Решительно встала и пошла дальше. Но мысль не отпускала. Вертелась в голове, складывалась в картинки: вот звонит Артем, а она отвечает: «Прости, дорогой, я занята. И буду занята долго. Да, очень долго. Всю жизнь». Смешное у него, наверное, станет лицо, когда он это услышит. У него вообще очень выразительная мимика, Вера его и заметила впервые из-за этого: очень уж выделялся на общем серьезном фоне.
Интересно, ребенок будет на него похож?
Вера остановилась. Да что ж это с ней такое?! Не будет никакого ребенка! Она ведь все уже решила! Или не решила?
— Извините, можно пройти?
Вера посторонилась: оказывается, она почти совсем перегородила узкий проход в глубину двора, где располагалась женская консультация. Проводила взглядом молодую маму с коляской. И вдруг подумала: «А ведь давно пора было с Артемом развязаться. Может, потому и не встретила до сих пор нормального мужчину, что рядом со мной вечно крутится это недоразумение».
Она взяла номерок к врачу, так и не поняв окончательно, чего хочет. Перед ней оказалась та самая мама с коляской, и Вера то и дело поглядывала на ее лицо, на спящего малыша, на подвешенные к коляске яркие погремушки. Заметив ее взгляды, женщина улыбнулась, спросила:
— На учет становиться пришли? Поздравляю.
Вера почувствовала, что краснеет. Подумала вдруг: а может, и правда? Повышение на работе еще вилами по воде писано, зарплата у нее и сейчас хорошая, денег на ребенка хватит. А аборт… сделать его недолго, а вдруг потом всю жизнь жалеть будешь? Вспоминать не рожденного малыша, представлять, каким бы он был…
Из консультации она вышла, сжимая в руках пачку направлений к врачам и на анализы. Сказала, остановившись на крыльце и наконец-то пряча бумаги в сумочку:
— Я сошла с ума!
Но почему-то ей казалось, что теперь она все решила правильно.
Жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Расставание с Артемом прошло легко, и только иногда Вера слегка жалела, вспоминая прежние беззаботные дни. Качала головой: ничего, вот родится ее Надюшка…
Имя пришло само, как только ей сказали, что будет девочка. Надя, Надежда. Вера, Надежда, а там, глядишь, и любовь подоспеет.
На здоровье Вера никогда не жаловалась, и потому совсем не боялась. Почему-то ей казалось, что все пройдет по плану, в определенные сроки… Но прихватило внезапно, за две недели до срока, да еще и посреди улицы, когда Вера шла из магазина.
Она уронила сумку и схватилась за живот. Хорошо, люди были кругом, какая-то женщина подхватила, усадила на лавочку, какая-то закричала вызвать «скорую», кто-то ответил:
— Да какая скорая, пока сюда доедет, того гляди и родит! Сейчас, у меня машина рядом.
Вера с трудом понимала, что происходит. Какая-то женщина успокаивала, гладила по плечу, говорила:
— Ничего, родная, терпи. Сейчас тебя наш Дениска отвезет. Телефон-то есть, может, позвонить кому?
— Некому, — всхлипнула Вера.
— Мать, муж?
— Я одна, нет никого, — боль отпустила, Вера глубоко вздохнула: — Прошло вроде… Пойду я, наверное…
— Куда «пойду»! Выдумала! В роддом прямым ходом, «прошло» ей, молодо-зелено. Вот и карета подана. Дениска, ты гляди, с рук на руки там ее сдай, кому положено. А то девушка шустрая, уже идти куда-то собралась.
— Спасибо, — Вера неловко улыбнулась.
Ей помогли сесть в машину, Денис тронул с места осторожно, как будто вез хрусталь. Опустил стекло, спросил:
— Так хорошо?
— Да, — Вера откинула голову на спинку сиденья, подставила лицо теплому ветру. — Спасибо. Что б я без вас делала…
— Да ладно, — отмахнулся Денис. — Святое дело. Кого ждете?
— Дочку, — улыбнулась Вера.
Денис оказался умелым водителем: вел быстро, но плавно, ни разу не тряхнул, не затормозил слишком резко. Вера украдкой разглядывала широкие ладони на руле, жесткий профиль. Вроде бы самый обычный мужчина, на улице на таких внимания не обращаешь… Он почувствовал взгляд, улыбнулся:
— Вы не волнуйтесь. Все хорошо будет. Вас как звать?
— Вера…
Засмеялся:
— Тогда дочку Надей нужно.
— Догадались, — Вера хотела засмеяться, но живот снова схватило.
В приемную роддома Денис занес ее на руках. Пожал на прощание пальцы:
— Все хорошо будет.
А наутро приехал навестить. Вера даже не узнала его сразу, думала — к соседке, а он подошел и пожал ей пальцы, как вчера, и сказал:
— Ну что, Вера, с Надеждой вас!
Выставил на тумбочку сок, яблоки, бананы.
— Вы… — Вера замолчала, чувствуя, как приливает к щекам жар смущения. Чужой же человек…
Он, кажется, понял. Сказал, тоже словно смутившись:
— Я себя вроде как причастным ощущаю. Отец не отец, а хотя бы крестный. А вы говорили вчера, что у вас никого…
Из роддома их забирал Денис. За эти дни Вера поняла: спорить бесполезно. Да, если честно, не слишком ей и хотелось спорить. Этот чужой им с Надюшкой мужчина решил войти в их жизнь — и вошел, как будто так и нужно. Заглядывал каждый день, приносил сок и фрукты, шутил: «Вера есть, Надежда есть, на очереди Любовь».
Вере становилось страшно: себе она могла признаться, что любовь уже вкралась в ее сердце. Денис не был похож на мужчину ее мечты, но мечта рядом с ним подергивалась туманной дымкой и отступала. В нем было главное, что Вера хотела бы видеть в своем муже — надежность. Вот только она не понимала: что такой мужчина мог найти в незнакомой женщине, свалившейся ему на руки только для того, чтобы родить чужого ему ребенка?
Вера спросила его об этом через месяц, когда Денис сделал ей предложение. К тому времени он уже знал всю ее историю, знал и об Артеме, и о сорвавшемся из-за родов повышении.
— То и нашел, — ответил он, — что выбираешь ты правильно. Я такую всю жизнь искал.
А еще через год родилась и Любовь.
Иногда Ирине казалось, что ее жизнь похожа на паззл. Так же состоит из разрозненных кусочков со сложно вырезанными краями, и никак не получается подогнать один к другому, а другой к третьему. Мама не складывается с мужем, а сама Ирина — со свекровью, муж — с Ириниными подружками и любовью к новым местам и впечатлениям, свекровь — с детским садиком, куда нужно отводить Ванятку ровно на час позже того времени, когда Ирина уходит на работу…
А самый сложный элемент — два центральных кусочка этой жизненной мозаики: она и муж, Борис. Когда решили пожениться, думали, все будет в их жизни так же солнечно, как было в начале романа. Но погода в доме быстро начала портиться. Сначала набежали облака, потом сгустились тучи, а сейчас и вовсе — гроза за грозой. Очень уж сложными оказались вырезы на тех краях их паззла, которыми они должны были бы сцепиться.
Борис-муж разительно отличался от Бориса-друга и Бориса-жениха. В семейной жизни он был властным и самолюбивым, из тех мужей, которые умеют хорошо зарабатывать и потому считают, что место жены — на кухне и в детской. А Ирина любила свою работу и, даже родив, не собиралась ее бросать. «Домохозяйка» — в этом слове для нее собралось самое страшное, что может с ней случиться: конец интересной, перспективной и важной работе, общению, командировкам…
— Ты с ума сошла, — говорил Борис. — Как можно любить командировки? Я еще понимаю, в отпуск…
— Просто я люблю свою работу, — запальчиво возражала Ирина.
— Какая скука, — фыркал Борис. — Еще и ездишь по всяким отстойникам. Эколог!
У него это «эколог» звучало почти как ругательство. Ирина обижалась, но, пока Ванятка был маленький, терпела. Но, когда сынок подрос и пошел в садик, все испортилось окончательно. Да еще свекровь встала на сторону Бориса, пилила Ирину: ты, мол, плохая мать, сбагрила ребенка в чужие руки! В садике и присмотр не тот, и вкусненьким не накормят, и вообще, «мать есть мать, вот я Бореньку до школы сама воспитывала, и читать учила, и в кружки-секции водила, да и потом…»
Борис кивал, и Ирина чувствовала себя, как между молотом и наковальней. Только на работе и вздохнешь спокойно! Да еще когда к маме в гости вырвешься.
Мама Ирину растила, не отрываясь от работы, и ничего — вырастила. «Квочка! — говорила она о матери Бориса. — Такие до старости детей из-под юбки не выпускают. Погоди, она тебе предложит еще на первое свидание Ванюшку за ручку повести».
Ирина невесело улыбалась. Думала: вот так и разбивается любовь. Было же когда-то все у них хорошо, а теперь — слезы одни.
Как это часто бывает, кризис, хотя и назревал долго, наступил внезапно.
В тот день Ирина купила паззл — смешного львенка Симбу, героя любимого Ваняткиного мультфильма. Поужинав, сели собирать. И, едва успели справиться с половиной, Ирине позвонил начальник.
Вроде и недолго говорила, минут пять, но Ванятка успел потерять один квадратик — это выяснилось, когда сложенный Симба недосчитался левого уха.
Поиски оказались тщетны. Ванятка разревелся, Ирина обняла, поцеловала, шепнула утешающе:
— Ничего, мы завтра купим паззл с доктором Айболитом, соберем, и Айболит Симбу вылечит. Ладно?
Подумала: купить завтра Айболита и еще одного Симбу, заменить коробочку на новую…
И все бы обошлось, но у Бориса было плохое настроение, а у свекрови болела голова.
В детском плаче оказалась виновата Ирина, в потерянном кусочке паззла — ее неуемное и «ненормальное» желание работать, а не сыном заниматься, а в чем ее обвинят еще, Ирина слушать не стала. Обняла Ванятку, сказала тихо:
— Завтра я подаю на развод. Ванюша, пожалуйста, собери свои игрушки, мы с тобой сейчас едем в гости к бабушке.
Так ее паззл перемешался окончательно. Ирина с Ваняткой переехала к маме. Теперь приходилось экономить, а на работе оформить короткий день: иначе никак не получалось с садиком. Казалось бы, все стало хуже, и некоторые подруги прямым текстом сказали: ты, мол, совсем сдурела. Но Ирине было хорошо. Она и не подозревала, оказывается, насколько ее давило постоянное напряжение в семье, как мешали жить упреки и скандалы.
Теперь день складывался по-другому. Утром Ванятку вела в садик бабушка, а вот забирать его нужно было Ирине. Она заезжала туда сразу с работы, и все равно получалось немного позже, чем основная масса родителей. Но Ванятка не капризничал, не ныл.
— У него тут компания, — посмеялась однажды воспитательница Светлана Ивановна. — За Анютой тоже поздно приходят.
— Нюта — это я, — важно сообщила кроха в розовом платье. — За мной папа сколо плидет.
— Уже идет, — улыбнулась Светлана Ивановна, — беги, встречай.
— Нюта хорошая, — сказал вслед Ванятка.
— Вы дружите? — спросила Ирина.
— Мама! — с почти взрослой укоризной протянул Ванятка. — Она же девчонка! — И добавил, подумав: — Я ее защищаю.
— Защитник, — рассмеялась Ирина. — Молодец, сынок. Пойдем, скажешь Анюте «до завтра».
За Анютой всегда приходил папа — с того дня они с Ириной встречались часто, здоровались и вскоре даже начали обращаться друг к другу по имени. Андрей тоже заезжал за дочкой прямиком с работы, и Ирина втайне позавидовала его жене: представить Бориса забирающим ребенка из садика было немыслимо. Но вскоре Ванятка проговорился: сказал задумчиво, когда они распрощались, как всегда, на перекрестке, и помахали Нюте вслед.
— Вот ко мне папа не приходит, а к Нюте мама…
— Не приходит? — растерянно переспросила Ирина. Сначала она привычно выловила в словах сына обиду на Бориса: ведь, и правда, совсем о собственном ребенке позабыл, перечисляет алименты и решил, что этого хватит! Но тут же сообразила, что Ванятка говорит сейчас не столько о себе, сколько о своей подружке.
— Они с папой вдвоем живут, — сообщил Ванятка. — Нюте плохо, у нее даже бабушки нет. Мама, давай ее в гости позовем? Я ей подарю свой паровозик. И с бабушкой познакомлю.
— Ты решил поделиться с ней бабушкой? — рассмеялась Ирина. — Конечно, сынок, давай пригласим. Бабушка будет рада.
Так в ее паззле появились два новых кусочка: Андрей и Нюта. Наверное, думала Ирина, то, что у нас сейчас складывается, называется «дружить семьями», вот только со стороны наверняка выглядит иначе. Когда они с Андреем вели в воскресенье детей в парк на аттракционы, их принимали за семью. Это было странно, неловко — особенно неловко потому, что Андрей на такое только смеялся. У него вообще был очень легкий характер, что угодно мог в шутку перевести.
— Ты все шутишь, — сказала как-то Ирина укоризненно. Он рассмеялся в ответ:
— Серьезная у нас Анютка, на двоих хватит. Мороженое будешь?
В одно из таких «семейных» воскресений навстречу попался Борис. Окинул внимательным, неприязненным взглядом.
Ванятка кинулся к нему:
— Папа!
Борис натянуло улыбнулся, спросил:
— Как живешь?
Ванятка рассказывал взахлеб: о садике, бабушке, Нюте, новом паровозике и плюшевом медведе… Борис рассеянно кивал, потом вдруг прервал на полуслове:
— Ирина, ты не одумалась?
Ванятка растерянно замолчал.
— Мальчику нужен отец, ты же сама видишь.
Ирина вспыхнула:
— Из тебя отец, как из медведя балерина! Иди уже. Видно, как тебе сын нужен.
Борис усмехнулся:
— Ваня, тебе папа нужен?
Ванятка насупился и обнял Ирину за ногу — крепко, не оторвать.
— Ясно, — Борис натянуто рассмеялся, кивнул и ушел, бросив через плечо: — Желаю счастья.
Ирина смотрела вслед, сжав кулаки и тяжело дыша.
— Мама, — Ванятка дергал ее за руку, — ну ма-а-ма…
Андрей тряхнул ее за плечи:
— Очнись!
Ирина моргнула, уткнулась ему в плечо — и расплакалась. Кажется, в первый раз после развода.
Андрей проводил ее до дома. Перед тем, как попрощаться, задержал ее ладонь в своей, пожал легонько. Сказал:
— Не плачь больше. Ты замечательная, а он — напыщенный индюк.
Ирина улыбнулась сквозь слезы.
В следующее воскресенье они обещали Анюте и Ванятке снова пойти в парк, но погода испортилась, и Ирина просто пригласила Андрея с Нютой в гости. Испекла пирог — побаловать детей, да и себе настроение поднять. За окном шуршал дождь, а они пили чай с пирогом, разговаривали неторопливо, смотрели, как Ваня с Анютой собирают паззл — тот самый, с Симбой. Левое ухо у Симбы было на месте: Ирина все-таки заменила коробочку. Надо же, подумала она, такая мелочь, а всю жизнь перевернула.
Идиллию нарушил звонок в дверь. Ирина пошла открывать — и попятилась: Борис шагнул прямо на нее, не дожидаясь, пока его впустят.
— Я все же хотел бы обсудить. Я долго думал… Ребенку нужен отец.
Ирина сглотнула.
— Я не хочу ничего обсуждать с тобой.
— К тому же у ребенка уже есть отец, — твердые, уверенные руки отодвинули Ирину в сторону. Перед Борисом встал Андрей. — Вас сюда не приглашали. Теперь это не ваша семья, вам лучше уйти.
Ирина сама не поняла, как Борис оказался за дверью. Прислонилась к стене, зябко обхватив себя руками:
— Андрей?
— Прости, — кажется, первый раз она увидела его серьезным. — Не так я хотел тебе это сказать. Но, Ира, тебе не кажется, что до настоящей семьи нам давно уже не хватает только штампиков в паспортах? Может быть, пора?
Может, и пора, растерянно подумала Ирина. Взгляд упал на высунувшихся в коридор детей. Ванятка улыбался — совсем как Андрей, когда только перенять успел?
Кажется, на ее паззле давно уже сложилась новая картинка, а она и не заметила…
— Пойдем в комнату, — вздохнула Ирина. — Нюта, иди умойся, ты вся в креме.
Анюта вытерла измазанную щеку ладошкой. И спросила вдруг:
— Ты плавда будешь моей мамой?
— Буду, — Ирина засмеялась, подхватила Анюту на руки и потащила в ванную.
Интересно, ребенок будет на него похож?
Вера остановилась. Да что ж это с ней такое?! Не будет никакого ребенка! Она ведь все уже решила! Или не решила?
— Извините, можно пройти?
Вера посторонилась: оказывается, она почти совсем перегородила узкий проход в глубину двора, где располагалась женская консультация. Проводила взглядом молодую маму с коляской. И вдруг подумала: «А ведь давно пора было с Артемом развязаться. Может, потому и не встретила до сих пор нормального мужчину, что рядом со мной вечно крутится это недоразумение».
Она взяла номерок к врачу, так и не поняв окончательно, чего хочет. Перед ней оказалась та самая мама с коляской, и Вера то и дело поглядывала на ее лицо, на спящего малыша, на подвешенные к коляске яркие погремушки. Заметив ее взгляды, женщина улыбнулась, спросила:
— На учет становиться пришли? Поздравляю.
Вера почувствовала, что краснеет. Подумала вдруг: а может, и правда? Повышение на работе еще вилами по воде писано, зарплата у нее и сейчас хорошая, денег на ребенка хватит. А аборт… сделать его недолго, а вдруг потом всю жизнь жалеть будешь? Вспоминать не рожденного малыша, представлять, каким бы он был…
Из консультации она вышла, сжимая в руках пачку направлений к врачам и на анализы. Сказала, остановившись на крыльце и наконец-то пряча бумаги в сумочку:
— Я сошла с ума!
Но почему-то ей казалось, что теперь она все решила правильно.
Жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Расставание с Артемом прошло легко, и только иногда Вера слегка жалела, вспоминая прежние беззаботные дни. Качала головой: ничего, вот родится ее Надюшка…
Имя пришло само, как только ей сказали, что будет девочка. Надя, Надежда. Вера, Надежда, а там, глядишь, и любовь подоспеет.
На здоровье Вера никогда не жаловалась, и потому совсем не боялась. Почему-то ей казалось, что все пройдет по плану, в определенные сроки… Но прихватило внезапно, за две недели до срока, да еще и посреди улицы, когда Вера шла из магазина.
Она уронила сумку и схватилась за живот. Хорошо, люди были кругом, какая-то женщина подхватила, усадила на лавочку, какая-то закричала вызвать «скорую», кто-то ответил:
— Да какая скорая, пока сюда доедет, того гляди и родит! Сейчас, у меня машина рядом.
Вера с трудом понимала, что происходит. Какая-то женщина успокаивала, гладила по плечу, говорила:
— Ничего, родная, терпи. Сейчас тебя наш Дениска отвезет. Телефон-то есть, может, позвонить кому?
— Некому, — всхлипнула Вера.
— Мать, муж?
— Я одна, нет никого, — боль отпустила, Вера глубоко вздохнула: — Прошло вроде… Пойду я, наверное…
— Куда «пойду»! Выдумала! В роддом прямым ходом, «прошло» ей, молодо-зелено. Вот и карета подана. Дениска, ты гляди, с рук на руки там ее сдай, кому положено. А то девушка шустрая, уже идти куда-то собралась.
— Спасибо, — Вера неловко улыбнулась.
Ей помогли сесть в машину, Денис тронул с места осторожно, как будто вез хрусталь. Опустил стекло, спросил:
— Так хорошо?
— Да, — Вера откинула голову на спинку сиденья, подставила лицо теплому ветру. — Спасибо. Что б я без вас делала…
— Да ладно, — отмахнулся Денис. — Святое дело. Кого ждете?
— Дочку, — улыбнулась Вера.
Денис оказался умелым водителем: вел быстро, но плавно, ни разу не тряхнул, не затормозил слишком резко. Вера украдкой разглядывала широкие ладони на руле, жесткий профиль. Вроде бы самый обычный мужчина, на улице на таких внимания не обращаешь… Он почувствовал взгляд, улыбнулся:
— Вы не волнуйтесь. Все хорошо будет. Вас как звать?
— Вера…
Засмеялся:
— Тогда дочку Надей нужно.
— Догадались, — Вера хотела засмеяться, но живот снова схватило.
В приемную роддома Денис занес ее на руках. Пожал на прощание пальцы:
— Все хорошо будет.
А наутро приехал навестить. Вера даже не узнала его сразу, думала — к соседке, а он подошел и пожал ей пальцы, как вчера, и сказал:
— Ну что, Вера, с Надеждой вас!
Выставил на тумбочку сок, яблоки, бананы.
— Вы… — Вера замолчала, чувствуя, как приливает к щекам жар смущения. Чужой же человек…
Он, кажется, понял. Сказал, тоже словно смутившись:
— Я себя вроде как причастным ощущаю. Отец не отец, а хотя бы крестный. А вы говорили вчера, что у вас никого…
Из роддома их забирал Денис. За эти дни Вера поняла: спорить бесполезно. Да, если честно, не слишком ей и хотелось спорить. Этот чужой им с Надюшкой мужчина решил войти в их жизнь — и вошел, как будто так и нужно. Заглядывал каждый день, приносил сок и фрукты, шутил: «Вера есть, Надежда есть, на очереди Любовь».
Вере становилось страшно: себе она могла признаться, что любовь уже вкралась в ее сердце. Денис не был похож на мужчину ее мечты, но мечта рядом с ним подергивалась туманной дымкой и отступала. В нем было главное, что Вера хотела бы видеть в своем муже — надежность. Вот только она не понимала: что такой мужчина мог найти в незнакомой женщине, свалившейся ему на руки только для того, чтобы родить чужого ему ребенка?
Вера спросила его об этом через месяц, когда Денис сделал ей предложение. К тому времени он уже знал всю ее историю, знал и об Артеме, и о сорвавшемся из-за родов повышении.
— То и нашел, — ответил он, — что выбираешь ты правильно. Я такую всю жизнь искал.
А еще через год родилась и Любовь.
Часть 11. ПАЗЗЛ
Иногда Ирине казалось, что ее жизнь похожа на паззл. Так же состоит из разрозненных кусочков со сложно вырезанными краями, и никак не получается подогнать один к другому, а другой к третьему. Мама не складывается с мужем, а сама Ирина — со свекровью, муж — с Ириниными подружками и любовью к новым местам и впечатлениям, свекровь — с детским садиком, куда нужно отводить Ванятку ровно на час позже того времени, когда Ирина уходит на работу…
А самый сложный элемент — два центральных кусочка этой жизненной мозаики: она и муж, Борис. Когда решили пожениться, думали, все будет в их жизни так же солнечно, как было в начале романа. Но погода в доме быстро начала портиться. Сначала набежали облака, потом сгустились тучи, а сейчас и вовсе — гроза за грозой. Очень уж сложными оказались вырезы на тех краях их паззла, которыми они должны были бы сцепиться.
Борис-муж разительно отличался от Бориса-друга и Бориса-жениха. В семейной жизни он был властным и самолюбивым, из тех мужей, которые умеют хорошо зарабатывать и потому считают, что место жены — на кухне и в детской. А Ирина любила свою работу и, даже родив, не собиралась ее бросать. «Домохозяйка» — в этом слове для нее собралось самое страшное, что может с ней случиться: конец интересной, перспективной и важной работе, общению, командировкам…
— Ты с ума сошла, — говорил Борис. — Как можно любить командировки? Я еще понимаю, в отпуск…
— Просто я люблю свою работу, — запальчиво возражала Ирина.
— Какая скука, — фыркал Борис. — Еще и ездишь по всяким отстойникам. Эколог!
У него это «эколог» звучало почти как ругательство. Ирина обижалась, но, пока Ванятка был маленький, терпела. Но, когда сынок подрос и пошел в садик, все испортилось окончательно. Да еще свекровь встала на сторону Бориса, пилила Ирину: ты, мол, плохая мать, сбагрила ребенка в чужие руки! В садике и присмотр не тот, и вкусненьким не накормят, и вообще, «мать есть мать, вот я Бореньку до школы сама воспитывала, и читать учила, и в кружки-секции водила, да и потом…»
Борис кивал, и Ирина чувствовала себя, как между молотом и наковальней. Только на работе и вздохнешь спокойно! Да еще когда к маме в гости вырвешься.
Мама Ирину растила, не отрываясь от работы, и ничего — вырастила. «Квочка! — говорила она о матери Бориса. — Такие до старости детей из-под юбки не выпускают. Погоди, она тебе предложит еще на первое свидание Ванюшку за ручку повести».
Ирина невесело улыбалась. Думала: вот так и разбивается любовь. Было же когда-то все у них хорошо, а теперь — слезы одни.
Как это часто бывает, кризис, хотя и назревал долго, наступил внезапно.
В тот день Ирина купила паззл — смешного львенка Симбу, героя любимого Ваняткиного мультфильма. Поужинав, сели собирать. И, едва успели справиться с половиной, Ирине позвонил начальник.
Вроде и недолго говорила, минут пять, но Ванятка успел потерять один квадратик — это выяснилось, когда сложенный Симба недосчитался левого уха.
Поиски оказались тщетны. Ванятка разревелся, Ирина обняла, поцеловала, шепнула утешающе:
— Ничего, мы завтра купим паззл с доктором Айболитом, соберем, и Айболит Симбу вылечит. Ладно?
Подумала: купить завтра Айболита и еще одного Симбу, заменить коробочку на новую…
И все бы обошлось, но у Бориса было плохое настроение, а у свекрови болела голова.
В детском плаче оказалась виновата Ирина, в потерянном кусочке паззла — ее неуемное и «ненормальное» желание работать, а не сыном заниматься, а в чем ее обвинят еще, Ирина слушать не стала. Обняла Ванятку, сказала тихо:
— Завтра я подаю на развод. Ванюша, пожалуйста, собери свои игрушки, мы с тобой сейчас едем в гости к бабушке.
Так ее паззл перемешался окончательно. Ирина с Ваняткой переехала к маме. Теперь приходилось экономить, а на работе оформить короткий день: иначе никак не получалось с садиком. Казалось бы, все стало хуже, и некоторые подруги прямым текстом сказали: ты, мол, совсем сдурела. Но Ирине было хорошо. Она и не подозревала, оказывается, насколько ее давило постоянное напряжение в семье, как мешали жить упреки и скандалы.
Теперь день складывался по-другому. Утром Ванятку вела в садик бабушка, а вот забирать его нужно было Ирине. Она заезжала туда сразу с работы, и все равно получалось немного позже, чем основная масса родителей. Но Ванятка не капризничал, не ныл.
— У него тут компания, — посмеялась однажды воспитательница Светлана Ивановна. — За Анютой тоже поздно приходят.
— Нюта — это я, — важно сообщила кроха в розовом платье. — За мной папа сколо плидет.
— Уже идет, — улыбнулась Светлана Ивановна, — беги, встречай.
— Нюта хорошая, — сказал вслед Ванятка.
— Вы дружите? — спросила Ирина.
— Мама! — с почти взрослой укоризной протянул Ванятка. — Она же девчонка! — И добавил, подумав: — Я ее защищаю.
— Защитник, — рассмеялась Ирина. — Молодец, сынок. Пойдем, скажешь Анюте «до завтра».
За Анютой всегда приходил папа — с того дня они с Ириной встречались часто, здоровались и вскоре даже начали обращаться друг к другу по имени. Андрей тоже заезжал за дочкой прямиком с работы, и Ирина втайне позавидовала его жене: представить Бориса забирающим ребенка из садика было немыслимо. Но вскоре Ванятка проговорился: сказал задумчиво, когда они распрощались, как всегда, на перекрестке, и помахали Нюте вслед.
— Вот ко мне папа не приходит, а к Нюте мама…
— Не приходит? — растерянно переспросила Ирина. Сначала она привычно выловила в словах сына обиду на Бориса: ведь, и правда, совсем о собственном ребенке позабыл, перечисляет алименты и решил, что этого хватит! Но тут же сообразила, что Ванятка говорит сейчас не столько о себе, сколько о своей подружке.
— Они с папой вдвоем живут, — сообщил Ванятка. — Нюте плохо, у нее даже бабушки нет. Мама, давай ее в гости позовем? Я ей подарю свой паровозик. И с бабушкой познакомлю.
— Ты решил поделиться с ней бабушкой? — рассмеялась Ирина. — Конечно, сынок, давай пригласим. Бабушка будет рада.
Так в ее паззле появились два новых кусочка: Андрей и Нюта. Наверное, думала Ирина, то, что у нас сейчас складывается, называется «дружить семьями», вот только со стороны наверняка выглядит иначе. Когда они с Андреем вели в воскресенье детей в парк на аттракционы, их принимали за семью. Это было странно, неловко — особенно неловко потому, что Андрей на такое только смеялся. У него вообще был очень легкий характер, что угодно мог в шутку перевести.
— Ты все шутишь, — сказала как-то Ирина укоризненно. Он рассмеялся в ответ:
— Серьезная у нас Анютка, на двоих хватит. Мороженое будешь?
В одно из таких «семейных» воскресений навстречу попался Борис. Окинул внимательным, неприязненным взглядом.
Ванятка кинулся к нему:
— Папа!
Борис натянуло улыбнулся, спросил:
— Как живешь?
Ванятка рассказывал взахлеб: о садике, бабушке, Нюте, новом паровозике и плюшевом медведе… Борис рассеянно кивал, потом вдруг прервал на полуслове:
— Ирина, ты не одумалась?
Ванятка растерянно замолчал.
— Мальчику нужен отец, ты же сама видишь.
Ирина вспыхнула:
— Из тебя отец, как из медведя балерина! Иди уже. Видно, как тебе сын нужен.
Борис усмехнулся:
— Ваня, тебе папа нужен?
Ванятка насупился и обнял Ирину за ногу — крепко, не оторвать.
— Ясно, — Борис натянуто рассмеялся, кивнул и ушел, бросив через плечо: — Желаю счастья.
Ирина смотрела вслед, сжав кулаки и тяжело дыша.
— Мама, — Ванятка дергал ее за руку, — ну ма-а-ма…
Андрей тряхнул ее за плечи:
— Очнись!
Ирина моргнула, уткнулась ему в плечо — и расплакалась. Кажется, в первый раз после развода.
Андрей проводил ее до дома. Перед тем, как попрощаться, задержал ее ладонь в своей, пожал легонько. Сказал:
— Не плачь больше. Ты замечательная, а он — напыщенный индюк.
Ирина улыбнулась сквозь слезы.
В следующее воскресенье они обещали Анюте и Ванятке снова пойти в парк, но погода испортилась, и Ирина просто пригласила Андрея с Нютой в гости. Испекла пирог — побаловать детей, да и себе настроение поднять. За окном шуршал дождь, а они пили чай с пирогом, разговаривали неторопливо, смотрели, как Ваня с Анютой собирают паззл — тот самый, с Симбой. Левое ухо у Симбы было на месте: Ирина все-таки заменила коробочку. Надо же, подумала она, такая мелочь, а всю жизнь перевернула.
Идиллию нарушил звонок в дверь. Ирина пошла открывать — и попятилась: Борис шагнул прямо на нее, не дожидаясь, пока его впустят.
— Я все же хотел бы обсудить. Я долго думал… Ребенку нужен отец.
Ирина сглотнула.
— Я не хочу ничего обсуждать с тобой.
— К тому же у ребенка уже есть отец, — твердые, уверенные руки отодвинули Ирину в сторону. Перед Борисом встал Андрей. — Вас сюда не приглашали. Теперь это не ваша семья, вам лучше уйти.
Ирина сама не поняла, как Борис оказался за дверью. Прислонилась к стене, зябко обхватив себя руками:
— Андрей?
— Прости, — кажется, первый раз она увидела его серьезным. — Не так я хотел тебе это сказать. Но, Ира, тебе не кажется, что до настоящей семьи нам давно уже не хватает только штампиков в паспортах? Может быть, пора?
Может, и пора, растерянно подумала Ирина. Взгляд упал на высунувшихся в коридор детей. Ванятка улыбался — совсем как Андрей, когда только перенять успел?
Кажется, на ее паззле давно уже сложилась новая картинка, а она и не заметила…
— Пойдем в комнату, — вздохнула Ирина. — Нюта, иди умойся, ты вся в креме.
Анюта вытерла измазанную щеку ладошкой. И спросила вдруг:
— Ты плавда будешь моей мамой?
— Буду, — Ирина засмеялась, подхватила Анюту на руки и потащила в ванную.
