Шокированная, я не могла вымолвить ни слова. Только теперь я поняла, о каких «проверках» говорил иностранец – но, судя по всему, он и вправду сам не догадывался, что за этой женщиной скрывается истинная власть.
– За прекрасно проведённые игры и Вашу преданность делу, лояльность к команде и собакам, я позволяю вам делать ставки. Конечно, только на тех собак, которые не находятся под условиями, – заключила дама, слегка коснувшись рукой моего плеча. – До новых аджилити и новых приказов на исполнение, компаньон!
Глава 13. Двойные стандарты
На следующий после аджилити день кинологический центр намеренно «вымер». Работало лишь минимальное количество сотрудников: в первую очередь уборщики, нанятые из внешней фирмы, а также я, итальянец, инструктор–кинолог, техник и сторож. Лишние уши и глаза нам сегодня были ни к чему – никто не должен был заметить новые снаряды или следы вчерашнего праздника.
Мы впятером собрались в кабинете технаря. Комната, как и всегда, пахла металлом, пылью и чем–то электрическим, а в углу возвышалось массивное бюро с секретным сейфом, привезённое итальянским акционером. Достав из него выделенную партнёрами долю, мы начали делить всё по заранее оговорённой схеме.
Иностранец первым отсчитал свои шестьдесят процентов заграничной купюрой, а затем красивым жестом правой руки убрал деньги во внутренний карман пиджака. Этот театральный жест, сопровождавшийся лёгкой, ленивой улыбкой, молниеносно вызвал во мне раздражение, но я заставила себя сохранить спокойное лицо.
Свою долю я подняла со стола неторопливо, словно взвешивая добычу на глаз. Первым делом отсчитала сумму сторожу, собаководу и электротехнику – каждый получил свою честно заработанную часть, и только потом убрала оставшиеся деньги в дамскую сумочку. Должна признаться: доход оказался куда серьёзнее моей обычной зарплаты. Чтобы собрать такую же сумму легальным трудом, мне пришлось бы пахать не меньше трёх месяцев. И всё же, по сравнению с долей акционера, моя часть казалась невзрачной – слишком низкой ценой за риск, который мой центр принял на себя.
– Значит, мы сможем делать ставки? – оживился техник, когда я пересказала всем свою беседу с дамой–организаторшей.
– Вообще–то, это обещали нам с самого начала, – в моём голосе прозвучала колкая нотка, и акционер мгновенно ей уловил.
– Оставьте нас наедине, – произнёс он негромко, но властно, и мужчины, довольные своей добычей и не желавшие вникать в чужие споры, один за другим покинули помещение.
Итальянец подошёл ближе ко мне, заправив руки в карманы наглаженных брюк.
– Синьора, что Вам опять не так? – его тёмные брови сошлись в строгой складке.
– Враньё, – вспыхнула я. – Двуличные игры и щедрое «разрешение» на ставки, которое было одобрено ещё на первой встрече.
– Я же говорил Вам, – мягко напомнил он, – что итальянская культура похожа на большую семью. Чтобы доверять друг другу, сначала проводят проверки.
– Значит, Ваша культура мне непростительно чужда! – бросила я, не скрывая досады.
– Она и не должна быть Вам близка. Но раз уж Вы сотрудничаете с итальянцами, будьте готовы к традициям, которые могут показаться странными. К тому же, учиться доверять нужно в любом партнёрстве. Без этого бизнес не построить.
– Вот именно – «учиться доверять», а не устраивать спектакли с телефонными беседами, фальшивыми предложениями, сокрытием истинных хозяев положения и подставными моментами прямо на аджилити, – парировала я, чувствуя, как гнев уже поднимается к горлу, и скрывать его становится всё сложней.
– Но всё же прошло на «ура», – невозмутимо заметил иностранец.
– Мне трудно поверить, что Вы не знали, кто там главный, и что судья заранее знал, как поступить, а что все эти условия были на деле лишь уловкой – тестом на нашу выносливость и готовность подчиняться.
– Мой родственник лишь сказал, что познакомит меня с людьми, интересующимися собачьими играми. Кто из них главный – мне не сообщили.
– И Вы не спросили? – с лёгким сарказмом уточнила я.
– Нет. Я знал, что правду мне всё равно не скажут сразу. Знал, потому что итальянец, так нелюбимый Вами.
– Да прекратите уже эти обиды! – Махнула я раздражённо рукой. – Я ведь не обвиняла Вас ни в чём.
– Только что обвинили – в сокрытии правды.
Я прикусила губу, понимая, что он, по сути, прав, и, постаравшись, взять себя в руки, сбавила тон.
– Тогда объясните другое. Что это было во время аджилити, когда лапа Рекса явно соскользнула со снаряда? Я наблюдала через окно – зрители внизу не могли не заметить его провала. И не говорите мне, что те, кто ставил деньги на Грома, решили положиться на порядочность судьи и даже не возмутились проигрышу, невзирая на то, что пёс не вошёл в тройку лучших из–за обмана судьи.
– Предположу, что все, кто был вчера на играх, участвовали в этом фарсе: партнёры, зрители, приглашённые гости, хэндлеры, судья – каждый проверял, на что мы способны.
– Зачем?! – я возмущённо развела руками.
– Чтобы и дальше сотрудничать с нами, будучи уверенными в том, что мы и условия выполним, и жульничества не допустим. Я неспроста отправил Вас в комнату с затемнённым стеклом и попросил сделать уход заметным. Все поняли, что Вы ушли понаблюдать за полосой откуда–то из здания. А когда уже Вы возмутились, что штраф остался не учтённым, организаторша убедилась: на нашу компетентность можно положиться. Мы справедливы к игрокам и лояльны к просьбам партнёров одновременно.
– Но если хэндлеры и зрители знали о подтасовке, то как же они согласятся сотрудничать с нами дальше? Сегодня выиграл Скай, завтра мы подстроим его проигрыш… кто сможет доверять таким организаторам?
– Как я уже сказал: на первый аджилити пригласили особых гостей, которые знают друг друга и разбираются в этом бизнесе. Все зрители и хэндлеры – знакомые партнёров, не раз подкупавшие судей и подтасовывавшие итоги. На следующих играх будут другие люди, другие собаки, другие наставники, но среди них появится парочка тех, кого мы уже видели вчера.
– Ах вот оно что, – скрестила я руки на груди. – Значит, все, кто присутствовал, привыкли покупать себе место и заранее просчитывать выигрыш. А мы будем исполнять их прихоти, обманывая честных хэндлеров и наивных зрителей, которые верят в непредвзятость аджилити. Верно?
– Совершенно верно, синьора. Но вы зря переживаете. В подпольных аджилити нет честных людей. Те, за кого вы так волнуетесь, играют на официальных платформах. Так что совесть Ваша может спать спокойно – наши зрители и игроки либо дураки, либо азартные хитрецы.
– Я ненавижу несправедливость и презираю ложь! – сорвалось у меня почти криком.
– А разве Вы сами не лжёте супругу? – прищурился акционер. – Он ведь не знает об аджилити и грязных деньгах, на которые Вы купите свою мечту?
– Это не ложь, а сокрытие правды ради блага! – резко возразила я.
– Вот как… – усмехнулся компаньон. – А говорите, что итальянская культура Вам далека. Партнёры, как и Вы, скрыли истину во имя высшей цели.
Он коротко кивнул, разворачиваясь к двери, и вышел, оставив меня одну в кабинете техника. Его слова жужжали в ушах, как назойливая муха – неприятная, но слишком правдивая, чтобы просто отмахнуться.
Когда я наконец вернулась домой, меня встретил на кухне полковник. Он сидел за столом с серьёзным видом и напряжённым лицом.
– Ужин ждешь? – спросила я его ровным голосом.
– Ты проверила братца на вшивость? – ответил супруг суровым тоном.
– Проверила. За время его работы пропаж не обнаружено. Товарно–транспортные накладные в норме, отчёты о приёме и передачи документов заказчикам тоже.
– Странно. Картежники всегда в долгах.
– Мы ничего не знаем наверняка. Может всё совсем не так, как поведала моя племянница. Ребёнок мог слышать обрывок спора между родителями и сделать выводы не соответствующие действительности. Брат усердно трудится, и я ни разу не получила замечаний по поводу его работы, – честно заметила я мужу.
– Есть фраза такая: "устами младенца глаголит истина". Да и кто малышку в карты играть научил?
– Любить играть в карты и быть картёжником – вещи разные. Брат ещё юным любил играть настольные игры с другими, уже подросшими, детьми. Я думаю, что моя сноха оставила его не из–за карт и посиделок с друзьями, а потому что он сбегал из дома – от нездорового отца и глупой матери – к этим самым друзьям, оставив её наедине с домашними заботами. Это звучит куда правдоподобнее.
– А ты говорила с бывшей одноклассницей об этом?
– Нет, времени не было. Да и не стоит старые раны бередить. Мой брат работает исправно.
– Ладно, – тяжко выдохнул муж. – И всё же, ты поглядывай за ним. Нам не нужны проблемы в полугосударственном учреждении.
Я кивнула, принявшись готовить еду.
– Ты поэтому весь такой мрачный? – спросила я, нарезая салат.
– Я не мрачный. Задумчивый просто...
– Из–за чего?
– Утром я был у врача, андролога. На прошлой неделе сдавал очередной анализ. Сегодня вместе с репродуктологом они поставили вердикт: обычным путём у нас ничего не получится. Сперматозоиды почти не двигаются, к тому же варикоцеле и проблемы с сосудами, – муж на мгновение замолчал, опуская взгляд. – Предложили ИКСИ – стимуляцию твоих яичников.
Я прекратила резать овощи, изумлённая тем фактом, что муж, несмотря на нерадостную весть, не оставлял стремления зачать дитя.
– А что это за процедура? – уточнила я дрожащим от трепета голосом, ведь я, как и он, не хотела сдаваться.
– Ты будешь принимать гормоны несколько дней для успешного оплодотворения. Потом под наркозом они возьмут у тебя яйцеклетки, а из моей спермы или прямо из яичка достанут хоть один живой сперматозоид и эмбриолог тонкой иглой введёт его в яйцеклетку. Когда же эмбрионы подрастут, их пересадят тебе в матку. Шанс – двадцать пять процентов, – полковник грустно повесил голову, как будто бы испытывал вину.
Я села напротив за стол и положила ладони поверх его рук.
– Двадцать пять процентов лучше, чем просто ждать чуда, которого не произойдёт, – тихонько сказала я, стараясь не обидеть и не разозлить супруга горькой правдой.
По его щеке вдруг потекла слеза. Возможно, это болезнь влияла на психику, ведь перепады настроения теперь были частью его будничных дней, а, может, он и правда сожалел о том, что у нас не было наследников.
– Прости меня, – затрясся полковник от нахлынувших чувств и зажмурил пальцами глаза полные слёз.
– Ну что ты, милый! Дорогой! – вскочила я со стула и, подойдя к супругу, обняла его.
– Я глупец, ужасный глупец! Я такой дурак, что не зачал дитя ещё давно. Я ведь мог вылечить варикоцеле. У нас была бы доченька или сын. А теперь... теперь уже поздно.
– Не правда. У нас всё ещё есть шанс родить. Мы сходим на это… ИКСИ.
– Зачем тебе это надо?! Ты можешь уйти от меня и родить от другого мужчины, здорового и молодого.
– Ты снова начинаешь этот разговор? – я чуть нахмурилась. – Я уже слышала эти слова лет пятнадцать назад. Я до сих пор с тобой, и ребёнка хочу от тебя. По этой причине я соглашусь на малоприятную процедуру.
– Мне жаль, очень жаль.
– Всё. Прекрати полковник. Не надо реветь, как дитя. Пойди, умойся, проведём вечер вместе. А завтра – позвоню врачу. Узнаю точно, как и что нам нужно делать.
Перспектива гормоностимуляции, наркоза и иглы прямо в матку не слишком радовала душу. С другой стороны, я обрела надежду. Я не могла отказаться от шанса стать мамой, и пусть проблема была не во мне, и эти процедуры были лишними, я вновь была полна решимости побороться за счастье материнства.
Не буду утомлять тебя подробностями ИКСИ, лейтенант, скажу лишь, что последовавшие месяцы были похожи на ад на земле. Мы с мужем сделали две невероятно дорогие процедуры в течение года, но результата не было. Бесконечные анализы, уколы гормонов, от которых мне сильно нездоровилось, забор яйцеклеток и... ничего. Сперма мужа была почти мёртвой. Те наиболее живые сперматозоиды, которые врачам удавалось извлечь из репродуктивной системы супруга, не оплодотворяли мои клетки, даже искусственным путём. Самым ужасным было ожидание… ожидание чуда: а вдруг получится на этот раз? Вдруг врач позвонит и скажет, что клетка теперь эмбрион и её можно пересадить! Но, увы… чуда не происходило, и жуткая мгла огорчения оседала на раненном сердце. Муж, до безумия возжелавший ребёнка, впадал в депрессию после каждой неудачной попытки. Его болезнь усугублялась, и эти депрессии сменялись злостью, агрессией, нервными выпадами. Чтобы не видеть этого всего, я уходила с головой в работу и аджилити, которые теперь стабильно проводились два или три раза в месяц по воскресеньям. Всё было так, как сказал итальянец: организаторша приводила клиентов – зрителей и хэндлеров с собаками, которые не знали о заранее обговорённых результатах. Среди них были те, кто побеждал и выигрывал деньги – взяточники, дававшие ей деньги за победу и надёжную ставку. Вся эта нечестность меня уже не беспокоила. Я собирала деньги на отъезд, куда–нибудь подальше от центра, партнёров и супруга, одержимого зачатием ребёнка – больного, раздражённого, непредсказуемого.
Но деньги мне шли не только с аджилити, – усмехнулась бывшая начальница. – Я всё–таки сдирала двадцать процентов с доходов клуба при МВД с той самой инспекторши. А дело было вот как:
В конце того самого месяца, на котором я прервала рассказ, упомянув о процедурах ИКСИ, я отправилась в клуб вместе с начальником юридического отдела. Я ещё ни разу не посещала новое учреждение, и с интересом взглянула на открывшуюся передо мной территорию.
У входа стояли свежевыкрашенные ворота с гербом академии МВД, блестевшие так, будто их натирали к приезду высокопоставленных гостей. От ворот к административному корпусу вела асфальтированная дорожка. По обе стороны её был выложен гравий, а к небесам тянулись молодые туи, недавно высаженные и аккуратно подстриженные.
Слева раскинулась крытая тренировочная площадка. На ней студенты МВД вели собак по полосе низких барьеров, отрабатывая послушание питомцев. Команды юных ребят звучали в воздухе, как летний гром, и смешивались с гулким лаем.
Чуть дальше мерцали новые снаряды: тоннели аджилити, регулируемые лестницы, блестящие металлические бумы.
Правее тянулся вольерный комплекс – ряд просторных клеток из нержавейки. В вольерах знакомые мне питомцы бывшего бренда и десяток новых собак: немецкие овчарки, малинуа, даже парочка лабрадоров. Ветер разносил повсюду запах шерсти, сена и собачьих сухариков. В глубине виднелся небольшой ветеринарный блок с матовым стеклом и зеленоватым светом ламп.
Мы с юристом двинулись к административному корпусу из стекла и бетона, на двери которого виднелась табличка «Кинологический клуб академии МВД. Доступ только по пропускам». А прямо под названием фамилия моего супруга – основателя этого места.
У меня сжалось сердце. Такая красота – всё новое, стильное, безупречное. Всё это современное великолепие – результат труда полковника. Даже больным он оставался сильным и талантливым командиром.
