Стремительно прошла мимо вскочившего Дарио, не заметив, как он отодвинул для нее стул, прямо к Барту. Тот, не сводя с Альвы глаз, медленно поднялся ей навстречу и кивнул.
- Прошу меня извинить. Гед, подай нам в кабинет чаю. Очень горячего, - и они тут же вышли.
В кабинете Барт усадил Альву за стол, сам сел напротив и какое-то время просто смотрел на нее, не веря своим глазам.
- Как? - только и спросил.
- Аэростат, - пожала та плечами. - На первом континенте вполне распространенный вид транспорта. Там довольно трудно передвигаться обычными способами. Сложный рельеф, обвалы... Правда, до сих пор никто не пробовал перелетать через море. Но я нашла одного готового рискнуть.
И она улыбнулась, забирая чашку у вошедшего Геда.
- Кстати, я привезла и чертежи. Подумала, вам и ребятам из Лунной долины будет интересно на них взглянуть.
- Несомненно, - улыбнулся в ответ Барт.
Альва открыла свой саквояж, извлекла пачку исписанных листов и несколько старых тетрадей.
- Здесь письма и дневники Эррина Марли... настоящего предка ала Анриса Алвы. Одного из правнуков Марли я уговорила и привезла с собой, он готов засвидетельствовать подлинность документов. Сейчас он в гостинице вместе с аэронавтом.
Запнулась, откашлялась в платок и продолжила:
- И ала Офелли... сейчас она ала Офелли Крист... в той же гостинице. Готова вас видеть хоть сейчас.
Барт поднял брови.
- Ты и ее нашла? Я поражен. Впрочем, я всегда знал, что ты - сокровище...
Он взял у нее из рук бумаги и нахмурился: пальцы ее были ледяные. Пристально вгляделся ей в лицо: бледный лоб, лихорадочный блеск глаз, на скулах нездоровый румянец. Нагнулся вперёд, коснулся тыльной стороной ладони щек, потом лба.
- Ты вся горишь.
- Воспаление обоих лёгких, - хмуро сказал Лель, с осуждением глядя на Альву, уже уложенную в постель. - Как можно быть такой неосторожной!
- Я должна была поторопиться, - слабым голосом возразила она, - ещё пара дней, и никто бы не согласился лететь, я бы застряла там до весны.
- Я согласен с Альвой, - вмешался Барт. Лель только покачал головой, проворчав сквозь зубы: "Ох уж эта молодежь". И добавил уже громче:
- А теперь прошу всех выйти. Больной нужен покой.
- Пойдем, моя птичка. Альва привезла много интересного, и сейчас мы будем со всем этим разбираться.
И они сидели вдвоем до утра в его кабинете, читая письма и дневники Эррина Марли.
- Мне до сих пор сложно в это поверить, - прошептала Ольви. - Анрис Алва, самый непримиримый поборник чистоты крови... новый алвой!
- В этом больше нет никаких сомнений, - сказал Барт, кладя ладонь ей на плечо. - Я сообщу об этом Его Величеству Амальрику, наряду с другими новостями... Но до зимнего заседания Совета больше никто не должен это знать. Кроме Лэви и Ларри, конечно.
Ольви кивнула, чувствуя, как сердце забилось чаще. Впервые она была посвящена в одну из тайн Барта с самого начала, и какую тайну! Страшно представить, что будет твориться на Совете, когда ее предадут огласке. Она склонила голову и прижалась к пальцам Барта щекой.
Барт обнял ее и пробормотал в макушку:
- Сейчас поедем в гостиницу. Встретимся с родственником дяди Анри. И с аэронавтом. И еще... Скажи, тебе о чем-то говорит имя алы Офелли Тау?
- Впервые слышу... А кто это?
- Ты точно никогда ничего о ней не слышала? Никто из слуг ни разу не обмолвился? Ни в детстве, ни после пансиона?
- Нет, никогда и ничего. Кто это?
- Сейчас она ала Офелли Крист по второму мужу. Тау - ее девичья фамилия. Она родилась в семье мисанов, а в десять лет Тест показал, что она алвойка. Через три года после окончания пансиона Офелли вышла замуж в первый раз. За Ореста Орио.
- Ты говоришь... о моей матери? - озадаченно спросила Ольви, отстраняясь.
Барт кивнул.
- Я совершенно ничего о ней не знаю. Даже имя сейчас впервые от тебя услышала. У нас в доме никто никогда о ней не упоминал... Я только знала, что они с папой расстались, и всё.
- Мне всегда казалось это странным, - сказал Барт. - Я сам потерял родителей, но у меня есть Лэви, а у тебя только я... это не совсем правильно, и я подумал, что было бы неплохо найти твоих родственников со стороны матери, если они есть. Узнать ее имя было нетрудно, а вот выяснить, куда она подевалась после развода с твоим отцом, оказалось задачкой посложнее. Кто бы мог подумать, что она уедет на первый континент...
- Так она на первом континенте? - спросила Ольви, чувствуя себя странно. Она с детства привыкла к отсутствию матери, и сейчас не знала, как отнестись к такой новости.
- Альва нашла ее там... и привезла сюда. Сейчас она в гостинице и ждёт с тобой встречи.
Ольви смотрела на сидящую перед ней маленькую хрупкую даму, так похожую на нее саму, и не знала, что сказать и спросить. Офелли явно волновалась, вцепившись в блюдечко с чашечкой чая и то и дело отпивая от него, чтобы промочить горло. Ее взгляд испуганно метался по комнате, не задерживаясь на Ольви надолго. Барт, представив их друг другу и сказав несколько фраз приветствия, уже умчался к родственнику ала Анриса.
- Ты, наверно, хочешь знать, как так получилось, что я совсем исчезла из вашей жизни, - запинаясь, проговорила Офелли.
Да, Ольви хотела это знать. Когда она была совсем маленькой девочкой, она донимала расспросами отца и слуг, долго решалась подойти к Асту, которого в детстве очень боялась из-за его гибенской внешности: взгляд черных глаз на бледном лице, казалось, пронизывал насквозь; наконец решилась, однако он ответил только, что господин Орио запретил говорить об этом. А Урсула, старая жена Асту, потом, наедине, погладила ее по голове и сказала:
- Ах, маленькая госпожа, ваша мама уехала давно и далеко... И никогда не вернётся.
- Она умерла? - спросила Ольви.
- Нет... Просто они с твоим папой расстались, и она уехала. Но никому не говори, это секрет.
Ольви никому не говорила, только Ориену, и ничего больше не спрашивала. А потом стало совсем не до того...
- Дело в том, что я... совершила одну ужасную вещь... ты и Ориен... совсем ещё малыши... чуть не умерли... были на грани жизни и смерти несколько недель... по моей вине... по моей глупости... И после этого... ваш отец... Орест... больше не желал меня видеть. И сама я... не имела никакого права... и я уехала далеко, на проклятый континент, надеясь, что не проживу долго. Когда умер мой отец, я осталась совсем одна... А потом встретила Иллена, моего нынешнего мужа. У нас долго не было детей, я все думала, это к лучшему, помня, что случилось из-за меня с вами... Но родилась Ирена, очень слабенькая, очень болезненная... Доктора думали, она не доживёт и до трёх. Я была в отчаянии: все повторялось, я рыдала и говорила, что приношу несчастья всем своим детям... А однажды каким-то чудом, внезапно, восемь лет назад, все изменилось. Прекратилась лихорадка, которая ее мучила, Ирена поправилась, окрепла и совсем перестала болеть. Стала весёлым и здоровым ребенком, к изумлению всех врачей, и нашего домашнего, и приглашенных. В этом году поступила в пансион, - бледные губы Офелли тронула улыбка. - А я... задумалась о вас. Какими вы стали... совсем взрослые... Я и раньше... но раньше я запрещала себе думать и вспоминать. А теперь... Но прошло уже столько времени. Следовало ли напоминать о себе? И тут появилась мина Лейт. И рассказала, что Ореста и Ориена больше нет... Но есть ты, и есть мой внук, подумать только... И я поняла, что просто обязана приехать. Иллен занимается транспортными доставками по континенту, он дал нам своего самого надёжного аэронавта. И вот я здесь.
Ольви пригласила ее погостить. Барт был совершенно не против. Он делил свои дни между Дарвином Марли, потомком настоящего деда Алвы, и Эриком Кином, аэронавтом, успевая забегать к Альве, которая чувствовала себя неважно и не вставала с постели.
Застенчивая и мягкая, Офелли приглянулась всем в доме. Даже Азурико, никогда не жаловавший чужих, позволил ей взять себя на руки и задумчиво потянул за выбившийся из прически золотистый локон.
- Наверно, это потому, что вы с вашей матушкой так друг на дружку похожи, - умилялась Тина.
Общество восприняло Офелли с большим любопытством. Она держалась очень сдержанно и скромно: даже супруги Алва не нашли, к чему придраться, а, узнав, что она живёт на первом континенте, и вовсе потеряли к ней интерес.
На расспросы о том, как так вышло, что мать и дочь были разлучены долгие годы, Офелли грустно отвечала, что между нею и мужем вышло недоразумение, которое они, к сожалению, в силу молодости и горячности, не смогли преодолеть. Больше от нее ничего не удалось добиться, да и новый эпизод пьесы вскоре снова отвлёк на себя всеобщее внимание.
Только Ольви она рассказала всё.
Ольви сидела с Офелли в маленьком трактире родного города, где когда-то каждый день бывали с Кэрто. Некоторые вещи никогда не меняются: тот же столик у окна, те же занавески в синюю клетку, только за окном пел морозный ветер и сыпалась мелкая снежная крупка. Офелли тихо расплакалась этим утром в усыпальнице Орио, глядя на имена сына и мужа, выгравированные в мраморе, а у Ольви просто все время ныло сердце. И в скромной усыпальнице в дальнем уголке местного кладбища, и в темном холодном доме - она впервые появилась там с момента отъезда, чтобы показать матери, где прошло ее с братом детство. И здесь, над чашкой горячего шоколада, которую принес все тот же неизменный официант.
- Мы с первой встречи понравились друг другу, - с тяжёлым вздохом, комкая в ладони кружевной платочек, начала Офелли свой рассказ. - Очень быстро поженились, и Ореста совсем не волновало, что оба моих родителя - мисаны. Отец предостерегал меня от скорого замужества, мамы в то время уже не было на свете; родители Ореста тоже советовали повременить, но мы были безумно влюблены и не слушали ничьих советов.
Через год после свадьбы родилась ты, а ещё через год я забеременела снова; мы оба очень ждали мальчика, наследника, и наше счастье не знало границ... Оставалось чуть больше месяца до родов, а мне совсем не было тяжело - наоборот, мной овладела ненасытная жажда деятельности. Я хотела идеально подготовить всё к появлению нашего сына. Слуги сбивались с ног, убирая, чистя и украшая дом, и я сама руководила всем и во всём участвовала. Когда занялись рабочим кабинетом Ореста, мне на глаза попалась стопка старых писем. Я стала перебирать и пересматривать их, чтобы решить, что выбросить и что оставить, и наткнулась на то, что повергло меня в шок.
Письмо Оресту от какой-то юной девушки, полное отчаяния и любви. Она писала о том, что не может жить без него, что носит его сына... И мой маленький счастливый мир разбился на тысячу острых осколков. Совершенно не соображая, что делаю, я схватила тебя и в тот же день покинула дом мужа. Села на поезд и отправилась к отцу.
Твоя няня со слезами умоляла меня одуматься, но я ничего не желала слушать, согласилась только, чтобы она ехала с нами. Отца я дома не застала: он отбыл по делам в соседний городок, и я, недолго думая, даже не отдохнув с дороги, помчалась за ним. А в пути ты заболела. Вся горела, покрылась красной сыпью, бредила в горячке и звала папу... и только тут я с ужасом поняла, что натворила. Остановилась с тобой в придорожной гостинице, а к вечеру слегла сама. А ночью начались роды... Хорошо, что няня ещё в первую нашу остановку успела отправить срочное письмо Оресту...
Я пришла в себя через несколько дней в доме местного алвоя, на попечении его врача и Юриса, которого привез Орест. Ориен - мне его так и не показали - родился слабеньким, ты была в горячке между жизнью и смертью, и все вокруг осуждали меня: и ал Лори, в дом которого меня привезли, и врачи, и мой отец, и даже слуги, ходившие за мной. Я и сама себя осуждала. Я не понимала, что на меня нашло. Почему, найдя то злосчастное письмо, я не показала его мужу и не спросила прямо, а просто бросилась прочь сломя голову. Ведь Орест никогда не давал мне повода усомниться в нем... Тем более что письмо, вдобавок ко всему, оказалось пустышкой. Никакой роковой страсти, никакого ребенка - так, разыгравшееся воображение девчонки из низшей расы, начитавшейся бульварных романов... мало ли какие короткие интрижки бывают у юношей алвоев, ничего серьезного... Орест был абсолютно чист передо мной, а я... из-за собственной глупости чуть не погубила наших детей...
Конечно, он не простил меня, да и я сама себя не простила. Мы говорили только раз - о том письме, причине моего бегства, и он смотрел на меня в таком бешенстве, что я заледенела от ужаса, и хотела только одного: провалиться сквозь землю. Тебя я больше не увидела, а Ориена не видела вообще ни разу в жизни... Орест получил развод и позаботился о том, чтобы вычеркнуть меня навсегда, отовсюду... стереть все следы моего существования... из дома, из города, с континента... Я подчинилась. Я ужасно себя корила, и все, кто знали эту историю, были согласны с решением Ореста, и я сама была согласна, и мой отец был согласен тоже. Но всё-таки я была его дочерью, и он отправился со мной в изгнание. Его здоровье не вынесло ужасного климата первого континента. Я чуть было не ушла вслед за ним, но, к счастью, встретила Иллена. Остальное ты знаешь.
Ольви не хотела задерживаться в своем бывшем доме. Было решено провести пару дней в местной резиденции Арлэви и отправиться обратно первым же утренним поездом, а пока нанести визит вежливости градоначальнику, поделиться столичными новостями и узнать последние сплетни родной провинции. Приятным сюрпризом стала встреча с Валеном.
- Я обручен, - сообщил он со смущённой улыбкой.
- Желаю вам счастья, - искренне ответила Ольви.
Вечером с вокзала Ольви с матерью и их служанок забирал Гед, и вид у него был озабоченный и мрачный.
- Госпожа Альва совсем плоха.
И Ольви, приехав домой, поспешила сразу к ней в сопровождении Нессы.
В полутемной комнате пахло лекарствами. Альва лежала пластом в своей кровати, вздрагивая в забытьи, тяжело и прерывисто дыша приоткрытым ртом; губы запеклись, черты лица заострились, а скулы горели тревожным румянцем. Рядом с ней сидел и как раз менял ей компресс... Ольви так и замерла, чуть не споткнувшись - Дарио Тани собственной персоной, без сюртука, в одном жилете и сорочке с закатанными рукавами, с сосредоточенным и обеспокоенным лицом.
- С тех пор, как ей стало хуже, он от нее не отходит, - шепнула Несса.
Ольви подошла к кровати; Дарио бросил на нее взгляд исподлобья, сухо поздоровался и снова отвернулся к Альве.
- Мой господин... - негромко сказала за спиной Несса. Ольви обернулась: на пороге стоял Барт. Один его кивок - и Несса, и Юми, помогавшая Дарио, с поклоном удалились. Дарио выпрямился на своем табурете, не оборачиваясь и не вставая.
- Вы пришли поговорить о пьесе, Барт? Я не буду ее дописывать.
Барт вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Дарио вскочил и рывком повернулся к нему.
- Она умирает из-за вас! Вы ведёте свою игру с чистокровными алвоями, о да, очень важную, кто бы сомневался! А такие, как она, для вас вроде фишек. И вы играете ими, как фишками... И вам все равно, что с ними будет, главное, чтобы ваши приказы выполнялись!
Ольви так и застыла: впервые на ее памяти кто-то осмелился повысить голос на Барта.
- Прошу меня извинить. Гед, подай нам в кабинет чаю. Очень горячего, - и они тут же вышли.
В кабинете Барт усадил Альву за стол, сам сел напротив и какое-то время просто смотрел на нее, не веря своим глазам.
- Как? - только и спросил.
- Аэростат, - пожала та плечами. - На первом континенте вполне распространенный вид транспорта. Там довольно трудно передвигаться обычными способами. Сложный рельеф, обвалы... Правда, до сих пор никто не пробовал перелетать через море. Но я нашла одного готового рискнуть.
И она улыбнулась, забирая чашку у вошедшего Геда.
- Кстати, я привезла и чертежи. Подумала, вам и ребятам из Лунной долины будет интересно на них взглянуть.
- Несомненно, - улыбнулся в ответ Барт.
Альва открыла свой саквояж, извлекла пачку исписанных листов и несколько старых тетрадей.
- Здесь письма и дневники Эррина Марли... настоящего предка ала Анриса Алвы. Одного из правнуков Марли я уговорила и привезла с собой, он готов засвидетельствовать подлинность документов. Сейчас он в гостинице вместе с аэронавтом.
Запнулась, откашлялась в платок и продолжила:
- И ала Офелли... сейчас она ала Офелли Крист... в той же гостинице. Готова вас видеть хоть сейчас.
Барт поднял брови.
- Ты и ее нашла? Я поражен. Впрочем, я всегда знал, что ты - сокровище...
Он взял у нее из рук бумаги и нахмурился: пальцы ее были ледяные. Пристально вгляделся ей в лицо: бледный лоб, лихорадочный блеск глаз, на скулах нездоровый румянец. Нагнулся вперёд, коснулся тыльной стороной ладони щек, потом лба.
- Ты вся горишь.
***
- Воспаление обоих лёгких, - хмуро сказал Лель, с осуждением глядя на Альву, уже уложенную в постель. - Как можно быть такой неосторожной!
- Я должна была поторопиться, - слабым голосом возразила она, - ещё пара дней, и никто бы не согласился лететь, я бы застряла там до весны.
- Я согласен с Альвой, - вмешался Барт. Лель только покачал головой, проворчав сквозь зубы: "Ох уж эта молодежь". И добавил уже громче:
- А теперь прошу всех выйти. Больной нужен покой.
- Пойдем, моя птичка. Альва привезла много интересного, и сейчас мы будем со всем этим разбираться.
И они сидели вдвоем до утра в его кабинете, читая письма и дневники Эррина Марли.
- Мне до сих пор сложно в это поверить, - прошептала Ольви. - Анрис Алва, самый непримиримый поборник чистоты крови... новый алвой!
- В этом больше нет никаких сомнений, - сказал Барт, кладя ладонь ей на плечо. - Я сообщу об этом Его Величеству Амальрику, наряду с другими новостями... Но до зимнего заседания Совета больше никто не должен это знать. Кроме Лэви и Ларри, конечно.
Ольви кивнула, чувствуя, как сердце забилось чаще. Впервые она была посвящена в одну из тайн Барта с самого начала, и какую тайну! Страшно представить, что будет твориться на Совете, когда ее предадут огласке. Она склонила голову и прижалась к пальцам Барта щекой.
Барт обнял ее и пробормотал в макушку:
- Сейчас поедем в гостиницу. Встретимся с родственником дяди Анри. И с аэронавтом. И еще... Скажи, тебе о чем-то говорит имя алы Офелли Тау?
- Впервые слышу... А кто это?
- Ты точно никогда ничего о ней не слышала? Никто из слуг ни разу не обмолвился? Ни в детстве, ни после пансиона?
- Нет, никогда и ничего. Кто это?
- Сейчас она ала Офелли Крист по второму мужу. Тау - ее девичья фамилия. Она родилась в семье мисанов, а в десять лет Тест показал, что она алвойка. Через три года после окончания пансиона Офелли вышла замуж в первый раз. За Ореста Орио.
- Ты говоришь... о моей матери? - озадаченно спросила Ольви, отстраняясь.
Барт кивнул.
- Я совершенно ничего о ней не знаю. Даже имя сейчас впервые от тебя услышала. У нас в доме никто никогда о ней не упоминал... Я только знала, что они с папой расстались, и всё.
- Мне всегда казалось это странным, - сказал Барт. - Я сам потерял родителей, но у меня есть Лэви, а у тебя только я... это не совсем правильно, и я подумал, что было бы неплохо найти твоих родственников со стороны матери, если они есть. Узнать ее имя было нетрудно, а вот выяснить, куда она подевалась после развода с твоим отцом, оказалось задачкой посложнее. Кто бы мог подумать, что она уедет на первый континент...
- Так она на первом континенте? - спросила Ольви, чувствуя себя странно. Она с детства привыкла к отсутствию матери, и сейчас не знала, как отнестись к такой новости.
- Альва нашла ее там... и привезла сюда. Сейчас она в гостинице и ждёт с тобой встречи.
***
Ольви смотрела на сидящую перед ней маленькую хрупкую даму, так похожую на нее саму, и не знала, что сказать и спросить. Офелли явно волновалась, вцепившись в блюдечко с чашечкой чая и то и дело отпивая от него, чтобы промочить горло. Ее взгляд испуганно метался по комнате, не задерживаясь на Ольви надолго. Барт, представив их друг другу и сказав несколько фраз приветствия, уже умчался к родственнику ала Анриса.
- Ты, наверно, хочешь знать, как так получилось, что я совсем исчезла из вашей жизни, - запинаясь, проговорила Офелли.
Да, Ольви хотела это знать. Когда она была совсем маленькой девочкой, она донимала расспросами отца и слуг, долго решалась подойти к Асту, которого в детстве очень боялась из-за его гибенской внешности: взгляд черных глаз на бледном лице, казалось, пронизывал насквозь; наконец решилась, однако он ответил только, что господин Орио запретил говорить об этом. А Урсула, старая жена Асту, потом, наедине, погладила ее по голове и сказала:
- Ах, маленькая госпожа, ваша мама уехала давно и далеко... И никогда не вернётся.
- Она умерла? - спросила Ольви.
- Нет... Просто они с твоим папой расстались, и она уехала. Но никому не говори, это секрет.
Ольви никому не говорила, только Ориену, и ничего больше не спрашивала. А потом стало совсем не до того...
- Дело в том, что я... совершила одну ужасную вещь... ты и Ориен... совсем ещё малыши... чуть не умерли... были на грани жизни и смерти несколько недель... по моей вине... по моей глупости... И после этого... ваш отец... Орест... больше не желал меня видеть. И сама я... не имела никакого права... и я уехала далеко, на проклятый континент, надеясь, что не проживу долго. Когда умер мой отец, я осталась совсем одна... А потом встретила Иллена, моего нынешнего мужа. У нас долго не было детей, я все думала, это к лучшему, помня, что случилось из-за меня с вами... Но родилась Ирена, очень слабенькая, очень болезненная... Доктора думали, она не доживёт и до трёх. Я была в отчаянии: все повторялось, я рыдала и говорила, что приношу несчастья всем своим детям... А однажды каким-то чудом, внезапно, восемь лет назад, все изменилось. Прекратилась лихорадка, которая ее мучила, Ирена поправилась, окрепла и совсем перестала болеть. Стала весёлым и здоровым ребенком, к изумлению всех врачей, и нашего домашнего, и приглашенных. В этом году поступила в пансион, - бледные губы Офелли тронула улыбка. - А я... задумалась о вас. Какими вы стали... совсем взрослые... Я и раньше... но раньше я запрещала себе думать и вспоминать. А теперь... Но прошло уже столько времени. Следовало ли напоминать о себе? И тут появилась мина Лейт. И рассказала, что Ореста и Ориена больше нет... Но есть ты, и есть мой внук, подумать только... И я поняла, что просто обязана приехать. Иллен занимается транспортными доставками по континенту, он дал нам своего самого надёжного аэронавта. И вот я здесь.
Ольви пригласила ее погостить. Барт был совершенно не против. Он делил свои дни между Дарвином Марли, потомком настоящего деда Алвы, и Эриком Кином, аэронавтом, успевая забегать к Альве, которая чувствовала себя неважно и не вставала с постели.
Застенчивая и мягкая, Офелли приглянулась всем в доме. Даже Азурико, никогда не жаловавший чужих, позволил ей взять себя на руки и задумчиво потянул за выбившийся из прически золотистый локон.
- Наверно, это потому, что вы с вашей матушкой так друг на дружку похожи, - умилялась Тина.
Общество восприняло Офелли с большим любопытством. Она держалась очень сдержанно и скромно: даже супруги Алва не нашли, к чему придраться, а, узнав, что она живёт на первом континенте, и вовсе потеряли к ней интерес.
На расспросы о том, как так вышло, что мать и дочь были разлучены долгие годы, Офелли грустно отвечала, что между нею и мужем вышло недоразумение, которое они, к сожалению, в силу молодости и горячности, не смогли преодолеть. Больше от нее ничего не удалось добиться, да и новый эпизод пьесы вскоре снова отвлёк на себя всеобщее внимание.
Только Ольви она рассказала всё.
***
Ольви сидела с Офелли в маленьком трактире родного города, где когда-то каждый день бывали с Кэрто. Некоторые вещи никогда не меняются: тот же столик у окна, те же занавески в синюю клетку, только за окном пел морозный ветер и сыпалась мелкая снежная крупка. Офелли тихо расплакалась этим утром в усыпальнице Орио, глядя на имена сына и мужа, выгравированные в мраморе, а у Ольви просто все время ныло сердце. И в скромной усыпальнице в дальнем уголке местного кладбища, и в темном холодном доме - она впервые появилась там с момента отъезда, чтобы показать матери, где прошло ее с братом детство. И здесь, над чашкой горячего шоколада, которую принес все тот же неизменный официант.
- Мы с первой встречи понравились друг другу, - с тяжёлым вздохом, комкая в ладони кружевной платочек, начала Офелли свой рассказ. - Очень быстро поженились, и Ореста совсем не волновало, что оба моих родителя - мисаны. Отец предостерегал меня от скорого замужества, мамы в то время уже не было на свете; родители Ореста тоже советовали повременить, но мы были безумно влюблены и не слушали ничьих советов.
Через год после свадьбы родилась ты, а ещё через год я забеременела снова; мы оба очень ждали мальчика, наследника, и наше счастье не знало границ... Оставалось чуть больше месяца до родов, а мне совсем не было тяжело - наоборот, мной овладела ненасытная жажда деятельности. Я хотела идеально подготовить всё к появлению нашего сына. Слуги сбивались с ног, убирая, чистя и украшая дом, и я сама руководила всем и во всём участвовала. Когда занялись рабочим кабинетом Ореста, мне на глаза попалась стопка старых писем. Я стала перебирать и пересматривать их, чтобы решить, что выбросить и что оставить, и наткнулась на то, что повергло меня в шок.
Письмо Оресту от какой-то юной девушки, полное отчаяния и любви. Она писала о том, что не может жить без него, что носит его сына... И мой маленький счастливый мир разбился на тысячу острых осколков. Совершенно не соображая, что делаю, я схватила тебя и в тот же день покинула дом мужа. Села на поезд и отправилась к отцу.
Твоя няня со слезами умоляла меня одуматься, но я ничего не желала слушать, согласилась только, чтобы она ехала с нами. Отца я дома не застала: он отбыл по делам в соседний городок, и я, недолго думая, даже не отдохнув с дороги, помчалась за ним. А в пути ты заболела. Вся горела, покрылась красной сыпью, бредила в горячке и звала папу... и только тут я с ужасом поняла, что натворила. Остановилась с тобой в придорожной гостинице, а к вечеру слегла сама. А ночью начались роды... Хорошо, что няня ещё в первую нашу остановку успела отправить срочное письмо Оресту...
Я пришла в себя через несколько дней в доме местного алвоя, на попечении его врача и Юриса, которого привез Орест. Ориен - мне его так и не показали - родился слабеньким, ты была в горячке между жизнью и смертью, и все вокруг осуждали меня: и ал Лори, в дом которого меня привезли, и врачи, и мой отец, и даже слуги, ходившие за мной. Я и сама себя осуждала. Я не понимала, что на меня нашло. Почему, найдя то злосчастное письмо, я не показала его мужу и не спросила прямо, а просто бросилась прочь сломя голову. Ведь Орест никогда не давал мне повода усомниться в нем... Тем более что письмо, вдобавок ко всему, оказалось пустышкой. Никакой роковой страсти, никакого ребенка - так, разыгравшееся воображение девчонки из низшей расы, начитавшейся бульварных романов... мало ли какие короткие интрижки бывают у юношей алвоев, ничего серьезного... Орест был абсолютно чист передо мной, а я... из-за собственной глупости чуть не погубила наших детей...
Конечно, он не простил меня, да и я сама себя не простила. Мы говорили только раз - о том письме, причине моего бегства, и он смотрел на меня в таком бешенстве, что я заледенела от ужаса, и хотела только одного: провалиться сквозь землю. Тебя я больше не увидела, а Ориена не видела вообще ни разу в жизни... Орест получил развод и позаботился о том, чтобы вычеркнуть меня навсегда, отовсюду... стереть все следы моего существования... из дома, из города, с континента... Я подчинилась. Я ужасно себя корила, и все, кто знали эту историю, были согласны с решением Ореста, и я сама была согласна, и мой отец был согласен тоже. Но всё-таки я была его дочерью, и он отправился со мной в изгнание. Его здоровье не вынесло ужасного климата первого континента. Я чуть было не ушла вслед за ним, но, к счастью, встретила Иллена. Остальное ты знаешь.
***
Ольви не хотела задерживаться в своем бывшем доме. Было решено провести пару дней в местной резиденции Арлэви и отправиться обратно первым же утренним поездом, а пока нанести визит вежливости градоначальнику, поделиться столичными новостями и узнать последние сплетни родной провинции. Приятным сюрпризом стала встреча с Валеном.
- Я обручен, - сообщил он со смущённой улыбкой.
- Желаю вам счастья, - искренне ответила Ольви.
Вечером с вокзала Ольви с матерью и их служанок забирал Гед, и вид у него был озабоченный и мрачный.
- Госпожа Альва совсем плоха.
И Ольви, приехав домой, поспешила сразу к ней в сопровождении Нессы.
В полутемной комнате пахло лекарствами. Альва лежала пластом в своей кровати, вздрагивая в забытьи, тяжело и прерывисто дыша приоткрытым ртом; губы запеклись, черты лица заострились, а скулы горели тревожным румянцем. Рядом с ней сидел и как раз менял ей компресс... Ольви так и замерла, чуть не споткнувшись - Дарио Тани собственной персоной, без сюртука, в одном жилете и сорочке с закатанными рукавами, с сосредоточенным и обеспокоенным лицом.
- С тех пор, как ей стало хуже, он от нее не отходит, - шепнула Несса.
Ольви подошла к кровати; Дарио бросил на нее взгляд исподлобья, сухо поздоровался и снова отвернулся к Альве.
- Мой господин... - негромко сказала за спиной Несса. Ольви обернулась: на пороге стоял Барт. Один его кивок - и Несса, и Юми, помогавшая Дарио, с поклоном удалились. Дарио выпрямился на своем табурете, не оборачиваясь и не вставая.
- Вы пришли поговорить о пьесе, Барт? Я не буду ее дописывать.
Барт вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Дарио вскочил и рывком повернулся к нему.
- Она умирает из-за вас! Вы ведёте свою игру с чистокровными алвоями, о да, очень важную, кто бы сомневался! А такие, как она, для вас вроде фишек. И вы играете ими, как фишками... И вам все равно, что с ними будет, главное, чтобы ваши приказы выполнялись!
Ольви так и застыла: впервые на ее памяти кто-то осмелился повысить голос на Барта.
