острое желание быть рядом. Я не хотел, чтобы её история заканчивалась, и не хотел её отпускать. Она могла бы стать моей мечтой, которую бы я осуществил, если бы не был одержим другой – своей далёкой возлюбленной, которая, возможно, была неосуществимым, но навязчивым фантомом в моей голове.
Закончив расчищать площадку, я поставил на ней полевую палатку цвета хаки. На полу под её навесом расстелил брезент, а поверх положил плотный матрас сантиметров двадцать толщиной, с заломами от долгого хранения. Сверху накинул тёмно–серый плед и набросал декоративные подушки из спортивной сумки. Установил обогреватель, повесил вдоль перил гирлянды и подключил всё это к удлинителю, тянувшемуся из подъезда. Когда всё было подготовлено к уютному вечеру, я отправился домой.
Спустившись вниз и войдя в квартиру, я услышал тихий ритмичный стук ножа о доску и почувствовал запах жарящегося фарша, смешанный с ароматом лука, корицы и ещё каких–то приправ.
Майор готовила нечто простое, но изысканное: фаршированные яблоки, запечённые под яичной заливкой. Я вошёл на кухню незаметно и засмотрелся на её движения: она аккуратно вырезала сердцевину, готовя фрукты к наполнению фаршем.
– Ах! – чуть испуганно вскрикнула она, заприметив меня на пороге, и неудачно задела остриём ножа указательный палец.
– Вы порезались! – бросился я к ней и, схватив нежную руку в свою, прижал неглубокую ранку к губам.
Начальница застыла, глядя на меня удивлённым и очарованным взглядом.
– Простите, говорят, так кровь можно остановить, – отпустил я её руку и полез в аптечку за йодом с лейкопластырем.
– Какой ты добродушный, лейтенант. Твоей далёкой возлюбленной повезло. Если она не будет дурой и ответит тебе взаимным чувством, то мужа и отца ребёнку заботливее не найдёт, – с какой–то грустью в голосе сказала майор, словно и сама хотела в мои жёны.
– Что ж, Вашему мужу повезло не меньше. У него прекрасная супруга – хозяюшка, красавица, смелая, деловая, – сказал я с похожей грустью, жалея о том, что мы были обещаны другим, а не друг другу.
Моя прекрасная гостья тихонько рассмеялась и, позволяя мне заняться её ранкой, продолжила рассказ.
После разговора с итальянским акционером я отправилась на центральный вокзал. Если ты помнишь, лейтенант, бывший заключённый, чью собачку – девочку–добермана – я взялась оберегать, однажды пообещал мне отплатить добром за добро. Он сказал мне оставить записку в ячейке номер пятнадцать у восточного выхода вокзала, если мне вдруг понадобится его помощь. Было это много лет назад, но я надеялась, что обещание по–прежнему оставалось в силе.
Я шагала по плитке вокзальной площади, двигаясь в направлении ячеек для хранения, а на душе была смута. Меня ещё потрясывало от выговора министра, но большую дрожь вызывало желание мстить и наказывать тех, кто причинил мне вред. И вот, подойдя к пятнадцатой ячейке, я сделала рискованный шаг – настолько рискованный и безумный, что мог обойтись мне очень–очень дорого. Я рисковала потерять карьеру и свободу. Но... понимаешь, дорогой, все эти годы я питала ненависть к фермеру. Она была латентна, спала где–то в закромах моей души, но теперь, когда я узнала об их союзе с моим братцем, это чувство вспыхнуло лавой, сметая всё на своём пути. Только представь: если план облопошить меня на миллионный кредит принадлежал тому самому фермеру, а не самому бесхребетному братцу, – получалось, гад по–прежнему пользовался мной, усмехаясь: «какая же она дура, какой была – такой и осталась». Нет, я не могла этого ему простить. Да и ребёнка, которого из–за него у меня не было, – тоже не могла простить. По этим причинам я рисковала, а чем, скажу тебе чуть позже.
Месть затмила мой разум, и я засунула в щель ячейки записку с просьбой связаться со мной, а после ушла с вокзала так быстро, словно боялась, что испугаюсь своего решения рискнуть, и передумаю.
Приехав в центр кинологии, я поднялась к себе в кабинет и уже хотела набрать номер сторожа, как в мою дверь постучались.
– Синьора, – вошёл в кабинет итальянец, ведя за собой мою недалёкую секретаршу. – Я проследил, чтобы она никому не звонила. Теперь – передаю её Вам.
Сжав плечи и склонив повинно голову, сцепив пальцы рук один за другой, она ступила через порог. Не поднимая глаз, девушка встала у стены и стала всхлипывать, готовясь зарыдать навзрыд. Я вспомнила себя – только что отчитанную министром и ощущавшую себя точно так же. Только за мной не было вины, а за вот за ней – была, ещё и статья по нашему законодательству.
– Прошу, оставьте нас наедине, синьор, – сказала я иностранцу.
Итальянец, бросив гневный взгляд на мою подчинённую, не доверявший ей с самого начала, чуть поклонился мне и вышел за дверь.
– Наш иностранный подданный, синьор–акционер, был против тебя изначально, – встала я из–за стола и, подойдя ближе к секретарше, присела на его край, скрестив руки на груди. – А я... я ему противоречила, наивно полагая, что тебе можно доверять.
– Я... я... простите, – закрыла она ладонями лицо и стала истерично плакать.
Я налила воды из кувшина и подала ей стакан. Секретарша взяла его дрожавшими, заледеневшими от страха пальцами.
– Присядь. Поговорим по–женски, – сказала я ей, взглянувшей на меня мельком.
– Он обещал всё выплатить, – внезапно вскрикнула девушка и сползла спиной по стене кабинета.
– Мой брат? – холодным тоном продолжала я.
Она закивала в ответ головой.
– На одобрении залога моя подлинная подпись?
Секретарша снова кивнула.
– Почему ты меня предала? – ровным тоном задала я вопрос.
– Я не предавала, я...
– Влюбилась?
Она закивала головой и ещё больше разрыдалась.
– Что брат тебе пообещал?
– Жениться после развода с женой. Он... он говорил мне такие слова, клялся в любви.
– И ты поддалась. Нет, ты не просто поддалась, ты повелась как дура. Поверила ему и во имя вашего чувства подставила меня – свою начальницу.
Секретарша уже не могла отвечать. Она лишь лила свои горькие слёзы, захлёбываясь от испуга и стыда. По–женски я могла её понять – любовь к мужчине в сердце у девушки невольно отдаёт в рассудок, затмевая его. Ей было наплевать на всех ради любви. В том числе на себя.
– Ты взяла кредит в несколько миллионов на своё собственное имя, – продолжила я. – Не на его, а на своё. Тебя это не смущало?
– Вашему брату никто не дал бы взаймы. У него зарплата копеечная и в залог нечего оставить.
– А у тебя, значит, есть? Элитных собак моего центра, ещё и с моей подписью на кредитном соглашении.
– Простите меня...
– Не прощу. Ты изначально понимала, что подставляешь имущество центра. Меня подставляла.
– Я думала, что он выплатит долг. Он обещал, божился, что до изъятия даже не дойдёт. Я верила ему. Но недавно Ваш брат исчез, уехал куда–то, а эта пристав... пришла неожиданно. Я не думала, что это всё–таки случиться. Он же обещал...
– Ты верила человеку с «копеечной зарплатой и без гроша за душой»?
– Он говорил, что у него есть бизнес–план. Вместе с друзьями из родного города он собирался открыть дело – мелкое предпринимательство по экспорту дров.
– Дровосек чёртов! – вскрикнула я, разозлённая на брата. Я понимала, что он использовал девочку: нагло врал, притворялся влюблённым, выудил деньги, оставил её в долгах. Правильно говорят: «с кем поведёшься, от того и наберёшься». Брат стал таким же подонком, как фермер, имевший женщин в свою пользу.
– Ваш брат смотрел мне в глаза, мол, ничего не бойся, я рядом, я честен с тобой, – продолжила исповедь секретарша. – Он мне даже кольцо подарил, – протянула она дрожавшую руку, на безымянном пальце которой блестело кольцо – приманка на крупную добычу, копейки по сравнению с миллионной суммой кредита. – Получается, он и свадьбу играть не собирался?
– Насчёт женитьбы я сильно сомневаюсь. Однако любовная драма – дело ваше, а не моё. Давай лучше посчитаем, – демонстративно взяла я в руки калькулятор. – Если заложишь кольцо и будешь работать в центре бесплатно до самой смерти, то... выплатишь долг лет через сто, уже с того света.
– Прошу Вас, – сжала она кулак у груди и подалась торсом вперёд, почти до самого пола.
– А как ты думала, милая? Долг по кредиту необходимо погасить. Собак своих я не отдам, и не надейся, а на тебя подам в прокуратуру за крупное мошенничество. Брат ни при чём, его имя нигде в договоре не числится. Выходит, миллионы ты присвоила. А подпись мою путём обмана заполучила. Поверь, с моими знакомствами и положением в обществе я это сумею доказать. Слово начальницы госучреждения против простой секретарши. Будешь сидеть за решёткой, романы писать о моём братце–подлеце. Ни карьеры тебе, ни обещанного мужа, ни света белого не видать, – пугала я глупую девчонку, чуть приукрашая события.
– Умоляю. Сделаю всё, что Вы скажете. Прошу, не губите меня! – взмолилась она.
– Я подумаю. А пока – ни слова о судебном приставе своему любовнику, если он вдруг появится или свяжется с тобой.
– Я ничего не скажу, клянусь Вам! – поднявшись с пола, рванула ко мне секретарша, сложив руки в молящем жесте.
– Ни видом своим, ни неудачной фразой, и уж тем более ни слезой не смей намекать ему на то, что ищеек сегодня хотели изъять.
– Но в центре ходят слухи о том, что у нас были гости, – справедливо заметила девушка.
– Об истинной причине их визита знаешь только ты, я, юрист и синьор–акционер. Больше никто! Вычислить, что ты проговорилась, труда мне не составит – нас не так уж и много.
– Я ничего, ничего не скажу! – искренне уверяла она.
– Тогда жди указаний! И помни, что братец мой ни при делах по кредитному договору, а вот ты – да. И ждать тебя из тюрьмы он вряд ли будет. Спасай свою шкуру, пока я даю тебе этот шанс.
Секретарша кивнула, а перед уходом тихо спросила:
– Выходит, он меня обманул, и нет никакого предприятия?
– Почему же, у него есть куда вкладывать деньги, только вот вернуть их затруднительно. Бизнес – дело сложное, особенно тот, которым он увлекается. Но вскоре я познакомлю тебя с деталями этой дровосечной фабрики.
Кивнув, она вышла из кабинета, и я тяжело выдохнула, усевшись в кресло. Мне было жаль её. Глупая, она поверила мужчине, как и я множество раз.
Тишину кабинета разрезал звон телефона.
– В закусочной с западной стороны вокзала. Через два часа, – проговорил мужской баритон в трубке.
Я, конечно же, догадалась, что это было послание от бывшего заключённого, только вот незнакомый голос настораживал и то, что нашли мою записку так скоро. Зэка я бы узнала, но... это могло быть и подставное лицо, что–то вроде его «шестёрки». Как бы то ни было, встречи с другим человеком я не ждала, поэтому решила там появиться в назначенное время.
Закончив работу, над которой вопреки наставлениям министра никак не могла сосредоточиться, я вернулась на вокзальную площадь и, припарковавшись, отправилась в закусочную.
Дешевая, шумная, полутёмная, она кишела людьми, отправлявшимися куда–то. Я вошла в неё в своём белоснежном костюме и очень постаралась не замазаться об испачканные кетчупом столики и намокшие после дождя чемоданы людей, пытавшихся протиснуться мимо меня к выходу.
– Пройдите в конец зала, – внезапно сказал мне мужчина из–за спины, которого я даже не успела рассмотреть, однако голос узнала – это он звонил мне в кабинет.
Я сделала, как было велено. У стены за высоким столиком сидел знакомый мне зэк. Заметив меня издалека, он даже не шевельнулся, лишь встретил меня взглядом, спокойно попивая пиво.
– Добрый день, – с трудом забралась я на высокий стул, пытаясь не слишком задрать юбку, поднимая колено.
– Начальница! – цокнул он языком. – Нашла меня.
– Я была не уверена, что договор ещё в силе.
– Ты ж отсидевшая. Мы, бывшие зэки, живём по понятиям, по чести. Ты обещала защитить мою собаку. Я – отплатить добром, когда понадоблюсь.
Я улыбнулась, чуть сморщившись, давно не ассоциируя себя с бывшей заключённой.
– Ты меня быстро нашёл.
– У меня люди на вокзале работают. Точка у нас там. Какая – не важно. Чем долг свой отплатить могу?
– Ты же карточный шулер? Насколько хорош в игре?
– Король по масти.
– Выходит, профессионал.
– Любого обкатаю. Что именно надо делать? – задал он конкретный вопрос.
– Один мерзавец, назовём его «фермер», устраивает карточные посиделки у себя на участке к северу от столицы. Я хочу оставить его без трусов – отнять всё до последней копейки, включая ферму. Отнять официально, юридически, чтобы мой юрист оформил дарственную на другого человека.
– Подсадные у этого фермера есть?
– Кто, прости? – давно позабыла я тюремный жаргон.
– Помощники, кто сообщают ему, какие карты на руках других?
– Жена. Она и подсаживает других игроков и подкладывается под них, когда надо.
Бывший заключенный сплюнул в сторону в знак презрения фермеру.
– Эту подставную сучку надо опустить, как она меня когда–то, – продолжила я, вспомнив, какую боль мне причинила эта парочка, задорно кувыркаясь на кровати, пока я была заперта в соседней комнатушке на той ферме.
– Как именно опустить её хочешь? – с холодным лицом задал зэк вопрос.
– По правилам картёжного стола – за долг. Пустить по кругу. Пусть муженёк, оставшись с бубликом вместо денег, поставит на жену, и проиграет. Ей не привыкать, но на этот раз, хоть удовольствие мне доставит.
Заключённый кивнул.
– Фермеру задолжал мой брат – слабак и идиот; его хочу припугнуть как следует, чтобы он обделался от страха. Всё это записать на камеру и показать своей секретарше, которую брат во время игры тоже должен выставить в качестве ставки. Она любовницей ему приходится, и кинула меня на бабки на пару с братцем.
Мой собеседник задумался, кривя рот то вправо, то влево.
– Ставить на баб и на ферму... игра должна быть серьёзной.
– На два миллиона, которые я одолжу тебе на ставки. Часть наличными, остальная – чеком, – сердце заколотилось в груди, когда я озвучила это крайне рискованное решение. Именно о нём я тебе и говорила, лейтенант. Субсидию, выделенную министром, я решила одолжить заключённому, чтобы он выиграл мне месть. И, конечно, я надеялась, что деньги он тоже вернёт, и я смогу оплатить ими кредит, как и должна была изначально.
– Это было очень опасно и опрометчиво с Вашей стороны, – закончив с ранкой майора, серьёзно взглянул я ей в глаза. – Если бы зэк не вернул эти два миллиона, Вы не смогли бы закрыть долг и собак бы изъяли.
– Собак изъяли, а меня посадили бы за растрату госбюджета.
– Даже мне страшно, когда я слушаю это.
– Теперь представь, как было страшно мне. Но каждый неприятель должен был получить по заслугам. Остановиться я не могла.
Мой собеседник прокашлялся, услышав сумму и, чуть подавшись вперёд, спросил меня на полном серьёзе.
– Не боишься, что тузики–то не верну после игры?
– Сам же сказал: мы, зэки, живём по понятиям. Бабу в деле – не по поняткам кидать. Так поступает только фраер. А ты – авторитет. Кроме того, обещаю процент, только позже по сроку, – слегка забежала я вперёд, надеясь собрать хоть что–то от предстоявшего аджилити, и отдать заключённому в качестве награды.
Закончив расчищать площадку, я поставил на ней полевую палатку цвета хаки. На полу под её навесом расстелил брезент, а поверх положил плотный матрас сантиметров двадцать толщиной, с заломами от долгого хранения. Сверху накинул тёмно–серый плед и набросал декоративные подушки из спортивной сумки. Установил обогреватель, повесил вдоль перил гирлянды и подключил всё это к удлинителю, тянувшемуся из подъезда. Когда всё было подготовлено к уютному вечеру, я отправился домой.
Спустившись вниз и войдя в квартиру, я услышал тихий ритмичный стук ножа о доску и почувствовал запах жарящегося фарша, смешанный с ароматом лука, корицы и ещё каких–то приправ.
Майор готовила нечто простое, но изысканное: фаршированные яблоки, запечённые под яичной заливкой. Я вошёл на кухню незаметно и засмотрелся на её движения: она аккуратно вырезала сердцевину, готовя фрукты к наполнению фаршем.
– Ах! – чуть испуганно вскрикнула она, заприметив меня на пороге, и неудачно задела остриём ножа указательный палец.
– Вы порезались! – бросился я к ней и, схватив нежную руку в свою, прижал неглубокую ранку к губам.
Начальница застыла, глядя на меня удивлённым и очарованным взглядом.
– Простите, говорят, так кровь можно остановить, – отпустил я её руку и полез в аптечку за йодом с лейкопластырем.
– Какой ты добродушный, лейтенант. Твоей далёкой возлюбленной повезло. Если она не будет дурой и ответит тебе взаимным чувством, то мужа и отца ребёнку заботливее не найдёт, – с какой–то грустью в голосе сказала майор, словно и сама хотела в мои жёны.
– Что ж, Вашему мужу повезло не меньше. У него прекрасная супруга – хозяюшка, красавица, смелая, деловая, – сказал я с похожей грустью, жалея о том, что мы были обещаны другим, а не друг другу.
Моя прекрасная гостья тихонько рассмеялась и, позволяя мне заняться её ранкой, продолжила рассказ.
После разговора с итальянским акционером я отправилась на центральный вокзал. Если ты помнишь, лейтенант, бывший заключённый, чью собачку – девочку–добермана – я взялась оберегать, однажды пообещал мне отплатить добром за добро. Он сказал мне оставить записку в ячейке номер пятнадцать у восточного выхода вокзала, если мне вдруг понадобится его помощь. Было это много лет назад, но я надеялась, что обещание по–прежнему оставалось в силе.
Я шагала по плитке вокзальной площади, двигаясь в направлении ячеек для хранения, а на душе была смута. Меня ещё потрясывало от выговора министра, но большую дрожь вызывало желание мстить и наказывать тех, кто причинил мне вред. И вот, подойдя к пятнадцатой ячейке, я сделала рискованный шаг – настолько рискованный и безумный, что мог обойтись мне очень–очень дорого. Я рисковала потерять карьеру и свободу. Но... понимаешь, дорогой, все эти годы я питала ненависть к фермеру. Она была латентна, спала где–то в закромах моей души, но теперь, когда я узнала об их союзе с моим братцем, это чувство вспыхнуло лавой, сметая всё на своём пути. Только представь: если план облопошить меня на миллионный кредит принадлежал тому самому фермеру, а не самому бесхребетному братцу, – получалось, гад по–прежнему пользовался мной, усмехаясь: «какая же она дура, какой была – такой и осталась». Нет, я не могла этого ему простить. Да и ребёнка, которого из–за него у меня не было, – тоже не могла простить. По этим причинам я рисковала, а чем, скажу тебе чуть позже.
Месть затмила мой разум, и я засунула в щель ячейки записку с просьбой связаться со мной, а после ушла с вокзала так быстро, словно боялась, что испугаюсь своего решения рискнуть, и передумаю.
Приехав в центр кинологии, я поднялась к себе в кабинет и уже хотела набрать номер сторожа, как в мою дверь постучались.
– Синьора, – вошёл в кабинет итальянец, ведя за собой мою недалёкую секретаршу. – Я проследил, чтобы она никому не звонила. Теперь – передаю её Вам.
Сжав плечи и склонив повинно голову, сцепив пальцы рук один за другой, она ступила через порог. Не поднимая глаз, девушка встала у стены и стала всхлипывать, готовясь зарыдать навзрыд. Я вспомнила себя – только что отчитанную министром и ощущавшую себя точно так же. Только за мной не было вины, а за вот за ней – была, ещё и статья по нашему законодательству.
– Прошу, оставьте нас наедине, синьор, – сказала я иностранцу.
Итальянец, бросив гневный взгляд на мою подчинённую, не доверявший ей с самого начала, чуть поклонился мне и вышел за дверь.
– Наш иностранный подданный, синьор–акционер, был против тебя изначально, – встала я из–за стола и, подойдя ближе к секретарше, присела на его край, скрестив руки на груди. – А я... я ему противоречила, наивно полагая, что тебе можно доверять.
– Я... я... простите, – закрыла она ладонями лицо и стала истерично плакать.
Я налила воды из кувшина и подала ей стакан. Секретарша взяла его дрожавшими, заледеневшими от страха пальцами.
– Присядь. Поговорим по–женски, – сказала я ей, взглянувшей на меня мельком.
– Он обещал всё выплатить, – внезапно вскрикнула девушка и сползла спиной по стене кабинета.
– Мой брат? – холодным тоном продолжала я.
Она закивала в ответ головой.
– На одобрении залога моя подлинная подпись?
Секретарша снова кивнула.
– Почему ты меня предала? – ровным тоном задала я вопрос.
– Я не предавала, я...
– Влюбилась?
Она закивала головой и ещё больше разрыдалась.
– Что брат тебе пообещал?
– Жениться после развода с женой. Он... он говорил мне такие слова, клялся в любви.
– И ты поддалась. Нет, ты не просто поддалась, ты повелась как дура. Поверила ему и во имя вашего чувства подставила меня – свою начальницу.
Секретарша уже не могла отвечать. Она лишь лила свои горькие слёзы, захлёбываясь от испуга и стыда. По–женски я могла её понять – любовь к мужчине в сердце у девушки невольно отдаёт в рассудок, затмевая его. Ей было наплевать на всех ради любви. В том числе на себя.
– Ты взяла кредит в несколько миллионов на своё собственное имя, – продолжила я. – Не на его, а на своё. Тебя это не смущало?
– Вашему брату никто не дал бы взаймы. У него зарплата копеечная и в залог нечего оставить.
– А у тебя, значит, есть? Элитных собак моего центра, ещё и с моей подписью на кредитном соглашении.
– Простите меня...
– Не прощу. Ты изначально понимала, что подставляешь имущество центра. Меня подставляла.
– Я думала, что он выплатит долг. Он обещал, божился, что до изъятия даже не дойдёт. Я верила ему. Но недавно Ваш брат исчез, уехал куда–то, а эта пристав... пришла неожиданно. Я не думала, что это всё–таки случиться. Он же обещал...
– Ты верила человеку с «копеечной зарплатой и без гроша за душой»?
– Он говорил, что у него есть бизнес–план. Вместе с друзьями из родного города он собирался открыть дело – мелкое предпринимательство по экспорту дров.
– Дровосек чёртов! – вскрикнула я, разозлённая на брата. Я понимала, что он использовал девочку: нагло врал, притворялся влюблённым, выудил деньги, оставил её в долгах. Правильно говорят: «с кем поведёшься, от того и наберёшься». Брат стал таким же подонком, как фермер, имевший женщин в свою пользу.
– Ваш брат смотрел мне в глаза, мол, ничего не бойся, я рядом, я честен с тобой, – продолжила исповедь секретарша. – Он мне даже кольцо подарил, – протянула она дрожавшую руку, на безымянном пальце которой блестело кольцо – приманка на крупную добычу, копейки по сравнению с миллионной суммой кредита. – Получается, он и свадьбу играть не собирался?
– Насчёт женитьбы я сильно сомневаюсь. Однако любовная драма – дело ваше, а не моё. Давай лучше посчитаем, – демонстративно взяла я в руки калькулятор. – Если заложишь кольцо и будешь работать в центре бесплатно до самой смерти, то... выплатишь долг лет через сто, уже с того света.
– Прошу Вас, – сжала она кулак у груди и подалась торсом вперёд, почти до самого пола.
– А как ты думала, милая? Долг по кредиту необходимо погасить. Собак своих я не отдам, и не надейся, а на тебя подам в прокуратуру за крупное мошенничество. Брат ни при чём, его имя нигде в договоре не числится. Выходит, миллионы ты присвоила. А подпись мою путём обмана заполучила. Поверь, с моими знакомствами и положением в обществе я это сумею доказать. Слово начальницы госучреждения против простой секретарши. Будешь сидеть за решёткой, романы писать о моём братце–подлеце. Ни карьеры тебе, ни обещанного мужа, ни света белого не видать, – пугала я глупую девчонку, чуть приукрашая события.
– Умоляю. Сделаю всё, что Вы скажете. Прошу, не губите меня! – взмолилась она.
– Я подумаю. А пока – ни слова о судебном приставе своему любовнику, если он вдруг появится или свяжется с тобой.
– Я ничего не скажу, клянусь Вам! – поднявшись с пола, рванула ко мне секретарша, сложив руки в молящем жесте.
– Ни видом своим, ни неудачной фразой, и уж тем более ни слезой не смей намекать ему на то, что ищеек сегодня хотели изъять.
– Но в центре ходят слухи о том, что у нас были гости, – справедливо заметила девушка.
– Об истинной причине их визита знаешь только ты, я, юрист и синьор–акционер. Больше никто! Вычислить, что ты проговорилась, труда мне не составит – нас не так уж и много.
– Я ничего, ничего не скажу! – искренне уверяла она.
– Тогда жди указаний! И помни, что братец мой ни при делах по кредитному договору, а вот ты – да. И ждать тебя из тюрьмы он вряд ли будет. Спасай свою шкуру, пока я даю тебе этот шанс.
Секретарша кивнула, а перед уходом тихо спросила:
– Выходит, он меня обманул, и нет никакого предприятия?
– Почему же, у него есть куда вкладывать деньги, только вот вернуть их затруднительно. Бизнес – дело сложное, особенно тот, которым он увлекается. Но вскоре я познакомлю тебя с деталями этой дровосечной фабрики.
Кивнув, она вышла из кабинета, и я тяжело выдохнула, усевшись в кресло. Мне было жаль её. Глупая, она поверила мужчине, как и я множество раз.
Тишину кабинета разрезал звон телефона.
– В закусочной с западной стороны вокзала. Через два часа, – проговорил мужской баритон в трубке.
Я, конечно же, догадалась, что это было послание от бывшего заключённого, только вот незнакомый голос настораживал и то, что нашли мою записку так скоро. Зэка я бы узнала, но... это могло быть и подставное лицо, что–то вроде его «шестёрки». Как бы то ни было, встречи с другим человеком я не ждала, поэтому решила там появиться в назначенное время.
Закончив работу, над которой вопреки наставлениям министра никак не могла сосредоточиться, я вернулась на вокзальную площадь и, припарковавшись, отправилась в закусочную.
Дешевая, шумная, полутёмная, она кишела людьми, отправлявшимися куда–то. Я вошла в неё в своём белоснежном костюме и очень постаралась не замазаться об испачканные кетчупом столики и намокшие после дождя чемоданы людей, пытавшихся протиснуться мимо меня к выходу.
– Пройдите в конец зала, – внезапно сказал мне мужчина из–за спины, которого я даже не успела рассмотреть, однако голос узнала – это он звонил мне в кабинет.
Я сделала, как было велено. У стены за высоким столиком сидел знакомый мне зэк. Заметив меня издалека, он даже не шевельнулся, лишь встретил меня взглядом, спокойно попивая пиво.
– Добрый день, – с трудом забралась я на высокий стул, пытаясь не слишком задрать юбку, поднимая колено.
– Начальница! – цокнул он языком. – Нашла меня.
– Я была не уверена, что договор ещё в силе.
– Ты ж отсидевшая. Мы, бывшие зэки, живём по понятиям, по чести. Ты обещала защитить мою собаку. Я – отплатить добром, когда понадоблюсь.
Я улыбнулась, чуть сморщившись, давно не ассоциируя себя с бывшей заключённой.
– Ты меня быстро нашёл.
– У меня люди на вокзале работают. Точка у нас там. Какая – не важно. Чем долг свой отплатить могу?
– Ты же карточный шулер? Насколько хорош в игре?
– Король по масти.
– Выходит, профессионал.
– Любого обкатаю. Что именно надо делать? – задал он конкретный вопрос.
– Один мерзавец, назовём его «фермер», устраивает карточные посиделки у себя на участке к северу от столицы. Я хочу оставить его без трусов – отнять всё до последней копейки, включая ферму. Отнять официально, юридически, чтобы мой юрист оформил дарственную на другого человека.
– Подсадные у этого фермера есть?
– Кто, прости? – давно позабыла я тюремный жаргон.
– Помощники, кто сообщают ему, какие карты на руках других?
– Жена. Она и подсаживает других игроков и подкладывается под них, когда надо.
Бывший заключенный сплюнул в сторону в знак презрения фермеру.
– Эту подставную сучку надо опустить, как она меня когда–то, – продолжила я, вспомнив, какую боль мне причинила эта парочка, задорно кувыркаясь на кровати, пока я была заперта в соседней комнатушке на той ферме.
– Как именно опустить её хочешь? – с холодным лицом задал зэк вопрос.
– По правилам картёжного стола – за долг. Пустить по кругу. Пусть муженёк, оставшись с бубликом вместо денег, поставит на жену, и проиграет. Ей не привыкать, но на этот раз, хоть удовольствие мне доставит.
Заключённый кивнул.
– Фермеру задолжал мой брат – слабак и идиот; его хочу припугнуть как следует, чтобы он обделался от страха. Всё это записать на камеру и показать своей секретарше, которую брат во время игры тоже должен выставить в качестве ставки. Она любовницей ему приходится, и кинула меня на бабки на пару с братцем.
Мой собеседник задумался, кривя рот то вправо, то влево.
– Ставить на баб и на ферму... игра должна быть серьёзной.
– На два миллиона, которые я одолжу тебе на ставки. Часть наличными, остальная – чеком, – сердце заколотилось в груди, когда я озвучила это крайне рискованное решение. Именно о нём я тебе и говорила, лейтенант. Субсидию, выделенную министром, я решила одолжить заключённому, чтобы он выиграл мне месть. И, конечно, я надеялась, что деньги он тоже вернёт, и я смогу оплатить ими кредит, как и должна была изначально.
– Это было очень опасно и опрометчиво с Вашей стороны, – закончив с ранкой майора, серьёзно взглянул я ей в глаза. – Если бы зэк не вернул эти два миллиона, Вы не смогли бы закрыть долг и собак бы изъяли.
– Собак изъяли, а меня посадили бы за растрату госбюджета.
– Даже мне страшно, когда я слушаю это.
– Теперь представь, как было страшно мне. Но каждый неприятель должен был получить по заслугам. Остановиться я не могла.
Мой собеседник прокашлялся, услышав сумму и, чуть подавшись вперёд, спросил меня на полном серьёзе.
– Не боишься, что тузики–то не верну после игры?
– Сам же сказал: мы, зэки, живём по понятиям. Бабу в деле – не по поняткам кидать. Так поступает только фраер. А ты – авторитет. Кроме того, обещаю процент, только позже по сроку, – слегка забежала я вперёд, надеясь собрать хоть что–то от предстоявшего аджилити, и отдать заключённому в качестве награды.
