– Из сучки моей ты чемпионшу сделала, – продолжил он ровным тоном. – Не подвела «животину». Меня не предала. Денег мне от тебя не надо. Но после сделки будем квиты. Разойдёмся как в море корабли. Меня не ищи. И я тебя не стану.
– Согласна, – кивнула я заключённому. – Так сделаешь?
Он снова цокнул языком, всмотревшись в свой ботинок, которым отбивал какой–то такт по полу.
– Чем этот фермер тебе не угодил?
– Ребёнка убил в моём чреве. Своего же дитя. Пахать заставлял за бесплатно. А недавно братца подговорил, чтобы тот обманным путём через любовницу - мою наивную секретаршу, повесил на меня огромный долг, выплатить который я просто не в силах.
– За детоубийство в тюрьме наказывают жёстко. Опущенных у нас не любят.
– Вот и накажешь его как следует.
– А братец твой чё за фраер? Чем ещё подцепить его можно, кроме бабы этой – секретарши?
– Семьёй. Женой с детьми. Моей пятилетней племянницей. Только смотри: ни секретаршу, ни сноху с ребятами трогать не смей. Но припугнуть ими можешь.
– Понял тебя, начальница. Добрая ты: секретаршу пожалеть решила.
– Она просто дурочка молодая. Ей хватит видеозаписи, которую ты сделаешь тайком во время игры, а я покажу. Да пусть покрасочнее будет! Чтобы девчонка выучила урок: в этом жестоком мире нельзя быть наивной и доверчивой, – сказала я с остервенением – вспомнив себя такую же глупую, которую некому было проучить, напугав понарошку. У меня всё было взаправду, и учителем была – чёрствая жизнь.
– Как мне в доверие к этому фермеру втереться, в игру попасть? – спросил по существу заключённый.
– Моя сноха поможет. Соврёт, что ты знакомый её работодателей – богатый, но дурачок. В карты играть обожаешь, да не умеешь. Ставки представит, мол, два миллиона ставишь на кон.
– С чего ей мужа подставлять? Или она не будет знать о подставе?
– С того, что с четырьмя детьми и с мужем лоботрясом, ей ферма в родном городе лишней не будет. Уедет туда из столицы, где пашет за десятерых, чтобы ребят своих прокормить, разведёт хозяйство, огород, и заживёт себе припеваючи.
– На неё дарственную твой юрист оформит?
– На неё.
– Почему ферму себе не оставишь?
– Она стоит с полмиллиона. Не особо-то много. Я эти деньги сама заработаю, позабочусь о себе сама. А вот о детях брата никто не позаботится. Мать их кухарка – в жизни сумму такую не накопит, отец... отец – картёжник, и этим всё сказано. Я обеспечу крышу над головой и пропитание с матушки-земли своим кровным племянникам.
– Благородная ты. Уважаю. К субботе успеешь всё провернуть, подготовить?
– Сделаю. Деньги, которые тебе одолжу, к этому времени должны уже быть. Сноху уговорю на участие. Юристу билет в дорогу возьму.
– Сама не поедешь?
– Я... у меня с этой фермой дурные воспоминания.
– Так вот и отпусти их. Посмотри в глаза детоубийце после того как опущенным станет.
– Идёт, – усмехнулась я предложению, решив, что действительно хочу увидеть фермера, стоящим на коленях.
– Бывай. На вокзале в субботу увидимся. Отправлюсь в полдень, – встал заключённый со стула и бросил купюру на стол, оплачивая счёт.
Я взглянула на него взволнованным взглядом, сведя брови в отчаянье.
– Не трусь, начальница. Катала я знатный. Не проиграю. Деньги верну. Людей накажу.
Я просто кивнула, и зэк покинул помещение, а я заказала стопочку водки и, опрокинув её в успокоение, двинулась в путь домой.
Я шла через зал ожидания к стоянке, и вдруг на меня нахлынула ностальгия. Я вспомнила, как совсем юной девочкой приехала в столицу прямо с армии – сошла на этот самый вокзал. Тогда я уже познала предательство фермера и суровость жизни. Но во мне жила надежда на светлое будущее. Я мечтала о крепкой семье со своим возлюбленным – перспективным капитаном МВД.
«Надо же, столько лет прошло, и всё так изменилось. И мечты мои тоже… Тогда я мечтала быть с мужем, а теперь мечтаю уехать от него куда–нибудь подальше», – думала я.
«У меня две мечты», – проговорила я вслух, словно подводя итог. – «Я мечтаю о двух вещах: о домике на ферме далеко за границей и о ребёночке – самом драгоценном подарке судьбы».
На выходе из вокзала мой взгляд наткнулся на старую женщину. Я сразу узнала её: это была та самая цыганка, которую я встретила, впервые приехав в столицу. Иронично, но она была первой, кто заговорил со мной в этом городе.
Цыганка и тогда–то была пожилой, а сейчас – казалось ей стукнуло лет сто, если не больше. На её голове была всё та же поношенная чёрная шаль, украшенная блестящими монетами, которые звенели при каждом движении тела. Тёмное платье с зелёными и красными узорами теперь потускнело и выцвело от времени, но всё ещё держало форму. Лицо её было сильно углублено морщинами, а кожа цвета загара приобрела землистый вид. Но глаза по–прежнему оставались яркими и завораживающими, словно в них жила тайна, не подвластная годам.
– Здравствуй, милая, – подошла гадалка ко мне. – Позолотишь ручку? Погадаю тебе по ладони.
Я вытащила небольшую купюру и протянула ей.
– Помню тебя, – усмехнулась она, запихивая деньги в шерстяной пояс, обмотанный вокруг бёдер. – Мужчина твой много лет назад не дал мне досказать, что жизнь твоя с ним будет несладкой.
Я улыбнулась и развернула руку ладонью вверх. Она разгладила её своими старыми сморщенными пальцами.
– Тяжёлая у тебя судьба, не радостная. Линии все изломаны… – сказала цыганка, внимательно всматриваясь в мою наладонную жизнь.
– Исполнятся ли мои мечты? – спросила я, под впечатлением от своих собственных мыслей.
Она задумчиво провела пальцем по одной из моих линий:
– Чужестранец, обещанный другой, исполнит твою заветную мечту. Подарит тебе то, чего ты так сильно желаешь.
Внезапно к нам подошли мужчины в форме охраны вокзала:
– Мошенница! – схватили они цыганку за плечи.
– Оставьте её в покое! – вступилась я за пожилого человека.
– Идите–ка своей дорогой, дамочка, пока Вас без копейки не оставили! - ответил мне полицейский.
– Ступай, милая! – крикнула мне гадалка. – Со мной всё будет хорошо. И у тебя всё будет хорошо.
Это была лучшая фраза, что я услышала за весь день, лейтенант. Ты даже не представляешь, как моё сердце забилось от этих слов и от её предсказания! Как во мне вспыхнуло необыкновенное вдохновение! Настроение буквально взлетело ввысь, и я забыла обо всём: о суете, о тревогах, о холодной реальности. "Моя заветная мечта исполнится", – слова цыганки крутились в голове, повторяясь, словно заклинание.
И как ты думаешь, что я сделала? Я поверила. По-женски: без тени сомнения и излишней логики – только на эмоциях, на интуиции и на надежде. Мечты у меня было две: ферма и материнство. Об исполнении какой из них пророчила гадалка, я толком не задумалась, ведь моё женское сердце решило всё само: «мужчина–чужестранец, обещанный другой – женатый итальянец, который исполнит мой женский приказ – подарит долгожданное дитя - мечту моей жизни».
Глава 17. Тонкая грань терпения
Женское толкование событий – вещь сложная, лейтенант. Оно состоит из целого спектра эмоций, а ещё из интуиции и желаний. Другими словами, мы, женщины, трактуем всё не от логики, а от чувств. Сначала рождается ощущение, мечта, предчувствие, а уже потом разум интерпретирует ситуацию, выдавая желаемое за действительное.
Гадалка дала мне не просто предсказание – она дала веру. Веру в исполнение задуманного и несколько подсказок, которые мгновенно нашли своё место в моей голове, выстроившись в чёткую, почти здравомысленную картину. Её пророчество я растолковала себе так: ребёнок будет, и подарит его итальянец. В моей голове всё стало логичным, однако было слишком много «но».
Я помнила, что иностранец подписал с супругой брачный контракт, по которому не смел ей изменять, иначе мог потерять за эту оплошность слишком многое, а деньги для него значили всё. Подставлять акционера я, конечно же, не хотела, и случись между нами близость, не стала бы болтать о ней его жене. Я не забыла и то, что сама была замужем, и мужу изменять совсем не собиралась. Вот только тело жило по своим законам. Я слышала тиканье биологических часов – глухой, настойчивый бой, отсчитывавший последние годы моей возможности стать матерью.
Мысли кипели в усталой голове, перемешиваясь с шумом шин по асфальту. Я ехала домой после тяжёлого дня, и внутри меня шла война – между супружеским долгом и женской природой, которая умела быть и мудрой, и безрассудной одновременно.
Вернувшись в квартиру, я застала супруга пьяным, храпящим в постели, как и обычно, улёгшимся туда, не переодевшись в пижаму. На полу у кровати валялось пальто, пиджак и рубашка, доставившие ему, по всей видимости, больший дискомфорт, чем уличные брюки и носки, в которых он уснул.
«Как же всё надоело!» – вздохнула я, закатив глаза к потолку.
Полковник, плохо переносивший поражения, всегда бросался в крайности, когда что–то в его жизни шло не так, как хотелось бы ему. Вот и теперь! Ребёнок, который был ему не нужен множество лет, вдруг стал навязчивой мечтой, реализовать которую, муж был, увы, не в силах. И снова – выпивка, отгулы от работы и пропущенный невролог.
Я повесила его пальто на вешалку и убрала пиджак в раздвижной гардероб. Но взяв рубашку на стирку, заметила… заметила следы губной помады и аромат женских духов, исходивший от воротника.
«Ублюдок, – со злостью затолкала я вещь в стиральную машину. – Опять за старое! Опять измены!» – гневалась я так сильно, что бранила мужа вслух, не заботясь о том, услышит ли он мои слова.
Я злилась, но на деле... в сердце не чувствовала боли. Больно бывает от первого предательства, от второго, но, когда неверность становится регулярной и предсказуемой, она уже не ранит душу. Лишь горче разочаровывает в человеке.
Наш брак держался на моём терпении. Я терпела супруга из собственной выгоды. Мне было не нужно, чтобы он усилил контроль и свою вредность ко мне, считая, что мы разводимся, ведь от его спокойствия зависели аджилити, а от них – спокойствие моей души.
Да, я любила полковника, но это чувство давно уже затёрлось моим желанием сбежать, избавиться от его вечных придирок, измен и господства.
Мне стало всё равно до шлюх полковника, лейтенант. Раздражало лишь то, что я была вынуждена продолжать его терпеть. А ещё больше – то, что все свои сбережения я потеряла, и теперь терпеть его надлежало ещё дольше – ровно на ту потерянную сумму.
Утром я встала раньше мужа и, не желая наблюдать его похмелье, отправилась на быструю пробежку, а после – сразу в центр кинологии.
Ближе к полудню в мой кабинет постучал итальянец.
– Buongiorno, signora! Я получил послание по поводу собачьих игр – очень крупной игры, проведение которой планируется через полгода. Не желаете ознакомиться? – уселся он за стол напротив меня и протянул распечатку электронного письма.
Я взглянула на итальянского акционера совсем другими глазами – не как на партнёра, а как на потенциального отца своего ребёнка. Всегда аккуратный, ухоженный, деликатный – если раньше в его манере решать всё проблемы мирным путём я видела некую слабость для мужчины, то сейчас мне это нравилось. «Значит и сын не будет задирой. Меньше проблем и переживаний для меня как матери, – прикидывала я. – Узкие миндалевидные глаза с густыми ресницами, лёгкий оскал, острые скулы, высокий, прекрасно сложенный, любящий спорт и невероятно смекалистый», – итальянец обладал интересной внешностью и полезными для жизни внутренними качествами.
– Синьора, – отвлёк он меня от размышлений, слегка напрягшись от моего разглядывания. – Как прошла встреча с министром МВД?
– Он покроет долг, выпишет незапланированную субсидию, – кратко ответила я, поглощённая мыслями о материнстве, далёкими от аджилити, тревог за центр и неожиданный кредит.
– Sensato! Разумный ход. Спасти репутацию госучреждения важнее денег. А я ведь говорил Вам, предупреждал, что однажды Ваша секретарша поступит по–женски – предаст из–за мужчины или из зависти к Вам.
– Прошу Вас, синьор–акционер, она всего лишь повелась на басни братца о любви. Нам, женщинам, свойственно вестись на них, – последняя фраза сорвалась томным тоном с моих губ.
– Надеюсь, Вы её уволите, – подытожил он резким голосом, не обратив внимания на мой неосознанный флирт.
– Приказ на увольнение был отдан мне ФСБшником, – отошла я от романтических раздумий и всмотрелась в новые условия аджилити.
– Они шутят? На этот раз мы должны собрать определённый банк ставок. Но... это зрители вносят деньги на играх. Как же мы можем предугадать или подстроить размер банка?
– Согласен, но техник с кинологом могут заранее рассчитать маржу и необходимое количество игроков. Тогда мы достигнем поставленной планки.
– Но люди могут делать ставки гораздо ниже планируемых, и маржа тут не поможет. Свои деньги ради прихоти организаторше, я вкладывать не собираюсь! Да и нет их больше у меня!
– Значит пригласить на участие надо будет тех зрителей, которые не скупятся на ставки, а собаки хэндлеров должны быть как на подбор – чемпионы прежних соревнований. Никаких посредственных пар, только лучшие из лучших – так, чтобы зрелище было непредсказуемым и достойным больших вложений.
– По победителем и проигравшим условий не поставлено?
– Нет, потому что банк на этот раз важнее, – поправил он галстук на шее. – Как я и сказал, эта игра случится через полгода. Времени подготовиться предостаточно, однако уже завтра организаторша ждёт от нас наброска по стратегии – как мы собираемся достигнуть поставленной цели. Аджилити совпадает с пятидесятилетием её дочери, которой и будет посвящено это соревнование. Банк – подарок от мамы на юбилей дочери.
– Хм, – усмехнулась я. – У богатых свои поздравления.
– Как есть. Все игры до этого аджилити должны быть увлекательными, с ярко выраженными фаворитами, которые и сойдутся друг с другом в юбилейном.
– Будь по–Вашему, синьор–акционер, – решила я угодить его эго. – Доверяю Вам разработку стратегии, а мои парни вычислять маржу и всё подготовят по черновику.
– Не «по–моему», а так, как хотят организаторы, синьора. Я исполнитель, а не заказчик, – сказал итальянец, не заметив того, что я смилостивилась над ним после долгого периода отчуждения и вредности, и вышел из кабинета.
Вечером того дня меня ждало очередное разочарование. Муж, погружённый в собственный депрессивный мир, сидел во мраке гостиной с бутылкой коньяка. Он смотрел футбол по телевизору – молча, напряжённо, думая о чём–то своём.
– Опять пьёшь, полковник? – раздевшись, вошла я в его храм самосожаления.
– Не трожь меня, – огрызнулся он без причины.
– Да я не трогаю, просто чувство такое, что ты кого–то оплакиваешь: тьма комнаты, выпивка и футбол без твоих комментариев поверх озвучки.
– Твоя сноха сняла племянника с секции. Я устроил мальчишку в лучший молодёжный клуб столицы. Карьеру ему, считай, обеспечил! Что за глупая женщина?!
– А чего ты ожидал? Ей не понравился тот факт, что ты хотел купить её ребёнка.
– Не смей отчитывать меня! Я для ребёнка старался, и этой же дуре жизнь облегчить хотел, – прикрикнул он выпившим голосом.
