Если подумать, Лера всю жизнь считала Саньку почти что братом. Они росли вместе — детский сад, школа, двор, и мамы их были подругами. Санька приходил к Лере делать уроки, менялся с ней книгами и дисками, а однажды расквасил нос Лешке, когда тот толкнул Леру в сугроб. А еще они вместе бегали в кино, болели за «Спартак» и гоняли мяч на школьном стадионе.
Было время, то ли в пятом, то ли в шестом классе, когда мальчишки начали Саньку дразнить: жених, мол. Лера слышала, как он ответил: «Что вы понимаете все, Лерка — свой парень». Тогда ей это понравилось. Она не любила девчачьи фишечки: все эти духи-помады, короткие юбочки, разговоры о мальчиках — скучно же! И подружек у нее не было, зато был Санька. Лучший в мире друг.
Со школьного выпускного они удрали сразу после официальной части. Все эти ленточки, незабудки с колокольчиками и платья с пышными юбками Лера считала блажью. А уж последующие посиделки в ресторане — и вовсе. Нет, если кому нравится веселиться именно так — пожалуйста! Но без нее.
И без Саньки.
Санька подождал, пока Лера переоденется в любимые джинсы, выкатил мотоцикл и увез ее за город. Они разожгли костер на берегу озера, жарили сардельки и хлеб, пекли картошку, болтали о всякой всячине и смотрели, как отражаются звезды в темной воде. Когда налетал ветер, по озеру пробегала легкая рябь, и казалось, что звезды дробятся, сверкают и пляшут. И, вторя им, пляшут искры над костром, когда с треском прогорает очередное полено. Лера смотрела на эти искры, на звезды, на темную воду, и думала, что они с Саней нашли самый лучший способ отпраздновать прощание со школой.
Потом она поступила в университет, а Санька ушел в армию. Ему не хватило нескольких баллов пройти по конкурсу, это было обидно, Лера расстроилась до слез, а Саня только рукой махнул:
— После армии точно поступлю.
Щелкнул ее по носу:
— Не скучай, Лерка-Валерка, я тебе звонить буду. Каждый день.
Он и правда звонил каждый день — ну, почти каждый. Рассказывал мало: «Все хорошо, учусь на водителя, не высыпаюсь. Скучаю». Спрашивал: «А ты там как?»
«Да ничего, — отвечала Лера, — тоже не высыпаюсь, задают выше головы, англичанка придирается, точно завалю ей зачет, а девчонки в группе скучные, поговорить с ними не о чем, только мальчики на уме да шмотки. Скучаю. Держись там, Санек, вернешься, поедем с тобой снова на наше озеро, картошку печь и шашлыки из сарделек жарить».
Она и в самом деле скучала, сильно, до слез, до боли. Как будто не другого человека, а часть ее самой оторвали и увезли на край света — нет, не так уж далеко на самом деле, но все равно — далеко, потому что не с ней, не рядом. Без Саньки все было не так. Хорошо еще, что за учебой не успевала заметить, как время летит.
Когда Санька вернулся, Лера его даже не узнала сначала. Он стал выше, шире в плечах, и смотрел не так, как прежде: жестче, совсем по-взрослому. Но, стоило ему улыбнуться и заговорить, наваждение прошло. А уже на следующий день Лере стало казаться, что другим Саня и быть не может.
Они, как и мечтали все это время, съездили на озеро, пекли картошку, жарили шашлыки — настоящие, а не из сарделек, и смотрели на звезды и на отражение звезд в темной воде. И разговаривали — всю ночь разговаривали. Слишком много накопилось у обоих такого, что не расскажешь по телефону. Грустного и смешного, интересного и не очень — всякого.
— Как же я скучал, — смеялся Санька. — Эх, Лерка-Валерка, ты не представляешь, какая ты. В сто раз лучше всех наших парней.
— «Свой парень»? — припомнила Лера.
— Точно, — кивнул Саня. — С тобой я бы в разведку пошел.
— В универ со мной пойдешь, — хихикнула Лера. — Не раздумал еще?
— Не раздумал, — решительно отозвался Саня. — Профессия у меня теперь есть, конечно, водитель нигде не пропадет, но, знаешь, всю жизнь за рулем — не мое. Буду учиться. Поможешь, если что?
— Мог бы не спрашивать, — фыркнула Лера.
— Мог бы, — согласился Саня. — Знаю.
И от этого «знаю» стало тепло на душе.
А потом наступил учебный год, и все стало по-прежнему. Или — почти по-прежнему. Теперь некогда было бегать в кино и гонять мячик на стадионе: учеба занимала все время, едва оставляя скупые часы на сон. Зато снова можно было болтать обо всем на свете, заниматься вместе, просто быть рядом. А еще — ловить настроение и хорошую погоду и идти домой пешком, давая себе лишние полчаса отдыха. Благо, осень стояла теплая и солнечная, и прогуляться по усыпанным палой листвой улицам было только в удовольствие. Лера нарочно шуршала листьями, поддевая рыжие вороха носками кроссовок. Поглядывала искоса на Саню и думала — все-таки он изменился. Совсем другой стал, хоть вроде и такой же. Или это она сама повзрослела? Ей все меньше хотелось быть «своим парнем» и все больше — девушкой. Саниной девушкой. Хотелось, чтобы Санька вдруг остановился, взял ее лицо в ладони и поцеловал. Чтобы не размахивал руками, рассуждая о завтрашнем семинаре, а обнял ее за талию, прижал к себе и не отпускал. Чтобы, чтобы, чтобы…
Глупые мысли. Если парень относится к тебе как к другу, а ты не хочешь потерять его совсем — будь ему другом. Если он ценит то, что есть между вами сейчас — не рискуй этим в призрачной надежде на большее. Так говорила себе Лера, шурша листьями и кивая на Санины разговоры об учебе. В конце концов, если бы она, Лера, нравилась ему как девушка, уж наверное, он дал бы это понять. Хочешь не хочешь, а оставаться ей «своим парнем».
Вот только смутное напряжение копилось и копилось. И однажды выплеснулось — неожиданно даже для самой Леры.
В тот день все не задалось с самого утра. Автобус попал в пробку, Лера опоздала на первую пару, чуть не завалила контрольную на второй, в обед вместо столовой бегала в библиотеку и не успела даже булочку себе купить, а после обеда был английский, который никогда еще не способствовал улучшению Лериного настроения. Наверное, будь она не настолько уставшая, голодная и злая, ее меньше задело бы зрелище двух девиц, чуть ли не висящих на руках у Саньки. То есть, конечно, на самом деле они просто шли с ним рядом, по обе стороны, назойливо и бесстыдно — на Лерин взгляд — прижимаясь к Сане, заглядывая ему в лицо и что-то щебеча. Девицы были вида самого что ни на есть кукольного, то есть Лерой презираемого: короткие юбочки, высокие сапожки на шпильке, модные прически. Даже цвет волос одинаковый, модный, только у одной стрижка короткая, а у другой — до плеч. Лера засунула руки в карманы ветровки и крепко, изо всех сил сжала кулаки. Она, значит, ждет стоит, а он…
— Лерка, — он помахал рукой, — извини, задержался.
Приостановился — хотел, похоже, распрощаться с настырными девицами, но те не отлипали. Та, которая с короткой стрижкой, оглядела Леру, сморщила носик и протянула:
— Са-аша, ты хочешь сказать, что встречаешься вот с э-этим?!
— Существом неопределенного пола, — громким шепотом подсказала вторая.
— Завтра в столовой химфака вечеринка, приходи, Са-аш. Найдешь себе девушку, — стриженная на мгновение прижалась к Саниному боку, откровенно намекая, что совсем не прочь оказаться этой самой девушкой.
— Может, поймешь, зачем вообще парни с девушками встречаются, — хихикнула вторая.
Лера от такой наглости дар речи потеряла, только сглотнула и еще сильнее сжала кулаки. А Саня жестко прищурился, вдруг став почти незнакомым, развернулся резко, сбрасывая чужие руки, и сказал, роняя каждое слово медленно и веско:
— Я не пойду ни на какие вечеринки. Меня не интересуют никакие девушки. Я не собираюсь ни с кем встречаться. Разговор окончен, отвалите, девочки.
Шагнул к Лере, подхватил ее под руку:
— Пойдем.
— Ты правда не хочешь ни с кем встречаться? — тихо спросила Лера, когда они отошли достаточно далеко, злость поутихла, а Саня стал почти похож на обычного себя.
— С чего бы я им врал, — буркнул Саня.
— А почему?
Саня пожал плечами:
— Наверное, потому что мне никто не нужен. Что за глупые вопросы.
Вот так, сказала себе Лера. Глупые вопросы. А ты — «свой парень». И скажи спасибо, что интересуешь хотя бы в таком качестве.
Лере очень хотелось плакать. Реветь, уткнувшись в подушку, а до того — отбить об эту подушку кулаки, выместить хотя бы на ней всю злость. Может быть, подумала Лера, вечером я так и сделаю. Но «свои парни» не устраивают истерик со слезами, правильно? И она молча шла рядом с Саней и кивала на какие-то его слова, которых, если честно, даже не слышала толком.
Назавтра она не стала ждать Саню. Вчерашняя обида не прошла, даже, наоборот, ярче стала, и избиение подушки не помогло. Надо успокоиться, решила Лера, побыть в стороне, вдалеке. Остыть. «Ты ведь не хочешь совсем его потерять? — снова и снова спрашивала себя Лера. — Не хочешь, правда?» Но почему-то казалось, что уже — потеряла. Стоило только вспомнить это холодное «мне никто не нужен»…
Саня догнал ее на полдороги к дому. Схватил за руку, остановился, согнувшись, тяжело дыша — ясно, бежал. Спросил:
— Что-то случилось? Почему ты не подождала?
— Ничего не случилось, — мертво ответила Лера. И все-таки не выдержала, расплакалась.
— Лерка, — в голосе Сани явственно слышался испуг, — да что с тобой?
— Ничего, — всхлипывала Лера, — просто надоело, не могу больше, отстань, какая тебе разница, все равно тебе никто не нужен, сам сказал…
Кажется, он понял. Охнул, взял Леру в охапку, оттащил к ближайшей лавочке, сел, усадил ее рядом, обнял и долго укачивал, как маленькую. Когда слезы кончились, протянул платок. Сказал:
— Эх ты, Лерка-Валерка, а еще свой парень. Я этих дур отшивал, а ты на свой счет приняла. Конечно, мне никто не нужен, и конечно, никакими девушками я не интересуюсь и интересоваться не собираюсь. У меня есть ты, зачем мне кто-то еще?
— Свой парень? — горько переспросила Лера. — Сань, ты помнишь, что я вообще-то девушка?
— Еще как помню, — внезапно севшим голосом прошептал Саня. — Я еще когда вернулся, подумал — ты такая стала… — запнулся, махнул рукой и объяснил все тем единственным способом, при котором не нужно путаться в словах. Просто взял лицо Леры в ладони, вытер слезы кончиками пальцев, и поцеловал. Сказал:
— Извини. Я просто боялся, что тебе это не надо.
— Глупый, — прошептала Лера. И тихо засмеялась, уткнувшись в его плечо.
Часть 13. СИРЕНЬ
За окном гроза — первая весенняя гроза, с проливным дождем, с извилистыми молниями, с головокружительным запахом озона и свежести. Лена вглядывается в стену ливня, приплюснув нос к стеклу, провожает взглядом каждого прохожего, но появление Максима все равно пропускает. Максим вваливается домой с охапкой сирени, такой огромной, что из-за тяжелых фиолетовых кистей не видно лица.
— Сиреневый туман над миром проплыва-ает… Встречай, Ленка!
У Максима ни слуха, ни голоса, и ни одной песни не помнит целиком. Но петь ему это не мешает. Лена ставит сирень в вазу, нюхает — запах свежий, терпкий, на душистых лепестках — крупные, сверкающие капли. Максим и сам вымок насквозь, и Лена улыбается, спрятав лицо в букет: надо же, специально для нее под дождем за цветами бегал! Говорит больше для очистки совести, чем от души:
— И не обязательно было…
— Конечно, не обязательно, — смеется Максим. — Когда обязаловка, это уже не любовь. А я тебя люблю, — и напевает, продолжая песню «отсебятиной»: — А Ленку я люблю, и Ленка это зна-ает…
Хнычет маленький: пора кормить. Лена берет его на руки, все еще улыбаясь. Сейчас она чувствует себя самой счастливой женщиной на свете.
Сейчас ей смешно вспомнить, как она терзалась год назад. «Любит, не любит, а вдруг разлюбит, а вдруг я не люблю, а все себе придумала…» Максим ей нравился, они везде ходили вместе, сокурсники считали их «парочкой». «Парочка, — думала Лена, — это еще не пара. Это несерьезно». Но переходить на более серьезный уровень отношений сама же и не спешила. Мешал затаенный страх: а вдруг окажется не всерьез? Ошибиться в чувствах так легко…
Максим таскал ей охапки сирени — белой, розовой, блекло-сиреневой и ярко-фиолетовой, обычной и махровой: страшно было подумать, где он умудрялся обрывать все это великолепие. Звал замуж. «Подожди», — просила она.
Он ждал. Ходил с ней, носил ее сумку, помогал с лабораторными и конспектами, иногда вытаскивал в кино или в парк. Лена так привыкла, что Максим всегда рядом, будто они и правда стали уже одним целым. Но «замуж» — это все равно было страшно.
А потом вдруг появился Никита. То есть не то чтобы совсем «вдруг» — всегда он был, просто на Лену внимания не обращал. Вокруг Никиты девушек всегда хватало, сегодня с одной, завтра уже с другой, а третья кружит вокруг голодной акулой, выжидает. Как же, золотой мальчик, гордость факультета. Отличник, красавец, активист, да еще и отец где-то там в совете директоров. Жених номер один!
И надо же было так совпасть: Никита подошел к Лене как раз в тот день, когда она поссорилась с Максимом! Глупо поссорилась, из-за ерунды — на неудачную шутку обиделась. Скорей всего, назавтра уже и помирились бы. Но…
Но Никита, как оказалось, очаровывал со сверхзвуковой скоростью.
— Что, — спросил, усмехнувшись, — дала Максу от ворот поворот? Ну и правильно, он не для такой девушки, как ты.
Подхватил под локоть, нашептал комплиментов, пошутил… Лена и опомниться не успела, как уже сидела с Никитой в кафе, ковыряла ложечкой мороженое и слушала, слушала, слушала…
Назавтра она уже понять не могла, что находила в Максиме. Он же такой… такой обыкновенный! Подумаешь, песни поет. Фальшивым голосом. Сирень охапками таскает — неизвестно где оборванную. Замуж зовет, с его-то комнатой в общаге и стипендией в дырявом кармане! Вот Никита…
Никита, правда, замуж пока не звал. Зато обещания нашептывал — одно другого заманчивей. Про стажировку за границей, престижную работу в солидной организации, московскую квартиру, карьеру…
Все это было похоже на сон. Красивый, но слегка безумный сон, от которого никак не получается проснуться. А ведь Лена прекрасно помнила, как обозвала Никиту одна из отставленных подружек: «мастер громких обещаний» и «коллекционер покоренных сердец». Сама же тогда смеялась: неужели, мол, находятся дурехи, которые верят этому Казанове!
Спрашивала себя: я ему верю? И не могла ответить «да». Если уж начистоту, Никита просто заполнял ту пустоту, которая образовалась после ссоры с Максимом. Вот только заполнить — не мог.
А Максим смотрел со стороны, усмехался презрительно — и не подходил. «Я не нужна ему», — горько думала Лена. Значит, у нас с ним и в самом деле было не всерьез, не зря боялась. А Никита — что Никита, сегодня он рядом, а завтра новую найдет, это все знают. Никита — это просто чтоб так обидно не было. Вот только все равно почему-то обидно. Даже если думать о Максиме всякие гадости, все равно. Лена ведь и сама этим гадостям не верит.
Наверное, думала Лена, любовь — это не тогда, когда вместе хорошо. Вместе, вон, и с Никитой неплохо, он интересный, веселый… Но не будет его рядом — и не надо, подумаешь. А любовь — это когда врозь уже невозможно.
Вот только что делать, когда понимаешь это слишком поздно?
Лена плакала ночами, а днем вымученно улыбалась шуточкам Никиты. До тех пор, пока в одно прекрасное утро ее терпение не лопнуло. Да что ж, у нее совсем гордости нет?! Чего ради она терпит рядом с собой
