Нет, нет! Это замечательно жить нормальной человеческой жизнью, но разве ты сам не чувствуешь разницу между тем, кем ты был раньше, и каков ты есть сейчас? Согласись, в настоящее время это совершенно два разных человека, и в этом есть нечто, наделяющее тебя знаниями, ответственностью, и не только за себя. И понимание этой разницы между настоящим и прошлым ты сейчас вряд ли согласишься утерять. Тебя уже не устроит простое восприятие мира, те общеизвестные знания, которые доступны миллионам людей. В тебе проснулась неутолимая жажда нового осмысления, более глубокого познания вещей до этого скрытых и недоступных. Да и просто жизнь твоя сейчас наполнена переживаниями, с позволения сказать, приключениями и, если этого лишиться…
Тут он остановился и серьезно посмотрел напарнику в глаза. – Загрызет необъяснимая тоска, жить будет неимоверно скучно! Окружающие тебя люди будут раздражать по любому поводу, и, в конце концов, ты станешь изгоем. Причем добровольным.
– Да, пожалуй, верно. – Клим серьезно посмотрел на молодежную стайку роллеров и «досочников», весело катящихся мимо скамейки, где они обосновались. Он уже замечал за собой другое восприятие самых элементарных вещей, рождались вопросы, сомнения, предчувствия опасностей. Он вспомнил, как откуда-то в сознании возникла ответственность за Соплеменницу, он был готов пожертвовать собой, лишь бы ее спасти. До этих событий представить нечто подобное было нереально. Нет, Клим не был черствым эгоистом до мозга костей, но и героизмом излишним не блистал, и вопрос,
кто важней по жизни – он, любимый, или кто-то там другой, перед ним не возникал. Ответ был очевиден и никогда раньше сомнений не вызывал.
Вратарь прав, он уже не тот беспечный тридцатилетний мужик, живущий одним днем,
что-то изменилось в нем, это бесспорно.
– Может, и моя квартира станет темой для легенды веков через несколько?
Напарник от души расхохотался и согласился, – а ты, мой друг, становишься тщеславным.
Возможно, и станет, но только мучает тебя другой вопрос, я прав?
Клим опустил голову, его действительно преследовала мысль, она уже некоторое время остро жгла и жалила. Он пытался отогнать ее, не хотел признаваться в этом, но себя не обманешь.
– Скажи, Петр Евсеевич, как к тебе обращаться? Обращаться сейчас и вспоминать после того, как ты меня покинешь?
Прошла минута в молчании, потом Вратарь вскочил и, подойдя к чугунной решетке, которая опоясывала набережную, чуть подпрыгнув, сделал на ней стойку на руках.
Клим смотрел, широко распахнув глаза, молодежь, совершавшая ту?су неподалеку, прекратила галдеж и тоже замерла.
Пока зрители со всех сторон сообразили достать телефоны и цифровики, Вратарь перенес центр тяжести на одну руку и, постояв так с минуту, легко спрыгнул на тротуар и довольный отряхнулся.
Перед Климом ничуть не запыхавшийся стоял стройный худощавый мужик с проседью в густом бобрике, который тут же вытащил из кармана свои нелепые зеленые, как у кота Базилио, очки и спрятал за ними взгляд.
Вот оно что! Впервые всегда уверенный, невозмутимый, словно гранитная статуя вождя, стоявшая до сих пор у них перед заводским управлением, всезнающий Вратарь не знал, что ответить и просто тянул время. Клим увидел это отчетливо, и ему стало по-настоящему тоскливо. Зачем поставил человека в неудобное положение, ну шло бы себе и шло, что тут еще сказать. Как теперь исправить ситуацию, он тоже не знал.
– Не торопи, Клим Сергеевич, время, – наконец мягко произнес Петр, – тебе сейчас нелегко, и дальше будет непросто, я знаю. Но уверен, ты справишься. Проблемы решишь, с болью своей сердечной разберешься, ибо решать тебе и только тебе, никто в личные отношения не должен вмешиваться. Советов ничьих не слушай, выбор всегда за тобой, так что не тушуйся, дружище. Да, вероятно, придет момент, и призовут меня долг исполнять в другом месте, может быть, очень далеко отсюда и, возможно, больше не увидимся в этой жизни! Только не надо грустить, мы – мужчины, мы – витязи, стоящие на страже! Поэтому не пристало нам поддаваться тоске змеиной, жалеть себя, да еще заранее. Тем более, вот он я, здесь с тобой, ведь ничего пока не меняется. А сегодня звать меня, как и раньше – Петр Евсеевич Третьяков, к вашим услугам.
Вратарь церемонно поклонился, однако, не без шутовского озорства.
– А пойдемте-ка, Петр Евсеич, ударим по пивку! Я угощаю!
– Не хочу огорчать Вас отказом, Клим Сергеевич, с превеликим нашим удовольствием!
Они поднялись с лавки и, не торопясь, двинулись к ближайшему пивбару. Чуть погодя,
за ними проследовала пара крепких парней из команды Пыхало.
По пути ликбез продолжался.
– Вот этот рыжий, он кто?
– Прислужник черных сил, колдун средней руки и янычар из темной орды. Тот еще башибузук и басмач. А с тобой ему, думаю, повезло. Вряд ли он смоделировал эту ситуацию, пробовала до него поусастей нечисть, да не получалось, ибо под охраной Светлых твое окружение. Да, ему удалось прорваться в твое жилище, но только после того, как эти глупцы наемные вынесли иконы святые, а еще ты с себя нательный крестик в ванной снял. Вдобавок, меня отвлекли. Но все равно, даже незримая помощь его сбивала с толку, не почуял он ничего, хотя кокон рядом был. Так что результат его ухищрений нулевой, по сути, только и сумел доставить тебя к их Смотрителю. Да и там что-то у них наперекос пошло! Что касаемо тебя – иногда неведение бывает спасительным, правда, не буду скрывать, повезло тебе чрезвычайно! Выйти оттуда без каких-либо потерь, не изменившись, – на моей памяти не было таких примеров! Ты побывал в предбаннике, но поблизости, сразу за кованой, с орнаментом из острых шипов, массивной черной дверью – пропасть. Где в адской бездне полыхает беспощадными багровыми языками огонь, и именно там их вотчина силы злой и жестокой! Оттуда доносятся стоны растерзанных и загубленных миллионов людских душ, страдающих от страшных пыток…
Но тут Вратарь взглянув на Клима и понял, что чересчур увлекся. – А впрочем, коллега, ты молодец! Везение везением, но своим поведением исказил им нечто, не прошла их трафаретная форма, говоря современным языком, произошел сбой программы...
Все дружище, подходим к намеченной цели, там сейчас нам нальют замечательный напиток.
– Зачем нечестивцам люди, если они такие всесильные? Что, не могут обойтись без простых смертных? – уже в пивной, осушив первую кружку, возобновил расспросы настырный и чересчур любопытный слушатель.
– Не забывайте, коллега, люди – создания божьи. Они нужны светлым, но и темные
в них силу черпают. За них идет постоянная борьба, они и при жизни необходимы, и после.
За каждую душу приходится бороться, особенно сейчас, когда кругом соблазнов не счесть. Вот тот же рыжий! Для примера: допустим, обнаружил он в твоей квартире кокон, но ведь ему невозможно даже дотронуться до него, нужен человек для этого. Да, нужен преданный прислужник из падших людей, который возьмет и спрячет, куда укажут, или вместе с ним переместят в нужное для нечисти место.
– Другим словом, люди – это орудия? Инструмент? Такой расходный материал?
– Для темных, да! Они, априори, существа, зло людям несущие!
– А для светлых?
Вратарь укоризненно взглянул на него.
– Скажи, тебя в церковь принуждают ходить? Может молиться или верить заставляют? Тебе кто-то навязывал светлый луч Православия? Нет, конечно, у тебя есть добровольный выбор, ты сам решаешь и выбираешь. А что милей тебе – свет или тьма?
– Да, ты прав! Прости, Петр, это я, не подумав, брякнул, – они оба перекрестились, хотя пивнуха с сигаретным дымом, звоном кружек и отсутствием образов не соответствовала церковной торжественности. Грешники, что с них взять, да простит их Всевышний!
XVIII
Аделаида специально поехала на такси, встреча предвещала многозначительный результат, поэтому ей хотелось придти в нужную форму, подготовиться. Не доезжая рощи, остановила драйвера, выщелкнула из пальца тысячную купюру, кинула на сиденье и, не обращая внимания на изумленный возглас, хлопнула дверью.
Осмотрелась и пошла неширокой дорожкой в деревню. Причина ее вызова сюда секрета не составляла – бегство пленника, благополучно и безнаказанно ускользнувшего из их ведомства! Это просто не укладывалось в понимание высшего звена и требовало разбирательства.
Конечно, Ада прекрасно знала своих коллег по цеху и была уверена – начнут с нее! Чем это обернется, неизвестно, у Фаины нрав гадючий! Да сгустится Темнота! Да поможет ей Черная Королева, верная помощница «Самого».
Проходя мимо уже закрытого сельмага, обратила внимание на фигуру, выражающую собой всю мировую скорбь и печаль. Фигура восседала на валуне размером с половину сидельца и, видимо, умом витала где-то в грядущем. Понуро висела голова, сквозь несвежий тельник проглядывало худое немытое тело, сверху болталось что-то типа бушлата. Классический местный маргинал с полным букетом всех вредных привычек! Странно, весь облик говорит об организме, опустившемся и давно продавшем душу, но прислужником темноты Ада его не прочувствовала. Ей даже стало любопытно, что это за такое неведомое существо, и она приостановилась.
Бедняга Флоцман давно не видел таких кошмарных снов! Его вели в ЗАГС! Вели против воли! Он пытался всем толковать о свободе личности, о его молодости, ему всего сорок,
а его вели и не слушали! Их было много! Причем невесту он не видел, мол, распишешься и насмотришься еще, успеешь! И вот ЗАГС!!!
Несчастный жених делает последнюю попытку вырваться из плена рук близких и родственников таинственной невесты, но те сильнее, и он слабеет в сопротивлении своем, как бабочка в сачке. Сейчас двери распахнутся и … не видать более вольной морской душе моря безбрежного, белой от пены морской полосы прибоя! Не вдыхать солоноватый бриз, не пересекать экватор …
Откуда здесь голос женский? Боцман замотал головой в знак отрицания всего, пытаясь показать свою непричастность и полное несогласие! Чуть сфокусировав взгляд, с ужасом увидел роковую брюнетку, та протягивала руку к нему …
Ада с интересом изучала это нечто. Она протянула ему сотню на лечение, но сей экземпляр, встрепенувшись, с ужасом огляделся и заплетающимся языком заявил о своей решительной невозможности жениться на ней. Сполз с камня и, как краб, бочком-бочком, спотыкаясь, но довольно резво стал отдаляться в сторону ближайших зарослей.
Стройная и красивая, но опасная, словно черная мамба, креолка усмехнулась. – «Не может жениться?! Забавно, когда это я ему предлагала? Не подлечился, видимо, вот и глючит беднягу …»
Тут же следом весело озадачилась. – «Неужели стала так плохо выглядеть, что даже для местного клошара недостаточно хороша? Так, глядишь, лет через сто и комплекс созреет!»
Она могла бы пройти кратчайшей скрытой тропой, минуя деревню, до изгороди небольшого поля, к которой местные подойти боялись. Там начиналась вотчина Фаины, там бы Лихо встретил и проводил, но Ада решила пройти более длинным путем, более оживленным. Основная деревенская улица кривилась и изгибалась, словно капризная
стрип-звезда, выступающая на шесте перед шахтерами. Было немноголюдно, но аборигены нет-нет, да и сновали туда-сюда, неторопливо и даже праздно бросая любопытные взоры на чужестранку.
Мимо прогрохотал синий трактор с огромными колесами, в кабине орали два мужика, судя по всему, горланили песни! Немного проехав, оба замолчали и, плюнув на то, что впереди, стали интенсивно таращиться в окошко заднего обзора, надеясь разглядеть, кого это они так бездарно пропустили?
Проходя мимо очередного дома, услышала «родной» для этих мест матерок. Дверь распахнулась, и на улицу вылетел уже знакомый, весь взъерошенный Флоцман, пробежав мимо Ады на заплетающихся ногах, попытался приземлиться на очередной камень, но промазал и рухнул за ним, подняв пыль.
Следом вышла внушительных размеров деревенская баба с хмурым лицом и, наверняка, мужским характером. Вылетевший товарищ после недолгой возни, наконец, кое-как уселся и с достоинством выпрямился.
– В вашей душе, достопочтенная гражданка, не осталось ничего человеческого! – гордо заявил бывший боцман, обращаясь к бабе. – Спасти страждущего! Выделить одну, всего одну бутылку местного бимбера! Так ведь нет! Денег ей дай, видите ли! А если их нет? Нету этого презренного металла и теперь что, подыхай, флотский?! Жлобиха ты, самая мегерная.
Буднично закончив свою воспаленную речь, он затих, понурив голову.
Подойдя к чурбану с воткнутым топором, который был тут же, в паре шагов, баба одним движением освободила орудие и, поджав губы, пристально посмотрела на нахохлившегося оратора. Взгляд, руки, привыкшие к вилам и ловко державшие орудие любимое средневековыми палачами, внушали опасения.
«Студеная мгла! Голову рубить будет?!» – мелькнула мысль у невольной зрительницы. Она выступила вперед, так сказать, на передовую и молча протянула сотню женщине.
Та с минуту изучала инопланетную брюнетку, потом воткнула топор, взяла сотню и исчезла за дверью, повелев ждать.
Вышедшую хозяйку Ада попросила вручить вожделенную бутылку «вынырнувшему»
из очередной дремы Флоцману.
Та, молча вынув бумажную пробку, вставила емкость в протянутую руку страдальца и, отойдя, присела на чурбачок. Страдалец без лишних вопросов благодарно припал к горлышку, сделал несколько глотков подозрительной белесого цвета жидкости и, оторвавшись, почувствовал, как жизнь кругом заиграла яркими красками, наполнилась мелодичными аккордами. Захотелось всех обнять, отблагодарить и спасти от напастей всяческих! Однако, подняв взор и осмотрев спасительницу, он вновь твердо заявил о невозможности и полном нежелании на ней жениться! Вот так! Видимо, субтильная фигурка брюнетки его абсолютно не впечатляла.
«Ну да, конечно! Топора-то у меня нет!» – мелькнула у темной самокритичная мысль.
Она уже знала о присутствии зрителей. Продавщица зелья, безучастно сидевшая рядом
с топором на чурбачке, услыхав о женитьбе, удивленно подняла голову. С другой стороны от Ады раздалось жизнерадостное ржанье двух подошедших певцов из трактора и уверения о готовности их с Витьком жениться на ней не по одному разу и прямо сейчас! А если мамзель захочет посмотреть местные достопримечательности, то они с Витьком с удовольствием покажут! Все-все покажут, даже быка Ерему в деле!
Усмехнувшись, «мамзель» только пальцами щелкнула, раздался хлесткий удар плетки,
и двое покатились кубарем, забыв про юмор.
За множество десятилетий красавица Аделаида привыкла к вниманию мужских особей, прекрасно знала о различных формах проявления этого внимания. Пошляк Нахалк, к примеру, всегда использовал моменты редких встреч и включал все свое обаяние плюс наглую настойчивость для того, чтобы облапить чертовку, ущипнуть там-сям! Расплывшись в неотразимой улыбке, щекоча усами, ворковал бархатным голосом на ушко скабрезности, от которых пронимало даже ее, ведьму, повидавшую за прошедшие века столько всякого разного!
– Адка, как твоя лохматка? Не сокучилась ль по мне … – такие, еще относительные, скромности в богатом лексиконе обольщения этого красавца-демона мелькали постоянно.
Тут он остановился и серьезно посмотрел напарнику в глаза. – Загрызет необъяснимая тоска, жить будет неимоверно скучно! Окружающие тебя люди будут раздражать по любому поводу, и, в конце концов, ты станешь изгоем. Причем добровольным.
– Да, пожалуй, верно. – Клим серьезно посмотрел на молодежную стайку роллеров и «досочников», весело катящихся мимо скамейки, где они обосновались. Он уже замечал за собой другое восприятие самых элементарных вещей, рождались вопросы, сомнения, предчувствия опасностей. Он вспомнил, как откуда-то в сознании возникла ответственность за Соплеменницу, он был готов пожертвовать собой, лишь бы ее спасти. До этих событий представить нечто подобное было нереально. Нет, Клим не был черствым эгоистом до мозга костей, но и героизмом излишним не блистал, и вопрос,
кто важней по жизни – он, любимый, или кто-то там другой, перед ним не возникал. Ответ был очевиден и никогда раньше сомнений не вызывал.
Вратарь прав, он уже не тот беспечный тридцатилетний мужик, живущий одним днем,
что-то изменилось в нем, это бесспорно.
– Может, и моя квартира станет темой для легенды веков через несколько?
Напарник от души расхохотался и согласился, – а ты, мой друг, становишься тщеславным.
Возможно, и станет, но только мучает тебя другой вопрос, я прав?
Клим опустил голову, его действительно преследовала мысль, она уже некоторое время остро жгла и жалила. Он пытался отогнать ее, не хотел признаваться в этом, но себя не обманешь.
– Скажи, Петр Евсеевич, как к тебе обращаться? Обращаться сейчас и вспоминать после того, как ты меня покинешь?
Прошла минута в молчании, потом Вратарь вскочил и, подойдя к чугунной решетке, которая опоясывала набережную, чуть подпрыгнув, сделал на ней стойку на руках.
Клим смотрел, широко распахнув глаза, молодежь, совершавшая ту?су неподалеку, прекратила галдеж и тоже замерла.
Пока зрители со всех сторон сообразили достать телефоны и цифровики, Вратарь перенес центр тяжести на одну руку и, постояв так с минуту, легко спрыгнул на тротуар и довольный отряхнулся.
Перед Климом ничуть не запыхавшийся стоял стройный худощавый мужик с проседью в густом бобрике, который тут же вытащил из кармана свои нелепые зеленые, как у кота Базилио, очки и спрятал за ними взгляд.
Вот оно что! Впервые всегда уверенный, невозмутимый, словно гранитная статуя вождя, стоявшая до сих пор у них перед заводским управлением, всезнающий Вратарь не знал, что ответить и просто тянул время. Клим увидел это отчетливо, и ему стало по-настоящему тоскливо. Зачем поставил человека в неудобное положение, ну шло бы себе и шло, что тут еще сказать. Как теперь исправить ситуацию, он тоже не знал.
– Не торопи, Клим Сергеевич, время, – наконец мягко произнес Петр, – тебе сейчас нелегко, и дальше будет непросто, я знаю. Но уверен, ты справишься. Проблемы решишь, с болью своей сердечной разберешься, ибо решать тебе и только тебе, никто в личные отношения не должен вмешиваться. Советов ничьих не слушай, выбор всегда за тобой, так что не тушуйся, дружище. Да, вероятно, придет момент, и призовут меня долг исполнять в другом месте, может быть, очень далеко отсюда и, возможно, больше не увидимся в этой жизни! Только не надо грустить, мы – мужчины, мы – витязи, стоящие на страже! Поэтому не пристало нам поддаваться тоске змеиной, жалеть себя, да еще заранее. Тем более, вот он я, здесь с тобой, ведь ничего пока не меняется. А сегодня звать меня, как и раньше – Петр Евсеевич Третьяков, к вашим услугам.
Вратарь церемонно поклонился, однако, не без шутовского озорства.
– А пойдемте-ка, Петр Евсеич, ударим по пивку! Я угощаю!
– Не хочу огорчать Вас отказом, Клим Сергеевич, с превеликим нашим удовольствием!
Они поднялись с лавки и, не торопясь, двинулись к ближайшему пивбару. Чуть погодя,
за ними проследовала пара крепких парней из команды Пыхало.
По пути ликбез продолжался.
– Вот этот рыжий, он кто?
– Прислужник черных сил, колдун средней руки и янычар из темной орды. Тот еще башибузук и басмач. А с тобой ему, думаю, повезло. Вряд ли он смоделировал эту ситуацию, пробовала до него поусастей нечисть, да не получалось, ибо под охраной Светлых твое окружение. Да, ему удалось прорваться в твое жилище, но только после того, как эти глупцы наемные вынесли иконы святые, а еще ты с себя нательный крестик в ванной снял. Вдобавок, меня отвлекли. Но все равно, даже незримая помощь его сбивала с толку, не почуял он ничего, хотя кокон рядом был. Так что результат его ухищрений нулевой, по сути, только и сумел доставить тебя к их Смотрителю. Да и там что-то у них наперекос пошло! Что касаемо тебя – иногда неведение бывает спасительным, правда, не буду скрывать, повезло тебе чрезвычайно! Выйти оттуда без каких-либо потерь, не изменившись, – на моей памяти не было таких примеров! Ты побывал в предбаннике, но поблизости, сразу за кованой, с орнаментом из острых шипов, массивной черной дверью – пропасть. Где в адской бездне полыхает беспощадными багровыми языками огонь, и именно там их вотчина силы злой и жестокой! Оттуда доносятся стоны растерзанных и загубленных миллионов людских душ, страдающих от страшных пыток…
Но тут Вратарь взглянув на Клима и понял, что чересчур увлекся. – А впрочем, коллега, ты молодец! Везение везением, но своим поведением исказил им нечто, не прошла их трафаретная форма, говоря современным языком, произошел сбой программы...
Все дружище, подходим к намеченной цели, там сейчас нам нальют замечательный напиток.
– Зачем нечестивцам люди, если они такие всесильные? Что, не могут обойтись без простых смертных? – уже в пивной, осушив первую кружку, возобновил расспросы настырный и чересчур любопытный слушатель.
– Не забывайте, коллега, люди – создания божьи. Они нужны светлым, но и темные
в них силу черпают. За них идет постоянная борьба, они и при жизни необходимы, и после.
За каждую душу приходится бороться, особенно сейчас, когда кругом соблазнов не счесть. Вот тот же рыжий! Для примера: допустим, обнаружил он в твоей квартире кокон, но ведь ему невозможно даже дотронуться до него, нужен человек для этого. Да, нужен преданный прислужник из падших людей, который возьмет и спрячет, куда укажут, или вместе с ним переместят в нужное для нечисти место.
– Другим словом, люди – это орудия? Инструмент? Такой расходный материал?
– Для темных, да! Они, априори, существа, зло людям несущие!
– А для светлых?
Вратарь укоризненно взглянул на него.
– Скажи, тебя в церковь принуждают ходить? Может молиться или верить заставляют? Тебе кто-то навязывал светлый луч Православия? Нет, конечно, у тебя есть добровольный выбор, ты сам решаешь и выбираешь. А что милей тебе – свет или тьма?
– Да, ты прав! Прости, Петр, это я, не подумав, брякнул, – они оба перекрестились, хотя пивнуха с сигаретным дымом, звоном кружек и отсутствием образов не соответствовала церковной торжественности. Грешники, что с них взять, да простит их Всевышний!
XVIII
Аделаида специально поехала на такси, встреча предвещала многозначительный результат, поэтому ей хотелось придти в нужную форму, подготовиться. Не доезжая рощи, остановила драйвера, выщелкнула из пальца тысячную купюру, кинула на сиденье и, не обращая внимания на изумленный возглас, хлопнула дверью.
Осмотрелась и пошла неширокой дорожкой в деревню. Причина ее вызова сюда секрета не составляла – бегство пленника, благополучно и безнаказанно ускользнувшего из их ведомства! Это просто не укладывалось в понимание высшего звена и требовало разбирательства.
Конечно, Ада прекрасно знала своих коллег по цеху и была уверена – начнут с нее! Чем это обернется, неизвестно, у Фаины нрав гадючий! Да сгустится Темнота! Да поможет ей Черная Королева, верная помощница «Самого».
Проходя мимо уже закрытого сельмага, обратила внимание на фигуру, выражающую собой всю мировую скорбь и печаль. Фигура восседала на валуне размером с половину сидельца и, видимо, умом витала где-то в грядущем. Понуро висела голова, сквозь несвежий тельник проглядывало худое немытое тело, сверху болталось что-то типа бушлата. Классический местный маргинал с полным букетом всех вредных привычек! Странно, весь облик говорит об организме, опустившемся и давно продавшем душу, но прислужником темноты Ада его не прочувствовала. Ей даже стало любопытно, что это за такое неведомое существо, и она приостановилась.
Бедняга Флоцман давно не видел таких кошмарных снов! Его вели в ЗАГС! Вели против воли! Он пытался всем толковать о свободе личности, о его молодости, ему всего сорок,
а его вели и не слушали! Их было много! Причем невесту он не видел, мол, распишешься и насмотришься еще, успеешь! И вот ЗАГС!!!
Несчастный жених делает последнюю попытку вырваться из плена рук близких и родственников таинственной невесты, но те сильнее, и он слабеет в сопротивлении своем, как бабочка в сачке. Сейчас двери распахнутся и … не видать более вольной морской душе моря безбрежного, белой от пены морской полосы прибоя! Не вдыхать солоноватый бриз, не пересекать экватор …
Откуда здесь голос женский? Боцман замотал головой в знак отрицания всего, пытаясь показать свою непричастность и полное несогласие! Чуть сфокусировав взгляд, с ужасом увидел роковую брюнетку, та протягивала руку к нему …
Ада с интересом изучала это нечто. Она протянула ему сотню на лечение, но сей экземпляр, встрепенувшись, с ужасом огляделся и заплетающимся языком заявил о своей решительной невозможности жениться на ней. Сполз с камня и, как краб, бочком-бочком, спотыкаясь, но довольно резво стал отдаляться в сторону ближайших зарослей.
Стройная и красивая, но опасная, словно черная мамба, креолка усмехнулась. – «Не может жениться?! Забавно, когда это я ему предлагала? Не подлечился, видимо, вот и глючит беднягу …»
Тут же следом весело озадачилась. – «Неужели стала так плохо выглядеть, что даже для местного клошара недостаточно хороша? Так, глядишь, лет через сто и комплекс созреет!»
Она могла бы пройти кратчайшей скрытой тропой, минуя деревню, до изгороди небольшого поля, к которой местные подойти боялись. Там начиналась вотчина Фаины, там бы Лихо встретил и проводил, но Ада решила пройти более длинным путем, более оживленным. Основная деревенская улица кривилась и изгибалась, словно капризная
стрип-звезда, выступающая на шесте перед шахтерами. Было немноголюдно, но аборигены нет-нет, да и сновали туда-сюда, неторопливо и даже праздно бросая любопытные взоры на чужестранку.
Мимо прогрохотал синий трактор с огромными колесами, в кабине орали два мужика, судя по всему, горланили песни! Немного проехав, оба замолчали и, плюнув на то, что впереди, стали интенсивно таращиться в окошко заднего обзора, надеясь разглядеть, кого это они так бездарно пропустили?
Проходя мимо очередного дома, услышала «родной» для этих мест матерок. Дверь распахнулась, и на улицу вылетел уже знакомый, весь взъерошенный Флоцман, пробежав мимо Ады на заплетающихся ногах, попытался приземлиться на очередной камень, но промазал и рухнул за ним, подняв пыль.
Следом вышла внушительных размеров деревенская баба с хмурым лицом и, наверняка, мужским характером. Вылетевший товарищ после недолгой возни, наконец, кое-как уселся и с достоинством выпрямился.
– В вашей душе, достопочтенная гражданка, не осталось ничего человеческого! – гордо заявил бывший боцман, обращаясь к бабе. – Спасти страждущего! Выделить одну, всего одну бутылку местного бимбера! Так ведь нет! Денег ей дай, видите ли! А если их нет? Нету этого презренного металла и теперь что, подыхай, флотский?! Жлобиха ты, самая мегерная.
Буднично закончив свою воспаленную речь, он затих, понурив голову.
Подойдя к чурбану с воткнутым топором, который был тут же, в паре шагов, баба одним движением освободила орудие и, поджав губы, пристально посмотрела на нахохлившегося оратора. Взгляд, руки, привыкшие к вилам и ловко державшие орудие любимое средневековыми палачами, внушали опасения.
«Студеная мгла! Голову рубить будет?!» – мелькнула мысль у невольной зрительницы. Она выступила вперед, так сказать, на передовую и молча протянула сотню женщине.
Та с минуту изучала инопланетную брюнетку, потом воткнула топор, взяла сотню и исчезла за дверью, повелев ждать.
Вышедшую хозяйку Ада попросила вручить вожделенную бутылку «вынырнувшему»
из очередной дремы Флоцману.
Та, молча вынув бумажную пробку, вставила емкость в протянутую руку страдальца и, отойдя, присела на чурбачок. Страдалец без лишних вопросов благодарно припал к горлышку, сделал несколько глотков подозрительной белесого цвета жидкости и, оторвавшись, почувствовал, как жизнь кругом заиграла яркими красками, наполнилась мелодичными аккордами. Захотелось всех обнять, отблагодарить и спасти от напастей всяческих! Однако, подняв взор и осмотрев спасительницу, он вновь твердо заявил о невозможности и полном нежелании на ней жениться! Вот так! Видимо, субтильная фигурка брюнетки его абсолютно не впечатляла.
«Ну да, конечно! Топора-то у меня нет!» – мелькнула у темной самокритичная мысль.
Она уже знала о присутствии зрителей. Продавщица зелья, безучастно сидевшая рядом
с топором на чурбачке, услыхав о женитьбе, удивленно подняла голову. С другой стороны от Ады раздалось жизнерадостное ржанье двух подошедших певцов из трактора и уверения о готовности их с Витьком жениться на ней не по одному разу и прямо сейчас! А если мамзель захочет посмотреть местные достопримечательности, то они с Витьком с удовольствием покажут! Все-все покажут, даже быка Ерему в деле!
Усмехнувшись, «мамзель» только пальцами щелкнула, раздался хлесткий удар плетки,
и двое покатились кубарем, забыв про юмор.
За множество десятилетий красавица Аделаида привыкла к вниманию мужских особей, прекрасно знала о различных формах проявления этого внимания. Пошляк Нахалк, к примеру, всегда использовал моменты редких встреч и включал все свое обаяние плюс наглую настойчивость для того, чтобы облапить чертовку, ущипнуть там-сям! Расплывшись в неотразимой улыбке, щекоча усами, ворковал бархатным голосом на ушко скабрезности, от которых пронимало даже ее, ведьму, повидавшую за прошедшие века столько всякого разного!
– Адка, как твоя лохматка? Не сокучилась ль по мне … – такие, еще относительные, скромности в богатом лексиконе обольщения этого красавца-демона мелькали постоянно.
