– Нет, но предположу, что мы в жилом районе, в заброшенной тюрьме, что вблизи Иордании. Зачем тебе?
– Да не знаю пока, но я думаю, как нам выбраться!
– Я тоже много думал, но всё ещё здесь! Давай спать ложиться! – он поднял вверх глаза и указал мне на тёмное небо, где–то очень высоко над нашими головами.
Внезапно вновь послышались шаги приближающихся бандитов. «Наверное, воду с едой несут!» – с надеждою подумал я. Они вошли вчетвером, как и всегда. Двое следили за нами, а двое раздевали третьего пленника. Голым, его потащили по земле куда–то за пределы камеры. Нас же снова заперли без какого–либо продовольствия. Жутко голодный, обессиленный и отчаявшийся, я вздёрнул сапогом песок, и он поднялся ввысь сухой бесполезной пылью, будто поучая меня тому, что злость здесь дело никчёмное. А вот мой друг по несчастью радостно принёс одежду сокамерника и большой дырявый полиэтиленовый мешок:
– Держи рубаху, а я штаны напялю! Сядем на газеты спиной друг к другу и обмотаем торсы мешком. Так будет теплее спать! Ночи тут ледяные!
– А почему его раздели? И куда его увели? – держал я одёжку в руке и не осмеливался одеть чужое, хотя давно уже похолодел от спустившейся ночной прохлады.
– Обряд такой: если ведут на смерть, то раздевают догола. Он уже не вернётся, так что натягивай рубаху! И газеты из–под одежды не вытаскивай! Они тоже греют!
– Я есть хочу! Не смогу уснуть, пока пищи не добуду! У меня ускоренный метаболизм и, если я долго не ем, то тело быстро теряет энергию, а взамен появляются агрессия, тошнота, и головокружение. Мне надо поесть! Я даже не помню, когда последний что–то жевал!
– И что ты мне прикажешь делать? У меня еды нет, а нашу последнюю воду ты истратил на покойника. А я жутко пить хочу, аж мышцы все сводит!
Я решился на сомнительную авантюру и вновь постучал по решётке амбарным замком. Вскоре у её прутьев появился разозлённый брат главаря вместе со своими бандитами, которые, отперев дверь, рьяно двинулись на меня с целью наказать за повторное беспокойство.
«Я о матери твоему брату пару слов сказать хочу!» – выкрикнул я резко во избежание поспешных тумаков.
Сопровождённый в камеру пыток, кабинет главаря, я увидел его восседающем на своём стуле и спокойно покуривающим кальян. Меня, по обычаю, хотели привязать к ненавистному стулу, но я обратился к лидеру с просьбой выслушать всего минуту. Он учтиво кивнул и тогда я встал напротив него, окружённый бандитами со всех сторон. Главарь величаво поднялся со стула и спросил, что мне угодно.
«Хотел спросить, гордится ли твоя мама тем, кем ты стал?» – решительно вымолвил я, внутри содрогаясь от волнения.
Лидер улыбнулся и со всей силы ударил мне кулаком под дых. Острая боль и невозможность сделать вдох скрючили меня, и я подался торсом вперёд, обвалившись на край стола, стоявшего сбоку от главаря. Сложно соображая и с жутким ощущением выбитого духа, я всё–таки собрался и схватил рукой куски хлеба, зажав их в ладони. Едва успев это сделать, я был повален на пол для продолжения экзекуции за слова о матери главаря. Сжавшись в позу зародыша, я получал удары по спине и ногам, но крепко держал в кулаке у живота свою добычу, пытаясь успеть засунуть её под рубашку. «Надо же, газеты, и правда, смягчают силу побоев!» – оценил я старания товарища по несчастью.
По возвращению в камеру, меня бросили на землю, где потихоньку придя в себя, я поделился хлебом со своим исхудавшим другом.
Буквально через несколько минут нашу тёмную обитель посетил сам главарь в сопровождение бравой четвёрки. Он встал напротив меня, сидящего на земле у стены, и спросил:
– Это ты украл хлеб?
– Я. Мне нужно было поесть перед боем!
– Хм. А ты знаешь, что за воровство в Ираке издавна руку отрубали?
– Зачем я вам на боях без руки?
– Хитро и отважно! Ты и впрямь Галеб – воин!
Он бросил мне к ногам бутыль воды и буханку хлеба, после чего все пятеро покинули камеру.
– Ну, ты даешь! Воду нам добыл! – обрадовался товарищ, с жадностью отпивая из горла жизненно важную жидкость.
– Добро всегда вознаграждается! Я дал глоток тому, кто нуждался в нём, а взамен глотка получил бутыль.
– Так лидер сказал, что это за смелость!
– За смелость, в этом месте, мне руку могли отсечь, а не воды с буханкой хлеба дать.
Глава 8. (Не)доверие
Каждому человеку, которому ты даришь доверие, ты даешь в руки нож. Им он может тебя защитить или уничтожить.
© Anne Dar, «Восставшие из пепла»
«Левой! Левой бей!», – кричал мне главарь, стоящий, как и другие террористы по периметру небольшой площадки посреди темницы. Возможно, что когда–то здесь находилась маленькая столовая или ещё какой–то зал, однако теперь тут был только песок и пещерные стены. Сверху, как и в нашей камере, на площадь падал дневной свет, и это было единственным доступным освещением. С две дюжины бандитов собрались посмотреть на бой, где двое пленников бились насмерть за надежду на жизнь. Своего противника я никогда не видел, как и половины террористов, что присутствовали на бою. Возможно, что они были пришлыми, но это не имело никакого значения.
«Левой бей!», – исходя азартом, продолжал выкрикивать лидер.
Моя правая нога, разгребая песок, отошла назад, а стопа согнулась в натёршем её ботинке. Я почувствовал небольшую щиплющую боль, и на виске слегка задёргалась жилка. Левую ногу я выставил вперёд и чуть согнул в колене. Теперь я крепко стоял на своём месте. Руки, сомкнутые в кулаки я поднял к скулам. Противник, целясь мне в голову, нанёс удар справа, но я успел блокировать его. Ухмылка на моём лице сказала о том, что я ждал этого манёвра. Незамедлительно я повернул корпус тела влево, набирая мощность для силы ответного хода. Моя левая рука поднялась, согнутая в локте и, резко развернув корпус обратно в сторону противника, я выпустил удар по его уху. Оглушенный, он упал на землю. Вздыбился песок с каплями крови, ещё не успевшими впитаться в него. Это была не моя кровь. Я принял обратную стойку, и мой сапог ударил о землю, чувствуя трение по песку, а тем самым стойкость. Я выстоял.
Бандиты засвистели и загалдели. Некоторые из них огорчённо качали головой, но главарь обнимался со всеми, довольный моей победой. Бедолагу, что я повалил на землю, сразу же уволокли, а меня под дулами автоматов повели обратно в камеру. Напоследок я окинул взглядом присутствующих и среди них заметил ту самую «жертву насилия», которую, как мне казалось, спас. По всей видимости, она была женщиной брата главаря, так как была стиснута в его грубых объятьях. «Товарищ по несчастью не придумал! Все они – одна шайка», – заключил я про себя, ступая в полумрак темничного коридора.
– Поздравляю с тем, что выжил! – протянул мне бутылку с водой сокамерник, когда я вернулся в нашу пещерную обитель.
– Спасибо! То, что выжил – рад, а то, что мужичка уложил – не очень!
– Почему?
– Да потому что бои эти «курам на смех»! Мы бились в разных весовых категориях и с разным опытом боя. К тому же, он явно давно не ел, а я хоть ломтиком хлеба вчера закусил.
– Ты справедливости, что ли ищешь? Не найдёшь ты её тут! Здесь выживают: или ты его, или он тебя. Замешкаешь – умрёшь!
– Я это понимаю, но бить противника, который слабее и уж точно не обучался военному делу, мне непривычно и совестно. Я младший сержант с отличной армейской подготовкой и в прекрасной физической форме для своего немалого веса и высокого роста.
– Вот и хорошо, что так всё складывается! А то схватят нового бугая тебе соответствующего, и получится, что ты слабей, потому что не ел и нормально не спал дольше, чем он.
Усталый после боя, я уснул, и мне приснился деревянный помост на реке или озере. Вода была спокойной и отдавала огненным цветом закатного неба. Я шёл по помосту за руку с девушкой, в которую был влюблён. Одетая в светло–голубые шелка, она была прекрасна! Вот только голосом сказать ничего не могла, будто это было кино без звука. Внезапно картинка сменилась, и я увидел себя в военной униформе, торопящимся к горящему дому, в котором оказалась моя возлюбленная. Я бежал, но дорога не заканчивалась, а мои ноги становились всё тяжелее, точно на них были путы, не позволявшие двигаться быстрей. Паника охватывала меня, глядевшего на полыхающий дом и осознававшего, что любимая может погибнуть. Невозможность бежать пугала всё сильней, пока я не вскочил в холодном поту на всё том же, колющим спину, песке.
– Плохой сон? – заметивший мою взволнованность, спросил сокамерник.
– Да, – коротко ответил я, пытаясь утолить жажду собственной слюной, ведь воду надо было экономить.
– Мне тоже кошмар приснился! Не могу теперь уснуть!
– Ночные кошмары – наша меньшая из бед! – размыслил я. – А что уже ночь?
– Судя по небу, да. Ты проспал весь день.
Я взглянул на наши «часы» – в поднебесье, что приоткрывалось высоко над головой, и снова прилёг на песок:
– Да уж, теперь не подремлешь! Я выспался, да и сон неприятное послевкусие оставил!
– Хорошо, что завтра не на работу! – пошутил товарищ, и я рассмеялся.
Решившие согреться от режущего холода, мы вновь облачились в драную одежду бывшего сокамерника, под которую подложили газеты, и, сев спиной друг к другу, обмотались полиэтиленом.
– А как твою возлюбленную звать? – вдруг спросил меня друг.
– Я её Рарошей назвал, от слова «хорошая», – разлился я в улыбке и почувствовал тепло в самом сердце.
– Не злишься на неё за всё это?
– В этом нет её вины.
– Но ты здесь из–за неё…
– Я здесь из–за подонков, заваривших войну, начиная от продажного правительства и заканчивая религиозными бандюгами. Но никак не из–за неё! А вообще я в этом аду по собственной глупости! Надо было в университет идти, а не на смерть! Правда, именно здесь я встретил любовь…
– А как же так получилось, что ты с первого взгляда влюбился? Да ещё и декорации были не самыми романтичными!
– У меня нет ответа на этот вопрос! Просто что–то произошло на том минном поле, словно наши с ней судьбы, как две медные нити, расплавило и соединило воедино.
– А до этого у тебя женщины были?
– Были, конечно! – смущённо улыбнулся я. – Была девушка, которую любил, но роман носил платонический характер и был скорее, односторонним и безответным. А была подруга, которая любила меня, хотя и знала, что мои чувства к ней очень глубоки, но дружеского характера. В День её рождения, перед моим отправлением в Ирак, она призналась, что неотложно хочет узнать меня, как мужчину, а то вдруг умру и не вернусь. Правда до этого мы изрядно выпили вина! А по неопытности я ещё и с коньяком смешал! – добро рассмеялся я, вспомнив наши с подругой прощальные посиделки.
– То есть ваш секс был ошибкой?
– Я бы не назвал это ошибкой! Она была старше на несколько лет, и я был у неё не первый, поэтому она прекрасно понимала, что делает, а для меня это был новый опыт с женщиной. Оба получили удовольствие. Так почему бы и нет?!
– Но ты её не любишь!
– Любовь – это слияние душ, а секс – слияние тел. Хорошо, когда они совпадают, но так бывает не всегда. На тот момент нам обоим хотелось телесного единства.
– Это тебе хотелось секса, а ей, я думаю, глотка любви напоследок! Женщины никогда ничего просто так не делают, а секс у них далеко не на первом месте!
– Возможно и так! В любом случае, желание было обоюдным.
– У меня тоже была интимная близость перед отъездом в Курдистан. С моей любимой девушкой. Мать с отцом негодуют, что я живу в грехе и сплю с женщиной вне брака, но на свадьбу согласия не дают. Хотят, чтобы я курдянку в жены взял, а я русскую люблю! На ней жениться хочу и детей завести, и собаку, и рыбок! Да только у нас не положено перечить родителям, вот и живу не так, как душа желает, и каждый раз испытываю чувство вины, деля с ней постель, не будучи супругами.
– У каждого свои причуды.
– А чего бы тебе сейчас хотелось?
– Я помню руки своей бабушки: мягкие и округлые, с милыми ямочками и пухленькими пальцами средней длины, сужающимися к кончикам. Всегда с коротко постриженными ногтями. А от того, что она много готовила и добавляла приправы в блюда, кожа на кончиках пальцев была чуть коричневой. Я очень любил эти руки, ласкавшие меня. Эти руки передавали и её нрав: добрый, отзывчивый, заботливый. Я помню бабушку только седой и сероглазой, но на старых фотографиях она жгучая брюнетка среднего роста, и пышногрудая, как ты любишь, – улыбнулся я. – Сейчас я был бы счастлив, уткнуться ей в грудь и быть обласканным этими руками.
– Твоя возлюбленная такая?
– Внешне нет, хотя тоже красивая, а по характеру… сложно предположить, – я запнулся, внезапно осознав, что совсем её не знаю. – Но я хотел бы жену, похожую на бабушку, с которой будет так же уютно и спокойно, чтобы мои будущие дети никогда не знали скандалов.
– У нас говорят, что жена должна быть по душе мужу, но не слишком красивой. От красивой женщины проблемы мужчине, ведь на неё все смотрят!
– Моя пусть будет красивой всем на зависть!
– А не боишься, что уведут?
– У меня? – я самовлюблённо рассмеялся. – Да я не ревнивый! – скромно прозвучал мой ответ.
– А ты мальчика хочешь или девочку?
– Мальчика.
– Почему не девку?
– Понимаешь, девочка вырастет. Появятся кавалеры. И я буду всегда переживать за сохранность её сердца и наличие счастья. С мальчиком, наверное, проще. А вообще я троих хочу, но первым – пацана!
Мой товарищ по несчастью улыбнулся:
– А я вот дочурку хочу! И чтобы на свою маму была похожа! А ещё, если повезёт, то…
– Будут у нас и сыновья, и дочери! – обрезал я беседу и вынырнул из сладких грёз на поверхность ада, услышав приближающиеся шаги бандитов.
«Подъём!», – металлической трубой по решётке прошёлся брат главаря.
«Неужто, поздравить с победой идут?», – сыронизировал я сам про себя.
Как обычно, в окружении бравой четвёрки и под прицелами их огнестрелов, я совершил полуночный променад до пещерного кабинета главаря, где был заботливо привязан к металлическому стулу. Правда, на сей раз, руки мне оставили свободными, обвязав лишь щиколотки вокруг ножек и, закрепив ремнём мои бёдра к сидению стула.
«Дрался ты хорошо! Вовсе не как музыкант! – начал лидер с похвалы. – Даже не знаю, что выгоднее: оставить тебя в бойцах или продать папаше?».
Я снова молчал, ведь говорить мне с ним было не о чем. Мне казалось, что вопрос с отцом уже закрыли, но, видимо, бородача тянуло на более крупный куш, чем светил со ставок на мою победу.
– Мы тут узнали твоё полное имя, откуда ты и кто твой родитель. Знаем, что деньги водятся в вашей семье. Вопрос лишь в том, какая сумма лежит в банке и сколько стоит твоя жизнь.
– Откуда узнали?
– Сначала местная птичка начирикала, потом знакомые в органах подтвердили, ну а затем свой человек заграницей перепроверил. Ты же понимаешь, что мы не ограничиваемся Ираком и Афганистаном. Мы повсюду.
– Что вы хотите? Не смейте трогать мою семью! Она тут не при чём! – перепугался я за близких.
– Да зачем нам твоя семья и лишнее внимание в Европе?! У нас есть ты, золотой мальчик!
– Вы же слышали, что отец отказался выкуп платить!
