же показалась лесному жителю насыщенным густым варевом, сочетающим в себе горечь полыни и калины, приправы из дальних стран, которые ценились на вес золота, сладость ягодной пастилы, лёгкую кислинку клюквы и капустных щей. Казалось, что сама жизнь перемешала разнообразную снедь, закинула её в волшебный котёл, сварила удивительное блюдо, и теперь проходит мимо столов, угощая каждого человека своей стряпнёй. Но эта замысловатая снедь оказывается самой разнообразной на вкус. Кому-то достаются горькие корешки, иные получают сладости с довольно пряным привкусом, а некоторые наслаждаются простым вкусом разваренных овощей и круп. Каждому своё. Ибо этот день будет подобен норманнскому Рагнарёку.
Двое купцов из Мурома тоже приняли своё истинное обличье. Странные торговцы, лопотавшие на непонятном наречии и бойко размахивающие руками, оказались лесными ведьмами — Бабой-Ягой и Вувер-кувой. Теперь чародейки, дружно вздохнув, встали со своих мест и направились к израненным дружинникам. Ведуньи шептали заговоры, мазали ожоги неведомыми пахучими мазями и перевязывали руки покорным воинам. Милава во все глаза глядела на страшных колдуний. Вот, почему они махали своими тогда пухлыми руками. Эти порождения троллей просто-напросто отводили людям глаза. Ибо не Боги пресветлые помутили Яронегов разум, а тёмные силы, призванные злыми ведьмами. Ибо на стороне Творислава Муромского могущественные чародейки из разных племён. Славянская Яга и марийская Вувер-кува. И нет избавления от сей напасти. Милава сразу поняла, кто такие эти старухи. А вот растерянные славянские дружинники и варяжские хирдманны ещё не понимали, чем им грозит подобное посещение. Хотели повеселиться на пиру, да прямо в кощуну завернули. Объятый ужасом Яронег тем не менее не собирался сдаваться. Превозмогая боль в обожжённой руке, он схватил тугой лук и тул со стрелами. Но и тут храброго воителя ждало страшное разочарование. Оружие стало стремительно уменьшаться в размерах, пока не обратилось в комок живой плоти, пахнущей хвоей и можжевельником. Яронег недоуменно глядел на ЭТО, пока не понял, ЧТО держит в обожжённых дланях. В первый раз в жизни князем овладел исполох, рвущий на части разум. Он завопил, как каженник и принялся метаться по гриднице, как глупая пёстрая бабочка, по ошибке залетевшая в людское жильё. Ибо лук и стрелы были созданы из дерева, проросшего из сердца колдуньи Величаны. А теперь оружие вновь обратилось сердцем колдуньи, пропитанным хвоей и можжевельником. Если до этого страшный свет из глазниц мёртвой колдуньи обжёг княжескую плоть, то сердце Величаны по капельке высасывало разум, спокойствие и душу из правителя, чей брачный пир медленно, но верно переходил в тризну. Наконец эта забава утомила Гордеславу.
— Будет с него.
Она так же медленно и величаво подошла к одержимому злыми духами Яронегу и окатила запыхавшегося князя ледяной водой из своих широких парчовых рукавов. Тот лишь давился икотой и всхлипываниями. Водяница осторожно разжала кулак своего былого супруга и достала сморщенное сердце злой колдуньи. Она ещё долго и недоуменно разглядывала этот сгусток плоти.
— И это злобное сердце натворило столько бед? Но нынче пришёл конец её злодеяниям.
Череп испуганно воззрился на княгиню. Величана метала страшные удары, пытаясь прожечь водяницу и отобрать у той своё сердце, но огонь был бессилен против водной стихии. Постепенно Яронег пришёл в себя и устыдился своего исполоха. Велислав тихо сказал:
— В одной кощуне князь спросил лиходея, какого наказания заслуживает убийца. Тот, желая проявить свою мнимую добродетель и справедливость, ответил: «Самой страшной казни». Теперь я обращаюсь к вам, воины. Какого наказания заслуживает правитель, принёсший в жертву отца за то, что тот нарушил покон, но пошедший по его стопам.
Тут раздались разрозненные голоса:
— Глупый вопрос.
— Такого же самого.
— Сварить его в котле.
— Посадить в бочку, утыканную гвоздями.
— Благодарствую, — с удовлетворённой улыбкой ответил волхв.
— Но при чём тут я и мой отец? — раздражённо ответил Яронег.
— Ты освежи память, княже. Помнишь, за что принесли в жертву старого Гостобрана?
Яронег молчал. До недавнего времени он почти не вспоминал о причине, по которой принесли в жертву его нелюбимого и престарелого родителя. Но Милава недавно напомнила. И стало ему так обидно.
— Тоже мне загадка. Потому что ты берёг эту девку для себя, оборотень поганый.
— Твоего отца не я, а сам Род и властитель Итиля покарал. Теперь же история повторяется. Гостобран желал взять на ложе родичку, а ты взял в жены девушку, чьё родство с тобой никто не может подвергать сомнению. Она в родстве с твоей суложью и с женой твоего отца. Вот и водяные, разгневавшись, явились сюда требовать твоей головы. Даже ведьмы лесные — и те возмутились подобным бесстыдным поступком. Нельзя попирать законы Рода.
Велислав говорил серьёзно, как никогда, но его тёмные глаза улыбались. Яронег перевёл дыхание. Не может быть такого, чтобы его лучший друг, улыбаясь, принёс в жертву самого Яронега. Или может? Ведь Велислав жесток, одержим страстью и способен на всё. Есть ли в суровом сердце ведуна жалость и сострадание к оступившемуся другу? Перед тем, как подойти к Яронегу, Гордеслава предусмотрительно вручила крапивную цепь Бабе-Яге. Уж она-то не упустит бывшего князя. До этого момента Гостобран сидел смирно, но тут же радостно захохотал:
— Подействовало!
Раздражённая Гордеслава повернулась к докучливому родичу.
— Ты что не можешь сидеть смирно, когда судьба княжества решается? — потом сказала немного мягче: — Святогнев ты его бы покормил, что ли. Пусть хотя бы рот будет занят делом, если он головой думать не умеет. Ума не приложу, как златокаменцы столько лет терпели такого глупого правителя.
Мягкосердечный Святогнев взял золотое блюдо (с иным всё же стыдно подходить к князю) и стал набирать различную снедь, чтобы занять неугомонного говоруна. Жалко ему было Вадима, но водяной полагал, что его братец ещё дёшево отделался. Зачем недальновидный Вадим вмешался в княжеские дела? Не ходить в сафьяновых сапогах тому, кто родился в лаптях. Хотя его детская подруженька Чистозвана вона как высоко взлетела, но не по своей воле. Эх, Вадим, Вадим, почему Боги отсыпали тебе так мало ума? Хотя, кто из них мудрец? Нет среди смертных безупречных героев и разумников. Все они заварили такую густую кашу, что потомки долго ещё будут расхлёбывать и злым словом поминать князя недалёкого, его сына неразумного, Величану жестокую, ведуна влюблённого, Чистозванку упрямую, Гордеславу обидчивую, да Милаву коварную. Все гуси хороши. Каждый из них жил своими страстями, не обращая внимания на желания иных. Таков жизненный покон, который старше Правды Златокаменской. Словно подтверждая размышления Святогнева, Гостобран молвил:
— Не перебивайте меня. Я хочу молвить правду, а не пустые смотни. Дозволите ли слово молвить, невестушки? — с торжеством переспросил князь, глядя на Гордеславу и Чистозвану.
— Говори, — произнесла Гордеслава, — только по возможности будь кратким.
— Помните ли вы тот вечер, когда меня, князя Златокаменского, принесли в жертву? А, хоробры?
— Как такое забыть? — сдержанно ответил скальд Сигурд. — Не каждый день даритель злата идёт по дороге рыб без козла волн.
— Сам ты козёл волн! — обиделся Гостобран.
Олень, который до этого молчал, усмехнулся в седую бороду:
— Сей скальд имел в виду, что не так часто князья плавают по волнам без лодок и кораблей.
— Так бы и промолвил, — сконфузился Гостобран, — одна морока с этими песнопевцами. В этот вечер меня принесли в жертву, и хоть бы один мой поданный вступился за меня.
— А много ли добра твои подданные видали от тебя, клянусь правой рукой? — подбоченился Олень.
— А разве мало ты от меня видел милостей, простолюдин? Ну, возможно, я малость ошибся и поверил лживым наветам, но разве князь не должен слышать о себе только лестное? Но хорошо, что ты об этом мне напомнил. Я ведь тоже перед тем, как захлебнуться речной водицей, о том предательстве вспомянул. Но я был волен тебя покарать, но что может сотворить один человек супротив всего града взбунтовавшегося.
— Очень многое, — съязвил Олень, указывая перстом шуйцы на Велислава.
— Но и я смог отомстить, — торжественно бросил правду в лицо своим врагам Гостобран, давно ждавший этого часа, — мне оставалось только послать проклятие тем, кто не видит разницы между князем и жертвенной скотиной. Мог ли я не использовать этот шанс? Проклятие мертвеца — вот наследие Златокаменских князей.
— Что? — хором воскликнули Ярополк и Яронег.
— Я проклял семь последующих правителей Златокаменска. Никто из них не будет править долго и потеряет не только власть, но и саму жизнь.
Велислав зашёлся резким хохотом, от которого слёзы выступили на его тёмных глазах. Они с Чистозваной, лесными ведьмами, Ярополком и Твориславом составили такой хитроумный план, но на деле были всего лишь орудиями этого никчёмного, потерявшего разум старца. Да, проклятие мёртвых почти невозможно снять. Но им-то с Чистозваной не придётся погибать в этом проклятом граде. Но Ярополк был иного мнения. Мальчик был оскорблён в лучших чувствах.
— Послали мне Род и Рожаницы батюшку неразумного, как дитя малое. Выходит я до седых волос не примерю княжеский убор?
— На всё воля Богов, — тихо промолвил Олень.
— Если бы, — рассерженно топнул ножкой, обутой в сапожок из телячьей кожи, Ярополк, — князьям, как и дурням, покон не писан. Один дурак в воду камень кинет — десять мудрецов не вынут.
И тут на Ярополка повеяло зимним холодом. Он раздосадованно обернулся, подумав, что уже ничто не может расстроить его больше. Но за его плечом стояла сама смерть. Марена нежно и печально смотрела на разгорячённого княжича, но не торопилась прикасаться к нему своей хладной рукой. Рядом с богиней стояли её верные серые волки, похожие на ледяные фигуры, а на её право плече сидел чёрный, как ночь, ворон, чьи алые глаза были устремлены на Яронега. Ярополк, словно ища поддержки, оглянулся на Велислава и его верного ворона Дара. По старой привычке птица верховного варяжского бога обосновалась на кудесниковом плече, который полагала самым надёжным и лучшим насестом. А по ночам место ворона занимал белый с чёрными крапинками филин Лют, отличавшийся независимым характером и преданностью хозяину. День и ночь сменяют друг друга так же, как Марена-зима и Леля-Весна. Но Велислава в светлое время суток сопровождал чёрный ворон, а ночным другом был светлый, как снег, филин. Такая шутка Доли. Велислав едва приметно кивнул мальчишке. Некогда Ярополк считал его своим врагом, но с тех пор многое переменилось.
— По чью душу ты явилась, великая богиня? — скрывая страх, вопросил Ярополк.
— Разве тебе непонятно это, маленький княжич? Ты должен только возрадоваться моему появлению. Твой старший брат станет моим слугой, а ты получишь Златокаменский престол.
Вокняжившуюся было тишину прорезал страшный крик Милавы:
— Нет! Смилуйся, Марена, не забирай у меня Яронега. Или забери нас обоих.
— Совсем ополоумела? — подала голос Чистозвана. — У вас маленькая дочка.
— Вот пусть её и воспитывают те, кто принёс в жертву её отца. Это будет только справедливо. Я всё поняла. Это ты решила сгубить моего любого, но я пойду за ним во владения Марены.
Второй раз Чистозвана видела обычно сдержанную Милаву такой. Казалось, что в боярской дочери всегда горело потаённое пламя, которое довольно редко вырывалось наружу. Виной всему была кровь кочевников, пусть и разбавленная кровью предателя и лиходея Сушко. Некогда она рыдала из-за страшной опасности, гибели отца, разочарования в своей первой и единственной любви. Но Милава не смогла разлюбить вероломного Яронега. Без него для неё меркло сияние Хорса-солнышка. Не могла вытравить бывшая подруга Чистозваны любовь к князю Златокаменскому. Но Ярополк спокойно сказал:
— Множество у тебя челядинцев богиня, зачем тебе ещё один?
— Он был мне обещан мне твоей родичкой, а моей жрицей, Чистозваной.
— И что дальше?
— Только малое дитя может задать такой вопрос.
— Но на кой ляд тебе мой брат? Он здесь, на земле, нужнее. Всё равно он когда-нибудь помрёт. Никто этого не избежит. Вот тогда и заберёшь его в свою власть. А за это время он многих воинов подденет на остриё своего меча, как жуков на иглу.
Яронег онемел. А потом князь покраснел до корней тёмно-русых кудрей. Невероятно! Младший брат пожалел его. Он проявил милосердие, в котором сам Яронег отказал ему. Он ни разу не плакал после смерти матери. Тогда Яронег забрался в хлев и рыдал, пока друг Велислав не сыскал его. Но теперь слёзы раскаяния и стыда оросили его лицо, как потоки дождя — томящуюся землю. Как же тяжело было без слёз.
Марена серьёзно смотрела на мальчика, а потом провела рукой по его тёмно-русым, как и у старшего брата, волосам. А затем отрицательно покачала красивой черноволосой головой.
— Не всё по-твоему будет, хоробр.
— Я ещё не хоробр.
— Тебя изрядно избаловали. Великая доля для тебя самими Богами предназначена. А твой брат мой.
Ярополк попытался схватить безжалостную богиню за подол, но был отброшен сильнейшим пинком. Марена хладнокровно перерезала горло Яронегу своим серебряным серпом. Ярополк и Милава кинулись к уже безжизненному телу. Ярополк захлёбывался от рыданий, но вскоре его лицо стало сосредоточенным:
— Будь ты проклята, Богиня. И тебе горе будет. А я никогда не буду воином. Я не буду убивать людей и не обагрю свои руки кровью.
— Обагришь, — тихо ответил Велислав, — только сегодня я понял, что все мы являемся орудиями в руках богов. Я хотел сплести нить своей судьбы сам, но оказался только исполнителем чужой воли. Не гневайся, богиня, на глуздыря неразумного. Не понимает он ещё своего предназначения. Иногда человек вынужден совершать злодеяния, потому что в противном случае он погибнет. Лучше быть волком, чем бараном.
Сам Велислав запечатлел последний поцелуй на холодном лбу своего былого друга. Легче было убедить себя в том, что Яронега сгубило отцовское проклятие, чем признать свою вину.
— И не думала, — согласилась Богиня, — когда пройдёт первое горе, он поймёт мою правоту.
— Ты его не получишь, — ответила Милава. — Я стану его посмертной спутницей. Я не стала его суложью в жизни, но смерть нас обвенчает.
Милава повернулась к Чистозване:
— Ты победила. Прими это зеркальце и передай моей дочери, когда она вырастет. Это мне Яронег подарил перед вашей свадьбой. Скажи, что её мать мечтала о том, что дочь станет валькирией. Гостобран оставил в наследство своему первенцу проклятие. От тебя зависит, что пошлю я из Закрадья воспитательнице своей дщери единственной. Благословение или проклятие.
Марена была бессильна против любви. Поэтому Яринейг, как его называли викинги и его возлюбленная Милава, были положены в один курган. Велислав всё же предварительно опоил Милаву, а после милосердно задушил её ремнём Ярополка. Всё лучше, чем быть похороненной заживо. Маленькую Мечиславу Велислав и Чистозвана взяли к себе и растили вместе со своими детьми. Ярополк никогда не вернулся в Златокаменск. И на этом всё. Остальные подробности будут в другом предании.
Двое купцов из Мурома тоже приняли своё истинное обличье. Странные торговцы, лопотавшие на непонятном наречии и бойко размахивающие руками, оказались лесными ведьмами — Бабой-Ягой и Вувер-кувой. Теперь чародейки, дружно вздохнув, встали со своих мест и направились к израненным дружинникам. Ведуньи шептали заговоры, мазали ожоги неведомыми пахучими мазями и перевязывали руки покорным воинам. Милава во все глаза глядела на страшных колдуний. Вот, почему они махали своими тогда пухлыми руками. Эти порождения троллей просто-напросто отводили людям глаза. Ибо не Боги пресветлые помутили Яронегов разум, а тёмные силы, призванные злыми ведьмами. Ибо на стороне Творислава Муромского могущественные чародейки из разных племён. Славянская Яга и марийская Вувер-кува. И нет избавления от сей напасти. Милава сразу поняла, кто такие эти старухи. А вот растерянные славянские дружинники и варяжские хирдманны ещё не понимали, чем им грозит подобное посещение. Хотели повеселиться на пиру, да прямо в кощуну завернули. Объятый ужасом Яронег тем не менее не собирался сдаваться. Превозмогая боль в обожжённой руке, он схватил тугой лук и тул со стрелами. Но и тут храброго воителя ждало страшное разочарование. Оружие стало стремительно уменьшаться в размерах, пока не обратилось в комок живой плоти, пахнущей хвоей и можжевельником. Яронег недоуменно глядел на ЭТО, пока не понял, ЧТО держит в обожжённых дланях. В первый раз в жизни князем овладел исполох, рвущий на части разум. Он завопил, как каженник и принялся метаться по гриднице, как глупая пёстрая бабочка, по ошибке залетевшая в людское жильё. Ибо лук и стрелы были созданы из дерева, проросшего из сердца колдуньи Величаны. А теперь оружие вновь обратилось сердцем колдуньи, пропитанным хвоей и можжевельником. Если до этого страшный свет из глазниц мёртвой колдуньи обжёг княжескую плоть, то сердце Величаны по капельке высасывало разум, спокойствие и душу из правителя, чей брачный пир медленно, но верно переходил в тризну. Наконец эта забава утомила Гордеславу.
— Будет с него.
Она так же медленно и величаво подошла к одержимому злыми духами Яронегу и окатила запыхавшегося князя ледяной водой из своих широких парчовых рукавов. Тот лишь давился икотой и всхлипываниями. Водяница осторожно разжала кулак своего былого супруга и достала сморщенное сердце злой колдуньи. Она ещё долго и недоуменно разглядывала этот сгусток плоти.
— И это злобное сердце натворило столько бед? Но нынче пришёл конец её злодеяниям.
Череп испуганно воззрился на княгиню. Величана метала страшные удары, пытаясь прожечь водяницу и отобрать у той своё сердце, но огонь был бессилен против водной стихии. Постепенно Яронег пришёл в себя и устыдился своего исполоха. Велислав тихо сказал:
— В одной кощуне князь спросил лиходея, какого наказания заслуживает убийца. Тот, желая проявить свою мнимую добродетель и справедливость, ответил: «Самой страшной казни». Теперь я обращаюсь к вам, воины. Какого наказания заслуживает правитель, принёсший в жертву отца за то, что тот нарушил покон, но пошедший по его стопам.
Тут раздались разрозненные голоса:
— Глупый вопрос.
— Такого же самого.
— Сварить его в котле.
— Посадить в бочку, утыканную гвоздями.
— Благодарствую, — с удовлетворённой улыбкой ответил волхв.
— Но при чём тут я и мой отец? — раздражённо ответил Яронег.
— Ты освежи память, княже. Помнишь, за что принесли в жертву старого Гостобрана?
Яронег молчал. До недавнего времени он почти не вспоминал о причине, по которой принесли в жертву его нелюбимого и престарелого родителя. Но Милава недавно напомнила. И стало ему так обидно.
— Тоже мне загадка. Потому что ты берёг эту девку для себя, оборотень поганый.
— Твоего отца не я, а сам Род и властитель Итиля покарал. Теперь же история повторяется. Гостобран желал взять на ложе родичку, а ты взял в жены девушку, чьё родство с тобой никто не может подвергать сомнению. Она в родстве с твоей суложью и с женой твоего отца. Вот и водяные, разгневавшись, явились сюда требовать твоей головы. Даже ведьмы лесные — и те возмутились подобным бесстыдным поступком. Нельзя попирать законы Рода.
Велислав говорил серьёзно, как никогда, но его тёмные глаза улыбались. Яронег перевёл дыхание. Не может быть такого, чтобы его лучший друг, улыбаясь, принёс в жертву самого Яронега. Или может? Ведь Велислав жесток, одержим страстью и способен на всё. Есть ли в суровом сердце ведуна жалость и сострадание к оступившемуся другу? Перед тем, как подойти к Яронегу, Гордеслава предусмотрительно вручила крапивную цепь Бабе-Яге. Уж она-то не упустит бывшего князя. До этого момента Гостобран сидел смирно, но тут же радостно захохотал:
— Подействовало!
Раздражённая Гордеслава повернулась к докучливому родичу.
— Ты что не можешь сидеть смирно, когда судьба княжества решается? — потом сказала немного мягче: — Святогнев ты его бы покормил, что ли. Пусть хотя бы рот будет занят делом, если он головой думать не умеет. Ума не приложу, как златокаменцы столько лет терпели такого глупого правителя.
Мягкосердечный Святогнев взял золотое блюдо (с иным всё же стыдно подходить к князю) и стал набирать различную снедь, чтобы занять неугомонного говоруна. Жалко ему было Вадима, но водяной полагал, что его братец ещё дёшево отделался. Зачем недальновидный Вадим вмешался в княжеские дела? Не ходить в сафьяновых сапогах тому, кто родился в лаптях. Хотя его детская подруженька Чистозвана вона как высоко взлетела, но не по своей воле. Эх, Вадим, Вадим, почему Боги отсыпали тебе так мало ума? Хотя, кто из них мудрец? Нет среди смертных безупречных героев и разумников. Все они заварили такую густую кашу, что потомки долго ещё будут расхлёбывать и злым словом поминать князя недалёкого, его сына неразумного, Величану жестокую, ведуна влюблённого, Чистозванку упрямую, Гордеславу обидчивую, да Милаву коварную. Все гуси хороши. Каждый из них жил своими страстями, не обращая внимания на желания иных. Таков жизненный покон, который старше Правды Златокаменской. Словно подтверждая размышления Святогнева, Гостобран молвил:
— Не перебивайте меня. Я хочу молвить правду, а не пустые смотни. Дозволите ли слово молвить, невестушки? — с торжеством переспросил князь, глядя на Гордеславу и Чистозвану.
— Говори, — произнесла Гордеслава, — только по возможности будь кратким.
— Помните ли вы тот вечер, когда меня, князя Златокаменского, принесли в жертву? А, хоробры?
— Как такое забыть? — сдержанно ответил скальд Сигурд. — Не каждый день даритель злата идёт по дороге рыб без козла волн.
— Сам ты козёл волн! — обиделся Гостобран.
Олень, который до этого молчал, усмехнулся в седую бороду:
— Сей скальд имел в виду, что не так часто князья плавают по волнам без лодок и кораблей.
— Так бы и промолвил, — сконфузился Гостобран, — одна морока с этими песнопевцами. В этот вечер меня принесли в жертву, и хоть бы один мой поданный вступился за меня.
— А много ли добра твои подданные видали от тебя, клянусь правой рукой? — подбоченился Олень.
— А разве мало ты от меня видел милостей, простолюдин? Ну, возможно, я малость ошибся и поверил лживым наветам, но разве князь не должен слышать о себе только лестное? Но хорошо, что ты об этом мне напомнил. Я ведь тоже перед тем, как захлебнуться речной водицей, о том предательстве вспомянул. Но я был волен тебя покарать, но что может сотворить один человек супротив всего града взбунтовавшегося.
— Очень многое, — съязвил Олень, указывая перстом шуйцы на Велислава.
— Но и я смог отомстить, — торжественно бросил правду в лицо своим врагам Гостобран, давно ждавший этого часа, — мне оставалось только послать проклятие тем, кто не видит разницы между князем и жертвенной скотиной. Мог ли я не использовать этот шанс? Проклятие мертвеца — вот наследие Златокаменских князей.
— Что? — хором воскликнули Ярополк и Яронег.
— Я проклял семь последующих правителей Златокаменска. Никто из них не будет править долго и потеряет не только власть, но и саму жизнь.
Велислав зашёлся резким хохотом, от которого слёзы выступили на его тёмных глазах. Они с Чистозваной, лесными ведьмами, Ярополком и Твориславом составили такой хитроумный план, но на деле были всего лишь орудиями этого никчёмного, потерявшего разум старца. Да, проклятие мёртвых почти невозможно снять. Но им-то с Чистозваной не придётся погибать в этом проклятом граде. Но Ярополк был иного мнения. Мальчик был оскорблён в лучших чувствах.
— Послали мне Род и Рожаницы батюшку неразумного, как дитя малое. Выходит я до седых волос не примерю княжеский убор?
— На всё воля Богов, — тихо промолвил Олень.
— Если бы, — рассерженно топнул ножкой, обутой в сапожок из телячьей кожи, Ярополк, — князьям, как и дурням, покон не писан. Один дурак в воду камень кинет — десять мудрецов не вынут.
И тут на Ярополка повеяло зимним холодом. Он раздосадованно обернулся, подумав, что уже ничто не может расстроить его больше. Но за его плечом стояла сама смерть. Марена нежно и печально смотрела на разгорячённого княжича, но не торопилась прикасаться к нему своей хладной рукой. Рядом с богиней стояли её верные серые волки, похожие на ледяные фигуры, а на её право плече сидел чёрный, как ночь, ворон, чьи алые глаза были устремлены на Яронега. Ярополк, словно ища поддержки, оглянулся на Велислава и его верного ворона Дара. По старой привычке птица верховного варяжского бога обосновалась на кудесниковом плече, который полагала самым надёжным и лучшим насестом. А по ночам место ворона занимал белый с чёрными крапинками филин Лют, отличавшийся независимым характером и преданностью хозяину. День и ночь сменяют друг друга так же, как Марена-зима и Леля-Весна. Но Велислава в светлое время суток сопровождал чёрный ворон, а ночным другом был светлый, как снег, филин. Такая шутка Доли. Велислав едва приметно кивнул мальчишке. Некогда Ярополк считал его своим врагом, но с тех пор многое переменилось.
— По чью душу ты явилась, великая богиня? — скрывая страх, вопросил Ярополк.
— Разве тебе непонятно это, маленький княжич? Ты должен только возрадоваться моему появлению. Твой старший брат станет моим слугой, а ты получишь Златокаменский престол.
Вокняжившуюся было тишину прорезал страшный крик Милавы:
— Нет! Смилуйся, Марена, не забирай у меня Яронега. Или забери нас обоих.
— Совсем ополоумела? — подала голос Чистозвана. — У вас маленькая дочка.
— Вот пусть её и воспитывают те, кто принёс в жертву её отца. Это будет только справедливо. Я всё поняла. Это ты решила сгубить моего любого, но я пойду за ним во владения Марены.
Второй раз Чистозвана видела обычно сдержанную Милаву такой. Казалось, что в боярской дочери всегда горело потаённое пламя, которое довольно редко вырывалось наружу. Виной всему была кровь кочевников, пусть и разбавленная кровью предателя и лиходея Сушко. Некогда она рыдала из-за страшной опасности, гибели отца, разочарования в своей первой и единственной любви. Но Милава не смогла разлюбить вероломного Яронега. Без него для неё меркло сияние Хорса-солнышка. Не могла вытравить бывшая подруга Чистозваны любовь к князю Златокаменскому. Но Ярополк спокойно сказал:
— Множество у тебя челядинцев богиня, зачем тебе ещё один?
— Он был мне обещан мне твоей родичкой, а моей жрицей, Чистозваной.
— И что дальше?
— Только малое дитя может задать такой вопрос.
— Но на кой ляд тебе мой брат? Он здесь, на земле, нужнее. Всё равно он когда-нибудь помрёт. Никто этого не избежит. Вот тогда и заберёшь его в свою власть. А за это время он многих воинов подденет на остриё своего меча, как жуков на иглу.
Яронег онемел. А потом князь покраснел до корней тёмно-русых кудрей. Невероятно! Младший брат пожалел его. Он проявил милосердие, в котором сам Яронег отказал ему. Он ни разу не плакал после смерти матери. Тогда Яронег забрался в хлев и рыдал, пока друг Велислав не сыскал его. Но теперь слёзы раскаяния и стыда оросили его лицо, как потоки дождя — томящуюся землю. Как же тяжело было без слёз.
Марена серьёзно смотрела на мальчика, а потом провела рукой по его тёмно-русым, как и у старшего брата, волосам. А затем отрицательно покачала красивой черноволосой головой.
— Не всё по-твоему будет, хоробр.
— Я ещё не хоробр.
— Тебя изрядно избаловали. Великая доля для тебя самими Богами предназначена. А твой брат мой.
Ярополк попытался схватить безжалостную богиню за подол, но был отброшен сильнейшим пинком. Марена хладнокровно перерезала горло Яронегу своим серебряным серпом. Ярополк и Милава кинулись к уже безжизненному телу. Ярополк захлёбывался от рыданий, но вскоре его лицо стало сосредоточенным:
— Будь ты проклята, Богиня. И тебе горе будет. А я никогда не буду воином. Я не буду убивать людей и не обагрю свои руки кровью.
— Обагришь, — тихо ответил Велислав, — только сегодня я понял, что все мы являемся орудиями в руках богов. Я хотел сплести нить своей судьбы сам, но оказался только исполнителем чужой воли. Не гневайся, богиня, на глуздыря неразумного. Не понимает он ещё своего предназначения. Иногда человек вынужден совершать злодеяния, потому что в противном случае он погибнет. Лучше быть волком, чем бараном.
Сам Велислав запечатлел последний поцелуй на холодном лбу своего былого друга. Легче было убедить себя в том, что Яронега сгубило отцовское проклятие, чем признать свою вину.
— И не думала, — согласилась Богиня, — когда пройдёт первое горе, он поймёт мою правоту.
— Ты его не получишь, — ответила Милава. — Я стану его посмертной спутницей. Я не стала его суложью в жизни, но смерть нас обвенчает.
Милава повернулась к Чистозване:
— Ты победила. Прими это зеркальце и передай моей дочери, когда она вырастет. Это мне Яронег подарил перед вашей свадьбой. Скажи, что её мать мечтала о том, что дочь станет валькирией. Гостобран оставил в наследство своему первенцу проклятие. От тебя зависит, что пошлю я из Закрадья воспитательнице своей дщери единственной. Благословение или проклятие.
Марена была бессильна против любви. Поэтому Яринейг, как его называли викинги и его возлюбленная Милава, были положены в один курган. Велислав всё же предварительно опоил Милаву, а после милосердно задушил её ремнём Ярополка. Всё лучше, чем быть похороненной заживо. Маленькую Мечиславу Велислав и Чистозвана взяли к себе и растили вместе со своими детьми. Ярополк никогда не вернулся в Златокаменск. И на этом всё. Остальные подробности будут в другом предании.
