— А что не князь Яронег? — подбоченился скаредный сосед.
— Надо будет — и до князя дойду, — на полном серьёзе ответил Олень, которого пыталась урезонить более разумная Ягодка.
Вятко внимательно выслушал челобитчиков. В душе он надеялся, что если Олень вернулся, то, возможно, и Вадим когда-нибудь переступит порог родной избы. Святогнев-то уж точно никогда не обнимет родичей.
— Что вы от меня-то хотите? Дело ваше проще пареной репы. Беломил принял Оленя в свой род и взял в свою избу. Видоков и послухов предостаточно.
— Он, выходит, родич, а мы что, седьмая вода на киселе? — зло воскликнула Ржанка. Она как-то не учла этого момента.
— Вы сами попрали заветы Рода, когда отказались ухаживать за больным отцом, — спокойно ответил староста.
— Так он сам попрал покон, когда выгнал брюхатую Величану, — не сдавала своих позиций Ржанка.
— Всё верно. А Беломил не помнил зла, когда единственный скрасил старость дедушки. Он-то всегда жил по законам Рода.
Тут в горницу вплыла стройная и изящная, несмотря на двое родов, фигура Осинки. По любому поводу вредная баба любила высказывать своё мнение, как будто набивая себе цену и значимость.
— Он-то да, — ехидный голос невестки старосты в этот раз обволакивал сладостью мёда, — а вот Чистозвана при всех отреклась от своей родни. Прокляла меня, Вадима и Святко. А вы-то какая родня?
Пусть и стала Осинка обычной веснячкой, но гонора своего не утратила и смотрела на бабкиных сестёр, как на полных ничтожеств, недостойных сидеть в её присутствии. Ишь чего выдумали! С ней родниться и наследство оспаривать. Но староста на этот раз обрадовался вмешательству глупой и чванливой невестки.
— Слышали, что сказала жена моего сына? Чистозвана отреклась от кровной родни. Это значит, что только Олень может быть её наследником.
Ох, и обозлилась Ржанка на старосту. Свадьба внучки и безбедная старость накрылись берястяным коробом. Не выдержала старая женщина. Бухнулась в ноги к гусляру. Мол, не погуби, славный, милый, добрый. Не становись нашей Недолей.
Олень тогда сказал только:
— Не надо унижаться передо мной. Цыплят, как известно, по осени считают. Ты же похожа на Величану больше, чем другие сёстры. Когда Чистозвана вернётся, то она будет просто счастлива тому, что её родня всё же вспомнила о ней. И какая родня! Когда умер Беломил, что-то ни одна из вас не утешила сироту хотя бы словом. Но у остальных хватило совести не требовать наследства.
Олень оказался прав. Чистозвана, правда, вернулась в середине лета, а не осенью. Но сути дела это не меняло.
Когда первые восторги прошли, Чистозвана узнала от Оленя всё про своих родичей. Крепко призадумалась девица.
На следующий день пошла к соседу. Уж едва со стула не упал, когда услышал предложение соседки. Чистована добровольно отдавала ему избу и землю, забирая себе только серебро и злато, нажитое с таким трудом.
— Но учти, паскудник старый, если я прознаю, что твой отпрыск обижает мою родичку, я на вас нежить лесную напущу. Будут русалки, мавки, кикиморы да лешие приходить, как к себе домой.
— Что ты, Чистозвана, клянусь Перуном, Велесом и Макошью, что не будем забижать твоих родичей.
— Добро. А скотину я всё же разделю между своими друзьями. Животные — не дом, не каждого примут.
От благодарности Ржанки Чистозвана отмахнулась, как от гнуса надоедливого.
— После смерти отца я знала мало счастья в этом доме. Немного добра я видела и от весняков. Надеюсь, что вам эта земля принесёт больше счастья, чем мне. Вспомни Величану. Богатство не врачует несчастные души и не делает счастливыми злых людей. Я рада, что отдаю эту землю в руки своих родичей, которых, впрочем, не люблю и не знаю. Я желаю вам счастья. Вы, как и я, родились на этой земле. Пусть и старая изба сгорела.
Чистозвана не испытывала сожаления, прощаясь с родной весью. Она была счастлива сжечь все былые мосты. Росистое утро, хранящее остатки ночной прохлады. Воздух, пахнущий влагой, душистыми цветами и терпкими травами. Некогда маленькая дочка рыбака с трудом сдерживала слёзы, уезжая в стольный град. Здесь она оставляла тех, кто был ей дорог. Тогда девочка не знала по какой непростой дороге её поведёт Доля.
Теперь же она добровольно рвала со своими корнями.
Больше не было дочери рыбака, беззаветно влюблённой в плачущего сына старосты. Была тайная суложь волховская, которая следовала за любым мужем, как нитка за иглой. На душе Чистозваны было легко и радостно. В одной руке она держала букет зелёных трав, среди которых были узорчатые папоротники, простые подорожники, ромашки, похожие на солнышко с белыми лучами, объёмистые лопухи и пижма, чьи золотые кудри были ароматны и пышны. Лёгкое сожаление, как оперённая стрела, пронзило сердце Чистозваны. Она будет скучать по родным лесам, лугам и полям. Но и в Златокаменске есть рощи, где роскошным цветом царит первозданная краса. Дело было вовсе не в местности, а в том, что семь лет назад Чистозвана оставляла своё сердце здесь, рядом с близкими людьми. Потом она тосковала не по пёстрой толчее Златокаменска, а по Велиславу. Получалось, что её сердце всегда билось рядом с ним, только неразумная девка не понимала этого. Когда-то Баба-Яга подарила Величане прялку, которая как волшебный клубок привела к её внучке кудесника. Яга так и не сказала о цели сего дара, но Чистозвана с Велиславом не особо и доведывались.
В другой руке Чистозваны была ивовая корзинка, в которой спокойно сидел её рыжеволосый любимец, кот Дождик. Остальных животных со временем обещал перевезти от Весенки Олень. Некоторых котов везла в Златокаменск Свинья. Недальновидная локстянка уже пожалела о своей опрометчивости. Даже малые дети дразнили её невестой болотника и мертвецкой свиньёй. В сказаниях всё иначе, а в настоящей жизни люди злы. Бабка Снежица, которая уже начала ходить, принялась было учить внучку терпимости к людям.
— Поставь себя на их место. Они просто шутят.
— А почему ты, бабушка, никогда не ставишь себя на моё место? Я не могу ставить себя на место злых людей, потому что никогда ни над кем не издевалась. А я еду к сестре. Счастливо задружиться с этими брехунами.
— Это зря, — ровно заметила Снежица, — ты почаще езди в гости в соседнюю весь. Вдруг Вадим возьмёт тебя в меньшицы.
— Он уже звал меня.
— Ой, счастье-то какое.
— Только я нейду. Надоел он мне, как таракан.
Снежица запричитала, а Свинья, как и Чистозвана поняла, что ей здесь отныне не место. Ну и пусть. Пребывание в лесу изменило мысли и мироощущение наивной локстянки. До этого Вадим казался ей чистым родником, а теперь Свинья поняла, что её любовь к нему пересохла, как лесное болото. Велико счастье стать меньшицей и поминутно воевать со сварливой Осинкой. Если бы с ними жил Ярополк, к которому Свинья успела привязаться, то она бы ещё подумала. Локстяне ей опостылели не меньше, чем Вадим. Зато теперь они с Чистозваной и Арысью будут вместе и продолжат свою дружбу. От причитаний Снежицы становилось даже не тошно, а смешно. Мол, счастья своего глупая девка не видит. Вадим и собою красив, и сын старосты, и богат, и тороват, и ласков. Свинья усмехнулась, вспомнив, как раньше бабка честила Вадима бесстыдником и дураком. Нет, всё же, когда она жила в лесу, то чувствова к бабушке были крепче. Тосковала Свинья по родным и казнила себя за несправедливость и придирчивость к Снежице. Но теперь поняла, что бабку любить можно только на солидном расстоянии.
Но Свинья боялась за Чистозвану. Как так можно отдать избу чужим людям? Мало ли что в жизни случится? Свинье есть хотя бы, куда возвращаться. Но, глядя на счастливую подругу, вдыхающую аромат свежесорванных трав, Свинья ощутила лёгкую зависть. Разве не она сама так всё бросила ради Вадима? Хорошо ещё, что Синеслава оказалась хоть нечистой на руку, но не лиходейкой какой-то.
В это мгновение к Чистозване подошёл Велислав, осторожно прижал к себе и посадил в седло, как пушинку. Тёмные косы Чистозваны развевались, как лисьи хвосты на шеломах хоробров. Некогда один молодой волхв оглянулся на весь Золотые камни, сожалея о своём отъезде. Теперь же Велислав и Чистозвана скакали навстречу грядущему. Они достаточно быстро преодолели дубраву и въехали в березняк, чередующийся с ольхой, орешником, черёмухой и мелкими кустарниками. Птичьи трели раздавались над их головами, суля лёгкую дорогу. Шёпот разнообразных листьев был почти неслышен, как и колыхание высоких, причудливых трав, похожих на ковёр, чей дивный узор выткан непревзойдённым мастером. Птицы хоронились в ветвях деревьев. Стрибожьи внуки ласково овевали лица путников.
Прода от 23.08.2025, 22:22
В зелёной паутине травы увязли коричневато-жёлтые берёзовые листья. Продолговатые светло-зелёные листья одуванчиков, бледноватые листочки клевера, украшенные белой каёмочкой, мохнатый хвощ казались хранителями редкостной тайны. Сплетение трав представлялось Чистозване весьма правильным и гармоничным.
Она обратила внимание, что рыжеватые листья побратались с зелёной порослью. Розовые лепестки чередовались с бурыми дубовыми листьями, а трава напоминала безбрежное зелёное море в своём великолепии и щедрости. Тонкие, покорные ивы низко склонили свои зелёные косы к плодородной земле.
Изредка среди лопухов попадались жёлтые звёздочки осенних цветов, похожие на озорных цыплят. Под окном Чистозваны росла низкая юная ель. Её веточки расходились в разные стороны. Какие-то ветви были голыми, как поле поздней осенью, а другие поражали пышным убором из колючей и пахучей хвои. Видно было, что это деревце было пересажено совсем недавно, поэтому некоторые нагие ветви клонились к земле, усыпанной золотистыми листьями. Это дерево пересадили под окно Чистозваны только сегодня. Милава этим жестом хотела упредить Чистозвану, чтобы та попыталась укоротить длиннющий язык Оленя. Это значило: «На месте твоего певца может быть любой. Незаменимых нет. В пышном и богатом Златокаменске множество молодых и талантливых гусляров. Любой с радостью займёт место зарвавшегося старца. Посмотри, как быстро прижилась младая ёлочка. Так приживётся в нашем тереме и новый песнопевец».
Ах, если бы Чистозвана была бы властна над своенравным Оленем! Но порой она думала, что они с Оленем —два сапога пара. Добрый и спокойный Беломил был схож с порывистой и своевольной Чистозваной не больше, чем боровик и крапива. Какой была Цвета, Чистозвана не знала и не помнила. Если судить по рассказам отца, то это была кроткая и чистая женщина, которая в жизни не смогла бы оскорбить даже самого худого человека. Увы, в Чистозване Олень, как в волшебном зеркальце видел отражение собственного нрава. Её названный дедушка был Чистозване намного ближе, чем кровная родня.
Чистозвана смотрела на гладкое зелёное зеркало трав и вспоминала священную рощу, свой просторный, уютный дом и такое короткое счастье разделённой любви.
Раскидистые дубы, светлые стройные берёзы, младые кустарники, коричневые осины. Свет молодого месяца, запутавшийся в кронах корявых деревьев, мрачное уханье белого красавца-филина. Казалось, что они одни во всём мире. Как Аск и Эмбла из варяжских сказаний. Как дивно пахнет скошенная трава, в которую Велислав, смеясь, валит Чистозвану, порывисто целуя, их тела и дыхание переплетаются, они не могут оторваться друг от друга. Раньше она не ощущала такой полноты жизни и громадной, как снежный ком радости. Сама Заря-Заряница освещала влюблённых своими лучами и радовалась их воссоединению.
Но Велислав всегда был упрямым и любил поступать по-своему. Теперь ему пришла фантазия бросить всё и улепетать в Норейг с Чистозваной. Он говорил, что им лучше начать новую жизнь вдали от былых мест, страданий, обид и недопониманий. К тому же, здесь они не могли встречаться открыто, а там для молодой пары открывались большие возможности. Сошёлся Велислав с христианами, крестился, чтобы не быть больше лютым оборотнем. На этом его и подловили. Мол, изменил кудесник и перунник вере ради девки ясноглазой. Не объяснишь же люду неразумному, что Велислав боялся своей иной сущности, вот и крестился, чтобы стать обычным человеком. И оборотней, и христиан вятичи ненавидели одинаково. Так только озлишь ещё больше честной народ. Понадеялась было Чистозвана на варягов. Ведь многие из них поклонялись распятому богу, но не учла неразумная девица того, что урмане верили во всех богов той земли, где жили. Тот же Сигурд носил на шее золотой крест, серебряный торсхаммер и медное изображение Лады. Они получали полновесное серебро за пролитую кровь. Им было безразличны тёрки князя с перунниками. Наёмники они и в Царьграде наёмники. Нет в них благородства. Одна жажда наживы и кровавой славы.
А потом и саму Чистозвану отвели в княжеский терем как заложницу. Но тогда-то Чистозвана и вспомнила о смарагдовом перстеньке, который ей великодушно уступила Гордеслава. Ночью она пожелала перенестись в родимую весь да на берег Итиля.
Сказано — сделано.
И вот Чистозвана вызвала Гордеславу. Недовольная и растрёпанная поднялась из глубин водяница. Но потом прониклась горем Чистозваны и даже возмутилась.
— Что это Яронег тут вытворяет? Весь в батюшку пошёл.
— Вы мне дадите поспать, — недовольно воскликнул Гостобран, — в моё время по ночам спали. То они любятся полночи, то кричат, как овцы, которых ведут на убой. Раньше девушки были скромнее.
— Вот и ложись спать, чучело водяное, нечего чужие разговоры слушать, как наворопник, — отрезала Гордеслава, — про скромность твоей суложи можно слагать легенды. Одного мужа схоронила — за гончара вышла. На гончара чужое чадо повесила. Потом не успела мужа оплакать — с воеводой слюбилась. Хотя с вами только так.
— Почему?
— Потому. Вы говорите о скромницах, а сами любите таких ярких пав. Серый воробушек вам нравится только на словах.
— Возможно, — призадумался Гостобран.
Но всё было бесполезно. Велислав не зря создавал Гостобранову могилу. Теперь водяным не суждено было добраться до стольного града.
— Разумно поступил твой волхв. Ни один струг, ни единая лодья, никакой драккар не доберутся до Златокаменска. Закрыт путь и водным духам. Как же так получилось, что Яронег огневался на друга былого?
Тут Чистозвана разрыдалась и объяснила всё.
Во всём виноват был Вадим и его суложь пакостная. Ну положим, не во всём. Ведь никто не заставлял Велислава любить Чистозвану и менять веру. Последнее почиталось среди любого народа страшным преступлением.
Однажды Чистозвана встретила на гончарном конце Вадима и Осинку. Гордо вышагивал Вадим, а вот Осинка казалась несчастной и потерянной. Тогда Чистозвана наслаждалась своим счастьем, и ей явно было не до семейных дрязг её бывшего жениха. Ах, если бы она тогда могла бы подумать… Знал бы, где упадёшь, соломки бы подстелил. Позже Милава и Свинья пролили свет на мотивы гончара.
— Вот и делай людям добро, — всплеснула тонкими руками Гордеслава, — везёт мне с родичами. Ничего не скажешь.
Тогда Чистозвана не обратила внимания на обмолвку Гордеславы. А надо было бы. Но не о том сейчас были её помыслы. Чистозвана продолжала рассказывать о том, как бесчестный и неблагодарный Вадим поведал всё Милаве. Самого бы гончара не пропустили бы к княжеской полюбовнице, но Осинка на свой страх и риск попросила встречи с Милавой.
