- Валя так не считает. Ей для зарплаты по-больше как раз одного человека не хватало, а мне нужен присмотр и помощь.
- Какой присмотр, мама? С тобой дочь живет, на работу ходит, зарабатывает!
- Не трахай мне мозги!
Поговорили…
- Ой, Валечка! Так вкусно было! Но твой рассольник, что ты приносила мне, да и борщ, вкуснее были, конечно! Как там Аня? – доносится из комнаты. – По снегу свежие следы утром были? Ну хорошо, значит, на работе она. А ты собак покормила? Ой, молодец! Что бы я без тебя делала!...
Дима отдает мне оставшиеся после проплат деньги. Три тысячи гривен. На кухонном столе стоят бутылки с минеральной водой, пепси, фанта. Я складываю купюры за ними. Завтра я увижу их и отдам вдове перед ее отъездом в Светловодск.
Нахваливши Валюшку, вдова заходит в кухню, садится на диванчик, оглядывается. Я стою, облокотившись на раковину.
- Может, чай сделать, мама? – устало спрашиваю.
Смогу ли я заснуть?
- Водки. Помянем.
- Водки нет, есть бутылка красного вина, ее ты повезешь Анюте, помянете вместе. Ложимся спать? Билет на завтрашний рейс я тебе заказала.
- Я вдова и мне никто не позвонил и не высказал сожаления! – она злится.
- Может, завтра позвонят, - пожимаю плечами.
Всего секунда и мне в лицо что-то летит бумажное и вопль «Подавись своими деньгами!!!» парализует меня. Сотки и двухсотки осыпаются на пол.
Конфетти какое-то цветное.
Потом до меня докатывается понимание, что вдова нашла стопку за бутылками, чего она туда полезла?? И про «подавись» я теряюсь в догадках. Шок откатывается и я начинаю реветь, как ребенок, которого избили ни за что, собираю бумажки, всхлипывая и размазывая слезы.
Вбегает Дима, помогает собрать деньги, уносит их в комнату, возвращается, обнимает меня, крепко прижимая к широкой груди.
- Михална, в чем дело?
- Это я должна была получить все деньги и распоряжаться ими! – заявляет. – И похороны я должна была устраивать! А не эта…
- А чего вы тогда не приехали сразу? – продолжает допрос мой муж. – Побегали бы целый день по ледяной дороге из конца в конец и госпиталя и города, подоговаривались бы. А так вы чем занимались? Собакам кашку варили? Анюта без рук? Или вот Валюшка, помощница великая, посуетилась бы. Все! Спать!
- Не хочу спать!
Он смотрит на меня, притихшую, подхватывает вдову под локоток и тянет к застеленному диванчику.
- Давайте, Михална, укладывайтесь. Нелегкое время было. Вымотались все.
- Да не хочу я спать! Эта гадина у меня еще прощения не попросила!
Это я – гадина?
Я подхожу к ней, процеживаю сквозь зубы:
- Прощения, мама??? За что??? Чем я тебя обидела, скажи!!!
- Проси прощения!!! – громко требует.
- Хорошо-хорошо, - отвечаю.
Достаю пакет с гречкой, открываю его, укладываю к ее ногам и становлюсь в крупу коленями.
- Помнишь, как в детстве ты меня наказывала? Я стояла три часа в углу на сраной гречке, потом ползла на разодранных коленках к тебе и должна была выцеловать твои ноги от пальцев до коленей, умоляя простить и рассказывая, что я всегда-всегда буду тебя слушаться и делать, как ты велишь! Помнишь? Соскучилась, да??? Чего ты сапоги не сняла? Или мне сейчас сапоги твои облизывать?! Сейчас я тебе нравлюсь?!
Были бы у Димы волосы на голове – дыбом бы встали.
Вдова уставилась на меня с ненавистью.
- Да! Нравится! – выплевывает.
Меня трясет от бешенства. Еще пару минут и я ее убью, тварь безмозглую. Всю жизнь меня сломать хотела, до сих пор мечтает. Заеб*шься ждать!
Я обтряхиваю гречку с колен, выковыривая несколько зерен из кожи, швыряю пакет в мусорку. Сажусь на табуретку, открываю в мобилке интернет и тупо тыкаю пальцами по новостной ленте, заставляя читать все подряд.
Перед мужем мне стыдно. Сдался ему этот цирк…
Слышу, как вдова оповещает зятя, какая она могущественная директор военторга была и как ее все уважали. И как она для всех все делала. А ей ни денег, ни сожалений не прислали! Все! Пойдет она погуляет по ночному Киеву, здесь все так изменилось. Хочется рассмотреть не из окна, а по улицам пройтись. Час ночи? Ну и что? Она любит гулять в темноте.
После того, как она уморилась болтать языком и заснула, мы с мужем падаем в постель. Он обнимает, подгребает меня под себя, чтобы чувствовать, как бьется мое сердце. И проваливаемся в сон…
- Дима, Дима, отвези меня на вокзал!
Вдова просит сквозь щель в полуоткрытой двери. Я еле раздираю глаза – посмотреть, сколько времени. Пять часов.
- Иди спать. Или книжку почитай. Твой автобус в десять! – отмахиваюсь.
А ей плевать, продолжает:
- Дима, отвези меня на вокзал, я там погуляю до отправления.
- Михална, мне с утра за руль, еще рано, дайте поспать.
Затыкается вдова, уходит.
Полшестого. Неясный скрежет в коридоре. Дима мягко подталкивает меня к краю кровати:
- Глянь, что она там ломает уже.
Я, шатаясь, топаю на звук. Вдова в пальто, сапогах и двух шапках. Ковыряет чем-то дверной замок и дергает ручку.
- Ты хочешь, чтобы ключ в замке застрял и мы МЧС вызывали, да? Или на простынях с шестнадцатого спустишься?
- Я здесь ни минуты дольше не останусь. Открой дверь, я пешком до вокзала дойду по-тихонечку, - отзывается.
- Пятнадцать километров топать будешь?
- А что, и потопаю.
Бл*дь!..
- Сумку с вещами и лекарствами пока собери и дай нам еще поспать.
- Собрала уже.
- Иди Валюшке позвони, - иду в спальню и, едва коснувшись подушки, вырубаюсь.
Почти тут же слышу какую-то мелодию. Переворачиваюсь на другой бок. Укрываюсь с головой, отсекая звуки. Теплые руки обнимают меня, прижимая к такому же теплому телу, и я бессознательно зарываюсь лицом в мягкую поросль на груди моего мужа. Я уже на грани просыпания. Но изо всех сил пытаюсь удержать себя хотя бы в дремоте. Не хочу в реальность. Мне во сне без сновидений лучше.
- Маму в автобус надо посадить, - бормочет Дима, тоже цепляющийся за остатки сна, как тонущий в болоте за соломинку.
- Иди. Сади, - еле ворочая сухим языком, отвечаю.
Стакан воды бы. Или два.
Я провожу пальцем по экрану мобилы, не глядя отключая будильник. Создаю хаотичными движениями ног и рук кокон вокруг себя, оставляя мужа во власти утренней прохлады. И спихиваю его с кровати.
- Ты первая! – он сдергивает с меня одеяло и смеется.
Я хватаюсь за ускользающий угол, все еще надеясь укутаться и полежать. Но вместо этого по инерции – с моим-то весом тощего баранчика! – меня уносит по диагонали и я аккурат врезаюсь носом в упругое бедро.
- Оу! – шутливо и тихо восклицает он. – Женщина, имейте хоть каплю совести! Дайте умыться!
- Ах! Ты! – мои когти заносятся в смертельном кровожадном броске, задерживаясь всего на немного: сначала надо отцепиться от края одеяла, потом я вытягиваю руку вдоль своего тела, чтоб как следует размахнуться, а секунды утекают, и жертва моя оклемавшаяся уже предугадала траекторию.
Перехват. Укус в ребро ладони. И держит мое мясо в зубах. Я вяло подергиваю кистью.
- Фу таким злым быть, - бормочу.
- Сама такая… - Он укутывает меня. – Поваляйся десять минут, пока я ванную занимаю.
Я слышу, как начинает закипать чайник. Дима переговаривается со вдовой. Звяканье ложки о чашку. И запах кофе распространяется по квартире. Кофе манит. Постель обволакивает. И я не знаю, что выбрать. Хочу кофе, шоколадку и на ручки…
В ванной несколько минут шумит вода. Потом муж засовывает руки в мой кокон, нащупывает футболку и тянет за нее:
- Поднимайся, соня-засоня. У твоей сестры есть банковская карта?
- Есть.
- Давай номер, я деньги сброшу, а то им есть нечего будет.
Открываю вайбер, набираю текст Ане. Пересылаю сообщение мужу. Умываюсь и тащусь на кухню.
- Привет, мам. Что-нибудь перекусишь?
- Я уже у тебя два яйца украла и выпила, - отвечает и роется в ридикюле.
Я отворачиваюсь, кривляюсь, как от двух кг зеленых лимонов. Ты посмотри – украла она! Скорей бы уже уехала…
- Проводи ее сам, ладно? – шепотом говорю мужу в коридоре.
Кивает. Целует в висок.
- Я немного потом поработаю. А то нам самим есть нечего. А ты чем займешься?
- К себе в магаз поеду, вдруг пряжу кому надо. Или спицы с иголками.
- Хорошо. На созвоне. – И зовет вдову, - Михална, готовы домой? Мало ли, пробки на дорогах, чуть раньше выедем.
Она торопливо одевается. На пороге окидывает меня грустным взглядом:
- Ну, если что не так – прости.
Отвожу глаза в сторону, слегка похлопываю по ее плечу:
- Да, да, наберешь, как доберешься. Там Анюта должна тебя встретить.
Закрываю дверь и тяжело вздыхаю. Бедная, несчастная моя мама…Два яйца у меня украла. И смех и грех…
Я растираю кулаком ребра. Что ж мне так дышать трудно? Как будто гиря висит на шее, пригибая голову к полу, и въедаясь в самый центр груди. Я прижимаюсь к двери щекой, закрываю глаза, поглаживаю холодную поверхность ладонями. Мама. Мамочка. За что ты так… Я же всегда старалась быть хорошей.
Вспоминаю родовой дом. Приезжая, на следующий же день я всегда кидалась на помощь. Весной, летом или осенью – в огород, полоть, вычищать палисадники. Подметать от листьев многочисленные дорожки. Мыть окна снаружи и изнутри. Зимой – наводить порядок в самом доме. Кафель. Стены. Посуда. Никому не нужный хрусталь… мыть с шампунем… Меня постоянно тянет, как магнитом, это «самое прекрасное место на земле». Где тишина. Покой. Запах водохранилища, что от дома в пятидесяти метрах. Гавканье собак на редко проезжающую машину.
Я люблю город, в котором родилась. Я помню печку в нашем доме. И бабушку Зину. Мне было шестнадцать, когда она умерла на моих руках от инфаркта. Мамочка моего папы… За что же вы так со мной…
Я обнимаю дверь, сползая вниз. Глаза наполняются горячими слезами, проливаются по щекам, прокладывая жгучие дорожки. И я всхлипываю. Задерживаю выдох. Нельзя. Нельзя. Мне на работу надо. Опухшая и красная физиономия – не лучший вид…
Выдох на раз-два-три. Вдох на пять. Снова и снова. От того, что раскисну, мне пользы не будет. И никому не будет… Сопли, слезы, слюни ничего не изменят…
Деревянно поднимаюсь, шаркаю на кухню. И шаркать нельзя! – одергиваю себя. Спину ровно! Грудь вперед. Ладно, не получается вперед, так хоть не горбать позвоночник! В окошко выгляни – по ту сторону стекла снег обещали. Успокойся, наблюдая за полетом белых хлопьев. Еще нет падающего снега?! Ну, малость ошиблись. Может, к вечеру пойдет…
Прикуриваю. Ментол холодит. «Лифа» называется. Папа их курил. И я теперь тоже… Вот видишь, уже забавно: мать украла два яйца и выпила, а я, значит, папину пачку сигарет сп*здила…
Очередную тягу делаю и захлебываюсь дымом: сучество какое! Бл*… Я забыла баксы неиспользованные отдать! Ёб…
Меня окатывает морозными струями испуга. Сердце заколотилось в горле, словно пропихивая никотиновый смог. Кидаюсь к часам. Одиннадцать. Вдова уже Борисполь давно миновала. Поздно спохватилась.
Оттираю пот со лба рукавом. Как же так?!.
А вот так! Забыла! Еще зеленого серпантина на свою голову я не получала!
И мысли сворачивают в другую сторону: а зря не сообразила рядом с гривнами баксы приложить. Кто бы еще мог похвастаться, что в морду бабло кидают?! Расстраиваться по этому поводу нечего. Прах повезем захоронить – тогда и отдадим в целости.
… Если не придется чуток влезть – продолжение ритуальных услуг этими ценными бумажками умащивать…
В моем магазинчике красиво. Моточки пряжи ровными рядками уложены. Одна стена завешена упаковками с вязальными инструментами. Сверху на стеллажах – отдельная моя, может, и мелкая, гордость: авторские платья крючком, свитера на всякий лад. На столе – незавершенный очередной типа шедевр. Включаю комп. Сериал «Остаться в живых». Шум, вопли, разговоры, беготня – отвлекают от остановившегося в мозгах времени. Пока они там остаются в живых, открываю свой сайт, выкладываю фото новых ниточек, прописываю состав, длину, вес, комментарии к использованию, картинки готовых работ.
Покупателей мало. Но и им спасибо. Хоть поговорю на любимую тему.
Вайбер, сестра: «Маму встретила, доехала нормально, весь автобус ей сочувствовал, деньги на карту пришли».
Я: «Хорошо. Пусть в пенсионный идет – документы предоставит. Ей должны выплатить четыре папиных пенсии. На какое-то время вам хватит, дальше постараюсь заработать. Мама печалилась, что плащ твой зимний совсем износился, купи новый, всего-то 500 гривен будет стоить».
Сижу в своем магазинчике, через стеклянную дверь смотрю в темноту зимнюю. Фонари зажглись. И снег посыпал. Легкий, как пуховые перья. Муж звонит:
- На работе еще?
- Да.
- А я сегодня говорил тебе, что люблю тебя?
- Ммм, - мычу, устраиваю паузу театральную, - вроде, нет.
- Тогда – говорю.
- Тогда – отлично! – смеюсь.
- Я за тобой еду. Пойдешь со стоянки со мной?
- Если за руку держать будешь. Скользко.
- Лучше за две ноги потяну: типа как на санках покатаешься. Закрывай свою лавочку.
Вот такое чувство юмора. Я уже ржу, представляя картинку.
Анюта написала: « Маму встретила. Звонила с соболезнованиями папина двоюродная сестра. Живет в Миргороде, знаменитая провидица, зарабатывает этим. Наговорила там маме. И в гости собралась приехать».
Как все интереснее и интереснее, думаю. Я про великую сестру-провидицу впервые слышу. И папа никогда о ней не упоминал. Видать, «хорошая» родственница, раз только после похорон объявилась.
«Если мама будет тебе звонить – не верь ее бреду».
Отвечаю: «Хрен знает что. Воронье начинает слетаться?»
«Мама выпила водки. Уговариваю ее не пить. Я напоминаю, что у нее куча дел, а она заливается».
Я: «Проконтролируй, чтобы она в понедельник по инстанциям пробежалась. Тянуть тут нельзя».
«Ты что это совсем, конечно, поедет!»
Выключаю свет в магазине, закрываю дверь. Снег хрустит под подошвами сапог. М-да. Валюшка из соцслужбы. Провидица-родственница. Кто там еще в очереди? Налетай…
Со стоянки с мужем идем, взяв друг друга за руку. Топаем, поскальзываясь и поддерживая. Рассказываю о провидице. Дима отзывается «то ли еще будет».
Поднимаемся по лестнице, заруливаем в подъезд вместе с соседкой, у которой четыре маленьких ризеншнауцера.
- О! – говорит Дима, словно взвешивая собачек на невидимых весах, - голодать не придется! Беляши побежали!
Соседка улыбается. А я начинают хохотать во весь голос. Трудно состариться с моим мужем. И вроде собачки славные такие, черненькие и шерстяные, а я представляю ларек, где зычно горланит с акцентом мужик в заляпанном фартуке: «Шаурма, хачапури, беляши, пАдхАди, вкус-на-а! ПАкупай!»
А под ногами у него клочья черного окраса…
М-да. Меньше надо было читать Стивена Кинга. Меньше…
И все равно давлюсь смехом, взъезжая на лифте под самую крышу...
Утро начинается с бэмканья вайбера. Обычно я отключаю интернет на мобиле на ночь. Вчера – забыла. Папина родная сестра в ужасе. Спрашивает, что там в Светловодске происходит.
А я откуда знаю? И что там?
«Нина с Анютой полночи звонили по скайпу, выискивая якобы любовниц Вити. Анюта всем сообщала, что только смерть папы помешала ей уехать в Мексику зарабатывать деньги на преподавании высшей математики необразованным мексиканцам. Племяшка, какая Мексика???».
Я раз пять перечитала… Ага. «Только смерть папы»…
Моя сестра работает на рынке в открытом ларьке и в жару, и в дождь, и в снежную бурю. Продает канцелярию вот уже два года. Ее зарплата составляет четыре бакса в день, сто гривен то есть.
- Какой присмотр, мама? С тобой дочь живет, на работу ходит, зарабатывает!
- Не трахай мне мозги!
Поговорили…
- Ой, Валечка! Так вкусно было! Но твой рассольник, что ты приносила мне, да и борщ, вкуснее были, конечно! Как там Аня? – доносится из комнаты. – По снегу свежие следы утром были? Ну хорошо, значит, на работе она. А ты собак покормила? Ой, молодец! Что бы я без тебя делала!...
Дима отдает мне оставшиеся после проплат деньги. Три тысячи гривен. На кухонном столе стоят бутылки с минеральной водой, пепси, фанта. Я складываю купюры за ними. Завтра я увижу их и отдам вдове перед ее отъездом в Светловодск.
Нахваливши Валюшку, вдова заходит в кухню, садится на диванчик, оглядывается. Я стою, облокотившись на раковину.
- Может, чай сделать, мама? – устало спрашиваю.
Смогу ли я заснуть?
- Водки. Помянем.
- Водки нет, есть бутылка красного вина, ее ты повезешь Анюте, помянете вместе. Ложимся спать? Билет на завтрашний рейс я тебе заказала.
- Я вдова и мне никто не позвонил и не высказал сожаления! – она злится.
- Может, завтра позвонят, - пожимаю плечами.
Всего секунда и мне в лицо что-то летит бумажное и вопль «Подавись своими деньгами!!!» парализует меня. Сотки и двухсотки осыпаются на пол.
Конфетти какое-то цветное.
Потом до меня докатывается понимание, что вдова нашла стопку за бутылками, чего она туда полезла?? И про «подавись» я теряюсь в догадках. Шок откатывается и я начинаю реветь, как ребенок, которого избили ни за что, собираю бумажки, всхлипывая и размазывая слезы.
Вбегает Дима, помогает собрать деньги, уносит их в комнату, возвращается, обнимает меня, крепко прижимая к широкой груди.
- Михална, в чем дело?
- Это я должна была получить все деньги и распоряжаться ими! – заявляет. – И похороны я должна была устраивать! А не эта…
- А чего вы тогда не приехали сразу? – продолжает допрос мой муж. – Побегали бы целый день по ледяной дороге из конца в конец и госпиталя и города, подоговаривались бы. А так вы чем занимались? Собакам кашку варили? Анюта без рук? Или вот Валюшка, помощница великая, посуетилась бы. Все! Спать!
- Не хочу спать!
Он смотрит на меня, притихшую, подхватывает вдову под локоток и тянет к застеленному диванчику.
- Давайте, Михална, укладывайтесь. Нелегкое время было. Вымотались все.
- Да не хочу я спать! Эта гадина у меня еще прощения не попросила!
Это я – гадина?
Я подхожу к ней, процеживаю сквозь зубы:
- Прощения, мама??? За что??? Чем я тебя обидела, скажи!!!
- Проси прощения!!! – громко требует.
- Хорошо-хорошо, - отвечаю.
Достаю пакет с гречкой, открываю его, укладываю к ее ногам и становлюсь в крупу коленями.
- Помнишь, как в детстве ты меня наказывала? Я стояла три часа в углу на сраной гречке, потом ползла на разодранных коленках к тебе и должна была выцеловать твои ноги от пальцев до коленей, умоляя простить и рассказывая, что я всегда-всегда буду тебя слушаться и делать, как ты велишь! Помнишь? Соскучилась, да??? Чего ты сапоги не сняла? Или мне сейчас сапоги твои облизывать?! Сейчас я тебе нравлюсь?!
Были бы у Димы волосы на голове – дыбом бы встали.
Вдова уставилась на меня с ненавистью.
- Да! Нравится! – выплевывает.
Меня трясет от бешенства. Еще пару минут и я ее убью, тварь безмозглую. Всю жизнь меня сломать хотела, до сих пор мечтает. Заеб*шься ждать!
Я обтряхиваю гречку с колен, выковыривая несколько зерен из кожи, швыряю пакет в мусорку. Сажусь на табуретку, открываю в мобилке интернет и тупо тыкаю пальцами по новостной ленте, заставляя читать все подряд.
Перед мужем мне стыдно. Сдался ему этот цирк…
Слышу, как вдова оповещает зятя, какая она могущественная директор военторга была и как ее все уважали. И как она для всех все делала. А ей ни денег, ни сожалений не прислали! Все! Пойдет она погуляет по ночному Киеву, здесь все так изменилось. Хочется рассмотреть не из окна, а по улицам пройтись. Час ночи? Ну и что? Она любит гулять в темноте.
После того, как она уморилась болтать языком и заснула, мы с мужем падаем в постель. Он обнимает, подгребает меня под себя, чтобы чувствовать, как бьется мое сердце. И проваливаемся в сон…
- Дима, Дима, отвези меня на вокзал!
Вдова просит сквозь щель в полуоткрытой двери. Я еле раздираю глаза – посмотреть, сколько времени. Пять часов.
- Иди спать. Или книжку почитай. Твой автобус в десять! – отмахиваюсь.
А ей плевать, продолжает:
- Дима, отвези меня на вокзал, я там погуляю до отправления.
- Михална, мне с утра за руль, еще рано, дайте поспать.
Затыкается вдова, уходит.
Полшестого. Неясный скрежет в коридоре. Дима мягко подталкивает меня к краю кровати:
- Глянь, что она там ломает уже.
Я, шатаясь, топаю на звук. Вдова в пальто, сапогах и двух шапках. Ковыряет чем-то дверной замок и дергает ручку.
- Ты хочешь, чтобы ключ в замке застрял и мы МЧС вызывали, да? Или на простынях с шестнадцатого спустишься?
- Я здесь ни минуты дольше не останусь. Открой дверь, я пешком до вокзала дойду по-тихонечку, - отзывается.
- Пятнадцать километров топать будешь?
- А что, и потопаю.
Бл*дь!..
- Сумку с вещами и лекарствами пока собери и дай нам еще поспать.
- Собрала уже.
- Иди Валюшке позвони, - иду в спальню и, едва коснувшись подушки, вырубаюсь.
Почти тут же слышу какую-то мелодию. Переворачиваюсь на другой бок. Укрываюсь с головой, отсекая звуки. Теплые руки обнимают меня, прижимая к такому же теплому телу, и я бессознательно зарываюсь лицом в мягкую поросль на груди моего мужа. Я уже на грани просыпания. Но изо всех сил пытаюсь удержать себя хотя бы в дремоте. Не хочу в реальность. Мне во сне без сновидений лучше.
- Маму в автобус надо посадить, - бормочет Дима, тоже цепляющийся за остатки сна, как тонущий в болоте за соломинку.
- Иди. Сади, - еле ворочая сухим языком, отвечаю.
Стакан воды бы. Или два.
Я провожу пальцем по экрану мобилы, не глядя отключая будильник. Создаю хаотичными движениями ног и рук кокон вокруг себя, оставляя мужа во власти утренней прохлады. И спихиваю его с кровати.
- Ты первая! – он сдергивает с меня одеяло и смеется.
Я хватаюсь за ускользающий угол, все еще надеясь укутаться и полежать. Но вместо этого по инерции – с моим-то весом тощего баранчика! – меня уносит по диагонали и я аккурат врезаюсь носом в упругое бедро.
- Оу! – шутливо и тихо восклицает он. – Женщина, имейте хоть каплю совести! Дайте умыться!
- Ах! Ты! – мои когти заносятся в смертельном кровожадном броске, задерживаясь всего на немного: сначала надо отцепиться от края одеяла, потом я вытягиваю руку вдоль своего тела, чтоб как следует размахнуться, а секунды утекают, и жертва моя оклемавшаяся уже предугадала траекторию.
Перехват. Укус в ребро ладони. И держит мое мясо в зубах. Я вяло подергиваю кистью.
- Фу таким злым быть, - бормочу.
- Сама такая… - Он укутывает меня. – Поваляйся десять минут, пока я ванную занимаю.
Я слышу, как начинает закипать чайник. Дима переговаривается со вдовой. Звяканье ложки о чашку. И запах кофе распространяется по квартире. Кофе манит. Постель обволакивает. И я не знаю, что выбрать. Хочу кофе, шоколадку и на ручки…
В ванной несколько минут шумит вода. Потом муж засовывает руки в мой кокон, нащупывает футболку и тянет за нее:
- Поднимайся, соня-засоня. У твоей сестры есть банковская карта?
- Есть.
- Давай номер, я деньги сброшу, а то им есть нечего будет.
Открываю вайбер, набираю текст Ане. Пересылаю сообщение мужу. Умываюсь и тащусь на кухню.
- Привет, мам. Что-нибудь перекусишь?
- Я уже у тебя два яйца украла и выпила, - отвечает и роется в ридикюле.
Я отворачиваюсь, кривляюсь, как от двух кг зеленых лимонов. Ты посмотри – украла она! Скорей бы уже уехала…
- Проводи ее сам, ладно? – шепотом говорю мужу в коридоре.
Кивает. Целует в висок.
- Я немного потом поработаю. А то нам самим есть нечего. А ты чем займешься?
- К себе в магаз поеду, вдруг пряжу кому надо. Или спицы с иголками.
- Хорошо. На созвоне. – И зовет вдову, - Михална, готовы домой? Мало ли, пробки на дорогах, чуть раньше выедем.
Она торопливо одевается. На пороге окидывает меня грустным взглядом:
- Ну, если что не так – прости.
Отвожу глаза в сторону, слегка похлопываю по ее плечу:
- Да, да, наберешь, как доберешься. Там Анюта должна тебя встретить.
Закрываю дверь и тяжело вздыхаю. Бедная, несчастная моя мама…Два яйца у меня украла. И смех и грех…
Я растираю кулаком ребра. Что ж мне так дышать трудно? Как будто гиря висит на шее, пригибая голову к полу, и въедаясь в самый центр груди. Я прижимаюсь к двери щекой, закрываю глаза, поглаживаю холодную поверхность ладонями. Мама. Мамочка. За что ты так… Я же всегда старалась быть хорошей.
Вспоминаю родовой дом. Приезжая, на следующий же день я всегда кидалась на помощь. Весной, летом или осенью – в огород, полоть, вычищать палисадники. Подметать от листьев многочисленные дорожки. Мыть окна снаружи и изнутри. Зимой – наводить порядок в самом доме. Кафель. Стены. Посуда. Никому не нужный хрусталь… мыть с шампунем… Меня постоянно тянет, как магнитом, это «самое прекрасное место на земле». Где тишина. Покой. Запах водохранилища, что от дома в пятидесяти метрах. Гавканье собак на редко проезжающую машину.
Я люблю город, в котором родилась. Я помню печку в нашем доме. И бабушку Зину. Мне было шестнадцать, когда она умерла на моих руках от инфаркта. Мамочка моего папы… За что же вы так со мной…
Я обнимаю дверь, сползая вниз. Глаза наполняются горячими слезами, проливаются по щекам, прокладывая жгучие дорожки. И я всхлипываю. Задерживаю выдох. Нельзя. Нельзя. Мне на работу надо. Опухшая и красная физиономия – не лучший вид…
Выдох на раз-два-три. Вдох на пять. Снова и снова. От того, что раскисну, мне пользы не будет. И никому не будет… Сопли, слезы, слюни ничего не изменят…
Деревянно поднимаюсь, шаркаю на кухню. И шаркать нельзя! – одергиваю себя. Спину ровно! Грудь вперед. Ладно, не получается вперед, так хоть не горбать позвоночник! В окошко выгляни – по ту сторону стекла снег обещали. Успокойся, наблюдая за полетом белых хлопьев. Еще нет падающего снега?! Ну, малость ошиблись. Может, к вечеру пойдет…
Прикуриваю. Ментол холодит. «Лифа» называется. Папа их курил. И я теперь тоже… Вот видишь, уже забавно: мать украла два яйца и выпила, а я, значит, папину пачку сигарет сп*здила…
Очередную тягу делаю и захлебываюсь дымом: сучество какое! Бл*… Я забыла баксы неиспользованные отдать! Ёб…
Меня окатывает морозными струями испуга. Сердце заколотилось в горле, словно пропихивая никотиновый смог. Кидаюсь к часам. Одиннадцать. Вдова уже Борисполь давно миновала. Поздно спохватилась.
Оттираю пот со лба рукавом. Как же так?!.
А вот так! Забыла! Еще зеленого серпантина на свою голову я не получала!
И мысли сворачивают в другую сторону: а зря не сообразила рядом с гривнами баксы приложить. Кто бы еще мог похвастаться, что в морду бабло кидают?! Расстраиваться по этому поводу нечего. Прах повезем захоронить – тогда и отдадим в целости.
… Если не придется чуток влезть – продолжение ритуальных услуг этими ценными бумажками умащивать…
В моем магазинчике красиво. Моточки пряжи ровными рядками уложены. Одна стена завешена упаковками с вязальными инструментами. Сверху на стеллажах – отдельная моя, может, и мелкая, гордость: авторские платья крючком, свитера на всякий лад. На столе – незавершенный очередной типа шедевр. Включаю комп. Сериал «Остаться в живых». Шум, вопли, разговоры, беготня – отвлекают от остановившегося в мозгах времени. Пока они там остаются в живых, открываю свой сайт, выкладываю фото новых ниточек, прописываю состав, длину, вес, комментарии к использованию, картинки готовых работ.
Покупателей мало. Но и им спасибо. Хоть поговорю на любимую тему.
Вайбер, сестра: «Маму встретила, доехала нормально, весь автобус ей сочувствовал, деньги на карту пришли».
Я: «Хорошо. Пусть в пенсионный идет – документы предоставит. Ей должны выплатить четыре папиных пенсии. На какое-то время вам хватит, дальше постараюсь заработать. Мама печалилась, что плащ твой зимний совсем износился, купи новый, всего-то 500 гривен будет стоить».
Сижу в своем магазинчике, через стеклянную дверь смотрю в темноту зимнюю. Фонари зажглись. И снег посыпал. Легкий, как пуховые перья. Муж звонит:
- На работе еще?
- Да.
- А я сегодня говорил тебе, что люблю тебя?
- Ммм, - мычу, устраиваю паузу театральную, - вроде, нет.
- Тогда – говорю.
- Тогда – отлично! – смеюсь.
- Я за тобой еду. Пойдешь со стоянки со мной?
- Если за руку держать будешь. Скользко.
- Лучше за две ноги потяну: типа как на санках покатаешься. Закрывай свою лавочку.
Вот такое чувство юмора. Я уже ржу, представляя картинку.
Анюта написала: « Маму встретила. Звонила с соболезнованиями папина двоюродная сестра. Живет в Миргороде, знаменитая провидица, зарабатывает этим. Наговорила там маме. И в гости собралась приехать».
Как все интереснее и интереснее, думаю. Я про великую сестру-провидицу впервые слышу. И папа никогда о ней не упоминал. Видать, «хорошая» родственница, раз только после похорон объявилась.
«Если мама будет тебе звонить – не верь ее бреду».
Отвечаю: «Хрен знает что. Воронье начинает слетаться?»
«Мама выпила водки. Уговариваю ее не пить. Я напоминаю, что у нее куча дел, а она заливается».
Я: «Проконтролируй, чтобы она в понедельник по инстанциям пробежалась. Тянуть тут нельзя».
«Ты что это совсем, конечно, поедет!»
Выключаю свет в магазине, закрываю дверь. Снег хрустит под подошвами сапог. М-да. Валюшка из соцслужбы. Провидица-родственница. Кто там еще в очереди? Налетай…
Со стоянки с мужем идем, взяв друг друга за руку. Топаем, поскальзываясь и поддерживая. Рассказываю о провидице. Дима отзывается «то ли еще будет».
Поднимаемся по лестнице, заруливаем в подъезд вместе с соседкой, у которой четыре маленьких ризеншнауцера.
- О! – говорит Дима, словно взвешивая собачек на невидимых весах, - голодать не придется! Беляши побежали!
Соседка улыбается. А я начинают хохотать во весь голос. Трудно состариться с моим мужем. И вроде собачки славные такие, черненькие и шерстяные, а я представляю ларек, где зычно горланит с акцентом мужик в заляпанном фартуке: «Шаурма, хачапури, беляши, пАдхАди, вкус-на-а! ПАкупай!»
А под ногами у него клочья черного окраса…
М-да. Меньше надо было читать Стивена Кинга. Меньше…
И все равно давлюсь смехом, взъезжая на лифте под самую крышу...
Утро начинается с бэмканья вайбера. Обычно я отключаю интернет на мобиле на ночь. Вчера – забыла. Папина родная сестра в ужасе. Спрашивает, что там в Светловодске происходит.
А я откуда знаю? И что там?
«Нина с Анютой полночи звонили по скайпу, выискивая якобы любовниц Вити. Анюта всем сообщала, что только смерть папы помешала ей уехать в Мексику зарабатывать деньги на преподавании высшей математики необразованным мексиканцам. Племяшка, какая Мексика???».
Я раз пять перечитала… Ага. «Только смерть папы»…
Моя сестра работает на рынке в открытом ларьке и в жару, и в дождь, и в снежную бурю. Продает канцелярию вот уже два года. Ее зарплата составляет четыре бакса в день, сто гривен то есть.
