— Так дерись, Милава, за своё место под солнцем. Где та девушка, что угрожала отрезать Осинке косу? Мне кажется, что её уже больше нет.
— Ха! Зато мне известно, кто на самом деле отрезал косу этому отродью Локи.
— Откуда тебе это известно?
— Да уж известно.
— Сорока Величана на хвосте принесла?
— Она, конечно, кто же ещё? Чтобы эта подстрекательница в Хель провалилась вместе со своей внучуркой. А знаешь, что самое обидное, — тут серые глаза Милавы засверкали, — златокаменцы быстро забыли, сколько зла они сделали людям.
— А почему ты, княжеская лада, лаешь простой народ? Поглядись в щит своего любого али в византийское зеркало и поймёшь, что ты недалеко ушла от этих людей.
— Объяснись, — потребовала наложница Яронега, сжимая торсхаммер, висящий на её небольшой груди.
— Это так же очевидно, как то, что волосыни не светят днём. Ты поддалась лживым речам Величаны и была покорной, как воск в её тощих дланях.
— Клянусь Мьёльниром, что я верила ей.
— А теперь?
— А что теперь? Я видела, что она способна любить и сопереживать людям. Помнишь ли ты тот страшный вечер, когда моего отца казнили?
— Даже волки создают семьи, любят своих избранниц и пестуют волчат. Но это не может служить утешением разодранным баранам.
— Бараны покорны той нити, которую спряли норны для них. Я же не могла изменить работу Урд, но попыталась побороться с Верданди.
Чистозвана ощутила некую ностальгию. Её юность, полузабытые имена и названия, волнующие легенды, с которыми её познакомили варяги.
— Урд, Скульд и Верданди — это же имена норн. Я правильно помню?
— Правильно. А коварный Локи породил волка Фенрира. Вот так коварная Величана и сделала меня волчьим отродьем своей мести. Хотя мне некого обвинять, кроме себя. Я пряла нить мести, зла, боли и коварства. Я не люблю будущего ребёнка.
— А Яронега?
— Спроси, что нибудь полегче. Раньше я готова была ради него хоть в пасть к Хель или к нашей Морене спуститься. Теперь же мне сложно разобраться в своих чувствах. Я знаю только то, что мечтаю о морских просторах, о фьордах, о сельди, о вольном воздухе. Я никогда не видела землю варягов, но мечтаю о ней, как в детстве. Почему? Да потому что мне ничего больше не остаётся.
Чистозвана покидала былую подруженьку с горьким сердцем. Да, Макошь или варяжские норны корёжат судьбы людей по своему разумению.
Чистозвана поставила на стол блины с творогом, мясом и коровьим маслом. Дождик и другие коты вертелись у ног хозяйки, заявляя о своем желании попробовать пищу для пращуров. Чистозвана, шутя погрозила им кулачком.
— Только завтра. Такой покон. Всё то, что не доедят пращуры, ваше.
По покону нельзя было выбрасывать или доедать остатки от трапезы пращуров. Иначе пращуры разгневаются и нашлют мор на всю округу.
Олень посмеивался, говоря, что надо запереть эту горницу от прожорливых котов, которые так и хотят обездолить пращуров. Гусляр был доволен своей участью. А то, что происходит у Чистозваны с кудесником многомудрым — не его дело. Олень испытал много зла, жестокости и несправедливости, и посему не забывал добро. Некогда этот волхв привёз ему тёплую весточку и дал силы его левой руке. Хотя вот недавно он слышал, как Синеслава говорила, что Олень продался Чернобогу за то, чтобы нормально двигать оставшейся рукой. Весенка, как всегда, не полезла в передник за ответом:
— По-твоему, Олень — такой же дурень, как и твой старший сын? Прислужники Чернобога получают кое-что получше. Например, власть, родство с князьями, а также множество глупых и нерадивых женщин, которые глядят им в рот за смехотворные подачки.
Тогда Синеслава не нашлась с ответом. Да спорить с прыткой Весенкой себе дороже.
Дверь в избу отворилась, и Чистозвана шагнула к своему… Она до сих пор затруднялась сказать, кем был для неё этот волхв. Такой чужой и загадочный. Такой родной и понятный. Полюбовник, так и не ставший ладой, любым, возлюбленным, данным самой Долей. Друг, который любил её. Любовник, которого она сама желала до изнеможения до хруста в косточках, до дрожи в теле, но не любила. Тот, человек, который открыл ей мир страсти, учения и научил её управлять своим сердцем, но вручил своё. Даже все словеса не смогут описать чувства Чистозваны к волхву, любовь, обожание и поддержка, которого не дали ей закончить свои дни, как Гордеслава. Ведь Чистозвана в отчаянии смогла бы спрыгнуть в Итиль. Хотя нет. Идти к Гостобрану не захотелось бы.
Теперь они вышли из избы и брели по полю, которое казалось им бескрайним, как сама жизнь. Заря осветила два силуэта, которые казались одним целым. Красноволосая Заря-Заряница задержалась, чтобы полюбоваться на счастье смертных, которые умеют радоваться такой мелочи, как распустившийся цветок, стараются вбирать в себя всё тепло ласковых солнечных лучей и умеют любить так, что даже у нежити захватывает дыхание.
Этот весенний день стал началом конца для этой пары. Но даже мудрецы не могут знать волю Богов.
Прода от 19.06.2025, 16:07
Зима в этот солнцеворот выдалась ранняя. Только миновала Навья седмица, как подули суровые ветры с полуночи, налетели тучи чёрные, принеся с собой хлопья снежные. Вначале никто, кроме Чистозваны, не придал этому значения. Опостылело всем осеннее ненастье, слякоть, грязь, деревья голые, как перелётные птахи. Радовались люди первому снежку. Говорили: «Много снега — много хлеба». Хлебушек-то после неурожая был вдвойне желанным. В этом году многие недальновидные весняки пекли хлеб и варили кашу из желудей или травы. Так поступают древляне, живущие в лесах диких, и ничего, живы-здоровы. Однако, эта стряпня не сравнится с ржаным или пшеничным хлебушком. Но лучше довольствоваться малым, чем умереть от голода. Порой Чистозвана давала немного припасов старикам и детям малым. Однако, старалась это делать очень тихо, без излишнего шума. Помогала она только тем людям, которые были к ней добры или не проявляли открытого недоброжелательства. Знала, что ребятня и старики больные первыми погибают от бескормицы. Но коли об этом весняки прознают, то будут ходить в её избу как к себе домой. Люди мыслят следующим образом: «Помогла этому, значит, и мне обязательно поможет». Тем людям, которые жалились на свою долю, как Синеслава, Чистозвана не помогала. А тем, кто старался изо всех сил, но молчал, она незаметно совала немного припасов, строго наказывая держать рот на засове. Но такие люди и так не будут распространяться о вспоможении. Чай, не враги себе. Знают, что если проболтаются, то никакой подмоги в дальнейшем ждать не приходится. А Чистозвана хоть и хотела прослыть злой да жадной, всё же не чужда жалости, но обиды помнит и нрав крутенький имеет. Синеславе так не стала помогать, хотя вдова иногда по дворам с протянутой рукой ходит. Всем известно, что Величана ей помогает, да и братья покойного мужа не даёт своим братучадам помереть с голоду. Однако, как Синеслава сошлась с Величаной, так её нрав испортился вдвое прежнего. Всегда была завистлива вдова, да руки имела загребущие, но теперь обозлилась на весь белый свет.
Чистозвана знала, что снег в месяце травене наслала Гордеслава. Была у неё такая способность. Поведала она Чистозване, что как-то в Муроме морозы лютые затянулись нещадно. В такое время лихое племя пытается откупиться от грозных духов и Богов человеческой жертвой. Что значит жизнь одного человека по сравнению с гибелью целого края? Чистозвану передёрнуло, когда она слушала эту историю. В их местности во времена стародавние тоже происходили такие случаи. Какого-то горемыку отдали в жертву болотному властелину, чтобы тот отступился от других. Но это было полузабытым преданием, Гостобран же получил по заслугам, а тут несколько зим назад в граде Муроме бросили жребий, кого отдавать в жертву суровому Карачуну. Жребий выпал идти боярской дочери, Милораде, которая была дружна с маленькой княжной Гордеславой. Понравилась жертва Карачуну, и он отстал от людей. Все славили Лелю-весну и многие позабыли о девочке, которая ценой своей жизни и горя родительского спасла всё племя. А Гордеслава со свойственным ей упрямством не забыла об этом. На следующую зиму она обманула мамок-нянек и ушла в зимний лес к Карачуну требовать ответа. Одела она тёплый тулуп да валенки, а все равно было холодно. Но ещё холоднее стало, когда появился сам Карачун и, коварно улыбаясь, задал вопрос:
— Не холодно ли тебе, девочка?
Гордеслава из гордости и вредности ответила, что здесь слишком жарко и сбросила тулуп. Посмеялся грозный дед и наделил маленькую княжну даром вызывать метель в любое время.
Прыгнув в воды Итиля, Гордеслава стала мечтать о глотке воздуха, но внезапно ощутила странную лёгкость, как будто она родилась рыбицей и могла спокойно прожить в воде. Только лёгкость сменилась раздражением, едва она увидела седобородого старца с гадкой ухмылкой, который приближался к ней.
«Знать бают люди, что тутошний водяной молод и покладист. Хотя покладистый водяной не забрал бы старого князя Гостобрана», — только и пронеслось в голове у новоявленной утопленницы.
— Здравствуй, краса ненаглядная. Всё же какая-то услада есть в моём существовании безрадостном. Раньше я сам себе девиц приглядывал, а теперь красавицы сами ко мне ныряют. Ну и девицы пошли.
— Больно нужен ты мне, чудовище речное. Только протяни свою клешню ко мне, как без руки останешься.
— Это ты зря, девица. Раньше по моему приказу людям руки и головы рубили.
— Во-первых, я не девица, а молодица. Во-вторых, то, что раньше было, не повторится. Ты бы ещё вспомнил, как добрым молодцем был. А в-третьих, уж не ты ли князь, которого в жертву водяному принесли?
— Он самый.
— Пошто тогда людям головы морочишь, пленник водяного?
— А ты-то сама кто? — осерчал Гостобран.
— Я сюда по доброй воле пришла. А воспитанный человек поинтересуется чужим родом-племенем, прежде, чем скабрезности говорить начнёт.
Разгневанный князь угрожающе шагнул к Гордеславе, но та вовремя про волшебное веретено вспомнила. Воткнула остриё в руку охальнику и спокойно сказала.
— Я тебя предупреждала про руку, хотя ты гусляра не предупредил, что иных песен не приемлешь. Таким как ты только хвалебные драпы петь нужно. К тебе я, родич, отнеслась со всем почтением.
Гостобран так заорал, что Святогнев почти сразу приплыл. Увидел красавицу, сперва подумал, что из-за его недосмотра вредоносный князь всё же утащил пригожницу на дно. Из руки злодея хлещет кровушка алая, как ягода калины вперемешку с речной водицей, а девица уже к нему, к Святогневу, обратилась.
— Ты, выходит, повелитель здешних вод?
— Я, красавица.
— Что же своими прямыми обязанностями не занимаешься, подвластных тебе людей приструнить не можешь? Так вскоре этот старец снимет венец с твоей головы да на свои седые патлы напялит.
— Так не родился я повелителем. Золотые камни мы на дне искали, а вместо этого тогдашний водяной забрал меня к себе в прислужники. А после он ушёл на покой и меня вместо себя поставил.
— Глуп был этот водяной, как капустная кочерыжка. Надо было ему не лапотника, а княжеского сынка утаскивать. Зачем же ты, не умея управлять своим подводным королевством, потребовал в жертву князя?
— Чистозванку спасти хотел, да и всё княжество от него страдало. Никого не слушал, с соседом воевал, нарочитых мужей казнил, красных девиц приневоливал, взял в суложи внучку колдуньи, а его предыдущую суложь извела та самая колдунья.
Эти слова Святогнев говорил с таким выражением, с каким дитя повторяет выученный назубок урок. Видно было, что поёт молодой водяной с чужих слов.
— Добро. Кончилась его привольная жизнь.
Гостобран попробовал было возмутиться, но ему ещё не доводилось иметь дела с такими строптивыми девицами. Гордеслава, если, что заберёт себе в голову, то даже Перун с Велесом на её решение не повлияют.
Выплыл близко к берегу Святогнев и непривычно уверенным голосом потребовал у жителей следующей дани: прошлогодние кислые ягоды, берёзовые листья, корневища щавеля, прялка да не узорчатая, а простая, ткацкий станок, иглы и крапива.
Подивились весняки, но дань нехитрую собрали быстро. Тут Гордеслава засела за рукоделие, а на округу наслала метель, потому что на речных духов она наводит сон да дрёму. Со своим сном она справлялась тем, что пила воду холодную да ела бруснику, клюкву болотную, калину горьковатую и черничку сладкую. Сделала себе шалаш из камышей и лозы. Святогнев, подавляя зевоту, даже подивился, что княжна, в тереме росшая всё умеет делать не то, что Осинка безрукая. Спряла княгиня кудель крапивную, да за работу принялась.
— Тоскливо у вас тут. Люди бают, что у водяного чертоги из золота да из жемчуга, музыканты, русалки. А я вижу только юнца робкого да старика сварливого.
— Так у морского царя поди всё есть.
— Значит, мы будем жить, как морской царь.
— Где бы ещё злато, яхонты да жемчужины скатные взять? — пошутил Святогнев. Мало радости было в жизни молодого водяного, но вот прыгнула в его царство княгиня сумасбродная и произвела переполох нешуточный. Так малец неразумный кидает камень в болото с жабами. Нырял он за золотым камнем, а золотой камень сам упал ему на голову. Только эта женщина уже занята. Да и печаль постоянно гостит в её глазах цвета речной воды, вопреки тому, что она старается казаться сильной духом и весёлой. Не сыну пахотного человека любить княжескую дочь. Но от грустных размышлений его отвлёк задорный голос Гордеславы.
— Как это где? Да златокаменские бояре нам последнее отдадут.
— Это с какой радости?
— С такой, что мы в противном случае вернём им Гостобрана. Они так напугаются, что выложат всё как миленькие. А мы с тобой будем как Ран и Эгир.
— А это кто такие? — спросил зачарованный Святогнев, которому даже в голову не приходила подобная идея.
— Супружеская чета великанов, которые утаскивают на дно корабли и мореплавателей. Они являются одновременно мужем и женой, а также братом и сестрой. У них девять дочерей-волн. Варяги приносят им богатые требы, чтобы они не потопили их лодьи и драккары. Викинги — знатные мореплаватели. Моя бывшая подружка Милава очень любила слушать их рассказы, — Гордеслава надолго замолкла, но во время рукоделия негоже хранить безмолвие, — Эгир и Ран являются хозяевами Варяжского моря, а Понтом Эвксинским заправляет ромейский Бог Нептун, вооружённый трезубцем. Интересно, есть ли хозяин у Хвалынского моря, в которое впадает Итиль? Если нет, то для нас открываются прекрасные перспективы. Хотя я с детства мечтала побывать на Сурожском море. Не судилось.
— А много ли морей на свете? — спросил зачарованный Святогнев.
— Эх, парень, живешь ты на дне речном, ничего не знаешь. Ты бы хоть поинтересовался у путешественников окружающим миром. Всё же ты водяной, а не рыбица молчаливая.
— Я был в Златокаменске. Мне ещё Чистозванка про княжеский терем рассказывала. Она там нянькой у княжича Ярополка была, а потом её князь Гостобран хотел взять на ложе, а я и волхв Велислав за неё заступились.
— Так и надо этому Гостобрану. Мало на земле налюбился, ещё и на речном дне ему подавай красавиц. Здесь воды много, на своё отражение сперва взглянул бы прежде, чем женихаться.
