– Ой, не надо Машуль.
- Как, не надо? Вы съедите. В аэропорту знаете, какие цены?
– Спасибо.
Света забирает у меня фрукты и засовывает в красную сумку. Меня раздирают эмоции, и я снова кидаюсь обниматься с матерью:
- Ма-ам, я вас так люблю!
Она похлопывает меня по спине:
- И мы тебя тоже…
А потом опять к отцу - с несчастным лицом и слезой в голосе:
- Па-ап!
Отец приобнимает меня:
- Знаешь, дочка, вчера ты не была такой эмоциональной. А тут… Не ожидал!
Зажимаю рот рукой, чтобы не разреветься и отворачиваюсь.
- Пап, ты только смотри, чтоб там мама далеко не заплывала, ладно?
- Не переживай, не переживай - без меня она даже в воду не войдет.
Сцепив руки у живота, вздыхаю и улыбаюсь им – как же здорово, что они приехали. Отец вдруг принимает строгий вид и грозит пальцем:
- А ты, знаешь, передай своему Роману, что если он вздумает тебя бросить, будет иметь дело лично со мной, договорились?
Пусть только вернется, а там мы разберемся. Сжав губы в тонкую линию в сопливой гримасе, киваю:
- М-м-м…
Светка снова вмешивается, пытаясь поторопить:
- Ну, что, долгие проводы лишние слезы, угу.
Отец разворачивается к дивану, чтобы снять с него сумку:
- Ну, что Светочка права. Все дочь, пока.
Мать присоединяется к отцу, и они оба двигаются к выходу. Дорохина подталкивает меня в спину двумя руками в том же направлении. Ну, да, им пора, и может быть для них, я веду себя неадекватно…, но они то, для меня, родные и любимые! Сморщившись, не могу сдержаться и хлюпаю носом, и хоть на минутку стараюсь их удержать:
- Мам, ну…
Отец оборачивается у дверей:
- Все, пока.
Хочу говорить спокойно, а получается какой-то надрыв:
- Мягкой посадки!
- Спасибо.
- Как прилетите, позвоните!
- Обязательно.
- Обязательно.
Родители топчутся возле двери, и я снова пытаюсь повиснуть у них обоих на шее:
- Обязательно! Да, подождите.
Пусть Светка и злобится, крутит у виска, и глазеет в потолок с кислой гримасой, но я же вижу, как маме с папой приятно, как они радостно млеют, чувствуя мою любовь. Я так редко с ними вижусь… Отец смущенно крутит головой:
- Ну, ну… Ну, все, все… Мать, пора нам… Машуль, ну, мы же не на фронт уходим, в конце концов.
Это еще как сказать. У меня тут каждый день фронт, могу и не выжить. Оглядываюсь к Дорохиной за поддержкой, да только напрасно - она снова торопит родителей, поднимая вверх сжатый кулак:
- Ну, до свидания вам. Синяя машина, семьсот тридцать.
Мама в ответ посылает в воздух чмоки:
- Спасибо, Светочка, ну, все.
Я еще раз призываю, срывающимся чуть ли не на плач голосом:
- Пока… Как прилетите, позвоните!
Уже с лестницы доносится:
- Обязательно, пока.
- Пока.
Сразу становится пусто и уныло, я огорченно закрывает входную дверь, и с обиженной физиономией марширую в гостиную, чтобы плюхнутся на боковой модуль, сложив руки на коленях и закусив губу. Ну, как так можно?! Только утром встретились и уже умотали. Можно подумать у них дочерей воз и маленькая тележка! Еще Светка со своей синей машиной. Как попугай «до свидания, семьсот тридцать», «до свидания, семьсот тридцать». Соплю и ругаюсь про себя… Потом все же срывающимся голосом ору на стоящую тут же рядом Дорохину:
- Вот чего ты лезешь, а?
Она наклоняется в мою сторону:
- Куда, я лезу?
- Проводы, слезы… Вот, кто-нибудь тебя просил?
- Что значит, кто-нибудь меня просил...
Дорохина всплескивает руками и усаживается на диван возле меня:
- Ты здесь такие нюни распустила!
- Что я распустила?
Имею право! Светка повышает голос:
- Еще бы пять минут и вообще бы…
Что вообще бы? Тут мама с папой, которых сто лет не видела! Пытаюсь оправдаться:
- Это мои родители.
Зажимаю рот и нос, чувствуя влагу на пальцах. Да я готова разреветься и что? В глазах слезы – убить меня за это?
- Слушай, Маш, я понимаю, кто эти люди… Просто твое слезоточивое прощание смотрелось со стороны как-то странновато. Я все это дело прекратила. Еще вопросы есть?
Да, права, ты Светочка, права… Смотрю на потолок, а потом, наморщив лоб, вниз в пол, чувствуя себя самой несчастной на свете. Только и ты меня Свет пойми – это для тебя они дядя Паша и тетя Надя, а для меня… Половина жизни. И родней их для меня нет, и не будет. Отворачиваюсь:
- Свет, ты извини, правда… Просто я их так люблю.
Не ругать меня надо, а пожалеть… Утыкаюсь лбом в плечо подруги и та вздыхает:
- Маш, да я понимаю. Ну, слава богу, что мы хоть как то выкарабкались из этой ситуации.
4-2
Маша
До конца рабочего дня еще долго и Дорохина отвозит меня в офис на своей машине. Едва успеваю зайти к себе и бросить сумку, как звонят по-городскому из типографии – будем запускать рекламу или будем снимать заказ? Говорила же Насте - все подобные вопросы переводить на Федотова. Теперь придется идти к шефу. Торопливо постучав, захожу в кабинет к начальнику и застреваю в дверях – кажется, не вовремя, здесь уже занято: у стола стоят Валя Мягкова и Стужев, а сам Петрович, поднявшись из кресла с диким лицом, яростно драит лысину. Все головы поворачиваются на стук, в мою сторону и я спешу объяснить мое появление:
- Ой, извините. Николай Петрович, я прошу прощения, там из типографии звонят.
Федотов прикрыв глаза, важно кивает:
- Мы сейчас, как раз, о тебе и говорили.
Почему «как раз»? И причем тут типография? Шеф поворачивается к Александру:
- Давай, давай, давай, трави дальше. Чего ты замолчал? Глаза в глаза.
Все же про меня? Это даже любопытно послушать - склонив голову набок и поджав губы, делаю заинтересованное лицо. Сашок засовывает руки в карманы брюк и разворачивается в мою сторону:
- Могу и в глаза.
Приподняв бровь вверх, готовлюсь к первому выпаду
- Госпожа Филатова…
Стужев делает паузу… Наверно считает ее многозначительной. Тоже мне, Станиславский
нашелся.
- Может вы, все-таки, назовете свое настоящее отчество?
Петрович продолжает чесаться, Валя смотрит то на меня, то на Стужева, все ждут какой-то моей реакции, а я, честно говоря, никак не врублюсь о чем он. Забыл мое отчество? Кошусь на Федотова – может он пояснит?
- Не поняла.
Лицо Cтужева становится еще загадочней:
- Да все ты поняла, да, Гермиона?
Я Гермиона? Походу у Сашка совсем крыша поехала. Интересно, кто же его так хорошо приложил по башке? Хихикаю и бросаю взгляд на Валентину – уж кто-нибудь должен был заметить, что у товарища проблемы с психикой.
- Какая Гермиона, Стужев, ты что «Гарри Поттера» начитался?
- Да, нет, сказки рассказывать это твоя привилегия.
Он оборачивается к Федотову и опять делает многозначительное лицо:
- Может и нам, парочку сказочек расскажешь.
Замечаю на столе пустую бутылку виски с испачканным стаканом и чуть укоризненно смотрю на шефа:
- Николай Петрович, вы что ему, тоже наливали?
Федотов суетливо хватает со стола стакан, переставляя куда-то вниз, а бутылку с вискарем прячет себе за спину.
- Как ты могла?!
Дальше вести пустой разговор не вижу смысла и разворачиваюсь на выход.
- Понятно.
Слышу в спину вскрики Стужева:
- Эй, эй, подожди, подожди… Я, сейчас, Николай Петрович.
Уже на выходе из кабинета, чувствую, как его клешни цепко впиваются мне в локоть:
- Слышишь, ты! Ну, что…
Он тащится за мной, и я дергаю рукой, стряхивая чужие пальцы.
- Слушай, Саня, я думала болезнь прошла, а она прогрессировала.
Сашок злобно шипит:
- Какая еще болезнь?! Прогрессировать скоро будешь ты! Причем на нарах.
Мне остается лишь покачать головой. Интересно, какая муха его укусила. Теперь бы раскопать, что все это значит и что этот клоп задумал, прежде, чем меня укусить. У того вдруг улучшается настроение, и он ехидно улыбается:
- Да, Гермионушка?
Моя новая кликуха от Стужева, «Гермионушка», вызывает у меня очередную порцию смеха, хотя, может быть, чуть-чуть и наигранного:
- Слушайте, люди, вызовите кто-нибудь «скорую», а то человеку плохо.
Даже если он теперь меня будет все время так называть, вряд ли от этого сажают на нары. Не обращая внимания на продолжающееся змеиное шипение, иду к себе в кабинет. Уже на пороге слышу:
- А еще лучше милицию!
Захожу внутрь и прикрываю за собой дверь.
Никак не могу связать все воедино и понять, что же происходит. Причем тут я и какая-то Гермиона, которая, по мнению Стужева, к тому же должна сидеть в тюрьме? Наконец, присаживаюсь к компьютеру и набираю в поисковике «Мария Филатова». Ух, ты! Шестнадцать тысяч ответов… Добавляю «Гермиона" и "криминал» - ответов становится поменьше. Пролистываю страницу за страницей и вдруг… «Мария Германовна Филатова, осуждена за мошенничество в особо крупных размерах», 1973 года рождения», блин и фотографии нет. Это она, точно! Нутром чую, что Стужев именно ее раскручивает. В полной прострации откидываюсь на спинку кресла. Ка-пец, приехали…
Надо что-то делать, но что? Вылезаю из-за стола и подхожу к окну - сквозь жалюзи виднеется солнечная звенящая улица, а мне совершенно не до веселья. Открываю крышку мобильника и набираю Светкин номер. Переминаюсь с ноги на ногу, обхватив себя рукой у талии, а вторую, с мобилой, прижав к уху. Подруга отзывается сразу, но в голосе нет энтузиазма – не прошло и часу, как расстались и вот я опять с проблемами.
- Алло.
- Алло, привет, ну, как ты?
- Нормально, а что?
Вздыхаю:
- Чем занимаешься?
- Давай суть проблемы.
Такое начало мне не очень нравится.
- Какой проблемы?
- Маш, ну если бы мы были знакомы пару дней всего, я могла бы поверить, что ты звонишь просто так, узнать, как у меня дела и чем я занимаюсь. Давай, выкладывай, что там у тебя?
Очередной конец света?
- Да, причем полный. Короче, я тут в поисковике своих однофамильцев поискала.
Бросаю взгляд в сторону монитора.
- Вот, открою тебе секрет, конечно, но я не единственная Мария Филатова в этой стране.
Останавливаюсь позади кресла, положив руку на его спинку:
- Не только в этой.
- Ну, допустим и что теперь?
- Среди них, между прочим, есть один очень интересный экземпляр.
Обхожу вокруг кресла и склоняюсь к монитору.
- Три судимости за мошенничество не хочешь?
- Ничего себе.
- Вот тебе и ничего себе.
Я все больше распаляюсь, мотаясь вдоль окна, туда-сюда и наматывая километраж.
- И где она находится в данный момент, неизвестно.
- Ну, хорошо, а тебя каким боком это касается?
Не выдержав, срываюсь, повышая голос:
- Касается… Да, меня скоро придавит это! Стужев, между прочим, в интернете тоже шастает и не хуже меня. Ладно, Свет, короче, давай, не по телефону. Ты можешь приехать?
- Ну-у-у…
Она вроде говорила, что дежурство у нее сегодня поздно и она весь день свободна.
- ОК, я через полчаса в вашем баре внизу. Все, ага!
Пока Дорохина не передумала, заканчиваю разговор и снова бросаю взгляд на монитор. Потом уныло киваю:
- Мда… Дал же бог тезку-то.
Смотрю на часы, а потом, присев к компьютеру, запускаю найденный компромат на печать.
В «Бистро» заявляюсь раньше Светки и, заняв столик, заказываю нам обоим по чашке кофе. Когда Дорохина наконец, заявляется, я уже изнываю от нетерпения - усевшись с краю диванчика, еложу и так, и эдак, то закидываю ногу на ногу, то выставляю их в проход, демонстрируя прибывающим посетителям свои новые туфли. Как только подруга усаживается напротив, вздыхаю с облегчением, извлекаю из сумки сделанные распечатки и бегло просматриваю их еще раз.
- Так, вот это все, что я нарыла в интернете.
Смотрю одну бумажку, другую…
- Так, сейчас, подожди… Это у нас какая-то бабка восемьдесят лет… Это какое-то светило науки лягушками занимается…
Откладываю в сторону лишнее и, развернув главный листок, кладу его прямо перед Светкой:
- Так, на почитай!
Дорохина с любопытством берет в руки распечатку и ее брови удивленно поднимаются:
- Подожди, что-то я ничего не пойму. Здесь же Мария Германовна Филатова.
И что? Объявить, что мой паспорт поддельный ничего не стоит, а там доказывай. Хмуро смотрю на подругу, сжав зубы. А та хлопает ресницами и продолжает изображать чайницу:
- А ты – Мария Павловна!
- Дорохина, ты простая как грабли. Какая разница, какое у нее отчество.
Светлана суетливо разводит руками:
- Как, какая разница? Как, какая разница?
- Ну, в том то и дело, что мне Стужев, при Федотове, прямо в лоб сказал, что я мошенница и рецидивистка!
Дорохина испуганно приглушает голос и оглядывается по сторонам:
- Во-первых, ты хоть не ори, тут люди кругом.
Да как тут не орать-то, как не орать? Тоже кручу головой, оглядывая посетителей. Никаких нервов не хватит.
- Во-вторых, как какая разница? Это же совершенно другой человек, ну это же элементарно - найти фотографию, найти и все.
Она что меня совсем дурой считает, что ли? Сверкнув глазами, поджимаю губы в узкую щель. Если бы было все так просто, наверно бы Стужев не тявкал - у этой гниды все схвачено.
- В том то и дело!
- Что, в том то и дело?
Горько усмехаюсь и лишь развожу руками:
- Нет ее фотографий в интернете, нету!
Дорохина недоверчиво качает головой:
- Да как это, нету? Да ты думай что говоришь!
Да что ж такое-то. С открытым ртом смотрю на это чудо - юдо. Если ты у нас без конца постишь в сетях свои фото, вовсе не значит, что миллионы твоих сограждан делают то же самое.
- А вот так это – нету.
Сцепив пальцы в замок, кладу руки на стол и, подавшись к Светке навстречу, едко сетую:
- Нету! Ни фотографий, ни адреса и даже город не указан. Ты чувствуешь, чем это пахнет?
Дорохина, недовольно бурча, утыкается носом в чашку:
- Не знаю, чем это пахнет. Мне пахнет только кофе.
Честно говоря, мне сейчас ее хочется стукнуть. Я понимаю, что ей лень, что она устала от меня, но зачем же дурой прикидываться?! Секунду гляжу на нее с упреком:
- Дорохина, это сейчас юмор был, да?
Света косит глазом в сторону и не отвечает.
- Ты хоть понимаешь, что от меня к завтрашнему дню мокрого места не останется?
Подруга, наконец, откликается:
- Да, подожди ты, я думаю.
Мое нетерпение прорывается наружу, и я недовольно фыркаю:
- Пф-ф-ф... Думает она… Тут не думать надо, а делать!.
- Знаешь, что я не умею делать не подумав.
Она тычет рукой с зажатой чашкой куда-то в пространство:
- А если ты такая смышленая, то, пожалуйста, вперед, действуй сама.
Я недовольство Дорохиной понимаю. Это у меня зуд, псих и почти паника – спасайся, кто может.
- Извини. Слушай, а ты говорила, у твоего Ленчика знакомый есть, полковник, может через него попробовать?
- Как, не надо? Вы съедите. В аэропорту знаете, какие цены?
– Спасибо.
Света забирает у меня фрукты и засовывает в красную сумку. Меня раздирают эмоции, и я снова кидаюсь обниматься с матерью:
- Ма-ам, я вас так люблю!
Она похлопывает меня по спине:
- И мы тебя тоже…
А потом опять к отцу - с несчастным лицом и слезой в голосе:
- Па-ап!
Отец приобнимает меня:
- Знаешь, дочка, вчера ты не была такой эмоциональной. А тут… Не ожидал!
Зажимаю рот рукой, чтобы не разреветься и отворачиваюсь.
- Пап, ты только смотри, чтоб там мама далеко не заплывала, ладно?
- Не переживай, не переживай - без меня она даже в воду не войдет.
Сцепив руки у живота, вздыхаю и улыбаюсь им – как же здорово, что они приехали. Отец вдруг принимает строгий вид и грозит пальцем:
- А ты, знаешь, передай своему Роману, что если он вздумает тебя бросить, будет иметь дело лично со мной, договорились?
Пусть только вернется, а там мы разберемся. Сжав губы в тонкую линию в сопливой гримасе, киваю:
- М-м-м…
Светка снова вмешивается, пытаясь поторопить:
- Ну, что, долгие проводы лишние слезы, угу.
Отец разворачивается к дивану, чтобы снять с него сумку:
- Ну, что Светочка права. Все дочь, пока.
Мать присоединяется к отцу, и они оба двигаются к выходу. Дорохина подталкивает меня в спину двумя руками в том же направлении. Ну, да, им пора, и может быть для них, я веду себя неадекватно…, но они то, для меня, родные и любимые! Сморщившись, не могу сдержаться и хлюпаю носом, и хоть на минутку стараюсь их удержать:
- Мам, ну…
Отец оборачивается у дверей:
- Все, пока.
Хочу говорить спокойно, а получается какой-то надрыв:
- Мягкой посадки!
- Спасибо.
- Как прилетите, позвоните!
- Обязательно.
- Обязательно.
Родители топчутся возле двери, и я снова пытаюсь повиснуть у них обоих на шее:
- Обязательно! Да, подождите.
Пусть Светка и злобится, крутит у виска, и глазеет в потолок с кислой гримасой, но я же вижу, как маме с папой приятно, как они радостно млеют, чувствуя мою любовь. Я так редко с ними вижусь… Отец смущенно крутит головой:
- Ну, ну… Ну, все, все… Мать, пора нам… Машуль, ну, мы же не на фронт уходим, в конце концов.
Это еще как сказать. У меня тут каждый день фронт, могу и не выжить. Оглядываюсь к Дорохиной за поддержкой, да только напрасно - она снова торопит родителей, поднимая вверх сжатый кулак:
- Ну, до свидания вам. Синяя машина, семьсот тридцать.
Мама в ответ посылает в воздух чмоки:
- Спасибо, Светочка, ну, все.
Я еще раз призываю, срывающимся чуть ли не на плач голосом:
- Пока… Как прилетите, позвоните!
Уже с лестницы доносится:
- Обязательно, пока.
- Пока.
Сразу становится пусто и уныло, я огорченно закрывает входную дверь, и с обиженной физиономией марширую в гостиную, чтобы плюхнутся на боковой модуль, сложив руки на коленях и закусив губу. Ну, как так можно?! Только утром встретились и уже умотали. Можно подумать у них дочерей воз и маленькая тележка! Еще Светка со своей синей машиной. Как попугай «до свидания, семьсот тридцать», «до свидания, семьсот тридцать». Соплю и ругаюсь про себя… Потом все же срывающимся голосом ору на стоящую тут же рядом Дорохину:
- Вот чего ты лезешь, а?
Она наклоняется в мою сторону:
- Куда, я лезу?
- Проводы, слезы… Вот, кто-нибудь тебя просил?
- Что значит, кто-нибудь меня просил...
Дорохина всплескивает руками и усаживается на диван возле меня:
- Ты здесь такие нюни распустила!
- Что я распустила?
Имею право! Светка повышает голос:
- Еще бы пять минут и вообще бы…
Что вообще бы? Тут мама с папой, которых сто лет не видела! Пытаюсь оправдаться:
- Это мои родители.
Зажимаю рот и нос, чувствуя влагу на пальцах. Да я готова разреветься и что? В глазах слезы – убить меня за это?
- Слушай, Маш, я понимаю, кто эти люди… Просто твое слезоточивое прощание смотрелось со стороны как-то странновато. Я все это дело прекратила. Еще вопросы есть?
Да, права, ты Светочка, права… Смотрю на потолок, а потом, наморщив лоб, вниз в пол, чувствуя себя самой несчастной на свете. Только и ты меня Свет пойми – это для тебя они дядя Паша и тетя Надя, а для меня… Половина жизни. И родней их для меня нет, и не будет. Отворачиваюсь:
- Свет, ты извини, правда… Просто я их так люблю.
Не ругать меня надо, а пожалеть… Утыкаюсь лбом в плечо подруги и та вздыхает:
- Маш, да я понимаю. Ну, слава богу, что мы хоть как то выкарабкались из этой ситуации.
4-2
Маша
До конца рабочего дня еще долго и Дорохина отвозит меня в офис на своей машине. Едва успеваю зайти к себе и бросить сумку, как звонят по-городскому из типографии – будем запускать рекламу или будем снимать заказ? Говорила же Насте - все подобные вопросы переводить на Федотова. Теперь придется идти к шефу. Торопливо постучав, захожу в кабинет к начальнику и застреваю в дверях – кажется, не вовремя, здесь уже занято: у стола стоят Валя Мягкова и Стужев, а сам Петрович, поднявшись из кресла с диким лицом, яростно драит лысину. Все головы поворачиваются на стук, в мою сторону и я спешу объяснить мое появление:
- Ой, извините. Николай Петрович, я прошу прощения, там из типографии звонят.
Федотов прикрыв глаза, важно кивает:
- Мы сейчас, как раз, о тебе и говорили.
Почему «как раз»? И причем тут типография? Шеф поворачивается к Александру:
- Давай, давай, давай, трави дальше. Чего ты замолчал? Глаза в глаза.
Все же про меня? Это даже любопытно послушать - склонив голову набок и поджав губы, делаю заинтересованное лицо. Сашок засовывает руки в карманы брюк и разворачивается в мою сторону:
- Могу и в глаза.
Приподняв бровь вверх, готовлюсь к первому выпаду
- Госпожа Филатова…
Стужев делает паузу… Наверно считает ее многозначительной. Тоже мне, Станиславский
нашелся.
- Может вы, все-таки, назовете свое настоящее отчество?
Петрович продолжает чесаться, Валя смотрит то на меня, то на Стужева, все ждут какой-то моей реакции, а я, честно говоря, никак не врублюсь о чем он. Забыл мое отчество? Кошусь на Федотова – может он пояснит?
- Не поняла.
Лицо Cтужева становится еще загадочней:
- Да все ты поняла, да, Гермиона?
Я Гермиона? Походу у Сашка совсем крыша поехала. Интересно, кто же его так хорошо приложил по башке? Хихикаю и бросаю взгляд на Валентину – уж кто-нибудь должен был заметить, что у товарища проблемы с психикой.
- Какая Гермиона, Стужев, ты что «Гарри Поттера» начитался?
- Да, нет, сказки рассказывать это твоя привилегия.
Он оборачивается к Федотову и опять делает многозначительное лицо:
- Может и нам, парочку сказочек расскажешь.
Замечаю на столе пустую бутылку виски с испачканным стаканом и чуть укоризненно смотрю на шефа:
- Николай Петрович, вы что ему, тоже наливали?
Федотов суетливо хватает со стола стакан, переставляя куда-то вниз, а бутылку с вискарем прячет себе за спину.
- Как ты могла?!
Дальше вести пустой разговор не вижу смысла и разворачиваюсь на выход.
- Понятно.
Слышу в спину вскрики Стужева:
- Эй, эй, подожди, подожди… Я, сейчас, Николай Петрович.
Уже на выходе из кабинета, чувствую, как его клешни цепко впиваются мне в локоть:
- Слышишь, ты! Ну, что…
Он тащится за мной, и я дергаю рукой, стряхивая чужие пальцы.
- Слушай, Саня, я думала болезнь прошла, а она прогрессировала.
Сашок злобно шипит:
- Какая еще болезнь?! Прогрессировать скоро будешь ты! Причем на нарах.
Мне остается лишь покачать головой. Интересно, какая муха его укусила. Теперь бы раскопать, что все это значит и что этот клоп задумал, прежде, чем меня укусить. У того вдруг улучшается настроение, и он ехидно улыбается:
- Да, Гермионушка?
Моя новая кликуха от Стужева, «Гермионушка», вызывает у меня очередную порцию смеха, хотя, может быть, чуть-чуть и наигранного:
- Слушайте, люди, вызовите кто-нибудь «скорую», а то человеку плохо.
Даже если он теперь меня будет все время так называть, вряд ли от этого сажают на нары. Не обращая внимания на продолжающееся змеиное шипение, иду к себе в кабинет. Уже на пороге слышу:
- А еще лучше милицию!
Захожу внутрь и прикрываю за собой дверь.
***
Никак не могу связать все воедино и понять, что же происходит. Причем тут я и какая-то Гермиона, которая, по мнению Стужева, к тому же должна сидеть в тюрьме? Наконец, присаживаюсь к компьютеру и набираю в поисковике «Мария Филатова». Ух, ты! Шестнадцать тысяч ответов… Добавляю «Гермиона" и "криминал» - ответов становится поменьше. Пролистываю страницу за страницей и вдруг… «Мария Германовна Филатова, осуждена за мошенничество в особо крупных размерах», 1973 года рождения», блин и фотографии нет. Это она, точно! Нутром чую, что Стужев именно ее раскручивает. В полной прострации откидываюсь на спинку кресла. Ка-пец, приехали…
Надо что-то делать, но что? Вылезаю из-за стола и подхожу к окну - сквозь жалюзи виднеется солнечная звенящая улица, а мне совершенно не до веселья. Открываю крышку мобильника и набираю Светкин номер. Переминаюсь с ноги на ногу, обхватив себя рукой у талии, а вторую, с мобилой, прижав к уху. Подруга отзывается сразу, но в голосе нет энтузиазма – не прошло и часу, как расстались и вот я опять с проблемами.
- Алло.
- Алло, привет, ну, как ты?
- Нормально, а что?
Вздыхаю:
- Чем занимаешься?
- Давай суть проблемы.
Такое начало мне не очень нравится.
- Какой проблемы?
- Маш, ну если бы мы были знакомы пару дней всего, я могла бы поверить, что ты звонишь просто так, узнать, как у меня дела и чем я занимаюсь. Давай, выкладывай, что там у тебя?
Очередной конец света?
- Да, причем полный. Короче, я тут в поисковике своих однофамильцев поискала.
Бросаю взгляд в сторону монитора.
- Вот, открою тебе секрет, конечно, но я не единственная Мария Филатова в этой стране.
Останавливаюсь позади кресла, положив руку на его спинку:
- Не только в этой.
- Ну, допустим и что теперь?
- Среди них, между прочим, есть один очень интересный экземпляр.
Обхожу вокруг кресла и склоняюсь к монитору.
- Три судимости за мошенничество не хочешь?
- Ничего себе.
- Вот тебе и ничего себе.
Я все больше распаляюсь, мотаясь вдоль окна, туда-сюда и наматывая километраж.
- И где она находится в данный момент, неизвестно.
- Ну, хорошо, а тебя каким боком это касается?
Не выдержав, срываюсь, повышая голос:
- Касается… Да, меня скоро придавит это! Стужев, между прочим, в интернете тоже шастает и не хуже меня. Ладно, Свет, короче, давай, не по телефону. Ты можешь приехать?
- Ну-у-у…
Она вроде говорила, что дежурство у нее сегодня поздно и она весь день свободна.
- ОК, я через полчаса в вашем баре внизу. Все, ага!
Пока Дорохина не передумала, заканчиваю разговор и снова бросаю взгляд на монитор. Потом уныло киваю:
- Мда… Дал же бог тезку-то.
Смотрю на часы, а потом, присев к компьютеру, запускаю найденный компромат на печать.
***
В «Бистро» заявляюсь раньше Светки и, заняв столик, заказываю нам обоим по чашке кофе. Когда Дорохина наконец, заявляется, я уже изнываю от нетерпения - усевшись с краю диванчика, еложу и так, и эдак, то закидываю ногу на ногу, то выставляю их в проход, демонстрируя прибывающим посетителям свои новые туфли. Как только подруга усаживается напротив, вздыхаю с облегчением, извлекаю из сумки сделанные распечатки и бегло просматриваю их еще раз.
- Так, вот это все, что я нарыла в интернете.
Смотрю одну бумажку, другую…
- Так, сейчас, подожди… Это у нас какая-то бабка восемьдесят лет… Это какое-то светило науки лягушками занимается…
Откладываю в сторону лишнее и, развернув главный листок, кладу его прямо перед Светкой:
- Так, на почитай!
Дорохина с любопытством берет в руки распечатку и ее брови удивленно поднимаются:
- Подожди, что-то я ничего не пойму. Здесь же Мария Германовна Филатова.
И что? Объявить, что мой паспорт поддельный ничего не стоит, а там доказывай. Хмуро смотрю на подругу, сжав зубы. А та хлопает ресницами и продолжает изображать чайницу:
- А ты – Мария Павловна!
- Дорохина, ты простая как грабли. Какая разница, какое у нее отчество.
Светлана суетливо разводит руками:
- Как, какая разница? Как, какая разница?
- Ну, в том то и дело, что мне Стужев, при Федотове, прямо в лоб сказал, что я мошенница и рецидивистка!
Дорохина испуганно приглушает голос и оглядывается по сторонам:
- Во-первых, ты хоть не ори, тут люди кругом.
Да как тут не орать-то, как не орать? Тоже кручу головой, оглядывая посетителей. Никаких нервов не хватит.
- Во-вторых, как какая разница? Это же совершенно другой человек, ну это же элементарно - найти фотографию, найти и все.
Она что меня совсем дурой считает, что ли? Сверкнув глазами, поджимаю губы в узкую щель. Если бы было все так просто, наверно бы Стужев не тявкал - у этой гниды все схвачено.
- В том то и дело!
- Что, в том то и дело?
Горько усмехаюсь и лишь развожу руками:
- Нет ее фотографий в интернете, нету!
Дорохина недоверчиво качает головой:
- Да как это, нету? Да ты думай что говоришь!
Да что ж такое-то. С открытым ртом смотрю на это чудо - юдо. Если ты у нас без конца постишь в сетях свои фото, вовсе не значит, что миллионы твоих сограждан делают то же самое.
- А вот так это – нету.
Сцепив пальцы в замок, кладу руки на стол и, подавшись к Светке навстречу, едко сетую:
- Нету! Ни фотографий, ни адреса и даже город не указан. Ты чувствуешь, чем это пахнет?
Дорохина, недовольно бурча, утыкается носом в чашку:
- Не знаю, чем это пахнет. Мне пахнет только кофе.
Честно говоря, мне сейчас ее хочется стукнуть. Я понимаю, что ей лень, что она устала от меня, но зачем же дурой прикидываться?! Секунду гляжу на нее с упреком:
- Дорохина, это сейчас юмор был, да?
Света косит глазом в сторону и не отвечает.
- Ты хоть понимаешь, что от меня к завтрашнему дню мокрого места не останется?
Подруга, наконец, откликается:
- Да, подожди ты, я думаю.
Мое нетерпение прорывается наружу, и я недовольно фыркаю:
- Пф-ф-ф... Думает она… Тут не думать надо, а делать!.
- Знаешь, что я не умею делать не подумав.
Она тычет рукой с зажатой чашкой куда-то в пространство:
- А если ты такая смышленая, то, пожалуйста, вперед, действуй сама.
Я недовольство Дорохиной понимаю. Это у меня зуд, псих и почти паника – спасайся, кто может.
- Извини. Слушай, а ты говорила, у твоего Ленчика знакомый есть, полковник, может через него попробовать?
