Пролог
...«Дай мне форму. Или дай мне забвение.
Лишь бы не быть этим — между.»
Дехаар
Часы в камере смертников — это особый вид пытки. Ты знаешь время, когда распахнётся дверь, и войдут Исполняющие в белых мантиях поверх дешёвых сюртуков. И каждое движение стрелки приближает этот момент. И ничего нельзя с этим сделать. Только смотреть.
Время перестаёт быть абстракцией. Оно становится вполне материальным аргументом. Медленным, как шаги старика на лестнице, и зудящим под кожей, как тайная магия, которую ты не просила.
Илеара не могла оторвать взгляда от круглого, украшенного древней символикой шасмарри, циферблата. У Ведомства Исполнений со вкусом было плохо — они бы и ночной горшок украсили ритуальным орнаментом, если бы верили, что это придаст моменту должной торжественности.
«Милая, это же предельная дурновкусица, неужели тебе нравится?» — вспомнилась вдруг льдисто-насмешливая улыбка Аурелина, когда Илеара потянулась за палантином из лёгкого шёлка с нежным сплетением глифов древнего языка. Тогда она улыбнулась.
Сейчас сцепила зубы, сдерживая стон. А от кого сдерживала? От часов на стене? Или от себя самой?
Приговорена. Ещё два дня назад высокородная госпожа Дома Вальмерон Илеара Вальмерон примеряла перед зеркалом ожерелье из белого золота, цвета запоздалой зимы, с сапфирами, оттенком, как его глаза — когда он ещё умел любить. Собиралась на приём по случаю праздника Дня Отражения. А теперь — ждёт исполнения смертного приговора и смотрит на часы.
Тот самый праздник. Ставший днём, когда на самом деле кончилась жизнь Илеары. А приговор и казнь — это только подтверждение. Печать и подпись на документе Ведомства Исполнений.
Жизнь кончилась не с приговором, а когда госпожа Вальмерон, супруга главы древнейшего рода государства Илварин стояла с окровавленным ножом для колки льда над телом своего мужа и в оцепенении наблюдала, как жизнь уходит из его тёмно-синих глаз. И думала лишь о том, зачем вообще Аурелин принёс в их спальню этот нож.
А зачем, и правда? Зачем хмельному, весёлому, натешившемуся ласками двух красавиц мужчине возвращаться в супружескую спальню с ножом для колки льда? Обычно Аурелину хватало того, что попадалось под руку — брючного ремня, шарфа, чтобы перекрыть дыхание, тлеющего кончика сигары. Или даже собственной ладони, если хотелось «почувствовать момент».
Один раз он ударил её просто газетой. Как нашкодившего щенка. Другой — цитатой из классика. Третий — просто взглядом, от которого хотелось сжаться в комок.
Он умел быть изысканным даже в жестокости.
Но нож? Должно быть, у него сменились вкусы. Или, может быть, он решил, что теперь всё должно быть по-настоящему.
А вот узнать, как на самом деле, Илеара не успела. Может быть, стоило… Стоило позволить ему совершить задуманное, и тогда не пришлось бы сейчас сидеть, смотреть на проклятые часы и без конца касаться недавно остриженных до плеч волос.
Длинные волосы всегда были гордостью Илеары. Теперь нет. Ни волос, ни гордости.
Но как же хотелось тогда, в полумраке спальни избавиться от вечного страха, от унизительной беспомощности перед человеком, которого она когда-то полюбила, а потом признала своим хозяином. Своим палачом, мастером утончённой, растянутой в года пытки.
В Илварине не бывает разводов среди представителей древних и знатных родов. Никогда. Только смерть разлучает супругов. Иногда и такая.
Жгло внутреннюю сторону запястья. Странно. Как будто что-то прокладывало себе путь под кожей. Наружу.
Илеара потрясла рукой. И тут же забыла.
Снова — взгляд на часы. Оставалось два часа до смерти. Два часа без двух минут.
Она надеялась, что за ней придут с барабанами. Или с проклятьями. Или хотя бы с цепью. Почему-то казалось, что её смерть должна быть обставлена как-то по-особенному. При мысли об обыденности всё тело охватывала брезгливая дрожь. Нельзя. Нельзя это делать обыденно.
И стрелка часов как будто едва уловимо дёрнулась и замерла, когда в замке двери послышался скрежет ключа. Но ведь ещё рано? Неужели и отведённое время у Илеары решили безжалостно отнять?
Но дверь открылась, и вошли — не те. Не Исполняющие. Не в белом.
Чёрное. Серое. Золотые символы Перехода на перчатках. Илеара смотрела и видела только детали, но никак не могла слить образы воедино. Понять, кто вошёл и что происходит.
Один — как протокол. Второй — как недописанный приговор. Невынесенный. Она не видела людей, она видела лишь их функции.
Илеара подалась вперёд, ощущая, что ещё мгновение и она просто упадёт со своего стула. В голове стоял звон, в горле горело. По спине пробежал холодок, как будто кто-то провёл по коже ледяной рукой.
— Пастырь, — сказал один из них.
Илеара медленно повернула голову, словно хотела найти того, к кому обращался этот человек. Второй ткнул его локтем, и первый закашлялся и даже отступил на шаг назад.
— Простите. Ошибка.
Бюро. Это было Бюро. Что, демон разбери, им нужно в камере смертников?
— Гражданка Вальмерон. Проследуйте с нами.
Она смотрела на них — серых, сухих, чужих. Не Исполняющие. Не смерть.
Значит — что? Надежда — мерзкое, непрошеное чувство. Оно впивается в горло как рыбья кость. Надежда пугала. Потому что вполне могла оказаться напрасной.
— Вставайте же! — нетерпеливо сказал тот, что помоложе. — Вас ждут.
Когда её вели сюда, Илеара даже не заметила, насколько страшны и длинны эти коридоры. Теперь глаза выхватывали мелкие детали: грубую кладку стен, потёки плесени в углах, тусклое освещение. И запах отчаяния.
Крыло приговорённых. Отсюда редко выходят обратно. Наверное.
Но и этот путь закончился. Помещения администрации выглядели вполне мирно. Неуютно, формально, но мирно. Здесь правила обыденность. Ходили клерки с пачками бумаг и пухлыми папками, хлопали и скрипели двери кабинетов, в плохо вымытые окна лился скупой свет.
Сотрудники Бюро подвели Илеару к ничем не примечательной двери и жестом велели заходить, а сами остались стоять.
Она толкнула дверь и оказалась внутри обычного кабинета канцелярии. Одного из множества унылых и безликих кабинетов. А за столом сидел высокий худой мужчина с гладко зачёсанными назад чёрными с проседью волосами и невозмутимым лицом записного бюрократа.
Но было в этом лице что-то, что заставило Илеару поверить: на визитных карточках этого человека есть неприметная надпись: «Судьба». Он тот, кто решает. И на очень высоком уровне.
Нельзя вращаться в самых высоких кругах общества и не научиться видеть таких.
— Госпожа Вальмерон, — тихим и ровным голосом приветствовал её человек-судьба. — Садитесь.
Он медленно поправил перчатку на кисти, точно готовился подписывать смертный приговор. Пять колец на его пальцах — пять печатей. Пять заключённых Контрактов высочайшего уровня.
Илеара невольно вспомнила восторженные рассказы Аурелина о тех, кто носил хотя бы одно такое кольцо… Сейчас ей хотелось только одного — исчезнуть отсюда, прежде чем заговорит он.
Она осторожно присела на краешек стула и, посмотрев прямо, столкнулась с внимательным взглядом светло-серых, очень холодных глаз.
— Моё имя Айбрис Деларан. Должность — Арбитр Перехода. Глава Бюро. Ко мне предписано обращаться Ваша Светлость.
Илеара не сдержала истеричного смешка. Сам глава всесильного Бюро. Подумать только.
— Воды? — холодно предложил Деларан. — Платок? Соберитесь, госпожа Вальмерон. Если я тут, ваш смертный приговор… скажем так, заморожен. Пока. Поэтому извольте предоставить мне всё ваше внимание и всю вашу знаменитую сдержанность.
«Пока». Это «пока» снова напомнила ей о часах в камере смертников.
— Прошу прощения, Ваша Светлость, — кивнула Илеара.
— Я понимаю ваше волнение, — чуть улыбнулся Арбитр, и в его улыбке не было ничего живого, только формальная любезность. — Но к делу. Рассмотрев ваше дело, Бюро приняло решение сделать вам предложение, которое заменит смертную казнь на служение обществу.
Служение.
Илеара судорожно вцепилась в подлокотники стула. Служение здесь могло означать что угодно. Рабство. Или нечто похуже.
— Вы… хотите предложить мне стать Пастырем? — выдавила Илеара с трудом. — Контракт?
— Именно. Самого высокого уровня. И отмену приговора, и восстановление имени и предельно жёсткие обязательства. И предельную же секретность. Эти условия не обсуждаются. Они или принимаются, или нет. Целиком. В вашей ситуации о торге речи быть не может, вы это понимаете? Поэтому, прежде чем я обрисую вам детали, вы должны либо принять моё предложение, либо отказаться. И нет, не смейте даже думать задавать мне вопросы сейчас. Я слушаю ваш ответ.
Ответ? Да много ли людей способны сказать: «Нет, лучше казните меня», даже если на другой чаше весов пугающая неизвестность? И Бюро. И так называемая «служба обществу». Рабство? Скорее всего, да. Но Пастыри служат, как правило, несколько лет. А в обмен — жизнь. Пусть и другая, пусть и с ограничениями, но жизнь. И потом, возможно, свобода.
Илеара выпрямила спину, расправила плечи, слушая в голове голос наставницы по этикету. Голос из прошлого, но сейчас способный дать хоть каплю достоинства. Как якорь, за который можно держаться, чтобы не унесло ветрами паники.
— Я согласна, — и не удержалась всё-таки. — Вы думали, что может быть иначе, Ваша Светлость?
Арбитр усмехнулся.
— Нет. Не думал. Но важно, чтобы в вашей голове мелькнуло и сомнение. Мелькнуло ведь? На миг? Страх?
— Да. Теперь я могу задать вопросы?
— Можете. Не на все я смогу ответить сейчас, но — да.
— Срок Контракта?
— Стандартные десять лет. Но с пометкой об одностороннем перезаключении. О продлении в случае необходимости.
— Бессрочный, стало быть, — Илеара тонко улыбнулась. — Кто будет моим Источником? Учитывая мою историю, наверняка есть что-то, что заставило вас принять подобное решение. Не на каждый Контракт приходит сам глава Бюро.
Деларан покачал головой, и на миг в его глазах Илеара увидела проблески чего-то похожего на жизнь. Интерес, и, возможно, немного уважения.
— Вы правы, — сказал он. — Знаете, как говорят обо мне? Когда он входит, в комнате становится больше воздуха и меньше выбора. Я нахожу это метким изречением. Но и вы прекрасно осведомлены. Впрочем, высшие Дома Илварина всегда добросовестно относятся к образованию своих отпрысков. Ваш Источник — из первых инкарнов. Очень непростая, очень капризная сущность. Древняя. Один из немногих высокоуровневых, кого не полностью размазало Планом. Наблюдатель.
— И вот он вдруг захотел получить тело.
— Да. Захотел. Вдруг или не вдруг, это нам неизвестно, но Бюро не отказывает инкарнам такого уровня. Он даже сумел обратиться с запросом напрямую, что уже удивительно, — Арбитр покрутил на пальце тяжёлое кольцо и чуть нахмурился, но потом снова посмотрел на Илеару. — Спрашивайте. То, что действительно вас беспокоит.
Илеара вздохнула.
— Почему я?
— Да, именно этот вопрос. Это было требование Дехаара. Это имя вашего Источника.
— То есть? Он вот прямо сказал: хочу в Пастыри Илеару Вальмерон?
— Так и есть. Так и сказал. Предвосхищая ваш следующий вопрос, мы вопросов ему не задавали по этому поводу.
— Допустим, — Илеара склонила голову. — Но как быть… с тем, что я обвинена в убийстве мужа? Общество…
Арбитр слегка картинно округлил глаза.
— А с чего вы взяли, что общество осведомлено о деталях случайной и такой неожиданной смерти вашего супруга? Такой прискорбный несчастный случай, — он помолчал, а потом добавил уже жёстко и холодно: — Вас забрали ночью. Следом сотрудники Бюро забрали тело. Ваше дело поступило в суд, был вынесен приговор. На данный момент на дело наложено Право Арбитра, бумаги изъяты, записи из производства уничтожены. Соглашения о молчании подписаны всеми причастными. Ваше преступление стёрто из этой истории, Илеара. И не всплывёт более никогда. Даже если вы передумаете на любом из этапов, вас уничтожат без официального регламента. Приняв в самом начале наше предложение, вы стали единицей, которая больше не подчиняется законам Илварина. Теперь ваш закон — это Бюро. И моё слово. Вы уже Пастырь, госпожа Вальмерон. И ритуал лишь подтвердит это.
На языке у Илеары крутилось множество вопросов, но все они едва ли получат ответ. Надо подождать, надо набраться терпения. Да и какая, собственно, разница?
— Когда ритуал? — коротко спросила она.
— Сегодня. Всё уже подготовлено, и экипаж ждёт нас у ворот.
Прода от 09.10.2025, 17:11
Глава 1
...«Ты — мой сосуд. Или моя клетка. Пока я не решу.»
Дехаар.
Главное здание Бюро не спутать ни с каким другим зданием в Солл-Аран. Каждый житель столицы знает — пока стоит это здание, мир ещё не сорвался в Сопряжение.
Башня Регистра возвышается над городом, будто гвоздь, прибивающий реальность к Куполу. В её окнах не отражается небо. Никогда. Даже когда ясно. Даже когда рассвет окрашивает алым и золотым небо и Купол.
Говорят, её спроектировали не люди. Говорят, в основании лежат кости последних неушедших из народа Ассарим. Говорят, стены шепчут — если стоять достаточно близко.
Но никто не стоит там. Не принято и, наверное, страшно.
Детям в Низинах и в кварталах знати — в Аэрархе — рассказывают одну и ту же страшилку: если трижды посмотреть на шпиль Регистра и не отвести глаз, твой инкарн проснётся раньше срока. И придёт, чтобы найти тебя.
Никто не знает, откуда пошла эта сказка. Но никто и не проверяет.
Как, оказывается, удивительно, что в голову сейчас приходят такие мысли. Как будто тебя не собирались казнить несколько часов назад. Как будто не сообщили, что ты теперь принадлежишь Бюро.
Илеара стояла у входа. Длинная, идеально вычищенная лестница вела наверх — к резной, почти органической арке. Похожей на застывший в камне цветущий кустарник. В каменных завитках серебрилась пыль.
Когда-то эту арку поставили Ассарим. Как утверждали архивисты. И как всем нравилось думать.
Илеара никогда раньше не поднималась по этим ступеням. Даже во времена, когда ещё носила кольцо мужа, когда перед ней открывались двери в любые кабинеты и салоны, — даже тогда её не приглашали сюда. И слава Куполу.
Первый вход. Первый раз. И сразу — без обратного билета.
Она положила ладонь на перила, покрытые чем-то, что не было камнем. Бархатистая поверхность приласкала ладонь.
И сделала шаг.
Она была одна. Арбитр стремительно унёсся вперёд, бросив что-то вроде: «Надумаете, заходите». Должно быть, у него всё-таки было чувство юмора, хотя и своеобразное.
Или же он знал. Знал, что новоявленный Пастырь должен забрать себе эти несколько минут перед шагом на лестницу. Просто ещё несколько мгновений побыть собой и наедине с собой.
Потому что потом одиночество станет недоступной роскошью.
Кто станет её Источником? Дехаар — пока только имя. Чьё тело будет сосудом магической энергии Плана? Мужчина, женщина? Тот, кто умер молодым, и теперь своим телом послужит для общества.
Это считается честью, это почётно. Это одобряется. Но Илеаре всегда казалось это… неприятным и страшным. Аурелин смеялся над её страхами. Говорил, что мёртвым всё равно — обратиться в прах или же быть вместилищем инкарна, а главное — вместилищем его магии. Такой нужной и полезной. Муж ещё добавлял со злой иронией, что не всё равно родне усопшего, так как за тела Илварин платит весьма щедро, а соседи приходят выразить и скорбь, и восхищение.
