горько глотнула и поняла, что натворила – за его спиной я ещё могла действовать по–своему, но открыто и принципиально противоречить ему боялась. Но это уже было сделано. И меня начало потрясывать от страха.
Через минуту молчания началось голосование.
– После собрания попросите консультанта, юриста и рекламный отдел зайти к Вам в кабинет, – тихо шепнул итальянец.
– Зачем? – спросила я, тревожно глядя на него.
– Просто сделайте это, – взволнованно ответил он.
Я кивнула и послушалась.
По итогам голосования было решено, что программа не будет рекламироваться под эгидой «европейского стандарта», а представится просто как новый проект центра с современным технологическим сопровождением. Для пилотных тренировок выбрали направление защиты владельца. Сроки запуска уточнили на середину января, а техническое обслуживание оборудования оставили внешней фирме для качественного монтажа и дальнейшей поддержки на условиях конфиденциальности. Инструктору–кинологу была поставлена задача подобрать собаководов и разработать методику пилотных тренировок, а вопросы финансирования и согласований возложили на бухгалтерию и юридический отдел.
Если честно, меня уже мало интересовал результат – я сидела отстранённая, зная, что вечером меня ждёт серьёзный нагоняй от супруга. Колени слегка дрожали, а ладони вспотели. Я вовсе не сожалела о том, что поставила мужа на место, но вот за последствия такой смелости переживала нешуточно.
Когда все разошлись, рекламщик, юрист, бизнес–консультант, итальянец и я направились в мой кабинет.
– Сколько времени занимает редактирование регламента? – спросил акционер юриста.
– Обычно около двух месяцев, если следовать всем бюрократическим процедурам, – ответил тот. – Но при необходимости процесс можно ускорить до месяца–полутора.
– Чисто теоретически, куратор может закрыть направление по тренировке частных питомцев? – продолжил интересоваться итальянец.
– Конечно, – подтвердил юрист. – Если посчитает, что это направление невыгодно центру или приносит убытки. Однако полковник на собрании явно не выступал против проекта, да и направление закрывать не собирался, иначе сказал бы об этом.
– Тем не менее, предположим такой сценарий, – задумчиво произнёс акционер. – Если мы успеем провести пилотные тренировки до того, как направление будет официально закрыто в регламенте, тогда это решение куратора можно будет пересмотреть.
– Нет, – возразил юрист, – если в регламенте будет чётко прописано полное закрытие направления, остальные аргументы перестают иметь значение. Центр обязан прекратить предоставлять эту услугу.
– А если вместо убытков начнётся прирост денежных средств? – спросил акционер.
– В таком случае можно будет попытаться оспорить решение о закрытии, но мы не успеем получить прибыль за два месяца, если только пилотные дрессировки стартуют в середине января.
– Вы нашли клиентов по неофициальным запросам? – обратился акционер к рекламщику.
– Нет, неделя, которую вы дали нам – слишком мало. Тем более устно, а не анонсом или рекламой.
– Значит, так, – продолжил итальянец. – Запускайте рекламу немедленно, но начало проекта обозначьте: «как только наберём трёх собак» – без точных сроков. Далее, Вы, бизнес–консультант, поднимите списки клиентов, которые раньше дрессировали у нас служебных собак, но по каким–то причинам прекратили сотрудничество. Список мне на стол – я лично их обзвоню и предложу участвовать в модернизированном проекте. Эти вопросы не подлежали голосованию и изменение сроков не засчитают нарушением. На этом всё, – поклонился итальянец, сосредоточив задумчивый взгляд на полу, словно ища там что–то важное.
Мужчины покинули мой кабинет, а я плюхнулась в кресло, сжимая голову от внезапной боли.
– Вам не интересно, почему я раздал эти задания? – с лёгкой критикой спросил итальянец.
– Честно говоря, меня сейчас больше волнует семейная драма, которая разыграется у меня дома вечером, – призналась я. – Я же публично перечила супругу. Такого он мне не простит!
– Вы... – упёрся он руками в бока и начал ходить по комнате, заметно нервничая. – Простите, но Вы слишком сосредоточены на страхе перед мужем, вместо того чтобы обратить внимание на следующий ход, который он сделает – и это будет шах и мат.
– Я не научилась, по Вашему совету, смотреть на него как на обычного противника в шахматы и не бояться, – возмутилась я на его упрёк. – Да, мне страшно и сейчас этот страх сильнее всего! Кроме того, Ваше предложение играть за спиной полковника и записать саботаж против проекта на камеру провалилось. Он учуял ловушку, потому что не глупее Вас. Это надо было продумать изначально! Теперь же идти к министру МВД нам не с чем. Так какая разница, на чём я сосредоточена, если мы уже этот ход проиграли?
– Я специально установил камеры в зале заседаний, чтобы просчитать его следующий шаг. Будь полковник искренен, разнёс бы проект в пух и прах. Но он повёл себя спокойно, чтобы у нас не было компромата, а сам задумал навредить иначе. И пока у нас есть время отразить удар, но через два месяца он пройдёт медкомиссию и затребует обратно свои акции. Вы сами говорили, что сроки поджимают, и сами же согласились ждать с запуском кампании до середины января. Как это понимать? – поднял он голос.
– Во–первых, не повышайте тон! – резко ответила я. – Я понимаю Ваш интерес к аджилити, а потому и к моему правлению центром, но война за акции и учреждение – только между мной и мужем!
– И Вы решили сдаться в этой войне? – усмехнулся он, разочарованно хмыкая.
– Полковник прав – никто под Новый год не станет участвовать в новом проекте.
– До Нового года целых два месяца, dio mio! – настаивал итальянец. – Если прямо сейчас найти трёх собак, мы проведём пилотный проект за месяц, а к концу следующего месяца, если разработаем продолжение и удержим клиентов, получим первую прибыль. Да, она уйдёт на покрытие расходов бесплатных тренировок, но зато будет зафиксирована официально. С этими данными мы сможем пойти к министру МВД и защитить направление, которое, я почти уверен, Ваш муж уже попытается прикрыть.
И тогда мы докажем, что здесь налицо конфликт интересов. В глазах силовика это будет выглядеть так: у нас прибыльное модернизированное направление, а полковник вдруг в спешке решает его закрыть просто из личных мотивов – хотя на собрании и словом об этом не обмолвился. Вот тут–то и пригодится запись с камеры.
– А с чего Вы взяли, что муж действительно собрался закрывать направление? – спросила я.
– Вы же слышали, как он отзывался о дрессировке ведомственных псов: «чужие служебные собаки», «не вижу выгоды», «ещё до того, как я покинул центр, хотел убрать это направление полностью, но теперь...»
– В словах мужа есть «но», – заметила я.
– Да, а продолжение «но теперь точно уберу».
– Зачем супругу вредить собственному центру? – спросила я.
– Потому что он против любых нововведений и, конечно же, против камер, – с раздражением сказал итальянец. – Я уже молчу о том, как его бесит, что именно Вы возглавляете центр. Это обычная зависть, и именно из–за неё он Вам и вредит! Простите, но будь я на месте Вашего мужа, я бы радовался, что стал куратором и, объединившись с женой – начальницей, вместе вёл семейный бизнес к процветанию. Вы же – две стороны одной медали: внешнее и внутреннее управление. Да будь он умным мужчиной без комплексов из–за того, что жена заняла его кресло, ваш центр уже гремел бы на всю страну, а то и за её пределами! А он вместо этого только ставит палки в колёса. А Вы сдаётесь, потому что боитесь обычного человека и терпите его надуманное превосходство. Кто сказал, что он умнее и лучше Вас? Кто дал ему право управлять всем сверху, через Вашу голову? – итальянец смотрел на меня с упрёком, всё больше повышая голос.
– Я не желаю спорить с Вами об отношениях между мной и супругом! – резко ответила я. – Вы сами только что по–хозяйски раздали приказы моим, заметьте, подчинённым.
– Простите, надо было действовать быстро, – признался он.
– Прощаю, – сказала я, – но впредь не делайте так! Я здесь начальница. Вы же меня этому и научили, поэтому без обид. Если после ваших команд проект выстрелит, а на мужа появится компромат, и акции останутся при мне – будет отлично. А сейчас я хочу побыть одна. Покиньте кабинет, исполняйте приказ!
Глава 56. Прозрение
Итак, лейтенант, до военной медкомиссии мужа оставалось два месяца. По истечении этого срока он бы потребовал возврата контрольного пакета акций, и у меня не было веских причин отказать. За те же два месяца он мог внести изменения в регламент и вычеркнуть из него целое направление – услугу дрессировки ведомственных собак. Я сомневалась, что супруг действительно планировал так поступить, но вероятность однозначно существовала. Если итальянец был прав, и полковник лишь изображал объективность, то удар пришёлся бы именно по нашему направлению.
У нас был тот же срок, чтобы найти клиентов, согласных пройти пилотный курс бесплатно, успешно провести его и уже от платных заказов зафиксировать первую прибыль. Отчёт об этих поступлениях мы могли бы предоставить министру МВД – но только в том случае, если к тому моменту супруг уже бы начал процедуру закрытия направления. Вся стратегия сводилась к тому, чтобы подловить полковника на конфликте интересов: он пытается исключить направление из регламента, не дождавшись результатов пилота, которые могут быть успешными и принести государству прибыль.
Такое поведение доказывало бы, что супруг вмешивается в дела центра не как заинтересованное должностное лицо, а из личных мотивов – вредности, упрямства, стремления вернуть себе место начальника, вредя при этом самому учреждению. А это уже прямой конфликт интересов. В этом случае я могла бы обоснованно поставить вопрос перед министром МВД: человек, действующий вразрез с интересами центра, не имеет права владеть контрольным пакетом акций, поскольку будет использовать его для давления и саботажа.
Я сомневалась, что у нас всё получится, а ещё не могла выбросить из головы конфликт с супругом, разгоревшийся в зале для собраний. Меня распирали и страх, и отчаяние, и целый ворох переживаний, из–за которых я едва дотянула до конца рабочего дня.
Поднимаясь на лифте домой, я чувствовала слабость, будто мои ноги были набиты плотным синтепоном. Они едва держали меня, дрожали и подгибались под тяжестью тела. Сердце бешено колотилось в груди, а руки сильно тряслись, когда я вставляла ключ в замочную скважину. Первая попытка открыть дверь не увенчалась успехом. Я глубоко вдохнула, пытаясь справиться с животным страхом – страхом быть наказанной собственным мужем. И вот я стояла в том коридоре и думала, как же это неправильно – бояться человека, с которым живёшь под одной крышей. Но я боялась, и ничего не могла с этим поделать. Я всегда тревожилась за его реакцию на мои слова или действия, но теперь, после болезни и всего, что муж перенёс в заключении, он стал вдвойне непредсказуем, и волновалась я тоже вдвойне.
Пока я набиралась храбрости вставить ключ заново, дверь вдруг распахнулась. Передо мной стоял супруг.
– Ключ заел, – тихонько оправдалась я.
Он молча кивнул, а, пропустив меня в квартиру, вернулся на диван, на столике возле которого стояла кружка пива. Супруг смотрел по телевизору футбольный матч между Италией и Францией.
– За кого болеешь? – спросила я нейтрально, пытаясь уловить его настрой.
– За французских ребят. Не за Италию же мне болеть! Я ненавижу макаронников!
– Ясно, – не стала я развивать конфликт, и так понимая, что муж только что метнул камень в сторону итальянского акционера.
– А ты что в прихожей стоишь? Я голодный. Всё жду, когда хозяйка дома наконец–то ужин приготовит.
Разувшись, я прошла в гостиную и попыталась незаметно убрать со стола кружку с пивом. Алкоголь мог ухудшить и без того нерадостное состояние его здоровья, и вызвать ещё большее желание затеять спор.
– Не трогай, – холодно отрезал он.
– Тебе нельзя пить.
– Пиво – не выпивка. Так, развлечение. Награда самому себе после занудной работы с бумажками в сраном кабинете МВД.
– Не надо выражаться, я прошу тебя. Раньше ты таких слов не употреблял.
– То было раньше. До того, как меня заперли в этой бюрократической клетке, – злобно бросил он.
Такие разговоры случались у нас всё чаще, и я старалась не подливать масла в огонь. Пройдя на кухню, я налила стакан воды и выпила до дна, пытаясь успокоить пульс. Я не могла понять, как вести себя с ним тем вечером: муж либо забыл, что я перечила ему при всех, либо намеренно терзал мне душу, оттягивая выговор.
