ПРОЛОГ
Август 2005 года. За десять месяцев до событий.
– Куда мы идём? – спросил я подругу, деловито ведущую меня по незнакомому жилому району в сторону неизвестной цели.
– К ясновидящей!
– К кому? – переспросил я, звонко рассмеявшись.
– Да, да! И не говори, что не веришь в предсказания!
– Верю, но... зачем нам к ней?
– Хочу, чтобы хоть кто–то переубедил тебя ехать контрактником в Ирак! Ты только вернулся с армии, тебе и двадцати нет! Вся жизнь впереди, а на Ближнем Востоке война! Все газеты кричат об американских бомбардировках, о внутренних разногласиях и о боевиках, захватывающих иноземцев в плен ради выкупа в евровалюте!
– Я не еду воевать в рядах обычных солдат! Наша страна не входит в нападающий альянс. Я отправлюсь туда из столицы Скандинавии, чтобы вместе с другими иностранными бойцами обучить население северного Ирака сражаться против преступных группировок, атакующих окраины.
– Но это не твоя битва!
– Нет, это моя работа на ближайший год! Наша команда международная и это интересный опыт и хороший заработок для отслужившего сержанта. Может, кто с бывшего советского пространства будет, вот и новых друзей заведу с прежней родины.
– Да не ври ты сам себе! Ты едешь в пекло, потому что твоя возлюбленная актриса не дождалась тебя из армии и, набирая всё больше славы и поклонников, собралась замуж за толстосума. Вот ты и бежишь от боли и воспоминаний!
– Да ты и есть провидица! Зачем же мне другая ясновидящая? – задетый за живое, сдерзил я подруге.
– Ты музыкант! Скрипач, а не военный! – проигнорировала она мой сарказм.
– Музыку можно найти во всём, даже в войне, в страданиях и страхе. Вопрос лишь в том, в миноре или мажоре она звучит.
– А то, что я люблю тебя, пусть даже не надеясь на взаимность, это не в счёт? Я же буду безумно волноваться! Неужели тебе всё равно?
– Послушай, я принял решение. Ты можешь поддержать меня или отойти в сторону, но это моя судьба и я последую её пути!
– Ладно, мы пришли. Поднимешься на второй этаж и постучишь в дверь посередине, бардовую такую! Тебя там уже ждут!
– Есть товарищ главнокомандующий! – подтрунил я над обеспокоенной подругой и вошёл в подъезд.
Старый дом, который давно уже «просил» о ремонте, трещал под моими ногами, точно вот–вот раскрошится. Потёртые стены, сквозящие рамы окон, разбитые лестницы – я давно не видел такой развалины в этой стране. Будучи парнем крупным с широким шагом, а после армии ещё и в отличной спортивной форме, я, перепрыгивая через две ступеньки, очень быстро добрался до описанной двери. Решительно постучав в неё костяшками пальцев, я чуть отошёл назад, чтобы хозяйка квартиры смогла рассмотреть своего посетителя в низко посаженный глазок.
Через пять минут тишины я был готов покинуть лестничную площадку, как вдруг бардовые врата в обитель ясновидящей, тихонько приоткрылись на ширину дверной цепочки. Из кромешного мрака квартиры на меня взглянули мелкие и суетливые глаза низкорослой женщины. Магией и тайной они не светили, а в её молчание я мог расслышать вопрос о том, кто я такой и зачем явился. На то, что меня ожидали, похоже не было совсем! Не зная, что и сказать, я счёл ситуацию абсурдной и, браня про себя неуёмную подругу, собрался уходить:
– Простите, я, видимо дверью ошибся!
– Заходи! – внезапно сказала она и, сняв входную цепочку, позволила мне ступить в свой дом.
Я вошёл в тёмную прихожую с тесными стенами и низкими потолками, где ощутил себе Гулливером в спичечном коробке. «Проходи в гостиную!», – указала мне хозяйка пальцем на закрытую дверь, за которой мне неожиданно открылась большая светлая комната. Здесь стоял обеденный стол из сосны или ели, напротив которого располагался диван. Боковую стену украшал сервант с хрустальной посудой и скромной библиотекой. Ни красных бархатных занавесей, ни магического шара, ни длинных чёрных свечей – ни единой эзотерической вещицы, которая в моём представлении была обязательной в обители ясновидящей. Да и сама она не выглядела как чтица чьей–либо судьбы, скорее как обычная женщина преклонных лет: седая, полноватая, чуть хромающая на правую ногу, перетянутая шерстяным платком на пояснице.
– Садись на диван! – сказала она мне, рассматривающему всё вокруг. – Чай будешь?
– Нет, спасибо! – ответил я, всё больше убеждаясь, что магией тут и не пахнет, а я попал в какой–то пенсионный фарс.
Хозяйка, стоя ко мне спиной, занялась сервировкой стола к чаепитию. На узкую циновку на краю стола она уместила заварной чайник, вазочку с вареньем и стеклянную пиалу с сухими галетами.
– Простите, я не буду чаю! – повторил я свой отказ, заметив, что женщина поставила две чашки с блюдцами.
– Это не тебе! – звучал коротко её ответ, слегка напрягший меня, ибо кроме нас в квартире никого не наблюдалось.
Я взглянул на настенные часы, которые пробили полдень. Нервозно постукивая пальцами рук о колени, я думал, как покинуть дом, не обидев странную старушку.
– У тебя необычные глаза! – вдруг раздался её комментарий, и я предположил, что те пять минут, что я ждал за дверью, она изучала меня. – Глаза хамелеоны – это редкое явление! Светлые и тёмные силы заправляют твоей судьбой, переменчивой, с яркими взлётами и больными падениями.
– Думаю, что эту аномалию я унаследовал у бабушки, у коей гетерохромия. Ничего магического, просто радужная оболочка так реагирует на освещение и на мои гормоны.
– В комнате светло и глаза твои должны быть светлыми, а они чернее нефти. Это демон говорит со мной через них, предвещая неприятности. Вот и поставила ему в подношение сладости с чаем! Попробую задобрить и отвести ненастье!
– Так коли все в сборе, может, начнём? – с сарказмом неверующего поторопил я многословную женщину.
Недовольно сморщившись, она достала из серванта две колоды карт, а сев за стол, аккуратно положила их по две стороны от себя и, накрыв каждую ладонью, зашептала что–то в потолок, накрепко зажмурив глаза.
Сеанс у ясновидящей я представлял себе иначе: держание за руки, хождение стола под локтями, дощечки с буквами для призыва духов. Поняв, что здесь всё вовсе не так, как в моих фантазиях, я расслабленно откинулся на спинку дивана.
Она взяла в руки карты Таро, – огромные, еле умещавшиеся в её ладони, и, не тасуя их, вытащила из колоды три Старших Аркана: Смерть, Дьявол и Влюблённые. Положив их на стол, женщина задумчиво подняла бровь и тяжело вздохнула.
– На твою долю падут испытания, горечь и боль. Ты сгоришь морально или физически, после чего восстанешь из пепла, и когда это случиться – испытаешь сердечную привязанность к женщине, играющую роковую роль в твоей судьбе. Другая же трактовка этих карт мне говорит о риске смерти из–за любви.
– Там, куда я вскоре отправлюсь, погибель с отчаяньем бродят повсюду. А уезжаю я, чтобы отвлёкшись на работу, убить в себе неразделённую любовь, – спокойно прокомментировал я слова провидицы. – Вы говорите о настоящем, а не о будущем! – встав с дивана, я направился к двери. Женщина не задержала меня и встала проводить. На выходе я вложил в её руку деньги за приём и всё–таки спросил:
– Эта женщина… по возвращению с командировки я буду по–прежнему любить её или смогу избавиться от душащего чувства?
– Не просто женщина и не та, о кой думаешь! Роковая женщина, которую полюбишь больше жизни, раз умереть за неё не будет для тебя вопросом.
Преисполненный первой любовью, сильной и, как мне казалось, единственной, а потому и роковой, я затруднялся верить в то, что полюблю ещё кого–то. По этой причине сие предсказание я не воспринял всерьёз.
Я вышел в подъезд и спустился на нижний пролёт, внезапно окликнутый пожилой ясновидящей. «Сынок, – взволнованно взглянула она мне прямо в глаза. – Прошу тебя, не оступись!». Я улыбнулся её чуткой заботе и продолжил путь вниз по ветхому подъезду, стараясь не свалиться на поломанных ступенях.
– Ну что? – любопытно спросила подруга, сияя глазками в ожидание рассказа, по итогу которого, я откажусь от поездки на Ближний Восток.
– Ничего конкретного! Всё расплывчато, как обычно, у ясновидящих! Война, любовь, страдания и радость! Стандартный набор!
– Может, ты не расслышал предупреждений? – разочарованно сказала она.
– Время покажет.
Глава 1. Галеб
Итак, дорогой читатель, я – обычный парень с не совсем обычной судьбой. Мой отец – чистокровный скандинав, а мать – славянка с примесью восточной крови. Я родился весной 86–го года в прекрасном городе Южного Кавказа, а в 16 лет иммигрировал к отцу в столицу северной Европы. Я поселился в его доме, с младшими сёстрами, братом и мачехой, которую назвал приёмной мамой. Моя культура – смесь Запада и Востока, моя стихия – море, у которого я вырос, а мои ценности – добро, преданность и вера в себя. Вскоре меня нарекут именем Галеб, моё же настоящее имя неважно. Важна лишь моя история. История любви, за которую я был готов пожертвовать жизнью.
Октябрь 2005 года. За восемь месяцев до событий.
Я и ещё несколько военнослужащих по контракту, называемых контрактниками, приземлились в аэропорту Аммана, столицы Иордании. Последний месяц все мы изучали детали вторжения армии США в Ирак, дабы быть подготовленными по приезду туда из Иорданского Королевства. Наивным было полагать, что заочное обучение сумеет передать все тонкости разбушевавшейся войны, однако на тот момент никто ещё не сомневался в полученных знаниях. Я не был исключением.
Нас встретила группа мужчин в военном одеяние, одним из которых был переводчик с арабского языка на английский. Уместившись в пыльный грузовик, натянутый тентом для защиты от солнца, мы отправились в сторону Багдада по бездорожью пустыни. У окраины столицы располагалась распределительная казарма, откуда каждый контрактник должен был продолжить путь в назначенную часть Ирака. Дорога занимала около пятнадцати часов, включая два коротких привала. «Не время отдыхать!», – твердил одно и то же контуженый солдат, и он был прав. Наш грузовик был напичкан иорданской гуманитарной помощью пострадавшим иракцам, доставить которую, было не самой простой задачей, ведь запасы еды и лекарства были нужны не только мирным гражданам, но и бандитским группировкам.
Только усевшись в транспорт я, как и другие контрактники, получил в руки комок с потрёпанной американской формой, снятой с очередного павшего бедолаги, и автомат Калашникова за плечо. «В дороге всякая опасность может поджидать!», – пояснил тот контуженный солдат. Переодевшийся прямо на ходу, я был доволен размером, почти точь–в–точь севшим на мою фигуру. Один из местных, сидевших напротив, показал на нашивку флага США у меня на плече.
– Оторви её! Неприятностей меньше будет. Американцев не все жалуют, – объяснил переводчик.
– До казармы и так доехать можно, а там получу новую форму.
– Не получишь! Это всё, что есть! Береги одежду и автомат! Наши ресурсы на исходе.
Я, молча, срезал нашивку ножом, не поверив переводчику, ведь Вооруженные Силы Скандинавии, подписавшие контракт на мою службу в Ираке, пообещали золотые горы, а не песочные замки.
Первый привал был в полдень, когда у местных военных настало время молитвы Аллаху, после которой мы все поели лепёшек с консервированной ветчиной, а после отправились дальше в дорогу. На сытые желудки «пошли» и армейские байки, вот только на арабском языке они мне были непонятны. А вот жестикуляция, ухмылки и насмешливые взгляды «сказали» о том, что к европейцам здесь относятся, как к детям. Пренебрежительное отношение молниеносно покоробило меня:
– Что они говорят? – спросил я переводчика, смеющегося вместе с ними.
– Они надеются, что вы не сильно испугаетесь крови!
– Скажи им, что кровь и трупы я видел на улицах родины, когда мне было четыре. Война с соседним государством за пограничные земли не пощадила моих детских глаз. Пугаться мне нечего!
Мужчина стёр с лица нелепую улыбку и стал переводить всё то, что я сказал. Когда он почти окончил, я добавил, глядя военным прямо в глаза:
– Мой дед служил во Вторую Мировую в мотоциклетных войсках на севере России, а его брат погиб, сражаясь с неприятелем. Он был шахидом – воином, погибший за свои земли! – сказал я иракцам, понимая, что их культура близка к той, в которой я вырос, и каждый, кто пал на войне за правое дело называется шахидом и здесь.
Наступила минута молчания. Один из военных, самый крупный и, судя по всему, из старшего ранга, задумчиво погладил бороду рукой, после чего поднял свой автомат над головой и выкрикнул: «галеб!». Солдат, сидящий рядом, ударил кулаком в грудную клетку и повторил что–то похожее на «гкалеби».
Я посмотрел на переводчика, а тот промолвил:
– Один сказал «завоеватель», а другой – «сердце». Слова созвучны.
– Сердце?
– Да. Это значит, что оба признали тебя воином от самого сердца.
– Воин и сердце…, – подытожил я. – Какая саркастичная противоположность перевода слов!
«Галеб! Галеб! Галеб!», – дружно прокричали военные, слегка обескуражив меня.
– Они назвали тебя именем Галеб – завоеватель… жизней или сердец! – ухмыльнулся переводчик.
Я улыбнулся в ответ, довольный тем, что нынче вычеркнут из списка желторотых недо–солдат и принят в ряды местных, что немаловажно в восточной среде, где признание «своим» и сплоченность могут спасти жизнь.
– Ты мусульманин? – спросил через переводчика доселе молчаливый парнишка с кудрявыми волосами. На вид ему было не больше шестнадцати, и даже автомат казался размером больше.
– Я православный христианин.
– А где же твой крест?
– Отдал младшей сестре, покидая родину, чтоб небеса защищали её и нашу семью.
Военные понятливо кивнули головами.
– Так кто же ты по нации? – спросил меня всё тот же парень.
– Во мне слишком много кровосмешения, чтобы назвать себя кем–то одним, – ответил я ему, надеясь удовлетворить любопытство и продолжить путь в тишине.
– Но быть без нации, всё равно как жить без родины! Кто тогда твой враг? – не остановился он.
– Скорее, это значит дружить со всем миром, потому что понимаешь, как мыслят восточные и западные народы, славяне и скандинавы, и потому что не зациклен не на одной культуре или земле. Я свободен от национальных стереотипов и у меня нет врагов!
– Враги есть у всех! – сказал полуседой молчаливый мужчина, опершийся на автомат. – Здесь на Ближнем Востоке он у всех один – бандиты, поднявшие голову под шум военного конфликта. Проклятые фанатики, использующие религию в своих целях!
Своими словами он прекратил ненужные беседы, и каждый продолжил дорогу в собственных мыслях.
К вечеру мы подъехали к распределительной казарме. Только выглядела она совсем не так, как те казармы, что я видел в Скандинавии. Это было большое двухэтажное здание из камня, с огромной дырой в правом боку. Мне объяснили, что ранее в нём находилась местная администрация, пострадавшая в ходе наступления американцев. На полу здесь повсюду валялись цветные матрасы и покрывала – постели военнослужащих командиров и рядовых.
