Наконец стало темнеть. Зажгли пару-тройку костров, откуда-то привезли несколько мешков картошки и стали с удовольствием запекать в пышущих малиновым жаром углях. Пива и соков было полно, Вениамин постарался. Нашлись и хлеб, и соль.
Никогда на бывшей спортивной площадке не собиралось столько людей, скопилось больше сотни парней и девчонок. Они с удовольствием сидели у огня, под гитары пели песни, обжигали губы картошкой, любовались первобытностью теплой ночи. Отдыхали до утра, мирно и спокойно, пострадавшие зализывали раны, здесь на дружеском сборище молодежи пережитое переносилось легче.
Единственный неприятный момент пережила Фреза! Если Лафет мудро помалкивал, то Дуче высказал все, что думал о глупой выходке своенравной девчонки, и будь его воля…
Но тут верный вассал схватил в обнимку свою ненаглядную, которая (неслыханное дело!) не произнесла ни слова в ответ своему обличителю, и, спасаясь от инквизитора, они резво исчезли где-то в темноте. Недовольный Дуче только успел проводить взглядом растворяющиеся в полумраке и мелькающие между отблесками костров их силуэты.
Утром стали потихоньку расходиться. За сельскими опять приехали «Газели» и тот же «Уазик», Бул и его братия душевно попрощались с ними. Хана с искренней симпатией
и уважением обменялся крепким рукопожатием с Пыхало, помахал рукой остальным ребятам и пошел, не торопясь, к дому. К Челу с Маньяком, как они там без хозяина-то, наверняка, соскучились…
XIII
Звонок в квартире Елены Олеговны прозвучал резко и неожиданно, хотя она уже третий день с нетерпением ожидала, когда к ней придут. Кинулась открывать двери,
на лестничной площадке стоял Руди. – Через час на «Аллее Камня», выбери свободную лавочку и жди, к тебе подойдут, – не глядя на нее, скороговоркой произнес он.
Развернулся и стремительно исчез, как и не бывало.
Вот так, в манере этих господ из мрака, ни здравствуй, ни прощай! Лаконично и по делу. В этом обилии презрения нормальный человек утонул бы тотчас и полностью! Только штиблеты, наверное (а возможно и нет), отторгла бы ненасытная тьма. Эта, презрительно относящаяся ко всему человеческому в широком понимании, брезгливая пучина зла, полная пренебрежения к простым смертным, но всегда готовая с превеликим желанием заполучить любыми путями человеческую душу в адские котлы с кипящим маслом, а уж, тем более, в православной стране, да еще в мирное время!
В настоящее время Елена Олеговна в общепринятом смысле не была нормальной. Хождение по следователям, поиски денег на адвоката, осознание бессилия перед системой, которая назначила ее сына виновным, высосали и душевно опустошили бедную женщину полностью. Видимо, кому-то это выгодно, а настоящий преступник на свободе гулять будет. А она точно знает – невиновен Антоха!
Он домой пришел вечером, после ду?ша спать забрался, больше никуда не выходил! Она ночью вставала, видела сына спящим. А ограбление было совершено около полуночи, наглое, с избиением. До сих пор мужчина в реанимации лежит. Сколько она следователю
ни объясняла, ни доказывала, не верит и все! Или делает вид, что не верит.
– Вы лицо заинтересованное, что угодно наплетете, лишь бы сыночка отмазать! Есть другие свидетели? Ах, нет? Ну и выйдите отсюда, не отнимайте время, не мешайте работать!
Чувствуя предвзятость и несправедливость и, в тоже время, ощущая свою беспомощность, она вспомнила про Германа, про ведунью Фалю. Не раз Елене доводилось слышать от соседей про то, как Фалька путалась с нечистой силой, потому и не прилипали к ней хвори и неудачи всякие, потому и жилось ей всегда легко да просто! Благоволила почему-то она только к Герке, тут душой не покривишь, по-доброму относилась к парнишке.
Вспомнила также Елена Олеговна и о том, как давным-давно ей мать говорила о Фалькиной силе. Сила эта недобрая, грешная, не от создателя. От мрака и тьмы она!
Вот и решилась бедная женщина на крайний шаг, взять грех на душу, собралась и поехала к Герману, уговорить обратиться к силе этой за помощью, пока не поздно, пока не уморили Антоху в камере. Он – мужчина, на единственном свидании не жаловался, но по внешнему виду она определила, тяжко там парню неимоверно.
Да и следователь, паразит, намекал – не подпишет чистосердечное признание, такую жизнь подследственному устроит! А возможно и вообще не будет у сына жизни.
Неудивительно, после таких высказываний и всего пережитого, выгорел полностью разум, остался лишь материнский инстинкт.
На «Аллее Камня»… Вот ведь название! Но, пожалуй, лучше не придумать. В самом начале аллеи, немного в стороне лежит огромный валун, наподобие Софиевского Камня смерти, который, если верить легенде, при работах опрокинулся и…
У графа Потоцкого на два десятка крепостных стало меньше.
Но граф ничего не жалел для любимой Софьюшки, камней-то таких не очень много, а крепостных полно, граф их и не считал, больше ли на два-три десятка, меньше ли, какая разница? Лишь бы в имении пруды и озера были, ручьи текли, фонтаны журчали, разные деревья диковинные со всех окраин земного шара росли в дендрарии.
В назначенное время Елена Олеговна вступила на первые плиты любимого горожанами места для прогулок и, надо отдать должное красоте, аллея была ухоженная, можно сказать, уютная.
По обеим сторонам росли рябины и лиственницы, кое-где виднелись молодые сосенки. Подстриженные триммерами газоны, повсюду скамейки без спинок, зато с забетонированными намертво основаниями – захочешь, не сдвинешь! Солидные лакированные березовые бруски, прикрепленные на совесть к чугунным основаниям, подчеркивали незыблемую стабильность и пресекали всяческие крамольные потуги куда-то перенести или развернуть. В основном такие желания возникали у сверхэнергичной молодежи. Но и в таком виде массивные скамьи картину не портили, странным образом как-то гармонично вписались в общий пейзаж. Хотя может уже и привык людской глаз не отмечать такие монументализмы, кои имели практическое объяснение, понятное любому жителю этого города.
К досаде Елены Олеговны все лавочки были заняты. Она прошла длинную аллею до конца
и убедилась – даже тут, в сущей, казалось бы, мелочи, по отнощению к ней провидение было настроено исключительно равнодушно. Приученная на работе выполнять приказы и требования начальства точно до запятой, она даже и здесь не задумалась что-либо изменить. Так и прохаживалась в поисках свободной лавки, но их никто не думал освобождать. Какие-то оккупировала молодежь, другие, наоборот, старушки дружными стайками. В самом центре чинно выпивали три товарища, недалече целовалась парочка, рядом играли в карты, где-то бренчали на гитаре, и никто ни на кого не обращал внимания. Неизвестно, сколько бы она еще так бродила неприкаянной сомнамбулой, но откуда-то возникшая стайка роллеров, проезжая, зацепила метким словом великолепную пятерку картежников сразу послеармейского возраста, да еще при этом уронила бутылку пива, мирно стоявшую на асфальте. Те, коллективно взревев о неуважухе к святому, в частности к погранцам, сунули карты в карман, в два глотка допили пиво и кинулись в погоню! Ну, а бывшим пограничникам это на ура, им ведь не привыкать кого-либо преследовать! Глядишь, заодно и службу вспомнят.
На освободившуюся лавку тут же и присела Елена Олеговна, но к ее неудовольствию следом моментально плюхнулась рядом какая-то толстая баба с пакетами, корзиной
и немалой клетчатой сумой. По-хозяйски расположив весь этот скарб, весьма схожая с колхозницей, прибывшей на городской рынок пригородным поездом, баба, наконец, обратила внимание на соседку.
– Рассказывай! – неожиданно сверкнули острые глаза. – Отмеченного знаешь? Ну, вот и давай не тяни, что на уме выкладывай!
После краткой паузы, кое-как приведя в порядок мысли, Елена Олеговна постаралась толково, с нужными деталями обрисовать ситуацию, при этом, как учили, эмоции сдерживала. Помнила, что нужно соблюсти условности.
Выслушав ее, баба с минуту молчала, потом сложила руки на животе, закрыла глаза и стала чуть покачиваться, будто подчиняясь такту звучащей внутренней мелодии.
Наконец отрывисто прозвучало. – Вижу, не врешь. Прикрывают твоим неудачником двух ушлепков коровьих. Правда, у одного из них папаша непростой. Да и второй из семейки со связями, но этой в жизни они кто-то… – непонятно проговорила опять зыркнувшая на нее недобро тетка, – ну, да наши все равно будут. Твой, кстати тоже. Ладно, завтра навестим следака, посмотрим на этого карася. Жди дома, – она встала и стремительно удалилась прочь.
Потрясенная Елена Олеговна не помнила, как потом добралась до дому.
~
Служитель районного следственного отдела Климкин, не выспавшийся и злой,
как тысяча голодных шакалов, шел по коридору, машинально кивая попадавшимся навстречу коллегам.
В последнее время что-то стало слишком много поганых мелочей портить ему кровь.
То новую машину поцарапают, то сыну в школе нос разобьют, а младшей, простите за выражение, новое платьишко дерьмом изгваздали. Пришла домой вся в слезах и с таким амбре! Какие-то мальчишки цыганской наружности обкидали. Странно, никогда здесь раньше не вертелись цыгане.
Конечно, та в рев, платье выкинули, а она вот уже три дня дома сидит, на улицу не выходит, насмешек боится больше, чем этих мелких золотарей цыганских. Детвора такая жестокая!
А вчера среди ночи, разбив оконное стекло, в комнату влетела огромная сумасшедшая ворона! Устроила жуткий переполох, всех домочадцев напугала, перебила кучу всего, нарезая круги по комнате и хрипло каркая, обгадила все, что можно, и улетела в разбитое окно. Жена и дети до утра не спали, обсуждали небывалый случай.
Напрасно Климкин их успокаивал, говорил о незначительности выходки одной из врановых, у которой просто перемкнуло что-то в башке безмозглой! Для примера даже вспомнил случай, как такая же ворона врезалась в лобовое стекло на полном ходу.
Стекло покрылось трещинами, приятель, владелец «Хонды», пошел пятнами и разразился ненормативной лексикой, но поездку пришлось прекратить и вернуться, благо, отъехали недалеко. Климкин вроде бы удивился, стекло, в общем, целое, могли бы доехать, но хозяин машины кратко, но емко объяснил – дурная примета, лучше дома сидеть! Правда, домочадцам он приврал, что завершилось все благополучно, других поганостей не случилось, нормально съездили куда надо. Поэтому не надо обращать внимания на подобные пустяки. Правда, неприятный осадок на душе? остался.
Вдобавок ко всему, на службе начальник стал интересоваться чрезмерно, на взгляд Климкина, как тут, да как там дела? Ему одно подавай, нужным людям другое. Вот и вертись, понимаешь, в таких условиях! Мд-а-а, сложное время, как жить дальше?
Следователь только вздыхал сокрушенно и продолжал жить в том же духе, служить и делишки свои проворачивать. Еще хорошо, что с этим Трухловым время есть, пока конкретно не спрашивают. В настоящий момент дело не совсем клеится, но Климкин надеется все-таки додавить его. Он уже и в камеру подсадного блатаря перевел, пусть этого упрямца попрессует. А пока ни мотива, ни доказательств, один свидетель, купленный родней сынков-беспредельщиков, да и тот ненадежный. Копни поглубже, и поплывет как миленький! Это ему, Климкину, копать не резон – уплачено! А другим? Если он время протянет, или мамаша сыну путного адвоката наймет, тогда все! Вскроются процессуальные нарушения, передадут дело другому следователю и до суда оно не дойдет! Сам-то он отвертится, ну, в худшем случае, влепят ему выговор, а вот люди нужные огорчатся, и последствия от их огорчения могут быть гораздо хуже.
На лавке напротив его кабинета сидели две женщины, обе активно не понравились следователю, особенно та, в черном платке. Одна-то – мать Трухлова, он ее узнал, вторая – баба незнакомая. Но какая-то неприятная, холодная, поэтому он насторожился, правда, на адвокатессу она не тянула, типаж не тот.
– Вы ко мне? – не здороваясь, обратился он к женщинам, – через десять минут освобожусь и приму.
Климкин зашел к себе и, едва успев поприветствовать коллегу Ржезача, капитана, делящего с ним их закуток (так они между собой называли свой кабинет), с неудовольствием узрел, как следом за ним в дверь сунулась любопытная рыжая башка.
– Вам чего? – поинтересовался Ржезач. Вообще-то, его для удобства коллеги именовали Ржач. И кратко, и суть отражает, тот еще любитель похохмить.
Рыжеволосая башка обшарила кабинет глазами, пробормотала невнятно об ошибке в поисках какого-то начальника и исчезла.
– Видок у тебя, товарищ Климкин, не того! Не внушает здорового оптимизма и веры в твое светлое настоящее и перспективное будущее!
– Зато у тебя оптимизма на бригаду хватит, – буркнул следователь, раскладывая бумаги на столе, – и будущее у тебя явно в шоколадном зефире будет, ну, а пока лыбу убери, сейчас пара баб придет, тут слезы начнутся, истерика. Так что никак не впишешься ты со своей жизнерадостностью в нынешний колорит.
Инспектор Ржезач хотел что-то возразить, не в правилах оного было отступать
в словесных баталиях, но вдруг побледнел, схватился за живот. На лбу выступила испарина, его внезапно скрючило, и он враскоряку, подобно крабу, бочком-бочком, молча и стремительно покинул кабинет.
Проводя удивленным взглядом коллегу, Климкин взялся было за бумаги, но дверь распахнулась и вошла та, вторая, баба вся в черном, словно погостная ворона. Спокойно и уверенно проследовала до стула, не спеша, с достоинством, уселась и подняла глаза на опешившего от такой наглости следователя.
– Я вас не вызывал, выйдите и подождите в коридоре, когда освобожусь …
– Заткнись и слушай! Тоже мне министр картофельный! Освободишься ты не скоро, это я тебе, опарыш, обещаю, баланда ждет своего героя.
Глаза-сканеры прожгли до печенок продажного служителя юстиции, тот непроизвольно поежился, но, хотя интуитивно и прочувствовал опасность, характер терять не собирался, система за двенадцать лет службы подковала его.
– Я вот вас сейчас в камеру определю по-быстрому, суток на пять. За хамство по отношению к представителю власти при исполнении им служебных обязанностей. Посидите там, подумаете, а потом поговорим.
– Да ладно?! Это ты, купленный-перекупленный червяк ничтожный, мне еще и угрожать смеешь! Власть! Обделаешься всласть! Деньги-то еще не истратил? Серебряники, за Трухлова полученные? Так верни скорее, не пригодятся тебе деньги-то эти! Нет, надо, пожалуй, тебя в психушку определить, для всех удобней будет! Ничего, поколют тебя, заморыша, годик-другой, глядишь, и жизненные ценности изменятся!
– Вы, гражданочка, что-то путаете! Меня с кем-то, кабинет мой с базаром полным клух-колхозниц! Здесь я всякого повидал и наслушался! Врывались сюда, бывало, чересчур напористые, орали, угрожали! Уверяю вас – не тот случай! Потом смотришь, неприятности у людей сплошные, бойкость куда-то девается, а посидят чуток, совсем понятливыми становятся …
Никогда на бывшей спортивной площадке не собиралось столько людей, скопилось больше сотни парней и девчонок. Они с удовольствием сидели у огня, под гитары пели песни, обжигали губы картошкой, любовались первобытностью теплой ночи. Отдыхали до утра, мирно и спокойно, пострадавшие зализывали раны, здесь на дружеском сборище молодежи пережитое переносилось легче.
Единственный неприятный момент пережила Фреза! Если Лафет мудро помалкивал, то Дуче высказал все, что думал о глупой выходке своенравной девчонки, и будь его воля…
Но тут верный вассал схватил в обнимку свою ненаглядную, которая (неслыханное дело!) не произнесла ни слова в ответ своему обличителю, и, спасаясь от инквизитора, они резво исчезли где-то в темноте. Недовольный Дуче только успел проводить взглядом растворяющиеся в полумраке и мелькающие между отблесками костров их силуэты.
Утром стали потихоньку расходиться. За сельскими опять приехали «Газели» и тот же «Уазик», Бул и его братия душевно попрощались с ними. Хана с искренней симпатией
и уважением обменялся крепким рукопожатием с Пыхало, помахал рукой остальным ребятам и пошел, не торопясь, к дому. К Челу с Маньяком, как они там без хозяина-то, наверняка, соскучились…
XIII
Звонок в квартире Елены Олеговны прозвучал резко и неожиданно, хотя она уже третий день с нетерпением ожидала, когда к ней придут. Кинулась открывать двери,
на лестничной площадке стоял Руди. – Через час на «Аллее Камня», выбери свободную лавочку и жди, к тебе подойдут, – не глядя на нее, скороговоркой произнес он.
Развернулся и стремительно исчез, как и не бывало.
Вот так, в манере этих господ из мрака, ни здравствуй, ни прощай! Лаконично и по делу. В этом обилии презрения нормальный человек утонул бы тотчас и полностью! Только штиблеты, наверное (а возможно и нет), отторгла бы ненасытная тьма. Эта, презрительно относящаяся ко всему человеческому в широком понимании, брезгливая пучина зла, полная пренебрежения к простым смертным, но всегда готовая с превеликим желанием заполучить любыми путями человеческую душу в адские котлы с кипящим маслом, а уж, тем более, в православной стране, да еще в мирное время!
В настоящее время Елена Олеговна в общепринятом смысле не была нормальной. Хождение по следователям, поиски денег на адвоката, осознание бессилия перед системой, которая назначила ее сына виновным, высосали и душевно опустошили бедную женщину полностью. Видимо, кому-то это выгодно, а настоящий преступник на свободе гулять будет. А она точно знает – невиновен Антоха!
Он домой пришел вечером, после ду?ша спать забрался, больше никуда не выходил! Она ночью вставала, видела сына спящим. А ограбление было совершено около полуночи, наглое, с избиением. До сих пор мужчина в реанимации лежит. Сколько она следователю
ни объясняла, ни доказывала, не верит и все! Или делает вид, что не верит.
– Вы лицо заинтересованное, что угодно наплетете, лишь бы сыночка отмазать! Есть другие свидетели? Ах, нет? Ну и выйдите отсюда, не отнимайте время, не мешайте работать!
Чувствуя предвзятость и несправедливость и, в тоже время, ощущая свою беспомощность, она вспомнила про Германа, про ведунью Фалю. Не раз Елене доводилось слышать от соседей про то, как Фалька путалась с нечистой силой, потому и не прилипали к ней хвори и неудачи всякие, потому и жилось ей всегда легко да просто! Благоволила почему-то она только к Герке, тут душой не покривишь, по-доброму относилась к парнишке.
Вспомнила также Елена Олеговна и о том, как давным-давно ей мать говорила о Фалькиной силе. Сила эта недобрая, грешная, не от создателя. От мрака и тьмы она!
Вот и решилась бедная женщина на крайний шаг, взять грех на душу, собралась и поехала к Герману, уговорить обратиться к силе этой за помощью, пока не поздно, пока не уморили Антоху в камере. Он – мужчина, на единственном свидании не жаловался, но по внешнему виду она определила, тяжко там парню неимоверно.
Да и следователь, паразит, намекал – не подпишет чистосердечное признание, такую жизнь подследственному устроит! А возможно и вообще не будет у сына жизни.
Неудивительно, после таких высказываний и всего пережитого, выгорел полностью разум, остался лишь материнский инстинкт.
На «Аллее Камня»… Вот ведь название! Но, пожалуй, лучше не придумать. В самом начале аллеи, немного в стороне лежит огромный валун, наподобие Софиевского Камня смерти, который, если верить легенде, при работах опрокинулся и…
У графа Потоцкого на два десятка крепостных стало меньше.
Но граф ничего не жалел для любимой Софьюшки, камней-то таких не очень много, а крепостных полно, граф их и не считал, больше ли на два-три десятка, меньше ли, какая разница? Лишь бы в имении пруды и озера были, ручьи текли, фонтаны журчали, разные деревья диковинные со всех окраин земного шара росли в дендрарии.
В назначенное время Елена Олеговна вступила на первые плиты любимого горожанами места для прогулок и, надо отдать должное красоте, аллея была ухоженная, можно сказать, уютная.
По обеим сторонам росли рябины и лиственницы, кое-где виднелись молодые сосенки. Подстриженные триммерами газоны, повсюду скамейки без спинок, зато с забетонированными намертво основаниями – захочешь, не сдвинешь! Солидные лакированные березовые бруски, прикрепленные на совесть к чугунным основаниям, подчеркивали незыблемую стабильность и пресекали всяческие крамольные потуги куда-то перенести или развернуть. В основном такие желания возникали у сверхэнергичной молодежи. Но и в таком виде массивные скамьи картину не портили, странным образом как-то гармонично вписались в общий пейзаж. Хотя может уже и привык людской глаз не отмечать такие монументализмы, кои имели практическое объяснение, понятное любому жителю этого города.
К досаде Елены Олеговны все лавочки были заняты. Она прошла длинную аллею до конца
и убедилась – даже тут, в сущей, казалось бы, мелочи, по отнощению к ней провидение было настроено исключительно равнодушно. Приученная на работе выполнять приказы и требования начальства точно до запятой, она даже и здесь не задумалась что-либо изменить. Так и прохаживалась в поисках свободной лавки, но их никто не думал освобождать. Какие-то оккупировала молодежь, другие, наоборот, старушки дружными стайками. В самом центре чинно выпивали три товарища, недалече целовалась парочка, рядом играли в карты, где-то бренчали на гитаре, и никто ни на кого не обращал внимания. Неизвестно, сколько бы она еще так бродила неприкаянной сомнамбулой, но откуда-то возникшая стайка роллеров, проезжая, зацепила метким словом великолепную пятерку картежников сразу послеармейского возраста, да еще при этом уронила бутылку пива, мирно стоявшую на асфальте. Те, коллективно взревев о неуважухе к святому, в частности к погранцам, сунули карты в карман, в два глотка допили пиво и кинулись в погоню! Ну, а бывшим пограничникам это на ура, им ведь не привыкать кого-либо преследовать! Глядишь, заодно и службу вспомнят.
На освободившуюся лавку тут же и присела Елена Олеговна, но к ее неудовольствию следом моментально плюхнулась рядом какая-то толстая баба с пакетами, корзиной
и немалой клетчатой сумой. По-хозяйски расположив весь этот скарб, весьма схожая с колхозницей, прибывшей на городской рынок пригородным поездом, баба, наконец, обратила внимание на соседку.
– Рассказывай! – неожиданно сверкнули острые глаза. – Отмеченного знаешь? Ну, вот и давай не тяни, что на уме выкладывай!
После краткой паузы, кое-как приведя в порядок мысли, Елена Олеговна постаралась толково, с нужными деталями обрисовать ситуацию, при этом, как учили, эмоции сдерживала. Помнила, что нужно соблюсти условности.
Выслушав ее, баба с минуту молчала, потом сложила руки на животе, закрыла глаза и стала чуть покачиваться, будто подчиняясь такту звучащей внутренней мелодии.
Наконец отрывисто прозвучало. – Вижу, не врешь. Прикрывают твоим неудачником двух ушлепков коровьих. Правда, у одного из них папаша непростой. Да и второй из семейки со связями, но этой в жизни они кто-то… – непонятно проговорила опять зыркнувшая на нее недобро тетка, – ну, да наши все равно будут. Твой, кстати тоже. Ладно, завтра навестим следака, посмотрим на этого карася. Жди дома, – она встала и стремительно удалилась прочь.
Потрясенная Елена Олеговна не помнила, как потом добралась до дому.
~
Служитель районного следственного отдела Климкин, не выспавшийся и злой,
как тысяча голодных шакалов, шел по коридору, машинально кивая попадавшимся навстречу коллегам.
В последнее время что-то стало слишком много поганых мелочей портить ему кровь.
То новую машину поцарапают, то сыну в школе нос разобьют, а младшей, простите за выражение, новое платьишко дерьмом изгваздали. Пришла домой вся в слезах и с таким амбре! Какие-то мальчишки цыганской наружности обкидали. Странно, никогда здесь раньше не вертелись цыгане.
Конечно, та в рев, платье выкинули, а она вот уже три дня дома сидит, на улицу не выходит, насмешек боится больше, чем этих мелких золотарей цыганских. Детвора такая жестокая!
А вчера среди ночи, разбив оконное стекло, в комнату влетела огромная сумасшедшая ворона! Устроила жуткий переполох, всех домочадцев напугала, перебила кучу всего, нарезая круги по комнате и хрипло каркая, обгадила все, что можно, и улетела в разбитое окно. Жена и дети до утра не спали, обсуждали небывалый случай.
Напрасно Климкин их успокаивал, говорил о незначительности выходки одной из врановых, у которой просто перемкнуло что-то в башке безмозглой! Для примера даже вспомнил случай, как такая же ворона врезалась в лобовое стекло на полном ходу.
Стекло покрылось трещинами, приятель, владелец «Хонды», пошел пятнами и разразился ненормативной лексикой, но поездку пришлось прекратить и вернуться, благо, отъехали недалеко. Климкин вроде бы удивился, стекло, в общем, целое, могли бы доехать, но хозяин машины кратко, но емко объяснил – дурная примета, лучше дома сидеть! Правда, домочадцам он приврал, что завершилось все благополучно, других поганостей не случилось, нормально съездили куда надо. Поэтому не надо обращать внимания на подобные пустяки. Правда, неприятный осадок на душе? остался.
Вдобавок ко всему, на службе начальник стал интересоваться чрезмерно, на взгляд Климкина, как тут, да как там дела? Ему одно подавай, нужным людям другое. Вот и вертись, понимаешь, в таких условиях! Мд-а-а, сложное время, как жить дальше?
Следователь только вздыхал сокрушенно и продолжал жить в том же духе, служить и делишки свои проворачивать. Еще хорошо, что с этим Трухловым время есть, пока конкретно не спрашивают. В настоящий момент дело не совсем клеится, но Климкин надеется все-таки додавить его. Он уже и в камеру подсадного блатаря перевел, пусть этого упрямца попрессует. А пока ни мотива, ни доказательств, один свидетель, купленный родней сынков-беспредельщиков, да и тот ненадежный. Копни поглубже, и поплывет как миленький! Это ему, Климкину, копать не резон – уплачено! А другим? Если он время протянет, или мамаша сыну путного адвоката наймет, тогда все! Вскроются процессуальные нарушения, передадут дело другому следователю и до суда оно не дойдет! Сам-то он отвертится, ну, в худшем случае, влепят ему выговор, а вот люди нужные огорчатся, и последствия от их огорчения могут быть гораздо хуже.
На лавке напротив его кабинета сидели две женщины, обе активно не понравились следователю, особенно та, в черном платке. Одна-то – мать Трухлова, он ее узнал, вторая – баба незнакомая. Но какая-то неприятная, холодная, поэтому он насторожился, правда, на адвокатессу она не тянула, типаж не тот.
– Вы ко мне? – не здороваясь, обратился он к женщинам, – через десять минут освобожусь и приму.
Климкин зашел к себе и, едва успев поприветствовать коллегу Ржезача, капитана, делящего с ним их закуток (так они между собой называли свой кабинет), с неудовольствием узрел, как следом за ним в дверь сунулась любопытная рыжая башка.
– Вам чего? – поинтересовался Ржезач. Вообще-то, его для удобства коллеги именовали Ржач. И кратко, и суть отражает, тот еще любитель похохмить.
Рыжеволосая башка обшарила кабинет глазами, пробормотала невнятно об ошибке в поисках какого-то начальника и исчезла.
– Видок у тебя, товарищ Климкин, не того! Не внушает здорового оптимизма и веры в твое светлое настоящее и перспективное будущее!
– Зато у тебя оптимизма на бригаду хватит, – буркнул следователь, раскладывая бумаги на столе, – и будущее у тебя явно в шоколадном зефире будет, ну, а пока лыбу убери, сейчас пара баб придет, тут слезы начнутся, истерика. Так что никак не впишешься ты со своей жизнерадостностью в нынешний колорит.
Инспектор Ржезач хотел что-то возразить, не в правилах оного было отступать
в словесных баталиях, но вдруг побледнел, схватился за живот. На лбу выступила испарина, его внезапно скрючило, и он враскоряку, подобно крабу, бочком-бочком, молча и стремительно покинул кабинет.
Проводя удивленным взглядом коллегу, Климкин взялся было за бумаги, но дверь распахнулась и вошла та, вторая, баба вся в черном, словно погостная ворона. Спокойно и уверенно проследовала до стула, не спеша, с достоинством, уселась и подняла глаза на опешившего от такой наглости следователя.
– Я вас не вызывал, выйдите и подождите в коридоре, когда освобожусь …
– Заткнись и слушай! Тоже мне министр картофельный! Освободишься ты не скоро, это я тебе, опарыш, обещаю, баланда ждет своего героя.
Глаза-сканеры прожгли до печенок продажного служителя юстиции, тот непроизвольно поежился, но, хотя интуитивно и прочувствовал опасность, характер терять не собирался, система за двенадцать лет службы подковала его.
– Я вот вас сейчас в камеру определю по-быстрому, суток на пять. За хамство по отношению к представителю власти при исполнении им служебных обязанностей. Посидите там, подумаете, а потом поговорим.
– Да ладно?! Это ты, купленный-перекупленный червяк ничтожный, мне еще и угрожать смеешь! Власть! Обделаешься всласть! Деньги-то еще не истратил? Серебряники, за Трухлова полученные? Так верни скорее, не пригодятся тебе деньги-то эти! Нет, надо, пожалуй, тебя в психушку определить, для всех удобней будет! Ничего, поколют тебя, заморыша, годик-другой, глядишь, и жизненные ценности изменятся!
– Вы, гражданочка, что-то путаете! Меня с кем-то, кабинет мой с базаром полным клух-колхозниц! Здесь я всякого повидал и наслушался! Врывались сюда, бывало, чересчур напористые, орали, угрожали! Уверяю вас – не тот случай! Потом смотришь, неприятности у людей сплошные, бойкость куда-то девается, а посидят чуток, совсем понятливыми становятся …
