женщин, связанных теперь магией древнего Храма, но Лайера была уверена, что сейчас не только у неё одной рождается мысль: чего все они сто?ят на самом деле без присутствия Амилы? И сама она, Лайера, разве может достойно вести даже этих несколько жриц?
Впрочем, никто из них не мог позволить себе сомнений, когда на них полагалось столько людей. Да и сражение это не обещало быть кровопролитным – внезапность была на их стороне, и город охраняли не так много храмовников, чтобы противостоять отрядам генерала Брейона. Ну а городская стража, скорее всего, примет сторону повстанцев, как это часто случалось, когда люди понимали, что они защищены от гнева Ордена. К тому же, в Мидерране почитателей Акхараат не слишком жаловали, да и огромное количество чужестранцев, привозивших вместе с товаром свои собственные верования, не способствовало укреплению культа. Воины Райдана Брейона прорвутся к воротам без особых потерь, ну а штурм, без сомнений, увенчается скорым успехом. Осведомители Агнес Даннавит обещали, что в нужный момент ворота откроются изнутри.
Всё было продумано... всё должно было пройти гладко... и пока шло – даже уж как-то слишком гладко. Предчувствия не давали Лайере покоя, хотя она списывала свою зарождающуюся тревогу на отсутствие Амилы. Из своего укрытия у залива жрица в окружении своих спутниц наблюдала, как сквозь рассечённое айриасскими магами пространство высыпали отряды Райдана Брейона – так близко от города, как только позволяла защитная магия Единого Ордена. Блестяще, слаженно, как на параде, они выстроились в боевые порядки. Знамя Айриаса трепетало на сильном приморском ветру, символ Храма Луны, давшего всем им убежище: три фазы луны – серебряный диск в окружении двух обратных полумесяцев, на тёмно-синем поле. Медальоны с этим символом носили все жрицы.
Пронзительно зазвенели рога, будя город и окрестности. Храмовники били тревогу о внезапной атаке. Учитывая соотношение сил, даже при том, что в этом сражении не участвовала и треть армии Айриаса, Лайере стало почти жаль защитников Мидеррана. В конце концов, они тоже верили в то, за что сражались. В этом и был ужас междоусобной войны, где каждый защищал ничто иное, как право своих взглядов на существование. Жрица не оправдывала своих сторонников в их жестокости, порой такой необходимой просто чтобы выжить. Она знала только, что генерал Райдан Брейон никогда не отдаст приказ о бессмысленном уничтожении врагов, если те предпочтут сдаться, как бы ни сильна была его личная ненависть к Ордену и всему, что с ним было связано.
Служители Акхараат едва ли были людьми и пребывали, в представлении Лайеры, уже в каком-то пограничном состоянии. Впрочем, разве сама она, являясь проводником Сил Храма, не была уже тоже чем-то иным?.. Но вот храмовники, солдаты, защищающие порядок в стране, были совершенно нормальными людьми, со своими радостями и страхами, с семьями, ждавшими их возвращения.
«Когда же всё это закончится? Кто одержит победу в итоге?» – мысли пытали её, и Лайера сжала виски, чтобы сосредоточиться на своём деле – отслеживании тёмного волшебства Акхараат, след которого ни с чем было не перепутать.
Откуда-то издалека, словно из другой реальности, доносились крики, ржание коней и звон оружия. Мысли Лайеры снова обратились к Страннику, и она вспомнила его слова: «... Потому что это означало бы, что мы всегда и полностью оправдываем собственную жестокость – её необходимостью, злом, причинённым нам, или ещё чем, неважно...».
А ведь он происходил из народа, ценившего жизнь! Какими древними богами была проклята смертоносная красота его боевого искусства? А кто, напротив, защищал всех их, благословлял их общее дело?
«Я остаюсь в тени, защищая, хотя моё искусство тоже может убивать. Я не более чиста, чем любой из воинов, ведь я помогаю им отнимать жизни... Но каково приходится тебе, каждый раз, когда ты натягиваешь лук в выстреле, не знающем промаха? Каково тебе заставлять свои чудесные глаза и руки служить смерти, пусть даже ты сражаешься за то, во что веришь?»
Родные и друзья ждали возвращения воинов там, в Айриасе. Жрица никогда не смогла бы забыть всех тех слёз, пролитых по погибшим, всех проклятий, сыпавшихся на головы врагов, отнявших любимых. Но разве иначе звучали голоса тех, кто любил солдат Единого Ордена, кто ждал их возвращения? Ведь не с нежитью сражались повстанцы, не с неведомыми чудовищами, а со своими братьями и сёстрами, детьми одной с ними земли. Кровь и слёзы, были ли они пролиты за Законы Акхараат или за древние устои Энферии, текли в русле одной бесконечной реки страданий. Одинаково бились сердца, и одинаково это биение обрывалось, чему бы ни были подчинены мысли и чувства.
Чем больше Лайера думала о происходящем на поле боя, тем больше она разочаровывалась в смысле их дела, в своих собственных стремлениях. И в тот миг она вдруг совершенно точно поняла, что не верит ни в легенду о Рагнатеране, ни в возможность спасения страны каким-то легендарным правителем, пусть и избранным живыми энергиями самого Мира. Будь этот человек хоть трижды величайшим магом и воином, будь он хоть демоном, хоть полубогом, что мог он сделать против выбора стольких людей, против их ярости, отчаяния, уверенности в собственной правоте?
«Неужто и правда только общая беда может сплотить людей? – жрица с горечью усмехнулась своим мыслям. – Ведь это не раз доказывала история... Не иначе лишь какая-нибудь угроза даже не Энферии, а всей Этенре сумеет похоронить под собой этот многовековой конфликт».
Разумеется, легенда была аллегорией, ведь, в самом деле, смешно было представить какого-нибудь иномирного героя со светящимся мечом, выступившего в одиночку против армии. Лайера даже рассмеялась, хотя весело ей не было, но быстро затихла, чтобы не тревожить и без того напряжённых жриц. Она попыталась отыскать взглядом Странника, который должен был сопровождать генерала Брейона в этой миссии. Больше всего Лайера хотела быть там, с ним, защитить его своей магией при необходимости, но её место было здесь, рядом с сёстрами по Храму.
«Ох, Странник, ты только побереги себя... а уж потом мы что-нибудь придумаем, – девушка в который раз взмолилась всем милостивым Силам, чтобы они охранили его от беды, помогли вернуться из боя живым. – Пусть мы разные, ну да кого только не свела вместе эта война. И может быть, именно мне посчастливится дать тебе так и не обретённый тобой приют?..»
* * *
С самого начала сражения Сандрид искал Дрэйта, едва придавая значение бою. Все приказы давно уже были отданы, и он лишь старался держаться ближе к Райдану – как ему и было положено – и охранял Лиссандру. К слову сказать, жрица в обличье боевой чародейки наносила немалый урон своим союзникам, и потому с ролью справлялась прекрасно. Каким образом ей удавалось применять обычную боевую магию, а не магию Ордена, оставалось для Барреда загадкой, но никто из чародеев отряда не почуял подмену. Разумеется, горячка боя только способствовала этому.
Несмотря на блестящую подготовку храмовников, их сопротивление было смято довольно быстро. Направляя коня в самую гущу боя, Барред с горькой усмешкой думал о том, что ни его сын со своими рыцарями, ни даже сопровождавшие охранные отряды жрецы не знали о силах, которые скоро появятся здесь и в корне изменят ход боя. Из сражавшихся только он и Лиссандра знали, что сегодня падёт генерал Райдан Брейон – человек, изменивший своё время, человек, которого боялись даже в Едином Ордене, правившем Энферией веками. Что ж, по крайней мере, вместе с этим великолепным безумцем падёт и его восстание, а значит в Энферии, наконец, воцарится мир. Пусть правит Совет Жрецов, умеющий хранить порядок в этих про?клятых землях, зато не будет больше такого количества смертей и разрушенных судеб...
Сандрид верил в это, но почему-то мысли об искренних причинах его поступка не сгладили горечь от предательства, и сердце всё равно ныло, словно в него загнали лезвие. Перед внутренним взором снова возникли полные разочарования глаза Тэсс.
“Как права ты была, милая, когда говорила, что ни один человек не выйдет из этой войны победителем, будь он из Ордена или из Айриаса, – подумал Барред с бесконечной печалью, в то время как тело его продолжало сражаться, а взгляд – искать командира отряда. – Слишком много родной крови пролито. Слишком много страданий уже посеяно. Нет места триумфу там, где братья казнят братьев, супруги отрекаются от семей, а отцы охотятся на собственных сыновей...”
Как бы то ни было, напряжённый поиск Барреда вскоре увенчался успехом. Айриасские рыцари как раз отрезали горстку храмовников от остального отряда, а вместе с ними и самого командира. Необычайное оживление привлекло внимание Сандрида, и он направил коня к скоплению воинов неподалёку.
Силы явно были неравны. Сопротивление было сломлено быстро, и храмовникам предложили сдаться. Тех, кто сдаваться не желал, стаскивали с сёдел, безжалостно и умело, на потеху солдатам. Шутка ли, элита воинов ненавистного Ордена, и вдруг в пыли под копытами айриасских коней! Впрочем, как известно, в сражении редко бывает место честным поединкам, а перед численностью едва ли можно в одиночку противопоставить даже самые распрекрасные боевые навыки.
Мидерранский командир оказался отрезанным даже от немногих своих вскоре пленённых товарищей, но сумел дать айриасцам достойный бой. Тяжёлая булава размозжила черепа нескольких неосторожных пехотинцев, а обезумевший конь крушил массивными копытами тела, вынося хозяина из месива неравного сражения. Но арканы сделали своё дело. Храмовника так же, как и его соратников, стащили с седла, и он сверзился на землю жалкой грудой доспехов. Каким-то чудом он попытался приподняться, и солдаты мгновенно наставили на него мечи.
– Стоять! – рявкнул Барред, сумев, наконец, прорваться сквозь тесное кольцо воинов.
– Полковник, мы пленили командира отряда и нескольких его соратников, – доложил один из рыцарей. – Какие будут дальнейшие распоряжения?
– Согнать этот гогочущий сброд в хоть какое-то подобие боевых порядков и продолжать сражение, бес их возьми! – Барред с досадой махнул в сторону воодушевившихся лёгкой победой пехотинцев и конников. – Рано над поверженным врагом измываться – он ещё не спрятал когти!
Его приказ был поспешно исполнен. По крайней мере, над пленёнными рыцарями Клинка перестали издеваться. Сандрид понимал ненависть своих воинов к бойцам Ордена, и всё же ему становилось противно от того, насколько одинаковы люди в своих пороках, независимо от целей. Его боевые товарищи были ничем не лучше тех же воинов Акхараат в своей жестокости к противнику.
Барред спешился и направился к поверженному храмовнику, не веря до конца, что перед ним был любимый сын, которого он не видел так долго. Его взгляд растерянно скользил по светлым точно покрытым белой эмалью доспехам Дрэйта с узорами чёрного пламени. Латы рыцарей Клинка зачаровывали магией. Говорили, будто это делало храмовников неуязвимыми. Что ж, неуязвимым его бедный сын явно не был…
Воины пропустили своего командира. Сандрид приблизился к Дрэйту и склонился над ним, протянув руку, так и не подняв забрало собственного шлема.
– Вставайте, лорд Барред, – проговорил он, искренне надеясь, что Дрэйт не переломал кости при падении, что было маловероятно.
По всей видимости, храмовник опешил от такого обращения после недавнего унижения. Но он был слишком горд, чтобы принять помощь врага, и предпринял ещё одну попытку подняться самостоятельно. По неловкости его движений Сандрид понял, что он едва превозмогает боль, и опустился рядом, быстро стянув латные перчатки, чтобы помочь Дрэйту.
– У него сломаны рёбра и плечо, – голос Айнер заставил Барреда вздрогнуть.
Лиссандра в облике племянницы Райдана незаметно приблизилась к ним.
Сандрид снял с сына шлем, обнажив такое родное лицо, мертвенно-бледное, покрытое ссадинами. Дрэйт распахнул глаза, сверкающие ненавистью сквозь туман боли, но не произнёс ни слова, только крепче стиснул зубы. Сердце Барреда дрогнуло, но он не замешкался, а чётко выверенными движениями разомкнул застёжки доспеха, чтобы облегчить дыхание. Как во сне он слышал далёкие крики айриасцев о победе и готовящемся штурме Мидеррана. Значит, скоро должен будет появиться Кейерг... Но сейчас значение имел только сын – человек, ради которого он предал своё дело. Человек, который презирал бы его за это, так как сам свято верил в собственные идеалы. Человек, который считал его давно погибшим и за это ненавидел Айриас ещё больше...
– Я не целительница, но кое-чем помочь могу, – тихо проговорила Лиссандра. – По крайней мере, он сможет держаться в седле.
Сандрид похолодел, осознавая намёк, скрытый за этими словами. Дрэйт по-прежнему был заложником Ордена, основной гарантией того, что он, Барред, не отступится и доведёт обещанное до конца. Пожертвовать жизнью Айнер, но таким образом спасти больше, выдав Лиссандру сейчас?.. Впрочем, даже если бы он вдруг решил предупредить Райдана, было уже слишком поздно. Он никого не спасёт, а его запоздалый порыв благородства будет оплачен жизнью не только Айнер, но и Дрэйта.
Поняв, что всё это время он невольно сжимает здоровое плечо сына, Барред одёрнул руку и поднялся. Противоречия душили его так, что он ощущал это почти физически, но по-прежнему не смел поднять забрало и позволить Дрэйту увидеть его. С тревогой он наблюдал за действиями Лиссандры.
– Вы поедете рядом со мной, в моём отряде, лорд Барред, – спокойно проговорил Сандрид. – Не пытайтесь бежать, всё равно некуда.
Боль, видимо, ушла, так как Дрэйт довольно резко отвёл руки жрицы и уверенно поднялся. Его рука висела плетью, ведь Лиссандра не заставила кости срастись.
– Полагаю, я Вам жизнью обязан, командир…? – холодно поинтересовался молодой храмовник, ожидая, что раз уж его собеседник знал его имя, то представится и сам.
Помедлив, Сандрид назвался, и жрица едва заметно с грустью усмехнулась.
– Полковник Джевин Блайт. Потолкуем после.
– Только то, что Вы помогли мне, обязывает меня не напасть на Вас сразу, полковник Блайт, – в голосе Дрэйта звенел металл, но поступаться своей честью он не мог.
Сердце Барреда гулко стукнуло о рёбра от этих слов.
– Я присмотрю за капитаном Барредом, полковник, – негромко проговорила Лиссандра.
– Сделай милость, Айнер, – кивнул воин и, резко развернувшись, пошёл прочь, к коню.
«О, Дрэйт, мой мальчик, ты стал ещё жёстче, чем прежде... но по-прежнему честен, мой бедный преданный родителями сын...» – с горечью подумал он.
Тяжело сев на коня, Сандрид обернулся, украдкой отметив, что Лиссандра и Дрэйт последовали его примеру. Доспехи так и остались лежать в пыли, оружие подобрали пехотинцы, ну а где сейчас был обезумевший скакун храмовника, наверное, затруднилась бы ответить сама Акхараат. Капитан ехал на коне одного из своих пленённых соратников.
– Я укрепила Ваши переломы, не исцеляя, и убрала боль, но если отпущу ненароком, Вам придётся несладко, лорд Барред.
Впрочем, никто из них не мог позволить себе сомнений, когда на них полагалось столько людей. Да и сражение это не обещало быть кровопролитным – внезапность была на их стороне, и город охраняли не так много храмовников, чтобы противостоять отрядам генерала Брейона. Ну а городская стража, скорее всего, примет сторону повстанцев, как это часто случалось, когда люди понимали, что они защищены от гнева Ордена. К тому же, в Мидерране почитателей Акхараат не слишком жаловали, да и огромное количество чужестранцев, привозивших вместе с товаром свои собственные верования, не способствовало укреплению культа. Воины Райдана Брейона прорвутся к воротам без особых потерь, ну а штурм, без сомнений, увенчается скорым успехом. Осведомители Агнес Даннавит обещали, что в нужный момент ворота откроются изнутри.
Всё было продумано... всё должно было пройти гладко... и пока шло – даже уж как-то слишком гладко. Предчувствия не давали Лайере покоя, хотя она списывала свою зарождающуюся тревогу на отсутствие Амилы. Из своего укрытия у залива жрица в окружении своих спутниц наблюдала, как сквозь рассечённое айриасскими магами пространство высыпали отряды Райдана Брейона – так близко от города, как только позволяла защитная магия Единого Ордена. Блестяще, слаженно, как на параде, они выстроились в боевые порядки. Знамя Айриаса трепетало на сильном приморском ветру, символ Храма Луны, давшего всем им убежище: три фазы луны – серебряный диск в окружении двух обратных полумесяцев, на тёмно-синем поле. Медальоны с этим символом носили все жрицы.
Пронзительно зазвенели рога, будя город и окрестности. Храмовники били тревогу о внезапной атаке. Учитывая соотношение сил, даже при том, что в этом сражении не участвовала и треть армии Айриаса, Лайере стало почти жаль защитников Мидеррана. В конце концов, они тоже верили в то, за что сражались. В этом и был ужас междоусобной войны, где каждый защищал ничто иное, как право своих взглядов на существование. Жрица не оправдывала своих сторонников в их жестокости, порой такой необходимой просто чтобы выжить. Она знала только, что генерал Райдан Брейон никогда не отдаст приказ о бессмысленном уничтожении врагов, если те предпочтут сдаться, как бы ни сильна была его личная ненависть к Ордену и всему, что с ним было связано.
Служители Акхараат едва ли были людьми и пребывали, в представлении Лайеры, уже в каком-то пограничном состоянии. Впрочем, разве сама она, являясь проводником Сил Храма, не была уже тоже чем-то иным?.. Но вот храмовники, солдаты, защищающие порядок в стране, были совершенно нормальными людьми, со своими радостями и страхами, с семьями, ждавшими их возвращения.
«Когда же всё это закончится? Кто одержит победу в итоге?» – мысли пытали её, и Лайера сжала виски, чтобы сосредоточиться на своём деле – отслеживании тёмного волшебства Акхараат, след которого ни с чем было не перепутать.
Откуда-то издалека, словно из другой реальности, доносились крики, ржание коней и звон оружия. Мысли Лайеры снова обратились к Страннику, и она вспомнила его слова: «... Потому что это означало бы, что мы всегда и полностью оправдываем собственную жестокость – её необходимостью, злом, причинённым нам, или ещё чем, неважно...».
А ведь он происходил из народа, ценившего жизнь! Какими древними богами была проклята смертоносная красота его боевого искусства? А кто, напротив, защищал всех их, благословлял их общее дело?
«Я остаюсь в тени, защищая, хотя моё искусство тоже может убивать. Я не более чиста, чем любой из воинов, ведь я помогаю им отнимать жизни... Но каково приходится тебе, каждый раз, когда ты натягиваешь лук в выстреле, не знающем промаха? Каково тебе заставлять свои чудесные глаза и руки служить смерти, пусть даже ты сражаешься за то, во что веришь?»
Родные и друзья ждали возвращения воинов там, в Айриасе. Жрица никогда не смогла бы забыть всех тех слёз, пролитых по погибшим, всех проклятий, сыпавшихся на головы врагов, отнявших любимых. Но разве иначе звучали голоса тех, кто любил солдат Единого Ордена, кто ждал их возвращения? Ведь не с нежитью сражались повстанцы, не с неведомыми чудовищами, а со своими братьями и сёстрами, детьми одной с ними земли. Кровь и слёзы, были ли они пролиты за Законы Акхараат или за древние устои Энферии, текли в русле одной бесконечной реки страданий. Одинаково бились сердца, и одинаково это биение обрывалось, чему бы ни были подчинены мысли и чувства.
Чем больше Лайера думала о происходящем на поле боя, тем больше она разочаровывалась в смысле их дела, в своих собственных стремлениях. И в тот миг она вдруг совершенно точно поняла, что не верит ни в легенду о Рагнатеране, ни в возможность спасения страны каким-то легендарным правителем, пусть и избранным живыми энергиями самого Мира. Будь этот человек хоть трижды величайшим магом и воином, будь он хоть демоном, хоть полубогом, что мог он сделать против выбора стольких людей, против их ярости, отчаяния, уверенности в собственной правоте?
«Неужто и правда только общая беда может сплотить людей? – жрица с горечью усмехнулась своим мыслям. – Ведь это не раз доказывала история... Не иначе лишь какая-нибудь угроза даже не Энферии, а всей Этенре сумеет похоронить под собой этот многовековой конфликт».
Разумеется, легенда была аллегорией, ведь, в самом деле, смешно было представить какого-нибудь иномирного героя со светящимся мечом, выступившего в одиночку против армии. Лайера даже рассмеялась, хотя весело ей не было, но быстро затихла, чтобы не тревожить и без того напряжённых жриц. Она попыталась отыскать взглядом Странника, который должен был сопровождать генерала Брейона в этой миссии. Больше всего Лайера хотела быть там, с ним, защитить его своей магией при необходимости, но её место было здесь, рядом с сёстрами по Храму.
«Ох, Странник, ты только побереги себя... а уж потом мы что-нибудь придумаем, – девушка в который раз взмолилась всем милостивым Силам, чтобы они охранили его от беды, помогли вернуться из боя живым. – Пусть мы разные, ну да кого только не свела вместе эта война. И может быть, именно мне посчастливится дать тебе так и не обретённый тобой приют?..»
* * *
С самого начала сражения Сандрид искал Дрэйта, едва придавая значение бою. Все приказы давно уже были отданы, и он лишь старался держаться ближе к Райдану – как ему и было положено – и охранял Лиссандру. К слову сказать, жрица в обличье боевой чародейки наносила немалый урон своим союзникам, и потому с ролью справлялась прекрасно. Каким образом ей удавалось применять обычную боевую магию, а не магию Ордена, оставалось для Барреда загадкой, но никто из чародеев отряда не почуял подмену. Разумеется, горячка боя только способствовала этому.
Несмотря на блестящую подготовку храмовников, их сопротивление было смято довольно быстро. Направляя коня в самую гущу боя, Барред с горькой усмешкой думал о том, что ни его сын со своими рыцарями, ни даже сопровождавшие охранные отряды жрецы не знали о силах, которые скоро появятся здесь и в корне изменят ход боя. Из сражавшихся только он и Лиссандра знали, что сегодня падёт генерал Райдан Брейон – человек, изменивший своё время, человек, которого боялись даже в Едином Ордене, правившем Энферией веками. Что ж, по крайней мере, вместе с этим великолепным безумцем падёт и его восстание, а значит в Энферии, наконец, воцарится мир. Пусть правит Совет Жрецов, умеющий хранить порядок в этих про?клятых землях, зато не будет больше такого количества смертей и разрушенных судеб...
Сандрид верил в это, но почему-то мысли об искренних причинах его поступка не сгладили горечь от предательства, и сердце всё равно ныло, словно в него загнали лезвие. Перед внутренним взором снова возникли полные разочарования глаза Тэсс.
“Как права ты была, милая, когда говорила, что ни один человек не выйдет из этой войны победителем, будь он из Ордена или из Айриаса, – подумал Барред с бесконечной печалью, в то время как тело его продолжало сражаться, а взгляд – искать командира отряда. – Слишком много родной крови пролито. Слишком много страданий уже посеяно. Нет места триумфу там, где братья казнят братьев, супруги отрекаются от семей, а отцы охотятся на собственных сыновей...”
Как бы то ни было, напряжённый поиск Барреда вскоре увенчался успехом. Айриасские рыцари как раз отрезали горстку храмовников от остального отряда, а вместе с ними и самого командира. Необычайное оживление привлекло внимание Сандрида, и он направил коня к скоплению воинов неподалёку.
Силы явно были неравны. Сопротивление было сломлено быстро, и храмовникам предложили сдаться. Тех, кто сдаваться не желал, стаскивали с сёдел, безжалостно и умело, на потеху солдатам. Шутка ли, элита воинов ненавистного Ордена, и вдруг в пыли под копытами айриасских коней! Впрочем, как известно, в сражении редко бывает место честным поединкам, а перед численностью едва ли можно в одиночку противопоставить даже самые распрекрасные боевые навыки.
Мидерранский командир оказался отрезанным даже от немногих своих вскоре пленённых товарищей, но сумел дать айриасцам достойный бой. Тяжёлая булава размозжила черепа нескольких неосторожных пехотинцев, а обезумевший конь крушил массивными копытами тела, вынося хозяина из месива неравного сражения. Но арканы сделали своё дело. Храмовника так же, как и его соратников, стащили с седла, и он сверзился на землю жалкой грудой доспехов. Каким-то чудом он попытался приподняться, и солдаты мгновенно наставили на него мечи.
– Стоять! – рявкнул Барред, сумев, наконец, прорваться сквозь тесное кольцо воинов.
– Полковник, мы пленили командира отряда и нескольких его соратников, – доложил один из рыцарей. – Какие будут дальнейшие распоряжения?
– Согнать этот гогочущий сброд в хоть какое-то подобие боевых порядков и продолжать сражение, бес их возьми! – Барред с досадой махнул в сторону воодушевившихся лёгкой победой пехотинцев и конников. – Рано над поверженным врагом измываться – он ещё не спрятал когти!
Его приказ был поспешно исполнен. По крайней мере, над пленёнными рыцарями Клинка перестали издеваться. Сандрид понимал ненависть своих воинов к бойцам Ордена, и всё же ему становилось противно от того, насколько одинаковы люди в своих пороках, независимо от целей. Его боевые товарищи были ничем не лучше тех же воинов Акхараат в своей жестокости к противнику.
Барред спешился и направился к поверженному храмовнику, не веря до конца, что перед ним был любимый сын, которого он не видел так долго. Его взгляд растерянно скользил по светлым точно покрытым белой эмалью доспехам Дрэйта с узорами чёрного пламени. Латы рыцарей Клинка зачаровывали магией. Говорили, будто это делало храмовников неуязвимыми. Что ж, неуязвимым его бедный сын явно не был…
Воины пропустили своего командира. Сандрид приблизился к Дрэйту и склонился над ним, протянув руку, так и не подняв забрало собственного шлема.
– Вставайте, лорд Барред, – проговорил он, искренне надеясь, что Дрэйт не переломал кости при падении, что было маловероятно.
По всей видимости, храмовник опешил от такого обращения после недавнего унижения. Но он был слишком горд, чтобы принять помощь врага, и предпринял ещё одну попытку подняться самостоятельно. По неловкости его движений Сандрид понял, что он едва превозмогает боль, и опустился рядом, быстро стянув латные перчатки, чтобы помочь Дрэйту.
– У него сломаны рёбра и плечо, – голос Айнер заставил Барреда вздрогнуть.
Лиссандра в облике племянницы Райдана незаметно приблизилась к ним.
Сандрид снял с сына шлем, обнажив такое родное лицо, мертвенно-бледное, покрытое ссадинами. Дрэйт распахнул глаза, сверкающие ненавистью сквозь туман боли, но не произнёс ни слова, только крепче стиснул зубы. Сердце Барреда дрогнуло, но он не замешкался, а чётко выверенными движениями разомкнул застёжки доспеха, чтобы облегчить дыхание. Как во сне он слышал далёкие крики айриасцев о победе и готовящемся штурме Мидеррана. Значит, скоро должен будет появиться Кейерг... Но сейчас значение имел только сын – человек, ради которого он предал своё дело. Человек, который презирал бы его за это, так как сам свято верил в собственные идеалы. Человек, который считал его давно погибшим и за это ненавидел Айриас ещё больше...
– Я не целительница, но кое-чем помочь могу, – тихо проговорила Лиссандра. – По крайней мере, он сможет держаться в седле.
Сандрид похолодел, осознавая намёк, скрытый за этими словами. Дрэйт по-прежнему был заложником Ордена, основной гарантией того, что он, Барред, не отступится и доведёт обещанное до конца. Пожертвовать жизнью Айнер, но таким образом спасти больше, выдав Лиссандру сейчас?.. Впрочем, даже если бы он вдруг решил предупредить Райдана, было уже слишком поздно. Он никого не спасёт, а его запоздалый порыв благородства будет оплачен жизнью не только Айнер, но и Дрэйта.
Поняв, что всё это время он невольно сжимает здоровое плечо сына, Барред одёрнул руку и поднялся. Противоречия душили его так, что он ощущал это почти физически, но по-прежнему не смел поднять забрало и позволить Дрэйту увидеть его. С тревогой он наблюдал за действиями Лиссандры.
– Вы поедете рядом со мной, в моём отряде, лорд Барред, – спокойно проговорил Сандрид. – Не пытайтесь бежать, всё равно некуда.
Боль, видимо, ушла, так как Дрэйт довольно резко отвёл руки жрицы и уверенно поднялся. Его рука висела плетью, ведь Лиссандра не заставила кости срастись.
– Полагаю, я Вам жизнью обязан, командир…? – холодно поинтересовался молодой храмовник, ожидая, что раз уж его собеседник знал его имя, то представится и сам.
Помедлив, Сандрид назвался, и жрица едва заметно с грустью усмехнулась.
– Полковник Джевин Блайт. Потолкуем после.
– Только то, что Вы помогли мне, обязывает меня не напасть на Вас сразу, полковник Блайт, – в голосе Дрэйта звенел металл, но поступаться своей честью он не мог.
Сердце Барреда гулко стукнуло о рёбра от этих слов.
– Я присмотрю за капитаном Барредом, полковник, – негромко проговорила Лиссандра.
– Сделай милость, Айнер, – кивнул воин и, резко развернувшись, пошёл прочь, к коню.
«О, Дрэйт, мой мальчик, ты стал ещё жёстче, чем прежде... но по-прежнему честен, мой бедный преданный родителями сын...» – с горечью подумал он.
Тяжело сев на коня, Сандрид обернулся, украдкой отметив, что Лиссандра и Дрэйт последовали его примеру. Доспехи так и остались лежать в пыли, оружие подобрали пехотинцы, ну а где сейчас был обезумевший скакун храмовника, наверное, затруднилась бы ответить сама Акхараат. Капитан ехал на коне одного из своих пленённых соратников.
– Я укрепила Ваши переломы, не исцеляя, и убрала боль, но если отпущу ненароком, Вам придётся несладко, лорд Барред.
