Вряд ли Лихо согласится выпустить из своих когтей несчастную жертву. Люди бают, что она может съесть семью неудачника и его приятелей, чтобы сломить волю несчастного. Но Синеслава, судя по всему, не верила в существование Лиха. Порой разобьёт ребятёнок колено до крови и зачинает всем жалиться на боль, но бабка прикрикнет на плаксу:
— Будешь возмущаться — Лихо заслышит и в когти тебя заберёт.
Малец ещё пуще плачет, икает, давится от страха, однако, больше не слова не произносит, опасаясь новой беды.
Чистозвана через силу улыбнулась и протянула Гордеславе нехитрое угощение.
— Что сиё?
— Лесное угощение. Тюря из козьего молока и хлеба, испечённого из желудёвой муки. Не годится нам так расставаться.
Княгиня с благодарностью приняла это нехитрое лакомство лесных жителей. От дарёного никто не отказывается, чтобы не прогневать дарителя.
— А с какой радости нам расставаться? Вот, погоди. Я поговорю с отцом и верну тебе кольцо. Оно тебе сейчас очень нужно. Может в каком-нибудь тридевятом княжестве и найдётся дурень или властолюбец. Тогда уж позови меня на свадебный пир Вадима с этой, как её…
— Со Свиньёй. Но она уже не берёт его в мужья.
— А что так? — изумилась Гордеслава.
— Она с ним встречалась довольно редко. То есть, не то чтобы, совсем редко, но Вадим старался показать себя только с хорошей стороны. А теперь он только стонет, ноет и канючит. Кому понравится жить в болоте среди утопленников, мухоморов, лягушек, жаб и терпких трав? Да и нрав его попортился.
— А может быть, он всегда был таким? — ехидно протянула Гордеслава лакомясь лесной тюрей. — Только ты, как и Свинья, этого не примечала?
— Всё может быть. Всегда был труслив, а теперь кричит по любому поводу, выражает нетерпение, ругается, ревёт, как дитя неразумное, всех винит в своей судьбе. Уже вся нежить устала от него. Свинья решила, что лучше вековухой быть, чем с таким ворчуном жить.
Над рекой пронёсся беззаботный смех хозяйки вод. Гордеслава так давно не хохотала. Она даже пролила козье молоко, но смех, словно взял в плен её разум. Казалось, что хохот является бальзамом, заживляющим её душевные раны.
— Я просто вспомнила сына моей няньки. Он постоянно был всем недоволен. Однажды мальчик потерялся в чаще. Неждана так убивалась по сыну, а один из кметей отца сказал, что такого противного мальчишку даже Леший вернёт. И ведь прав оказался. Страшно подумать, каким он станет в старости. Только я уже этого не увижу, — тут Гордеслава погрустнела, но потом добавила: — Осинка не обрадуется, если Вадим возвернеётся. Недавно девицы мочили свои ноги и косы, да плели венки из кубышек. Ну и гуторили друг с другом. Так вот. Осинка уже полюбила другого. Конечно, пару искать никому не возбраняется, но уж больно быстро она забыла супруга милого.
По реке прошла высокая волна, обрызгав поневу Чистозваны.
— Видала? А я ещё хотела отправляться к Варяжскому морю. У нас тут речные волны не хуже морских. Это Гостобран гневается, что его суложь ведёт жизнь, не совсем приличную для княжеской вдовицы. Что-то расшалился он сегодня. Тоже всем недоволен. Ворчит, что в его время всё было по-иному. Но хоть не ревёт, как ваш Вадим. Вот и присматриваю я за престарелым родичем. К девицам недавно чуть не подкрался. Всё же даже нежить не молодеет. У одной боярыни в отцовском тереме бабушка была. Люди баяли, что полста солнцеворотов назад эта старуха была главной красой Мурома. Но со временем красота истончилась, а разумение помутилось. Как говорила моя нянька Неждана в таких случаях, ум, что перелётная птица. Ближе к зиме, в тёплые края улетает. Так она всё время ждала, что к ней женихи придут. Только родичам было не до смеха. Позору с такой бабкой не оберёшься.
— Всё же ты даже подобные моменты вспоминаешь с радостью, — заметила Чистозвана.
— А то. Хорошо было в Муроме. Ни забот, ни хлопот, ни горестей. Я будто не молоко испила, а стоялый мёд. Так и тянет плясать, петь, хохотать да прибаутки говорить. Или о былом вспоминать.
Чистозвана усмехнулась. Она так и подозревала, что Баба-Яга неспроста послала княгине своё угощение. Никто не мог проникнуть в помыслы колдуньи, живущей в непролазной чащобе. Но Чистозвана взяла угощение только тогда, когда Яга перед священным Огнём-Сварожичем поклялась, что эта стряпня не причинит вреда водянице. При этом колдунья усмехнулась:
— Боишься, что отравить я хочу твою подружку? Не бойся. Коварством я никогда не была обижена, но и добрых дел немало сделала. Ровно столько же, сколько и злых. Как и люди.
Свинья уныло сидела в уголке и пряла пряжу. Порой Баба-Яга хвалила её работу и говорила, что она сделала правильный выбор, разглядев в Вадиме недостойного спутника жизни.
— От барана и то больше толку. А из вашего Вадима даже тёплые варежки не свяжешь. Он бесполезен, как сорная трава.
— Так людей любят не за пользу, — горестно всхлипывала Свинья. Она всё ещё не могла поверить в крушение своих иллюзий.
— Просто так любят только малых детей, — сказала, как отрезала Баба-Яга, — да и то детей надо уметь воспитывать. Какая от вашего Вадима оборона? С ним постареете преждевременно. Ему няньки да мамки нужны.
— Он же не княжеское дитя, — вспыхнула, как маков цвет, Свинья.
— Тем хуже для тебя. Придётся тебе всё самой делать.
— Но он умеет деньги зарабатывать.
— Хоть это радует. Что же этот умелец запретил Чистозване заниматься любимым делом? Неуверен он в себе, как коза, заблудившаяся в лесу. А гонору, как у петуха в курятнике.
— Но может, он изменится после спасения…
— Конечно. Вот сварю его в молоке, чтобы не смущал покой девичий, — плотоядно улыбнулась Яга.
Чистозвана не поняла, что это. Правда или кривда? Но на всякий случай решила поговорить с Ягой.
— Ой, да очень он мне нужен. Даже молоко не выветрит всю гниль из человека. Я раньше добрых молодцев кушала, а к старости стала более разборчивой в пище. Коли спасёте его, пусть идёт на все четыре стороны.
И вот теперь выяснилось, что Вадиму некуда идти. Вернее, есть куда, но Осинка быстро перестала казниться по сгинувшему супругу. Подумать только, три года назад Чистозвана готовилась к свадебке со своим любым Вадимом. Теперь она сама стала полунежитью. Как назвать девицу, которая носит на руке кощеево обручье, летает на духах, насылает туман на родную весь, воюют с дочерьми Лиха Одноглазого, беседует с водяницей, стала почти своей в избушке Бабы-Яги и спасает болотника? Это она ещё не упомянула про череп Величаны, чтоб её… Вадим же ненадолго стал властителем болота, но вкус власти оказался для него горше пустырника. Они со Свиньёй не сумели разглядеть за статной фигурой, золотыми кудрями, красивым лицом и серыми, как камни глазами истинной сущности Вадима. Он оказался самым обычным человеком. Правильно сказала Гордеслава: «Такие люди, как рыбицы плывут по течению». Вот и Вадим плыл по течению, пока бурный поток не захлестнул его с головой. Чистозвана же никогда не умела смиряться с обстоятельствами. Такой она была рождена и воспитана Велиславом. Она вспомнила беседы в роще, объятия в лесу и на перине, и привычная тоска сжала её сердце. Клялась больше не вспоминать того, кто вонзился в её сердце, как шип розы в длань. Но сердце не признавало доводов разума. Напиться бы воды Забыть-реки, броситься бы с берега в Итиль, но даже на том свете она будет помнить о том, что своими руками всё погубила. Такое горе никакими рыданиями не выплачешь. Потому что не выросла ещё трава, которая лечит от любовной хворобы и от глупости. Чистозвана не замечала текущих слёз, не видела, что уже небесная синь сменилась розовопенным заревом. Казалось, что ей необходимо выплакать свою боль, подкравшуюся, как осторожный охотник к лисьему логову. В себя её привело только прикосновение невесомой руки Гордеславы.
— Ты была права. Мне потребовались все мои душевные силы, чтобы снова оставить отца. Казалось, что радость навсегда покинула нас, меня и его. Он сильно постарел и ожесточился. И в нём пылает та же жажда мести, что и во мне. К добру ли это? Стоит ли моя месть разлуки с отцом, братьями и всем белым светом?
Лица княгини и дочери рыбаря были так близко, что их слёзы смешались. Порой побратимы мешают кровь, но слёзы являются не меньшей объединяющей силой. Начало их судеб было различным, как лес и пустыня. Но извилистые жизненные тропки привели двух девиц на одну дорогу. Обе они плакали о тех, кого любили, но были вынуждены оставить по неодинаковым причинам. Месть и прощение, зло и добро в этом болотном предании смешались так тесно, как слёзы княгини и простолюдинки.
Тополиные листья, похожие на серебряное кружево, падали на тёплую летнюю землю. Заросли крапивы возвышались над иными травами, как могучие горы над ярко-зелёными холмами. Чистозвана всегда считала, что крапива немного сродни старой Величане. Чем старше, тем пакостней. Весенняя низкорослая крапива приносила людям только пользу. Из неё получался вкусный супец и целебные отвары. Теперь же она могла только до волдырей жалить нежную кожу. Но нынче летняя крапива была нужна Чистозване, как глоток воздуха утопающему. Из этой крапивы Гордеслава обещалась сплести невод для Вадима. Если положить руку на сердце, то эта кощуна со спасением Вадима сложилась не так, как планировала Чистозвана.
Ягодка очень часто любила повторять: «Скоро только кощуна сказывается, да не скоро дело делается». Нелегко быть самоотверженной героиней лесной легенды или болотного предания. Если терпение Чистозваны и Свиньи ещё не покинуло их, то с Вадимом дело обстояло гораздо хуже. Только Ярополк мог выдержать его общество. Да и то глуздырь завёл нового любимца — игривого лисёнка зелёного цвета. И в воду не надо глядеть, чтобы понять, что этот зверёк не самого простого происхождения. Но его проказы, тявканье и разнообразные каверзы отвлекали Ярополка от бурчания Вадима. Больше всего лисёнок обожал прятаться. Попробуй найди зелёного детёныша среди густой травы, топей и пышной листвы. Вот и несчастный Ярополк сбивался с ног, пытаясь отыскать нового приятеля. Тогда Вадим прерывал свои горестные излияния и давал советы, где лучше искать пушистого безобразника. Яга же осерчала, прознав про новые забавы.
— Это кто ж такой будет? — вопросила Ярополка изумлённая кудесница.
— Лисёнок.
— Вижу, что не медвежонок. Медвежонок ещё не подрос, чтобы жить в лесу, — прозрачно намекнула старуха на Долю младшего брата Ярополка. — Скажите, славницы, вы много встречали лисят такого окраса?
— Нет, — в унисон ответствовали не менее удивлённные девушки.
— То-то и оно, — золотистые глаза Яги загорелись недобрым светом, и она ухватила испуганного зверька за ухо. — А ну-ка, говори, добрый молодец, какого ты роду-племени.
Глупое сердце Чистозваны вновь затрепыхалось от полубезумной надежды, что Велислав обратился в лисёнка, чтобы быть рядом с нею. Но снова чаша её чаяний разлетелось на мелкие черепки, больно ранящие сердце.
Лисёнок жалобно заверещал и принял истинный облик. Это был маленький лешачок. Яга ослабила хватку, чем малыш не замедлил воспользоваться. Он метнулся к противоположной бревенчатой стене и, вжав косматую голову в синие плечи, заскулил обиженно:
— Я не сделал ничего дурного. Мы просто играли.
— Играй с себе подобными, — голос Бабы-Яги источал холод снега, так неуместный в этот тёплый летний день.
— А мне с ними скучно. Люди только лепёшки оставляют, а нас сторонятся.
— Ещё бы. Не вы ли заставляете плутать честных путников? — сардонически промолвила Чистозвана. В другое время она бы испугалась лешачка. Но теперь она почти сжилась со всеми чудесами леса. Человек вообще быстро свыкается с новым житьём-бытьём. Труднее всего сделать самый первый шаг, а дальше всё идёт как по маслу. Похожее чувство испытывает робкий купальщик, осторожно пробующий стопой воду, которая, в отличие от воздуха, ещё не прогрелась. Ему хочется освежиться, но пугает страх ледяной воды. И вот пловец, презрев страх, погружается в прохладную воду целиком. В первый момент он ошарашен, но через некоторое время уже не хочет уходить на тёплый песчаный берег.
Так и Чистозвана. Она уже перестала чураться нежити и свыклась с присутствием этих загадочных и таких непонятных существ в своей новой жизни. Они её пугали, но и интриговали. Всегда интересно коснуться неизведанного. Тутошний людской народ она уже знала вдоль и поперёк. А вот тамошняя нежить была непонятна, зачастую опасна и вредоносна, но тем увлекательнее было узнавать нового о привычках этого лесного народа. Какие-то побасенки были правдой, а иные — безбожно искажали истину. Вот и теперь она внимательно слушала путаные оправдания лешачка.
— Мы… Ну да иногда так делаем. Но только с плохими гостями. Такими, кто покон не чтит, шумит, деревья без спросу рубит, требы не приносит. Мы ведь тоже едим не воздух. Ну иногда ради забавы такое бывает.
— О, вы известные забавники, — нехорошо засмеялась Баба-Яга. — Уж мне ли не знать. Чай семья тебя потеряла.
— Нас слишком много. Мы гуляем по лесу и развлекаемся, как хотим. Но меня к Вадиму отец подослал. Возмущается он. Мы ненавидим шум, а этим летом от болотника покоя нет. Он и днями и ночами шумит. Вот и послали меня утихомирить властителя топей. И ведь получалось попервоначалу.
Теперь же Чистозвана срезала крапиву охотничьим ножом, чья рукоятка была выделана из рогов лешачка. Его рога были красивее и прочнее оленьих, а главное вырастали за единую ночь. На оленей рука бы у Чистозваны не поднялась. Не теперь, когда она тоскует по своему названому дедушке, носящему имя этого красивого и гордого зверя. Баба-Яга тоже строго-настрого запретила обижать оленей. Оленье молоко, как и козье, было прекрасным подспорьем для стола кудесницы.
А недавно Ярополк приволок мешок с гречихой. Наверное, похитил его у какого-нибудь ротозея или выменял на безделушку. Вот Баба-Яга решила побаловать своих гостей гречневой кашей с лесными ягодами и ранними кислыми яблоками, запечёнными в меду. Блюдо получилось на удивление вкусным и сытным. За оленями всякий охотится. Мясо их вкусное, а из рогов можно сотворить всё, что угодно, кольца, браслеты, серьги, обереги, шкатулки, дверные ручки, рукояти для оружия. По иронии судьбы рога оленя были предназначены для привлечения самок, но прельщались ими не только оленухи, но и охотники. А зимой олени сбрасывали свои рога, как ненужный головной убор. Так Гордеслава перед тем, как утопиться, пожертвовала свои драгоценности на капище да раздарила бусины, монеты и жемчужины нищим, но теперь ей пришла охота наряжаться, как оленю в брачный период. И для кого красуется? Не для выжившего же из ума старца Гостобрана? А сброшенные рога оленей Чистозвана не находила. Обычно старые рога становились пищей, мышей, зайцев или белок. А Беломил, объездивший многие страны, рассказывал и вовсе дивное. Полуночные дикие народы поедают рога оленей. А рожаниц эти странные люди величают небесными лосихами. Считается, что они живут на небе, а их рога являются созвездием, которое полуночные народы называют «Лось». В Золотых камнях же эти звёзды прозвали «Большой ковш». Впрочем, бывшему торговцу почти никто не верил.
— Будешь возмущаться — Лихо заслышит и в когти тебя заберёт.
Малец ещё пуще плачет, икает, давится от страха, однако, больше не слова не произносит, опасаясь новой беды.
Чистозвана через силу улыбнулась и протянула Гордеславе нехитрое угощение.
— Что сиё?
— Лесное угощение. Тюря из козьего молока и хлеба, испечённого из желудёвой муки. Не годится нам так расставаться.
Княгиня с благодарностью приняла это нехитрое лакомство лесных жителей. От дарёного никто не отказывается, чтобы не прогневать дарителя.
— А с какой радости нам расставаться? Вот, погоди. Я поговорю с отцом и верну тебе кольцо. Оно тебе сейчас очень нужно. Может в каком-нибудь тридевятом княжестве и найдётся дурень или властолюбец. Тогда уж позови меня на свадебный пир Вадима с этой, как её…
— Со Свиньёй. Но она уже не берёт его в мужья.
— А что так? — изумилась Гордеслава.
— Она с ним встречалась довольно редко. То есть, не то чтобы, совсем редко, но Вадим старался показать себя только с хорошей стороны. А теперь он только стонет, ноет и канючит. Кому понравится жить в болоте среди утопленников, мухоморов, лягушек, жаб и терпких трав? Да и нрав его попортился.
— А может быть, он всегда был таким? — ехидно протянула Гордеслава лакомясь лесной тюрей. — Только ты, как и Свинья, этого не примечала?
— Всё может быть. Всегда был труслив, а теперь кричит по любому поводу, выражает нетерпение, ругается, ревёт, как дитя неразумное, всех винит в своей судьбе. Уже вся нежить устала от него. Свинья решила, что лучше вековухой быть, чем с таким ворчуном жить.
Над рекой пронёсся беззаботный смех хозяйки вод. Гордеслава так давно не хохотала. Она даже пролила козье молоко, но смех, словно взял в плен её разум. Казалось, что хохот является бальзамом, заживляющим её душевные раны.
— Я просто вспомнила сына моей няньки. Он постоянно был всем недоволен. Однажды мальчик потерялся в чаще. Неждана так убивалась по сыну, а один из кметей отца сказал, что такого противного мальчишку даже Леший вернёт. И ведь прав оказался. Страшно подумать, каким он станет в старости. Только я уже этого не увижу, — тут Гордеслава погрустнела, но потом добавила: — Осинка не обрадуется, если Вадим возвернеётся. Недавно девицы мочили свои ноги и косы, да плели венки из кубышек. Ну и гуторили друг с другом. Так вот. Осинка уже полюбила другого. Конечно, пару искать никому не возбраняется, но уж больно быстро она забыла супруга милого.
По реке прошла высокая волна, обрызгав поневу Чистозваны.
— Видала? А я ещё хотела отправляться к Варяжскому морю. У нас тут речные волны не хуже морских. Это Гостобран гневается, что его суложь ведёт жизнь, не совсем приличную для княжеской вдовицы. Что-то расшалился он сегодня. Тоже всем недоволен. Ворчит, что в его время всё было по-иному. Но хоть не ревёт, как ваш Вадим. Вот и присматриваю я за престарелым родичем. К девицам недавно чуть не подкрался. Всё же даже нежить не молодеет. У одной боярыни в отцовском тереме бабушка была. Люди баяли, что полста солнцеворотов назад эта старуха была главной красой Мурома. Но со временем красота истончилась, а разумение помутилось. Как говорила моя нянька Неждана в таких случаях, ум, что перелётная птица. Ближе к зиме, в тёплые края улетает. Так она всё время ждала, что к ней женихи придут. Только родичам было не до смеха. Позору с такой бабкой не оберёшься.
— Всё же ты даже подобные моменты вспоминаешь с радостью, — заметила Чистозвана.
— А то. Хорошо было в Муроме. Ни забот, ни хлопот, ни горестей. Я будто не молоко испила, а стоялый мёд. Так и тянет плясать, петь, хохотать да прибаутки говорить. Или о былом вспоминать.
Чистозвана усмехнулась. Она так и подозревала, что Баба-Яга неспроста послала княгине своё угощение. Никто не мог проникнуть в помыслы колдуньи, живущей в непролазной чащобе. Но Чистозвана взяла угощение только тогда, когда Яга перед священным Огнём-Сварожичем поклялась, что эта стряпня не причинит вреда водянице. При этом колдунья усмехнулась:
— Боишься, что отравить я хочу твою подружку? Не бойся. Коварством я никогда не была обижена, но и добрых дел немало сделала. Ровно столько же, сколько и злых. Как и люди.
Свинья уныло сидела в уголке и пряла пряжу. Порой Баба-Яга хвалила её работу и говорила, что она сделала правильный выбор, разглядев в Вадиме недостойного спутника жизни.
— От барана и то больше толку. А из вашего Вадима даже тёплые варежки не свяжешь. Он бесполезен, как сорная трава.
— Так людей любят не за пользу, — горестно всхлипывала Свинья. Она всё ещё не могла поверить в крушение своих иллюзий.
— Просто так любят только малых детей, — сказала, как отрезала Баба-Яга, — да и то детей надо уметь воспитывать. Какая от вашего Вадима оборона? С ним постареете преждевременно. Ему няньки да мамки нужны.
— Он же не княжеское дитя, — вспыхнула, как маков цвет, Свинья.
— Тем хуже для тебя. Придётся тебе всё самой делать.
— Но он умеет деньги зарабатывать.
— Хоть это радует. Что же этот умелец запретил Чистозване заниматься любимым делом? Неуверен он в себе, как коза, заблудившаяся в лесу. А гонору, как у петуха в курятнике.
— Но может, он изменится после спасения…
— Конечно. Вот сварю его в молоке, чтобы не смущал покой девичий, — плотоядно улыбнулась Яга.
Чистозвана не поняла, что это. Правда или кривда? Но на всякий случай решила поговорить с Ягой.
— Ой, да очень он мне нужен. Даже молоко не выветрит всю гниль из человека. Я раньше добрых молодцев кушала, а к старости стала более разборчивой в пище. Коли спасёте его, пусть идёт на все четыре стороны.
И вот теперь выяснилось, что Вадиму некуда идти. Вернее, есть куда, но Осинка быстро перестала казниться по сгинувшему супругу. Подумать только, три года назад Чистозвана готовилась к свадебке со своим любым Вадимом. Теперь она сама стала полунежитью. Как назвать девицу, которая носит на руке кощеево обручье, летает на духах, насылает туман на родную весь, воюют с дочерьми Лиха Одноглазого, беседует с водяницей, стала почти своей в избушке Бабы-Яги и спасает болотника? Это она ещё не упомянула про череп Величаны, чтоб её… Вадим же ненадолго стал властителем болота, но вкус власти оказался для него горше пустырника. Они со Свиньёй не сумели разглядеть за статной фигурой, золотыми кудрями, красивым лицом и серыми, как камни глазами истинной сущности Вадима. Он оказался самым обычным человеком. Правильно сказала Гордеслава: «Такие люди, как рыбицы плывут по течению». Вот и Вадим плыл по течению, пока бурный поток не захлестнул его с головой. Чистозвана же никогда не умела смиряться с обстоятельствами. Такой она была рождена и воспитана Велиславом. Она вспомнила беседы в роще, объятия в лесу и на перине, и привычная тоска сжала её сердце. Клялась больше не вспоминать того, кто вонзился в её сердце, как шип розы в длань. Но сердце не признавало доводов разума. Напиться бы воды Забыть-реки, броситься бы с берега в Итиль, но даже на том свете она будет помнить о том, что своими руками всё погубила. Такое горе никакими рыданиями не выплачешь. Потому что не выросла ещё трава, которая лечит от любовной хворобы и от глупости. Чистозвана не замечала текущих слёз, не видела, что уже небесная синь сменилась розовопенным заревом. Казалось, что ей необходимо выплакать свою боль, подкравшуюся, как осторожный охотник к лисьему логову. В себя её привело только прикосновение невесомой руки Гордеславы.
— Ты была права. Мне потребовались все мои душевные силы, чтобы снова оставить отца. Казалось, что радость навсегда покинула нас, меня и его. Он сильно постарел и ожесточился. И в нём пылает та же жажда мести, что и во мне. К добру ли это? Стоит ли моя месть разлуки с отцом, братьями и всем белым светом?
Лица княгини и дочери рыбаря были так близко, что их слёзы смешались. Порой побратимы мешают кровь, но слёзы являются не меньшей объединяющей силой. Начало их судеб было различным, как лес и пустыня. Но извилистые жизненные тропки привели двух девиц на одну дорогу. Обе они плакали о тех, кого любили, но были вынуждены оставить по неодинаковым причинам. Месть и прощение, зло и добро в этом болотном предании смешались так тесно, как слёзы княгини и простолюдинки.
Прода от 11.08.2025, 10:02
Тополиные листья, похожие на серебряное кружево, падали на тёплую летнюю землю. Заросли крапивы возвышались над иными травами, как могучие горы над ярко-зелёными холмами. Чистозвана всегда считала, что крапива немного сродни старой Величане. Чем старше, тем пакостней. Весенняя низкорослая крапива приносила людям только пользу. Из неё получался вкусный супец и целебные отвары. Теперь же она могла только до волдырей жалить нежную кожу. Но нынче летняя крапива была нужна Чистозване, как глоток воздуха утопающему. Из этой крапивы Гордеслава обещалась сплести невод для Вадима. Если положить руку на сердце, то эта кощуна со спасением Вадима сложилась не так, как планировала Чистозвана.
Ягодка очень часто любила повторять: «Скоро только кощуна сказывается, да не скоро дело делается». Нелегко быть самоотверженной героиней лесной легенды или болотного предания. Если терпение Чистозваны и Свиньи ещё не покинуло их, то с Вадимом дело обстояло гораздо хуже. Только Ярополк мог выдержать его общество. Да и то глуздырь завёл нового любимца — игривого лисёнка зелёного цвета. И в воду не надо глядеть, чтобы понять, что этот зверёк не самого простого происхождения. Но его проказы, тявканье и разнообразные каверзы отвлекали Ярополка от бурчания Вадима. Больше всего лисёнок обожал прятаться. Попробуй найди зелёного детёныша среди густой травы, топей и пышной листвы. Вот и несчастный Ярополк сбивался с ног, пытаясь отыскать нового приятеля. Тогда Вадим прерывал свои горестные излияния и давал советы, где лучше искать пушистого безобразника. Яга же осерчала, прознав про новые забавы.
— Это кто ж такой будет? — вопросила Ярополка изумлённая кудесница.
— Лисёнок.
— Вижу, что не медвежонок. Медвежонок ещё не подрос, чтобы жить в лесу, — прозрачно намекнула старуха на Долю младшего брата Ярополка. — Скажите, славницы, вы много встречали лисят такого окраса?
— Нет, — в унисон ответствовали не менее удивлённные девушки.
— То-то и оно, — золотистые глаза Яги загорелись недобрым светом, и она ухватила испуганного зверька за ухо. — А ну-ка, говори, добрый молодец, какого ты роду-племени.
Глупое сердце Чистозваны вновь затрепыхалось от полубезумной надежды, что Велислав обратился в лисёнка, чтобы быть рядом с нею. Но снова чаша её чаяний разлетелось на мелкие черепки, больно ранящие сердце.
Лисёнок жалобно заверещал и принял истинный облик. Это был маленький лешачок. Яга ослабила хватку, чем малыш не замедлил воспользоваться. Он метнулся к противоположной бревенчатой стене и, вжав косматую голову в синие плечи, заскулил обиженно:
— Я не сделал ничего дурного. Мы просто играли.
— Играй с себе подобными, — голос Бабы-Яги источал холод снега, так неуместный в этот тёплый летний день.
— А мне с ними скучно. Люди только лепёшки оставляют, а нас сторонятся.
— Ещё бы. Не вы ли заставляете плутать честных путников? — сардонически промолвила Чистозвана. В другое время она бы испугалась лешачка. Но теперь она почти сжилась со всеми чудесами леса. Человек вообще быстро свыкается с новым житьём-бытьём. Труднее всего сделать самый первый шаг, а дальше всё идёт как по маслу. Похожее чувство испытывает робкий купальщик, осторожно пробующий стопой воду, которая, в отличие от воздуха, ещё не прогрелась. Ему хочется освежиться, но пугает страх ледяной воды. И вот пловец, презрев страх, погружается в прохладную воду целиком. В первый момент он ошарашен, но через некоторое время уже не хочет уходить на тёплый песчаный берег.
Так и Чистозвана. Она уже перестала чураться нежити и свыклась с присутствием этих загадочных и таких непонятных существ в своей новой жизни. Они её пугали, но и интриговали. Всегда интересно коснуться неизведанного. Тутошний людской народ она уже знала вдоль и поперёк. А вот тамошняя нежить была непонятна, зачастую опасна и вредоносна, но тем увлекательнее было узнавать нового о привычках этого лесного народа. Какие-то побасенки были правдой, а иные — безбожно искажали истину. Вот и теперь она внимательно слушала путаные оправдания лешачка.
— Мы… Ну да иногда так делаем. Но только с плохими гостями. Такими, кто покон не чтит, шумит, деревья без спросу рубит, требы не приносит. Мы ведь тоже едим не воздух. Ну иногда ради забавы такое бывает.
— О, вы известные забавники, — нехорошо засмеялась Баба-Яга. — Уж мне ли не знать. Чай семья тебя потеряла.
— Нас слишком много. Мы гуляем по лесу и развлекаемся, как хотим. Но меня к Вадиму отец подослал. Возмущается он. Мы ненавидим шум, а этим летом от болотника покоя нет. Он и днями и ночами шумит. Вот и послали меня утихомирить властителя топей. И ведь получалось попервоначалу.
Теперь же Чистозвана срезала крапиву охотничьим ножом, чья рукоятка была выделана из рогов лешачка. Его рога были красивее и прочнее оленьих, а главное вырастали за единую ночь. На оленей рука бы у Чистозваны не поднялась. Не теперь, когда она тоскует по своему названому дедушке, носящему имя этого красивого и гордого зверя. Баба-Яга тоже строго-настрого запретила обижать оленей. Оленье молоко, как и козье, было прекрасным подспорьем для стола кудесницы.
А недавно Ярополк приволок мешок с гречихой. Наверное, похитил его у какого-нибудь ротозея или выменял на безделушку. Вот Баба-Яга решила побаловать своих гостей гречневой кашей с лесными ягодами и ранними кислыми яблоками, запечёнными в меду. Блюдо получилось на удивление вкусным и сытным. За оленями всякий охотится. Мясо их вкусное, а из рогов можно сотворить всё, что угодно, кольца, браслеты, серьги, обереги, шкатулки, дверные ручки, рукояти для оружия. По иронии судьбы рога оленя были предназначены для привлечения самок, но прельщались ими не только оленухи, но и охотники. А зимой олени сбрасывали свои рога, как ненужный головной убор. Так Гордеслава перед тем, как утопиться, пожертвовала свои драгоценности на капище да раздарила бусины, монеты и жемчужины нищим, но теперь ей пришла охота наряжаться, как оленю в брачный период. И для кого красуется? Не для выжившего же из ума старца Гостобрана? А сброшенные рога оленей Чистозвана не находила. Обычно старые рога становились пищей, мышей, зайцев или белок. А Беломил, объездивший многие страны, рассказывал и вовсе дивное. Полуночные дикие народы поедают рога оленей. А рожаниц эти странные люди величают небесными лосихами. Считается, что они живут на небе, а их рога являются созвездием, которое полуночные народы называют «Лось». В Золотых камнях же эти звёзды прозвали «Большой ковш». Впрочем, бывшему торговцу почти никто не верил.
