Налётчики, судя по всему, заранее подготовились и действовали строго по плану: двое перекрыли входы, трое ворвались внутрь и быстро взяли под контроль помещения небольшой конторы. Угощавшихся чаем полицейских жестоко избили, разоружили и связали. Посетителей и персонал согнали в одну из комнат и положили на пол. Казалось бы, всё шло по плану злоумышленников. Пока двое складывали деньги и продукты в мешки в одной из комнат, третий обходил контору, помахивая ножом и избивая прутом пытавшихся встать или сесть испуганных людей. Неожиданно он подошёл к одной из работниц, забравшейся от страха под стол, и шёпотом заговорил с ней о чём-то. При этом незнакомец совершил роковую ошибку, встав спиной к заложникам.
Вера Брауде, оказавшаяся на полу вместе с другими заложниками, увидела, как лежавший рядом с ней лицом вниз Бакун приподнялся, снял с неё платок и успокаивающе покачал головой. Через несколько секунд бандит уже лежал за столом, задушенный скрученным в жгут платком. Кто-то из женщин приглушённо охнул, но хрипы и стоны избитых полицейских заглушали посторонние звуки. Бакун приложил палец к губам, дав понять оторопевшим людям, чтобы лежали тихо. Надев кепку и маску поверженного противника, с ножом в одной руке и металлическим прутом в другой, тихо, спокойно, без суеты вошёл в соседнюю комнату, где налётчики уже завязывали мешки с добычей, и молча вонзил нож одному из них сзади в шею чуть ниже основания черепа. Как он объяснил потом своим соратникам, это один из надежнейших способов бесшумного убийства.
Второй злоумышленник, так и не поняв, кто это только что молча, хладнокровно прикончил его друга, всхлипнул от ужаса, потянулся к револьверу за поясом и упал с разбитой страшным ударом кованого металла головой.
Вера, подняв оружие, жестами приказала всем оставаться на месте. Бакунин осторожно, прижавшись к стене, двинулся к выходу. Увидев вооружённого незнакомца, прислонившегося к косяку в проёме двери, тихо свистнул и когда тот повернулся, трижды выстрелил ему в живот. Упав на бок, грабитель закрутился на земле и завизжал дико, тонко, жутко, как недорезанная свинья. Позднее Бакун говорил, что специально пошумел, чтобы вспугнуть и выявить возможных соучастников среди людей, толпившихся неподалёку от конторы.
Четвёртого налётчика, с ужасом выскочившего из здания и петляя бежавшего в сторону леса, догнал и прикончил Леонард. Вера долго потом злилась на него, что он выхватил у неё револьвер и не дал самой пристрелить злодея.
На опознание уголовников, пришедших, как выяснилось, из соседнего поселения, и заполнение протоколов много времени не ушло. Дольше пришлось приводить в чувство и выхаживать полицейских, перевязывать им разбитые головы, ноги и руки, сломанные рёбра.
Уже в темноте Бакунин спокойно и с видимым безразличием вышел к ожидающим его товарищам. Впоследствии они с Леонардом, да и все политссыльные, замечали, что уголовники наблюдали за ними. Понимали, что те надеялись со временем рассчитаться за своих друзей. Скорее всего, так бы и произошло. Но долгое время бандиты предпочитали не сталкиваться напрямую и обходили стороной «дикую команду» Бакунина. А наступивший тысяча девятьсот семнадцатый год перевернул всё с ног на голову на всей огромной территории великой Российской империи.
НАЧАЛО XX ВЕКА. ДУБИНИНЫ
Рыбопромышленники Дубинины из Закаспийска и их родственники, солепромышленники Ильины из Оренбурга с конца девятнадцатого века расширили рынки сбыта товаров на Каспии и начали работать с заморскими партнёрами. В Бакинской губернии, куда Дубинин отправлял морепродукты, ему посоветовали заняться поставкой соли. Впоследствии они с Ильиным часто приезжали в Баку и Дагестан по делам, связанным с рыбной и соляной коммерцией. Делились опытом работы, планирования торговых площадей, строительства дамб, причалов, маяков. Удивлялись и восхищались тем, как основательно устроен Бакинский порт. Около сотни пристаней на сваях, судовые мастерские, склады, конторы, набережная. Всё сделано добротно, надёжно. Что не понравилось, так это нефтепромыслы на побережье Каспия. Понятно, что нефть и продукты, извлекаемые из неё, необходимы для развивающейся промышленности, но вот для моря это беда. Отходы, образующиеся при её добыче и переработке, погубят Каспий и всё, что в нём обитает.
«А ведь скоро и у нас то же самое грядёт, — понимал Дубинин. Сам видел на другом берегу в пустыне колодцы с пятнами нефти на воде. — Да, этого не остановить».
Однажды в Баку компаньоны познакомились с коммерсантами из Персии. Долго говорили, обсуждая перспективы совместной работы. Тут же заключили договор о поставке первых партий соли, рыбы, икры, условились о следующей встрече в Энзели.
В тысяча девятьсот пятом – тысяча девятьсот одиннадцатом годах в Персии произошла антифеодальная антиимпериалистическая революция. Как ни странно, после этих событий работать с персидскими компаньонами стало проще. Всегда появляются люди, умеющие извлекать выгоду из постреволюционных трудностей. Вот и Дубинин с Ильиным заметили, что местные коммерсанты стали более активно с ними сотрудничать.
До тысяча девятьсот семнадцатого года концессии на рыболовные промыслы в Каспийском море находились в руках российских подданных. Поэтому в то время было очень выгодно торговать с Персией. Из России коммерсанты поставляли соль, сахар, икру, цветные металлы, лес, изделия из кожи, посуду. Бывало, что вели и нелегальную торговлю: вместе с рыбой и солью в тайниках перевозилось оружие для революционеров. Оплачивались такие поставки алмазами. Дубинины уже давно вкладывали деньги в драгоценные камни и золото. В Россию ввозили рис, чай, пряности, табак, ковры, ткани, галантерею и украшения. Когда правительство России ввело льготную пошлину на ввоз хлопка из Персии, Дубинины и Ильины занялись его поставкой в страну. Со временем приобрели в Энзели земельные участки для выращивания хлопка. Рядом построили семейные усадьбы. Для перевозки товаров закупили два торговых судна, переоборудованных из бывших военных кораблей.
Николай Петрович Дубинин отправил сына на учебу в Оренбургскую гимназию, а в тысяча девятьсот пятом году — в Санкт-Петербургский Горный институт. Во время обучения в гимназии Пётр жил в семье Ильина и сдружился с его сыном Леонардом. В тысяча девятьсот восьмом году после рождения младшего сына Александра к дому Дубининых в Закаспийске сделали две пристройки. С правой стороны для новорожденного, а с левой для дочери Марии.
После института Пётр Дубинин стажировался и работал в соляном управлении у Николая Ильина в Оренбурге и Илецке. Дослужился до старшего советника управления. Познакомился с дочерью Ильина Еленой, троюродной сестрой Леонарда.
После начала первой мировой войны Пётр был мобилизован и отправлен на фронт. Воевал достойно и храбро, но недолго: был ранен и в течение года восстанавливался в госпитале. После возвращения в тысяча девятьсот шестнадцатом году Пётр и Елена поженились. Николай Петрович, ранее благословивший этот брак, приехал на свадебные торжества, а сразу после них назначил сына управляющим отделением своей компании в Оренбурге и начал готовить его для работы в семейном бизнесе. Вводил в дела, знакомил с партнерами, коллегами, банкирами.
Оренбург тех лет занимал особое положение в торговых отношениях окраин и центра России. Недаром его называли предбанником Востока. В этом центре торговли собиралось множество публики разного сорта: деловые люди и авантюристы, труженики и бездельники, отставные военные и проворовавшиеся чиновники. В среде купечества и промышленников Поволжья обманы и бесчестные поступки осуждались, плуты и мошенники презирались. За нарушенное честное слово человек уже никогда не мог вернуться в круг уважаемых предпринимателей. Считалось, что лучше самому потерять большие деньги, чем подставить партнёра. Умнее потерпеть убытки, если не можешь выполнить обещания, чем впоследствии потерять всё из-за дурной репутации.
Дубинин много и часто ездил по России, но так и не привык к жизни в больших городах. Не любил столичных изысков, манерности, угодничества, суеты и безделья. Вместе с завезенными с Запада новыми изобретениями, машинами, модой, культурой были ввезены и новые отношения, в которых десять заповедей не всегда принимались за основу. Николай Петрович не был ретроградом, понимал, что жизнь не стоит на месте, и наступивший век — время новых людей, новой культуры, нового миропорядка. Но, как выходец из провинции, был по характеру прямолинеен, привык говорить то, что думает, а не то, что выгодно и удобно. Хитрить, ловчить и льстить в общении со столичными чиновниками он не научился, поэтому старался реже ездить в Петербург и Москву.
Днём Пётр работал с отцом, а вечера посвящал жене: театры, званые ужины, провинциальные балы, благотворительные мероприятия. В сентябре они поехали знакомиться с родовым гнездом — в Закаспийск. Месяц выбрали не случайно: летом жара и горячие степные ветры, зимой те же ветры, но уже ледяные. Не хотелось Петру пугать молодую жену. Осень и весна — самое подходящее время для знакомства с новой родиной.
Так и получилось, осенний Закаспийск понравился Елене. Городок, разросшийся из небольшой старинной крепости — форпоста империи на её южной окраине. Красивые каспийские пейзажи, спокойная обстановка, благожелательные люди и необычное общество — военные, рыбаки, ссыльные. Елена решила, что когда-нибудь переедет сюда окончательно и будет работать учителем в небольшой местной школе. А пока что осматривалась и знакомилась — с городом, новыми родственниками и соседями.
У Дубининых новая солеварня, лодки, баркасы, самоходная баржа. В Персии пришвартован купленный недавно корабль. Пётр часто выезжал по делам в Энзели, Баку, Порт-Петровск. Елена сопровождала его. Новые встречи, знакомства, впечатления.
2024 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
«От кого мать могла узнать факты из жизни разных поколений Дубининых и Ильиных? — пытаться понять Алексей. — В тысяча девятьсот семьдесят седьмом году она вышла замуж за его отца, внука Леонарда Ильина и Марии Дубининой. К тому времени мало кто знал и помнил историю исчезновения обоза с золотом времён гражданской войны и, тем более, подробности биографий участников тех событий. Есть два варианта того, где она могла получить эту информацию. Возможно, узнала из рассказов бабушки. Леонард пропал без вести в тысяча девятьсот сорок втором году, а его жена прожила до тысяча девятьсот восемьдесят пятого. По рассказам родственников, в начале восьмидесятых годов Мария Николаевна была ещё довольно бодрой старушкой и даже успела понянчиться со своим правнуком. Как представитель обеих семей — Ильиных и Дубининых, она могла лучше других знать их историю. Ну, а второй вариант: мать всё-таки видела и читала дневники Леонарда, о которых её расспрашивал Александр Александрович Дубинин, собравший в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году потомков двух семейств. В таком случае, где же тогда тетради, которые ищут тридцать с лишним лет?»
Звонок телефона вспугнул многолетнюю сонную тишину покинутого людьми дома, прервав воспоминания Алексея.
— Привет, родственник! Наконец-то объявился! Я Максим Вознесенский. Если читал моё послание, значит, находишься в доме родителей или где-то рядом. Я ведь тебе несколько раз уже писал и только сегодня дождался ответа. Давно мы не виделись, больше тридцати лет.
— Привет, Максим! Тридцать пять лет прошло с тех пор, как мы с тобой и Владиком катались на лодках по Уралу, а потом с родителями прямо на бахче арбузами и дынями объедались.
Максим оживился:
— А он-то где теперь? Что-нибудь знаешь о нём? Мы и о тебе только недавно хоть что-то узнали, а вот о нём ничего не слышали с тех пор.
— Всё нормально у него. Жив, здоров, окончил институт, работал на заводе. Что-то связанное с порошковой металлургией. Я точно не знаю, в подробности не вдавался. Мы с ним лет двадцать назад стали общаться, потом переписывались, созванивались. Он несколько раз приезжал в Екатеринбург по своим заводским делам и просто на праздники. Отмечали, веселились, на гитарах играли. Хороший парень, общительный, жизнерадостный, только бесшабашный немного. Был свидетелем у меня на свадьбе. Потом ушёл с завода: там сокращения начались, и Владик в числе прочих «загремел под фанфары». Но сильно не расстроился: он хорошо в машинах разбирался, любил это дело и незадолго до увольнения открыл свою небольшую автомастерскую. Я ему даже предлагал переехать сюда и работать в моей компании: у нас небольшой автопарк со спецтехникой, и требовался хороший мастер по машинам. Но тогда почему-то не получилось.
— Он так и живёт в Оренбурге?
— Да, и он, и родители его, все там. По крайней мере, года два-три назад так и было. А потом у меня всё наперекосяк пошло. Сейчас даже не знаю, где он и что с ним.
— Понятно, а ты где работаешь? Геодезист? Ну, тогда ясно, почему на письма не отвечал, и почему наш новообретённый дядюшка тебя не нашёл. Кстати, он по какой-то причине шифруется, фамилию сменил, и сейчас не Дубинин, а Гурин. А зовут, как и отца, Александр Александрович. И также настойчиво, как отец, пытается найти тетради Леонарда Ильина, которые, по его мнению, могут находиться у твоей матушки. Дубинин на встрече в Оренбурге настойчиво расспрашивал Валентину Леонидовну о них. Он знал, что Леонард вёл дневники, которые потом хранились в вашей семье. Да она и не отрицала этого, но сказала, что они исчезли вместе с его сыном. Гурин - Дубинин, приезжавший к нам, всё-таки уверен в том, что часть дневников Леонарда осталась в вашей семье после исчезновения Анатолия. Что-то он явно знает, но утаивает. И мне это не понравилось: хочет получить от нас некую информацию, но сам рассказывает не всё, что ему известно об этой истории.
На той встрече твоя мать говорила, что Анатолий Ильин занимался поисками, куда-то время от времени ездил и даже, возможно, заезжал к кому-то из родственников. Может быть, он уже тогда контактировал с семьёй этих Дубининых, бывал у них, что-то рассказывал и даже оставил часть записей Леонарда? А иначе, откуда у них такая непоколебимая уверенность в том, что у вас остались некие документы твоего прадеда?
Как бы то ни было, даже если ты не видел дневников раньше, всё-таки поищи в доме родителей или в другом месте, где они могли их хранить.
— Хорошо, — согласился Алексей. — За последние годы я здесь всё осмотрел: и в доме, и в сарае, и на чердаке. Нашёл только личные документы родителей, квитанции, фотографии. Ничего необычного, странного нигде не обнаружил. Но придётся ещё раз всё здесь проверить: я ведь хочу продать дом.
Максим забеспокоился.
— А что случилось?
— Да так, небольшие проблемы с финансами. Но я выкручусь.
— Опасно сейчас продавать, пока не найдены документы. А вдруг они где-то так спрятаны, что ты просто не можешь их найти. Допустим, закопаны в саду или во дворе. Я думаю, твоя мать понимала их ценность и могла убрать в какое-то потайное место. Ты где учился?
— В Москве. В Екатеринбурге бывал редко: учеба осенью, зимой и весной. Да и летом почти не бывал: после трёх курсов у нас была летняя практика на геодезическом полигоне, а после четвёртого — производственная практика.
Вера Брауде, оказавшаяся на полу вместе с другими заложниками, увидела, как лежавший рядом с ней лицом вниз Бакун приподнялся, снял с неё платок и успокаивающе покачал головой. Через несколько секунд бандит уже лежал за столом, задушенный скрученным в жгут платком. Кто-то из женщин приглушённо охнул, но хрипы и стоны избитых полицейских заглушали посторонние звуки. Бакун приложил палец к губам, дав понять оторопевшим людям, чтобы лежали тихо. Надев кепку и маску поверженного противника, с ножом в одной руке и металлическим прутом в другой, тихо, спокойно, без суеты вошёл в соседнюю комнату, где налётчики уже завязывали мешки с добычей, и молча вонзил нож одному из них сзади в шею чуть ниже основания черепа. Как он объяснил потом своим соратникам, это один из надежнейших способов бесшумного убийства.
Второй злоумышленник, так и не поняв, кто это только что молча, хладнокровно прикончил его друга, всхлипнул от ужаса, потянулся к револьверу за поясом и упал с разбитой страшным ударом кованого металла головой.
Вера, подняв оружие, жестами приказала всем оставаться на месте. Бакунин осторожно, прижавшись к стене, двинулся к выходу. Увидев вооружённого незнакомца, прислонившегося к косяку в проёме двери, тихо свистнул и когда тот повернулся, трижды выстрелил ему в живот. Упав на бок, грабитель закрутился на земле и завизжал дико, тонко, жутко, как недорезанная свинья. Позднее Бакун говорил, что специально пошумел, чтобы вспугнуть и выявить возможных соучастников среди людей, толпившихся неподалёку от конторы.
Четвёртого налётчика, с ужасом выскочившего из здания и петляя бежавшего в сторону леса, догнал и прикончил Леонард. Вера долго потом злилась на него, что он выхватил у неё револьвер и не дал самой пристрелить злодея.
На опознание уголовников, пришедших, как выяснилось, из соседнего поселения, и заполнение протоколов много времени не ушло. Дольше пришлось приводить в чувство и выхаживать полицейских, перевязывать им разбитые головы, ноги и руки, сломанные рёбра.
Уже в темноте Бакунин спокойно и с видимым безразличием вышел к ожидающим его товарищам. Впоследствии они с Леонардом, да и все политссыльные, замечали, что уголовники наблюдали за ними. Понимали, что те надеялись со временем рассчитаться за своих друзей. Скорее всего, так бы и произошло. Но долгое время бандиты предпочитали не сталкиваться напрямую и обходили стороной «дикую команду» Бакунина. А наступивший тысяча девятьсот семнадцатый год перевернул всё с ног на голову на всей огромной территории великой Российской империи.
НАЧАЛО XX ВЕКА. ДУБИНИНЫ
Рыбопромышленники Дубинины из Закаспийска и их родственники, солепромышленники Ильины из Оренбурга с конца девятнадцатого века расширили рынки сбыта товаров на Каспии и начали работать с заморскими партнёрами. В Бакинской губернии, куда Дубинин отправлял морепродукты, ему посоветовали заняться поставкой соли. Впоследствии они с Ильиным часто приезжали в Баку и Дагестан по делам, связанным с рыбной и соляной коммерцией. Делились опытом работы, планирования торговых площадей, строительства дамб, причалов, маяков. Удивлялись и восхищались тем, как основательно устроен Бакинский порт. Около сотни пристаней на сваях, судовые мастерские, склады, конторы, набережная. Всё сделано добротно, надёжно. Что не понравилось, так это нефтепромыслы на побережье Каспия. Понятно, что нефть и продукты, извлекаемые из неё, необходимы для развивающейся промышленности, но вот для моря это беда. Отходы, образующиеся при её добыче и переработке, погубят Каспий и всё, что в нём обитает.
«А ведь скоро и у нас то же самое грядёт, — понимал Дубинин. Сам видел на другом берегу в пустыне колодцы с пятнами нефти на воде. — Да, этого не остановить».
Однажды в Баку компаньоны познакомились с коммерсантами из Персии. Долго говорили, обсуждая перспективы совместной работы. Тут же заключили договор о поставке первых партий соли, рыбы, икры, условились о следующей встрече в Энзели.
В тысяча девятьсот пятом – тысяча девятьсот одиннадцатом годах в Персии произошла антифеодальная антиимпериалистическая революция. Как ни странно, после этих событий работать с персидскими компаньонами стало проще. Всегда появляются люди, умеющие извлекать выгоду из постреволюционных трудностей. Вот и Дубинин с Ильиным заметили, что местные коммерсанты стали более активно с ними сотрудничать.
До тысяча девятьсот семнадцатого года концессии на рыболовные промыслы в Каспийском море находились в руках российских подданных. Поэтому в то время было очень выгодно торговать с Персией. Из России коммерсанты поставляли соль, сахар, икру, цветные металлы, лес, изделия из кожи, посуду. Бывало, что вели и нелегальную торговлю: вместе с рыбой и солью в тайниках перевозилось оружие для революционеров. Оплачивались такие поставки алмазами. Дубинины уже давно вкладывали деньги в драгоценные камни и золото. В Россию ввозили рис, чай, пряности, табак, ковры, ткани, галантерею и украшения. Когда правительство России ввело льготную пошлину на ввоз хлопка из Персии, Дубинины и Ильины занялись его поставкой в страну. Со временем приобрели в Энзели земельные участки для выращивания хлопка. Рядом построили семейные усадьбы. Для перевозки товаров закупили два торговых судна, переоборудованных из бывших военных кораблей.
Николай Петрович Дубинин отправил сына на учебу в Оренбургскую гимназию, а в тысяча девятьсот пятом году — в Санкт-Петербургский Горный институт. Во время обучения в гимназии Пётр жил в семье Ильина и сдружился с его сыном Леонардом. В тысяча девятьсот восьмом году после рождения младшего сына Александра к дому Дубининых в Закаспийске сделали две пристройки. С правой стороны для новорожденного, а с левой для дочери Марии.
После института Пётр Дубинин стажировался и работал в соляном управлении у Николая Ильина в Оренбурге и Илецке. Дослужился до старшего советника управления. Познакомился с дочерью Ильина Еленой, троюродной сестрой Леонарда.
После начала первой мировой войны Пётр был мобилизован и отправлен на фронт. Воевал достойно и храбро, но недолго: был ранен и в течение года восстанавливался в госпитале. После возвращения в тысяча девятьсот шестнадцатом году Пётр и Елена поженились. Николай Петрович, ранее благословивший этот брак, приехал на свадебные торжества, а сразу после них назначил сына управляющим отделением своей компании в Оренбурге и начал готовить его для работы в семейном бизнесе. Вводил в дела, знакомил с партнерами, коллегами, банкирами.
Оренбург тех лет занимал особое положение в торговых отношениях окраин и центра России. Недаром его называли предбанником Востока. В этом центре торговли собиралось множество публики разного сорта: деловые люди и авантюристы, труженики и бездельники, отставные военные и проворовавшиеся чиновники. В среде купечества и промышленников Поволжья обманы и бесчестные поступки осуждались, плуты и мошенники презирались. За нарушенное честное слово человек уже никогда не мог вернуться в круг уважаемых предпринимателей. Считалось, что лучше самому потерять большие деньги, чем подставить партнёра. Умнее потерпеть убытки, если не можешь выполнить обещания, чем впоследствии потерять всё из-за дурной репутации.
Дубинин много и часто ездил по России, но так и не привык к жизни в больших городах. Не любил столичных изысков, манерности, угодничества, суеты и безделья. Вместе с завезенными с Запада новыми изобретениями, машинами, модой, культурой были ввезены и новые отношения, в которых десять заповедей не всегда принимались за основу. Николай Петрович не был ретроградом, понимал, что жизнь не стоит на месте, и наступивший век — время новых людей, новой культуры, нового миропорядка. Но, как выходец из провинции, был по характеру прямолинеен, привык говорить то, что думает, а не то, что выгодно и удобно. Хитрить, ловчить и льстить в общении со столичными чиновниками он не научился, поэтому старался реже ездить в Петербург и Москву.
Днём Пётр работал с отцом, а вечера посвящал жене: театры, званые ужины, провинциальные балы, благотворительные мероприятия. В сентябре они поехали знакомиться с родовым гнездом — в Закаспийск. Месяц выбрали не случайно: летом жара и горячие степные ветры, зимой те же ветры, но уже ледяные. Не хотелось Петру пугать молодую жену. Осень и весна — самое подходящее время для знакомства с новой родиной.
Так и получилось, осенний Закаспийск понравился Елене. Городок, разросшийся из небольшой старинной крепости — форпоста империи на её южной окраине. Красивые каспийские пейзажи, спокойная обстановка, благожелательные люди и необычное общество — военные, рыбаки, ссыльные. Елена решила, что когда-нибудь переедет сюда окончательно и будет работать учителем в небольшой местной школе. А пока что осматривалась и знакомилась — с городом, новыми родственниками и соседями.
У Дубининых новая солеварня, лодки, баркасы, самоходная баржа. В Персии пришвартован купленный недавно корабль. Пётр часто выезжал по делам в Энзели, Баку, Порт-Петровск. Елена сопровождала его. Новые встречи, знакомства, впечатления.
2024 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
«От кого мать могла узнать факты из жизни разных поколений Дубининых и Ильиных? — пытаться понять Алексей. — В тысяча девятьсот семьдесят седьмом году она вышла замуж за его отца, внука Леонарда Ильина и Марии Дубининой. К тому времени мало кто знал и помнил историю исчезновения обоза с золотом времён гражданской войны и, тем более, подробности биографий участников тех событий. Есть два варианта того, где она могла получить эту информацию. Возможно, узнала из рассказов бабушки. Леонард пропал без вести в тысяча девятьсот сорок втором году, а его жена прожила до тысяча девятьсот восемьдесят пятого. По рассказам родственников, в начале восьмидесятых годов Мария Николаевна была ещё довольно бодрой старушкой и даже успела понянчиться со своим правнуком. Как представитель обеих семей — Ильиных и Дубининых, она могла лучше других знать их историю. Ну, а второй вариант: мать всё-таки видела и читала дневники Леонарда, о которых её расспрашивал Александр Александрович Дубинин, собравший в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году потомков двух семейств. В таком случае, где же тогда тетради, которые ищут тридцать с лишним лет?»
Звонок телефона вспугнул многолетнюю сонную тишину покинутого людьми дома, прервав воспоминания Алексея.
— Привет, родственник! Наконец-то объявился! Я Максим Вознесенский. Если читал моё послание, значит, находишься в доме родителей или где-то рядом. Я ведь тебе несколько раз уже писал и только сегодня дождался ответа. Давно мы не виделись, больше тридцати лет.
— Привет, Максим! Тридцать пять лет прошло с тех пор, как мы с тобой и Владиком катались на лодках по Уралу, а потом с родителями прямо на бахче арбузами и дынями объедались.
Максим оживился:
— А он-то где теперь? Что-нибудь знаешь о нём? Мы и о тебе только недавно хоть что-то узнали, а вот о нём ничего не слышали с тех пор.
— Всё нормально у него. Жив, здоров, окончил институт, работал на заводе. Что-то связанное с порошковой металлургией. Я точно не знаю, в подробности не вдавался. Мы с ним лет двадцать назад стали общаться, потом переписывались, созванивались. Он несколько раз приезжал в Екатеринбург по своим заводским делам и просто на праздники. Отмечали, веселились, на гитарах играли. Хороший парень, общительный, жизнерадостный, только бесшабашный немного. Был свидетелем у меня на свадьбе. Потом ушёл с завода: там сокращения начались, и Владик в числе прочих «загремел под фанфары». Но сильно не расстроился: он хорошо в машинах разбирался, любил это дело и незадолго до увольнения открыл свою небольшую автомастерскую. Я ему даже предлагал переехать сюда и работать в моей компании: у нас небольшой автопарк со спецтехникой, и требовался хороший мастер по машинам. Но тогда почему-то не получилось.
— Он так и живёт в Оренбурге?
— Да, и он, и родители его, все там. По крайней мере, года два-три назад так и было. А потом у меня всё наперекосяк пошло. Сейчас даже не знаю, где он и что с ним.
— Понятно, а ты где работаешь? Геодезист? Ну, тогда ясно, почему на письма не отвечал, и почему наш новообретённый дядюшка тебя не нашёл. Кстати, он по какой-то причине шифруется, фамилию сменил, и сейчас не Дубинин, а Гурин. А зовут, как и отца, Александр Александрович. И также настойчиво, как отец, пытается найти тетради Леонарда Ильина, которые, по его мнению, могут находиться у твоей матушки. Дубинин на встрече в Оренбурге настойчиво расспрашивал Валентину Леонидовну о них. Он знал, что Леонард вёл дневники, которые потом хранились в вашей семье. Да она и не отрицала этого, но сказала, что они исчезли вместе с его сыном. Гурин - Дубинин, приезжавший к нам, всё-таки уверен в том, что часть дневников Леонарда осталась в вашей семье после исчезновения Анатолия. Что-то он явно знает, но утаивает. И мне это не понравилось: хочет получить от нас некую информацию, но сам рассказывает не всё, что ему известно об этой истории.
На той встрече твоя мать говорила, что Анатолий Ильин занимался поисками, куда-то время от времени ездил и даже, возможно, заезжал к кому-то из родственников. Может быть, он уже тогда контактировал с семьёй этих Дубининых, бывал у них, что-то рассказывал и даже оставил часть записей Леонарда? А иначе, откуда у них такая непоколебимая уверенность в том, что у вас остались некие документы твоего прадеда?
Как бы то ни было, даже если ты не видел дневников раньше, всё-таки поищи в доме родителей или в другом месте, где они могли их хранить.
— Хорошо, — согласился Алексей. — За последние годы я здесь всё осмотрел: и в доме, и в сарае, и на чердаке. Нашёл только личные документы родителей, квитанции, фотографии. Ничего необычного, странного нигде не обнаружил. Но придётся ещё раз всё здесь проверить: я ведь хочу продать дом.
Максим забеспокоился.
— А что случилось?
— Да так, небольшие проблемы с финансами. Но я выкручусь.
— Опасно сейчас продавать, пока не найдены документы. А вдруг они где-то так спрятаны, что ты просто не можешь их найти. Допустим, закопаны в саду или во дворе. Я думаю, твоя мать понимала их ценность и могла убрать в какое-то потайное место. Ты где учился?
— В Москве. В Екатеринбурге бывал редко: учеба осенью, зимой и весной. Да и летом почти не бывал: после трёх курсов у нас была летняя практика на геодезическом полигоне, а после четвёртого — производственная практика.
