А может надо было соблюсти некий непонятный нам ритуал. Сами они не могли толком объяснить, ссылаясь на традиции предков. Но, как и остальные народы, они оставляли в этих погребениях всякие кубки и кувшины, в которых хранились еда и питье, веруя, что съестное понадобится в загробной жизни. Можно представить наше состояние, когда мы увидели именно эти похороны, и представили, сколько тел мертвецов лежит под полом, по которому мы ходим. Слава Богине, спали мы на втором этаже.
И тут мне вспомнилось кое-что из прошлой жизни. Умер человек, по имени Вопсен. Через две недели после того, как его тело было погребено, на западной стене собора, рядом с тем местом, где проходило его отпевание, появилось влажное пятно, очертания которого напоминали лицо покойного, а ниже были четко видны его инициалы J. V. Как рассказывали современники, уэльский феномен оставался видимым всего несколько дней, появился на белой оштукатуренной стене рядом с табличной, которая была высечена в память о нем, уже после его смерти в 1898 году. По словам человека, хорошо знавшего его, это был, без сомнения, его портрет. Потом были подобные портреты, которые появлялись в других частях этого здания. Родственники требовали от настоятеля убрать такие портреты. Люди видели и появление ликов с семейным венчанием, которое однажды проходило в этом соборе. Храм отремонтировали, стены отштукатурили и покрасили. Положив этим конец всякого брожения в клане.
С этого момента я действительно перестала сомневаться, что существует жизнь после смерти. И вообще. Я вроде как где-то читала, что с мертвыми могли говорить только близкие им люди. Потому я прижала своего дворецкого, и он честно рассказал, что только разговаривать с такими "портретами" могут только очень близкие люди. В этом случае – его любимая добрая бабушка.
Но тут я снова вернулась к нашему событию. Дворецкий, дрожа то ли от страха, то ли от желаний бабушки, то ли от страха потерять такое козырное место работы, прошептал:
— Я знаю, бабушка.
— Молодец. Ты знаешь, что там произойдет?
— Я знаю, бабушка. Жертвоприношение.
— Правильно. Ты знаешь, кого принесут в жертву?
— Думаю, ДА, бабушка.
— Сделай, чтобы ребенок остался жив.
И лицо женщины стало расплываться и исчезло через несколько минут. Дворецкий стоял не жив, ни мёртв. Я немного подождала, но он так и не пришёл в норму. Тогда я довольно строго его окликнула и тот вроде вернулся в мир.
— Что это всё значит, Интен?!
— Госпожа моя, помилуйте!
Заорал мой дворецкий, кинулся мне в ноги, точнее, к сандалиям, и стал их целовать. Секунд двадцать я была в шоке, а потом еле-еле задвинула свои конечности под сидение. Даже мои охранницы (сегодня дежурили Бремми и Пенфи) немного окаменели. Первой пришла в себя Бремми, схватила дворецкого за шкирку и отработанным приёмом подняла его вверх. Уарда открыла рот, широко, так как никогда не подразумевала, что такое огромное и тяжелое тело может так легко поднять хрупкая девушка. Эх, если бы видели они те камни, которые мы несли бегом на зарядке.
Когда Интен немного пришёл в себя, то рассказал эту историю. Грязную, конечно. Когда бывший хозяин этого дома, приехав из Египта, начал искать себе хороший дом и в центре города. Этот, видимо, ему сразу подошёл. Так как он был весьма богат и посланник фараона, ему кланялись все здешние люди. Вот он и наложил свою изнеженную ручку на этот дом, который раньше принадлежал семье нашего дворецкого. А семья эта уже давно перестала быть и большой, и богатой, и влиятельной. От всего рода остались он со своей женой и маленькой сестрой. Ну, тут понятно, девочке лет семь было, ягодка-малинка. Что тут рассказывать, и так всё понятно. Интен ничего не мог сделать, только умереть, но у него была беременная жена. Хозяин знал всё это и заставил дать клятву слуги в чине дворецкого, видимо, хотел сильнее его унизить. Так что этот извращенец не видел его жену. Но тут подошли роды.
Большинство женщин кричат, когда рожают, хотя есть и такие, что молчат. Редко, но бывает. Но судьба, она такая... Новый хозяин шел от грязной ямы и услышал тихие стоны. Такое он пропустить не мог. Зайдя в хижину Интена, он увидел молодую красивую женщину, в процессе выхода младенца. Как только он выскочил, возбужденный до невозможности зверь, схватил малыша и бросил его в сторону. Ему нужна была роженица. Женщина не выдержала и умерла под ним. Спрятавшаяся повитуха всё это видела, а потом рассказала Интелу. Младенец молчал, так что старая рабыня подхватила его и убежала. Спасла малыша. Его отдали в бездетную семью, но отец его навещал. Приносил еду, вещи, что мог. Как оказалось, что ребёнок у них есть, только девочка. Но тут появилась я. Понимая, что мы совершенно другие, чем прошлый хозяин, он решил взять сына к себе. Рассказывал долго и путанно, но общую суть я поняла. Но тут были какие-то странные нюансы:
— Интел, это про него говорила твоя бабушка?
— Да, моя госпожа.
— Так в чем дело-то, не понимаю?!
— Те люди, которые взяли моего сына на воспитание, сделали это только для того, чтобы та семья могла отправить его в жертву. У них это строго.
М-да. А это не простой вопрос. В это время приносили жертвы, но и человеческие. Но в очень серьезных случаях – голод, мор, наводнение и т.п. В этих местах всё было по-другому. "Первенца из сынов своих отдай Мне ...Семь дней пусть будет он при матери своей, а в восьмой день (без обрезания) отдавай его Мне". Дабы не нарушать этой заповеди, и праведники, и другие, призванные исполнить Божий промысел, рождаются уже обрезанными. Бог требует приносить Ему в жертву необрезанных детей, мальчиков, которых Он ещё не принял в ряды "избранных" людей.
— Праздник Весны скоро начнется и моего сына...
— Ладно, попробуем что-нибудь сделать. Как ты говоришь, звать этого расторопного человека?
— Газдрубал, моя госпожа.
— Очень хорошо. Бремми, надо найти этого уважаемого человека. Надо узнать о нем всё, с самого рождения. И всех его родственников тоже. И, главное, какие дела он ведет, и с кем.
— Да, Дина.
— Возьми Кирилла с его людьми. Он поможет в таком странном деле.
— Хорошо. Сделаю. Обязательно.
О жертвоприношении
Мы решили проследить за Газдрубалом. Кавалькада вот уже больше 13 часов продвигалась в глубину гор. Его караван явно ехал по неоживлённым здешним магистралям. Если бы не совиное зрение Ифиты, мы их наверняка давно потеряли бы. А этот самый Газдрубал не шел, а буквально пёр по этим горным тропам. Наконец за очередным подъёмом, а потом и спуском, мы увидели небольшую площадку, заканчивающуюся резким провалом. Перекинутый деревянный мост на канатах соединял эту площадочку с высокой голой скалой, на которой виднелась бома. Даже на таком расстоянии, она производила серьезное впечатление. Двенадцать огромных нерукотворных столбов (действительно, нерукотворных), расположились строго по прямой линии с севера на юг. Можно было только гадать, кто или что вырастили из тела этой скалы эти мегалиты.
Газдрубал со товарищи уже перебрались на ту сторону и скрылись в глубине святилища. Теперь предстояло решить, что нам делать. Рискнуть перебраться за ними через этот мост или дождаться их возвращения в долину. Но Кирилл напомнил, что нам надо спасти малыша, а не рассказывать отцу, как мы ходили по горам. После небольшого совещания решили сначала направить туда Гессу, причём пешком. С её способностью сливаться с окружающей средой, она не должна привлечь к себе внимание.
Наконец, уже в потёмках, Гесса вернулась. Мы тихонько сидели и слушали её доклад:
— Святилище открыто всем ветрам площадку в конце галереи этих странных столбов. В середине стоял алтарь из чёрного железистого камня, скорее всего метеоритного происхождения. Он был окружён двумя кругами бетилей .
— Наверное, выше и ближе к Небу, святилищ в Финикии просто не было.
Вставила свои пять копеек Каа. Гесса продолжила:
— Не было здесь ни статуй, ни стен и крыши, даже ограды не было, да и зачем? Это было древнейшее натуфийское святилище Великого двуполого Владыки всего сущего, о чём свидетельствовал негасимый огонь посреди алтаря. Именно на таких алтарях в незапамятные времена жертва предавалась огню. Судя по всему, сейчас должно было произойти нечто подобное. С древних времён люди предполагали, что воздействие огня на человека очищает, сжигая скверну. Ну, натуфийцы, те, кто пришли сюда в незапамятные времена, и считали, что у огня есть душа, благодаря которой и возможно такое очищение.
Тут мне вспомнилось, что Газдрубал родом из будущего Тира, ныне носящего название Усу. Пару тысяч лет назад это название обозначало не город, а людей, населяющих это местечко. То есть, это были люди бога Усуя, первого охотника и Владыки животных, а позднее – и покровитель. Тут есть ещё один маленький нюанс. Мужчины Усу проповедовали и передавали от отца к сыну, легенду о том, как бог-демиург "Вечность", порождённый от себя самого, дал их предкам – невинному племени невинной девственной земли и возможность лицезреть себя, Бога, их создавшего. И именно Он создал культ Огня, самый древний на этой земле. Который имел несколько интересных особенностей.
Огонь – одно из воплощений Владыки нижнего мира, Великого Бога-отца, и поэтому, пища огня – есть (по умолчанию) жертва Двуединого Бога. И лучше всего первозданный Огонь съедает кровь. Ибо именно в крови заключена душа человека или животного. Поэтому всем остальным кровь употреблять в пищу запрещалось. Огонь – владыка этого мира (земли, вод и преисподней) и тот, кто совершает жертвоприношения на огне, тот продолжает себя в своём потомстве, ибо именно Великий двуполый Бог является подателем зачатия. А это уже серьёзно. И второе. Очищение духом Огня от скверны, как духовного, так и физического плана. И помочь очиститься от этих бед Великий Бог может, только если захочет. А чтобы желание это у него возникло, необходимо его хотя бы накормить. А мы знаем, что самая лучшая пища для Бога – это душа. Душа, заключённая в крови, которая освободиться от своих оков. Так возник обряд проведения людей через Огонь. Он имел два вида. Усечённый, когда человек реально проходил через огонь костра или очага, чтобы убить нечто плохое в теле или душе. И более полный, когда человека сжигали, тогда все бонусы от Вседержителя получал тот, кто это организовал. Но я не стала забивать девчонкам головы.
Гесса за это время немного подкрепилась и продолжила:
— Судя по всему, евреи-хабири, усвоили и этот обычай. И даже его усовершенствовали, судя по Газдрубалу. Главный жрец святилища, одетый в прозрачное женское платье...
— То есть как? Мужик, тем более – шаман, носит женскую одежду?!!
Туплиаш, старший кентавр Гира, был вне себя. И остальные кентавры были возмущены до глубины души. Гесса снова немного покушала и спокойно продолжила свой рассказ:
— Да, жрецы одевают красноватого цвета платье и с покрывалом на голове, наверное, в знак уважения ко второй ипостаси двуполого Бога.
Даже когда меня украли и привезли в ту страшную пещеру около Тутуба, там как-то было невольно по-другому. Была там какая-то карнавальная нотка. Здесь же было всё посерьезнее.
Мне вспомнилась статья одного британского врача-гинеколога о знаменитом Стоунхедже , в своё время весьма повеселившая моих однокурсников. Он высказал гипотезу, что это самое знаменитое святилище Европы напоминает то, что практикующий гинеколог видит ежедневно, а именно символическое изображение женского полового органа. Внешний круг камней, по его мнению, отображает большие половые губы, внутренний – малые, а расположенный на прямо линии от них столбик, как он считает – алтарь – символизирует клитор. Кроме того, он предположил, что если археологи отработают территорию в центре малого круга камней, то они обязательно обнаружат останки детей. Врач считал, что главной идеей тех дальних времён была цель продолжения и сохранения рода. И люди были просто обречены поклонятся Богине-Матери и её репродуктивным органам, как всё ещё продолжают поклоняться им в Индии.
Между тем рассказ Гессы продолжался:
— Смех смехом, но это святилище было какую-то странной формы. Аллея из высоких, да просто огромных мегалитов заканчивалась площадкой из двух кругов: внешнего – повыше и побольше, и внутреннего – пониже и потоньше. Последний камень, чуть ли не скала, единственный, кстати, не круглой, а треугольной формы, прямо упирался в продолговатый алтарь. И сейчас там лежал маленький ребёнок, видимо мальчик.
— Плакал?
Это Нилеи. Ответ Гессы немного успокоил:
— Нет. Его, видимо, опоили. А что будет дальше – не знаю. Там ещё очень большой кувшин стоял, и 8 статуэток, не смогла разглядеть. По головам считала.
Если я правильно помню, то эти факты говорят, что жертва эта – Богу-отцу, но 8 статуэток – это уже связь с Богиней-матерью, указывают что жертвоприношение в её честь. А может, что это ритуал – в честь обоих Великих божеств? Точнее, единого двуполого божества, дабы стимулировать приплод и урожай?
— Гесса, а девочки там не было?
— Не знаю, Дина. Но там, где-то в другом зале, было какое-то хныканье. Но я туда не пошла, могла сорваться. К тому же, там и стража была. Я ведь только голову туда просунула, да и то на уровне пола.
— Правильно всё ты сделала. А теперь давайте подумаем, как нашего младенца вызволить, и другого тоже.
История жертвоприношений является настолько древней, насколько древней является вера в богов. Человек всегда знал – ничто в этой жизни не даётся просто так, даром, за всё надо платить. Трудовым потом, воинскими умениями, имуществом, кровью – когда, своей, когда – чужой. И весьма часто несостоятельные должники расплачивались жизнью. Поэтому возникшее у кого-то из предтеч желание сделать предоплату нашло отклик во многих сердцах. Так, видимо, и появился институт жертвоприношений. И люди, это осуществлявшие. Ну и, конечно, жертвы.
На этот момент времени и в разных местах, в божественный дом принимали жертвы простые: хлеб, вино, агнцы – только что родившиеся козлята и ягнята. Хлеб – жертва Великой Богине плодородия и растительного мира; вино, символ крови предназначалось Великому богу-отцу; агнцы предназначались обоим богам, как самые вкусные. А вот люди… По словам Великой жрицы, из Баальбека, что ещё в натуфийские времена существовал обычай человеческих жертв, связанных, как правило, со значительными событиями: закладка городов, создания каналов, или природные катаклизмы, типа наводнение, землетрясение, "звездный дождь". Было и такое, но в страшные времена – голод, пожар, война. Обычно в таких случаях приносили в жертву пленных, рабов, неудачников жребия. И зачастую люди сами шли на эту жертву, ради своих родичей, ради жизни племени. Чаще всего, уже старые, и раненые в битвах.
И только амореи-семиты, пришедшие в Месопотамию и Ханаан, придали этой процедуре некую системность, завершённость, я бы даже сказала, изюминку. В жертву стали приносить старших сыновей, первенцев. Но, как я узнала, что только у здешних амореев была особая жертва: чистые во всех смыслах младенцы, которые предпочитала мужская часть Двуединого божества и каждый год. В этом святилище отдавали явное предпочтение Богу-отцу...
— Значит так, люди. В эту ночь жертвоприношения не будет.
И тут мне вспомнилось кое-что из прошлой жизни. Умер человек, по имени Вопсен. Через две недели после того, как его тело было погребено, на западной стене собора, рядом с тем местом, где проходило его отпевание, появилось влажное пятно, очертания которого напоминали лицо покойного, а ниже были четко видны его инициалы J. V. Как рассказывали современники, уэльский феномен оставался видимым всего несколько дней, появился на белой оштукатуренной стене рядом с табличной, которая была высечена в память о нем, уже после его смерти в 1898 году. По словам человека, хорошо знавшего его, это был, без сомнения, его портрет. Потом были подобные портреты, которые появлялись в других частях этого здания. Родственники требовали от настоятеля убрать такие портреты. Люди видели и появление ликов с семейным венчанием, которое однажды проходило в этом соборе. Храм отремонтировали, стены отштукатурили и покрасили. Положив этим конец всякого брожения в клане.
С этого момента я действительно перестала сомневаться, что существует жизнь после смерти. И вообще. Я вроде как где-то читала, что с мертвыми могли говорить только близкие им люди. Потому я прижала своего дворецкого, и он честно рассказал, что только разговаривать с такими "портретами" могут только очень близкие люди. В этом случае – его любимая добрая бабушка.
Но тут я снова вернулась к нашему событию. Дворецкий, дрожа то ли от страха, то ли от желаний бабушки, то ли от страха потерять такое козырное место работы, прошептал:
— Я знаю, бабушка.
— Молодец. Ты знаешь, что там произойдет?
— Я знаю, бабушка. Жертвоприношение.
— Правильно. Ты знаешь, кого принесут в жертву?
— Думаю, ДА, бабушка.
— Сделай, чтобы ребенок остался жив.
И лицо женщины стало расплываться и исчезло через несколько минут. Дворецкий стоял не жив, ни мёртв. Я немного подождала, но он так и не пришёл в норму. Тогда я довольно строго его окликнула и тот вроде вернулся в мир.
— Что это всё значит, Интен?!
— Госпожа моя, помилуйте!
Заорал мой дворецкий, кинулся мне в ноги, точнее, к сандалиям, и стал их целовать. Секунд двадцать я была в шоке, а потом еле-еле задвинула свои конечности под сидение. Даже мои охранницы (сегодня дежурили Бремми и Пенфи) немного окаменели. Первой пришла в себя Бремми, схватила дворецкого за шкирку и отработанным приёмом подняла его вверх. Уарда открыла рот, широко, так как никогда не подразумевала, что такое огромное и тяжелое тело может так легко поднять хрупкая девушка. Эх, если бы видели они те камни, которые мы несли бегом на зарядке.
Когда Интен немного пришёл в себя, то рассказал эту историю. Грязную, конечно. Когда бывший хозяин этого дома, приехав из Египта, начал искать себе хороший дом и в центре города. Этот, видимо, ему сразу подошёл. Так как он был весьма богат и посланник фараона, ему кланялись все здешние люди. Вот он и наложил свою изнеженную ручку на этот дом, который раньше принадлежал семье нашего дворецкого. А семья эта уже давно перестала быть и большой, и богатой, и влиятельной. От всего рода остались он со своей женой и маленькой сестрой. Ну, тут понятно, девочке лет семь было, ягодка-малинка. Что тут рассказывать, и так всё понятно. Интен ничего не мог сделать, только умереть, но у него была беременная жена. Хозяин знал всё это и заставил дать клятву слуги в чине дворецкого, видимо, хотел сильнее его унизить. Так что этот извращенец не видел его жену. Но тут подошли роды.
Большинство женщин кричат, когда рожают, хотя есть и такие, что молчат. Редко, но бывает. Но судьба, она такая... Новый хозяин шел от грязной ямы и услышал тихие стоны. Такое он пропустить не мог. Зайдя в хижину Интена, он увидел молодую красивую женщину, в процессе выхода младенца. Как только он выскочил, возбужденный до невозможности зверь, схватил малыша и бросил его в сторону. Ему нужна была роженица. Женщина не выдержала и умерла под ним. Спрятавшаяся повитуха всё это видела, а потом рассказала Интелу. Младенец молчал, так что старая рабыня подхватила его и убежала. Спасла малыша. Его отдали в бездетную семью, но отец его навещал. Приносил еду, вещи, что мог. Как оказалось, что ребёнок у них есть, только девочка. Но тут появилась я. Понимая, что мы совершенно другие, чем прошлый хозяин, он решил взять сына к себе. Рассказывал долго и путанно, но общую суть я поняла. Но тут были какие-то странные нюансы:
— Интел, это про него говорила твоя бабушка?
— Да, моя госпожа.
— Так в чем дело-то, не понимаю?!
— Те люди, которые взяли моего сына на воспитание, сделали это только для того, чтобы та семья могла отправить его в жертву. У них это строго.
М-да. А это не простой вопрос. В это время приносили жертвы, но и человеческие. Но в очень серьезных случаях – голод, мор, наводнение и т.п. В этих местах всё было по-другому. "Первенца из сынов своих отдай Мне ...Семь дней пусть будет он при матери своей, а в восьмой день (без обрезания) отдавай его Мне". Дабы не нарушать этой заповеди, и праведники, и другие, призванные исполнить Божий промысел, рождаются уже обрезанными. Бог требует приносить Ему в жертву необрезанных детей, мальчиков, которых Он ещё не принял в ряды "избранных" людей.
— Праздник Весны скоро начнется и моего сына...
— Ладно, попробуем что-нибудь сделать. Как ты говоришь, звать этого расторопного человека?
— Газдрубал, моя госпожа.
— Очень хорошо. Бремми, надо найти этого уважаемого человека. Надо узнать о нем всё, с самого рождения. И всех его родственников тоже. И, главное, какие дела он ведет, и с кем.
— Да, Дина.
— Возьми Кирилла с его людьми. Он поможет в таком странном деле.
— Хорошо. Сделаю. Обязательно.
О жертвоприношении
Мы решили проследить за Газдрубалом. Кавалькада вот уже больше 13 часов продвигалась в глубину гор. Его караван явно ехал по неоживлённым здешним магистралям. Если бы не совиное зрение Ифиты, мы их наверняка давно потеряли бы. А этот самый Газдрубал не шел, а буквально пёр по этим горным тропам. Наконец за очередным подъёмом, а потом и спуском, мы увидели небольшую площадку, заканчивающуюся резким провалом. Перекинутый деревянный мост на канатах соединял эту площадочку с высокой голой скалой, на которой виднелась бома. Даже на таком расстоянии, она производила серьезное впечатление. Двенадцать огромных нерукотворных столбов (действительно, нерукотворных), расположились строго по прямой линии с севера на юг. Можно было только гадать, кто или что вырастили из тела этой скалы эти мегалиты.
Газдрубал со товарищи уже перебрались на ту сторону и скрылись в глубине святилища. Теперь предстояло решить, что нам делать. Рискнуть перебраться за ними через этот мост или дождаться их возвращения в долину. Но Кирилл напомнил, что нам надо спасти малыша, а не рассказывать отцу, как мы ходили по горам. После небольшого совещания решили сначала направить туда Гессу, причём пешком. С её способностью сливаться с окружающей средой, она не должна привлечь к себе внимание.
Наконец, уже в потёмках, Гесса вернулась. Мы тихонько сидели и слушали её доклад:
— Святилище открыто всем ветрам площадку в конце галереи этих странных столбов. В середине стоял алтарь из чёрного железистого камня, скорее всего метеоритного происхождения. Он был окружён двумя кругами бетилей .
— Наверное, выше и ближе к Небу, святилищ в Финикии просто не было.
Вставила свои пять копеек Каа. Гесса продолжила:
— Не было здесь ни статуй, ни стен и крыши, даже ограды не было, да и зачем? Это было древнейшее натуфийское святилище Великого двуполого Владыки всего сущего, о чём свидетельствовал негасимый огонь посреди алтаря. Именно на таких алтарях в незапамятные времена жертва предавалась огню. Судя по всему, сейчас должно было произойти нечто подобное. С древних времён люди предполагали, что воздействие огня на человека очищает, сжигая скверну. Ну, натуфийцы, те, кто пришли сюда в незапамятные времена, и считали, что у огня есть душа, благодаря которой и возможно такое очищение.
Тут мне вспомнилось, что Газдрубал родом из будущего Тира, ныне носящего название Усу. Пару тысяч лет назад это название обозначало не город, а людей, населяющих это местечко. То есть, это были люди бога Усуя, первого охотника и Владыки животных, а позднее – и покровитель. Тут есть ещё один маленький нюанс. Мужчины Усу проповедовали и передавали от отца к сыну, легенду о том, как бог-демиург "Вечность", порождённый от себя самого, дал их предкам – невинному племени невинной девственной земли и возможность лицезреть себя, Бога, их создавшего. И именно Он создал культ Огня, самый древний на этой земле. Который имел несколько интересных особенностей.
Огонь – одно из воплощений Владыки нижнего мира, Великого Бога-отца, и поэтому, пища огня – есть (по умолчанию) жертва Двуединого Бога. И лучше всего первозданный Огонь съедает кровь. Ибо именно в крови заключена душа человека или животного. Поэтому всем остальным кровь употреблять в пищу запрещалось. Огонь – владыка этого мира (земли, вод и преисподней) и тот, кто совершает жертвоприношения на огне, тот продолжает себя в своём потомстве, ибо именно Великий двуполый Бог является подателем зачатия. А это уже серьёзно. И второе. Очищение духом Огня от скверны, как духовного, так и физического плана. И помочь очиститься от этих бед Великий Бог может, только если захочет. А чтобы желание это у него возникло, необходимо его хотя бы накормить. А мы знаем, что самая лучшая пища для Бога – это душа. Душа, заключённая в крови, которая освободиться от своих оков. Так возник обряд проведения людей через Огонь. Он имел два вида. Усечённый, когда человек реально проходил через огонь костра или очага, чтобы убить нечто плохое в теле или душе. И более полный, когда человека сжигали, тогда все бонусы от Вседержителя получал тот, кто это организовал. Но я не стала забивать девчонкам головы.
Гесса за это время немного подкрепилась и продолжила:
— Судя по всему, евреи-хабири, усвоили и этот обычай. И даже его усовершенствовали, судя по Газдрубалу. Главный жрец святилища, одетый в прозрачное женское платье...
— То есть как? Мужик, тем более – шаман, носит женскую одежду?!!
Туплиаш, старший кентавр Гира, был вне себя. И остальные кентавры были возмущены до глубины души. Гесса снова немного покушала и спокойно продолжила свой рассказ:
— Да, жрецы одевают красноватого цвета платье и с покрывалом на голове, наверное, в знак уважения ко второй ипостаси двуполого Бога.
Даже когда меня украли и привезли в ту страшную пещеру около Тутуба, там как-то было невольно по-другому. Была там какая-то карнавальная нотка. Здесь же было всё посерьезнее.
Мне вспомнилась статья одного британского врача-гинеколога о знаменитом Стоунхедже , в своё время весьма повеселившая моих однокурсников. Он высказал гипотезу, что это самое знаменитое святилище Европы напоминает то, что практикующий гинеколог видит ежедневно, а именно символическое изображение женского полового органа. Внешний круг камней, по его мнению, отображает большие половые губы, внутренний – малые, а расположенный на прямо линии от них столбик, как он считает – алтарь – символизирует клитор. Кроме того, он предположил, что если археологи отработают территорию в центре малого круга камней, то они обязательно обнаружат останки детей. Врач считал, что главной идеей тех дальних времён была цель продолжения и сохранения рода. И люди были просто обречены поклонятся Богине-Матери и её репродуктивным органам, как всё ещё продолжают поклоняться им в Индии.
Между тем рассказ Гессы продолжался:
— Смех смехом, но это святилище было какую-то странной формы. Аллея из высоких, да просто огромных мегалитов заканчивалась площадкой из двух кругов: внешнего – повыше и побольше, и внутреннего – пониже и потоньше. Последний камень, чуть ли не скала, единственный, кстати, не круглой, а треугольной формы, прямо упирался в продолговатый алтарь. И сейчас там лежал маленький ребёнок, видимо мальчик.
— Плакал?
Это Нилеи. Ответ Гессы немного успокоил:
— Нет. Его, видимо, опоили. А что будет дальше – не знаю. Там ещё очень большой кувшин стоял, и 8 статуэток, не смогла разглядеть. По головам считала.
Если я правильно помню, то эти факты говорят, что жертва эта – Богу-отцу, но 8 статуэток – это уже связь с Богиней-матерью, указывают что жертвоприношение в её честь. А может, что это ритуал – в честь обоих Великих божеств? Точнее, единого двуполого божества, дабы стимулировать приплод и урожай?
— Гесса, а девочки там не было?
— Не знаю, Дина. Но там, где-то в другом зале, было какое-то хныканье. Но я туда не пошла, могла сорваться. К тому же, там и стража была. Я ведь только голову туда просунула, да и то на уровне пола.
— Правильно всё ты сделала. А теперь давайте подумаем, как нашего младенца вызволить, и другого тоже.
История жертвоприношений является настолько древней, насколько древней является вера в богов. Человек всегда знал – ничто в этой жизни не даётся просто так, даром, за всё надо платить. Трудовым потом, воинскими умениями, имуществом, кровью – когда, своей, когда – чужой. И весьма часто несостоятельные должники расплачивались жизнью. Поэтому возникшее у кого-то из предтеч желание сделать предоплату нашло отклик во многих сердцах. Так, видимо, и появился институт жертвоприношений. И люди, это осуществлявшие. Ну и, конечно, жертвы.
На этот момент времени и в разных местах, в божественный дом принимали жертвы простые: хлеб, вино, агнцы – только что родившиеся козлята и ягнята. Хлеб – жертва Великой Богине плодородия и растительного мира; вино, символ крови предназначалось Великому богу-отцу; агнцы предназначались обоим богам, как самые вкусные. А вот люди… По словам Великой жрицы, из Баальбека, что ещё в натуфийские времена существовал обычай человеческих жертв, связанных, как правило, со значительными событиями: закладка городов, создания каналов, или природные катаклизмы, типа наводнение, землетрясение, "звездный дождь". Было и такое, но в страшные времена – голод, пожар, война. Обычно в таких случаях приносили в жертву пленных, рабов, неудачников жребия. И зачастую люди сами шли на эту жертву, ради своих родичей, ради жизни племени. Чаще всего, уже старые, и раненые в битвах.
И только амореи-семиты, пришедшие в Месопотамию и Ханаан, придали этой процедуре некую системность, завершённость, я бы даже сказала, изюминку. В жертву стали приносить старших сыновей, первенцев. Но, как я узнала, что только у здешних амореев была особая жертва: чистые во всех смыслах младенцы, которые предпочитала мужская часть Двуединого божества и каждый год. В этом святилище отдавали явное предпочтение Богу-отцу...
— Значит так, люди. В эту ночь жертвоприношения не будет.
